«Женщина была интересной. Правда не в его вкусе, но интересная. Он последовал за ней домой. Она оставила жалюзи открытыми. Она плакала, пока рисовала. Это было прекрасно. Он тоже плакал, когда создавал свое искусство. Горевал. Все художники эмоционально вовлечены в свою работу»
Найти его дом оказалось несложно. Словно к нему вело шоссе, а не узкая, едва заметная тропинка, что ответвлялась от дороги к моему дому и уходила вглубь густого леса.
Ветви деревьев с визгом скребли по машине, что по идее должно было заставить меня вздрагивать, но я отгородилась от собственной ярости, разочарования и замешательства. К тому же, моя машина уже была изрядно поцарапана после собственного бегства.
Мне не нравилось чувствовать себя растерянной. Я гордилась тем, что почти всегда оказывалась самой умной в любой ситуации. Если не интеллектуально, то хотя бы эмоционально. И еще я была искусным манипулятором. Обезопасила себя от того, чтобы никто не мог мной манипулировать, использовать без моего ведома. Я позволяла многим мужчинам использовать меня, и они даже не догадывались, что, оказывается, используют их.
Тут же вспомнила о Диконе. Впрочем, он не использовал меня. Ни он, ни Сент… Вот что разозлило меня настолько, что я едва не разбила машину, следуя указаниям Марго, которых мне с таким трудом удалось от нее добиться. Она пообещала вызвать полицию, если в течение часа не услышит от меня вестей.
— Он не причинит мне вреда, — насмешливо сказала я с большей уверенностью, чем испытывала на самом деле.
Марго улыбнулась.
— О, милая, я совершенно не переживаю по этому поводу. Я вызову полицию, чтобы они убедились в том, что ты не навредишь ему.
Мне определенно хотелось навредить Сенту. Впиться ногтями в его лицо и провести ими по плоти и костям, чтобы он не мог смотреть в зеркало, не думая обо мне. Потому что, похоже, именно это происходило со мной в последнее время.
Сент приводил меня в замешательство, и я ненавидела это. Однако ехала я к нему не за тем, чтобы подпортить ему личико. Нужно было вернуть себе контроль — во многих смыслах этого слова — потому что он что-то пробудил во мне. Сент пробудил во мне историю. Полезно, конечно, но не в том случае, если мысли будут заняты вопросом, почему он поливал мой сад, когда соберусь что-то написать.
Так что нужно было навести порядок. И вместо того, чтобы ждать, когда мужчина сам заявится на мою территорию, воспользовавшись элементом неожиданности и получив тем самым преимущество, я решила нанести ему визит первой. Пожалуй, перед поездкой стоило обновить прививку от столбняка, но было слишком поздно. Для меня и моей машины.
Путь до его дома занял больше времени чем рассчитывала. Его дом находился в еще большей глуши нежели мой. К нему вела дорога, которую мало кто сможет заметить. Лес вокруг был настолько дикий, что не хранил даже малейшего намека на присутствие человека.
Сент поселился здесь, словно отправил себя в изгнание.
Так же, как и я.
Я знала часть его истории. Крохотные кусочки огромного полотна. Татуировки, то, что когда-то он был членом одной из самых известных банд в Северной Америке. Одно это уже говорило о многом. Потому что ты не мог уйти из «Нуждающихся кочевников». Только если либо умирал, либо… умирал.
Лишь смерть была пропуском на выход.
Либо от старости, либо в схватке с конкурирующей бандой, либо от рук своих же «братьев». Несмотря на то, что забросила ту книгу, я достаточно много узнала о подобных клубах. Они завораживали меня. Насилие. Абсолютная преданность братьев друг к другу. Наказание за предательство. Пережиток средневековья, но очень честно.
Единственное что я считала крайне неприемлемым — насилие над женщинами, настолько обыденное и нормальное у них, как молоко в гребаных хлопьях.
Как раз в тот момент, когда задумалась, насколько глубоко Сент погряз в той жизни, прежде чем скрыться в вашингтонском лесу, лес поредел. Немного. Настолько, что стал виден большой дом. Больше, чем мой. Намного. Не разваливающийся однокомнатный домик, где, как считала, он жил. К тому же по территории не бегали бешеные собаки, готовые изуродовать мое лицо и предоставить возможность на собственном опыте узнать, что такое бешенство.
Нет.
Дом был деревянный, неброский, ухоженный. Двухэтажный.
Хотя с виду казалось, что лес был едва затронут, от места, где стоял грузовик Сента, к дому вела небольшая дорожка.
И возле дома находились чертовы клумбы. Цветущие клумбы, такие же пышущие здоровьем, как и мои. При виде них я настолько разозлилась, что даже не заметила красоту этого места.
Припарковав машину, я выпрыгнула из нее и сердито топая направилась к входной двери. Мне не пришло в голову оставить машину в отдалении и неожиданно вынырнуть из леса, чтобы застать его врасплох, как поступал он. И это хорошо, потому что дверь открылась прежде, чем я успела пройти половину пути.
Сент не выглядел удивленным. Мужчина равнодушно смотрел на мое приближение без всякого раздражения на то, что я вторгалась в его пространство, которое он старался отгородить от всего мира.
— Ты поливал мой сад? — задала я вопрос едким тоном вместо приветствия.
— Да.
Я подавила желание закричать.
— Зачем?
— Он умирал.
Я ждала объяснений, но не получила ни одного.
— И это все? Он умирал? Так не бывает, Сент. Я знаю, что ты не часто выходишь в мир, чтобы пообщаться с людьми, и поверь мне, понимаю тебя, но я также знаю, что ты не глуп. Что ты имеешь представление о такой вещи, как личное пространство и о черте, которую не следует пересекать.
Сент скрестил руки на груди и судя по его лицу, он забавлялся моей вспышкой. Этого оказалось достаточно, чтобы из моих ушей пошел пресловутый пар.
— Ты про ту черту, где я не должен следить за тем, чтобы ты не убила свой сад? — уточнил он.
Его мягкий, незаинтересованный и в то же время забавляющийся тон привел меня в ярость настолько, что мне захотелось сделать что-нибудь бессовестно драматичное и детское, например, топнуть ногой и закричать. Но я сдержалась. Едва-едва. И то только потому, что знала, что Сент получит от этого представления удовольствие. Выпьет мои эмоции как вампир. Как сделала бы я сама, поменяйся мы местами. Он так привык быть охотником, но я — не добыча.
— А что, если мне нравятся мертвые вещи?
Он слегка наклонил голову, и я насладилась этим жестом. Этой искрой интереса, что вытекала из него, как кровь из раны.
— Что если я хочу, чтобы меня окружали мертвые вещи и что наслаждаюсь осознанием того, что их убивает мое пренебрежение? — продолжила я. — Мне не нужно, чтобы ты спасал мои цветы. И уж точно мне не нужно, чтобы ты спасал меня.
Его хватка на моем горле была неожиданной, твердой, целенаправленной. Я не стала сопротивляться. Не смогла бы. Сент не прилагал особых усилий, я чувствовала, что он почти хотел, чтобы я боролась с ним. Чтобы была сильнее.
Но я не стала.
Потому что не могла.
В этот момент мы были так же слабы, как и всегда друг с другом.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты слишком много болтаешь? — прошелестел он в дюйме от моих губ.
— Нет. Никто, — честно ответила я.
Сент усмехнулся. Он, черт бы его побрал, усмехнулся. Я не успела запомнить этот образ. Потому что он поцеловал меня. А потом я поцеловала его. Языки. Зубы. Кровь. Грубость. Никакой нежности. Поцелуй менял жизнь. Он был отчаянным. Страшным. Необходимостью.
И если бы он прекратился, я была уверена, что это убило бы меня.
~ ~ ~
Я не знала, как мы оказались внутри дома. Часть пути Сент нес меня на руках, но я сопротивлялась. Так мы оказались на полу. На холодном, твердом, неудобном.
Это было прекрасно, поскольку то, что происходило, было полной противоположностью. Никакой романтики, ни капли. Только то, что накопилось между нами. Безумие. Отчаяние. Грех.
Сент не поклонялся моему телу, как и я не поклонялась его, хотя отстраненно отметила, что оно впечатляет. Я уловила пару мгновений благодарности от Сента, но в основном мы мчались к разрядке, борясь за контроль. Я была сверху. Потом он. Потом мы катались по полу и вещи разбивались вокруг нас. Кажется, в какой-то момент разбилось что-то стеклянное, но нам не было до этого дела.
Каким-то образом Сент оказался сверху, прижав мои руки к себе. На мне не было трусиков, только футболка. Его джинсы были расстегнуты, футболка частично разорвана и испачкана кровью.
От него пахло потом, так же, как и от меня.
— Ты принимаешь таблетки? — буркнул он.
Я задумалась и вынырнула из эротического тумана.
— Таблетки? — повторила я мечтательно.
На его шее выступили вены.
— Я хочу взять тебя без резинки, детка.
Я моргнула, прогоняя остатки дымки. Мной овладела назойливая ясность ума, заставив от него отодвинуться. Не то чтобы это небольшое движение могло хоть как-то оттолкнуть от меня гигантского мужчину. Это одновременно пугало и возбуждало меня. Во мне взыграли инстинкты. Они вопили о том, что женщине следует остерегаться мужчин в целом, а крупных мужчин в особенности. Потому что в прошлом мужчины годами использовали свою силу и власть, чтобы забирать у нас драгоценные вещи. Права. Уважение. То, что не было осязаемо и не могло быть выражено словами даже самыми одаренными писателями. И до сих забирали, даже сейчас. Если мы смотрели не на того мужчину, нас в лучшем случае домогались, в худшем — насиловали. Если надевали не то, что нужно, мы становились шлюхами, если были напористыми — стервами. Мужчина никогда не узнает о том реальном страхе, который испытывали женщины, когда расставались с кем-то, они вполне могли убить нас оружием уязвленной гордости и хрупкой мужественности.
Так что да, у меня было много причин бояться этого мужчину.
Все вышеперечисленное и пустота в его взгляде.
И все же часть меня — часть, которую я, будучи феминисткой, прятала и ужасно стыдилась — хотела, чтобы меня защищал сильный, способный, опасный мужчина. Чтобы он вел меня, спрашивал разрешения самым плотским образом, а потом показывал то, чего я не знала, но в чем всегда нуждалась.
Сент был этим мужчиной.
— Детка?
Я дернулась.
Он пошевелился.
Когда-то, во время моего внутреннего монолога, дебатов, которые я слишком часто вела сама с собой в последние дни, он принял мой очень маленький жест за то, чем он и был — потребностью сбежать.
Сент был из тех мужчин, что не брали пленных, но он отпустил меня, хотя мог бы взять под контроль. Я поблагодарила его за этот жест, но злиться не перестала.
— Ты хочешь знать, принимаю ли я таблетки, чтобы взять меня без презерватива? — уточнила я.
Сент оценил мой тон, напряжение в теле и отодвинулся еще дальше. Не полностью. Нет, он все еще старался касаться меня, нависал надо мной, давая понять, что мой раздражительный тон его не отпугнул.
Это еще больше заводило меня.
Та часть меня, которой так стыдилась, призывала оставить болтовню и позволить ему сделать то, что обещали его глаза. Но она не контролировала меня… пока.
— Не хочу, чтобы между нами что-то было, — продолжал Сент.
Я поджала губы.
— А, так ты не хочешь надевать презерватив, озвучивая обычные мужские отговорки, и хочешь, чтобы я взяла на себя ответственность за такие вещи, как незапланированная беременность и венерические заболевания, которые ты можешь мне подарить.
Сент вздрогнул от моих слов. Резко. В ужасающем и совсем не сексуальном смысле.
— Я, бл*дь, чист, — прорычал он.
И снова маленькая не феминистическая часть меня очень захотела отступить перед его первобытным тоном. Но я знала, что для меня лучше, потому что была сильной женщиной и жительницей Нью-Йорка.
— Я могла бы поверить тебе на слово, но не стану. Так что доставай презерватив.
Сент оглядел мое лицо, вероятно, оценивая, насколько я серьезна и сможет ли он переубедить меня. Он хорошо меня понял. Его вес перестал давить на меня, и я смогла свободно дышать без его запаха. Мне это не понравилось.
Прежде чем Сент встал, его рука обвилась вокруг моей шеи. Крепко. Предупреждая.
— Не двигайся, черт возьми, — потребовал он, задержался еще на мгновение и крепче сжал руку, прежде чем уйти.
Я не двигалась. Потому что не хотела. Потому что мне не нужно было противиться его приказу. Я и так победила. Сент мог бы воспользоваться своим преимуществом в силе, заставить меня забыть о его принуждении, по крайней мере, на время оргазма. Оно вернется, то знакомое чувство насилия и грязи, текущей по моей крови. И тогда я возненавидела бы его. Возненавидела себя.
Но Сента это не волновало, как и большинство мужчин. Он, черт возьми, давно показал, как мало я ему дорога и насколько дороже ему сад. Сад Эмили.
Эти мысли проносились в моей голове, пока я смотрела на его потолок, лежа на его полу, голая по пояс, со вздымающейся грудью, покрытая потом и пропахшая его запахом.
Откуда-то издалека донеслось шуршание фольги. Сент уселся на меня сверху и с яростью посмотрел. Мужчина злился на меня, злился за то, что я хотела, чтобы между нами что-то было. Расстояние. Он злился, что я приказала ему что-то сделать и ему пришлось подчиниться.
В первый раз он трахал меня будучи в ярости.
Другие два раза в ярости трахала его я.
~ ~ ~
Мне снился кошмар. Реалистичный. Жестокий.
Рядом со мной в кровати лежала Эмили и что-то шептала, пока ее органы вываливались на простыни. Ее кровь была теплой и липкой. От нее пахло дорогими духами и смертью. В ее испачканных волосах запутались листья.
Она не открыла мне никаких секретов. Мертвые женщины редко делали это.
Когда я проснулась, то не смогла вспомнить, о чем она говорила. На простынях не было крови и чужих органов, что не могло не радовать. Кровать была пуста и пахла Сентом. Постельное белье дорогое, из египетского хлопка. Темно-серое. Роскошь без излишеств. Раньше я не обратила внимания на его постельное белье, по понятным причинам.
Я даже не заметила, как отключилась где-то после третьего раунда. Всегда была уверена, что подобное — выдумка женщин, которые надеялись, что существует мужчина, способный довести до множественных оргазмов такой силы, что в какой-то момент просто теряешь связь с реальностью. Но вот она я, тому доказательство. И я никогда никому не расскажу и уж тем более не напишу об этом в своих книгах. В них не было места надеждам и романтике.
Комната Сента была опрятной до маниакальности. Отделка в серых тонах и темном дереве. Дорогой комод. Искусство, не личное, но уникальное.
Встав с кровати и не потрудившись прикрыться, детально осмотрела одну картину с видом на лес. Ничего особенного, но было в ней что-то чарующее. Зловещее. Словно внутри полотна прятался «Роза Марена»18 и приглашал меня войти в ее мир.
Знакомые каракули в углу заинтересовали меня больше. Конечно, это была картина Марго. И хотя картина была написана совершенно не в ее стиле, то, что ей удалось уловить сущность Сента и вписать ее в картину с деревьями; да, это была картина Марго.
Меня восхитило, что она явно рисовала ее для него. Я не сомневалась в этом ни секунды, хотя Марго никогда не упоминала, что достаточно хорошо знакома с Сентом, чтобы знать, что рисовать для него. Чтобы нарисовать его. Я была уверена, что Марго — открытая книга, что она легко делилась своими секретами. Оказывается, делилась не всеми. И, похоже, не чужими.
Картина Марго являлась самой необычной в комнате. Остальные были темными, мужественными гравюрами. Два плюшевых кресла смотрели в сторону французских дверей, выходящих на балкон. Как только открыла их, тут же отпрянула от холода, но все равно не стала прикрываться. Вместо этого я вышла на балкон, босые ноги тут же заледенели от холодного дерева. У Сента из окон открывался тот же вид, что и у меня, но отсюда озеро выглядело иначе. Здесь на озеро можно было просто смотреть, свернувшись калачиком на одном из этих стульев с виски и ноутбуком и писать. Здесь в воздухе витала угроза. Что-то, что даже я не могла привнести в свой дом. В дом Эмили.
Я держала в руке блокнот и карандаш, даже не зная, откуда они появились. Едва понимала, что пишу, но руку свело судорогой, когда я заполнила весь блокнот. От холода тело онемело, так как я забыла закрыть двери, когда, свернувшись калачиком на кресле, писала от руки. Давно во мне не просыпалось подобное неконтролируемое желание писать, когда я исчезала из реальности, полностью погрузившись в обрывки мыслей, что позже превращались в рассказ. Вначале я воспринимала эту бешеную, безумную приливную волну слов, которую выплескивала на ближайшую поверхность, как должное. Меня не волновали потерянные часы, сон, еда и общение с людьми, все это казалось неважным. Странно что это безумие вернулось ко мне после кошмара о мертвой хозяйке моего дома, когда я проснулась в постели Сента, окутанная его запахом и с синяками на бедрах от его прикосновений. Но не было смысла думать об этом слишком усердно. Не сейчас.
Я не смотрела на блокнот, слыша шепот голосов. Нет, они подождут. Нужно отдалиться от них. Отыскав свои джинсы, брошенные на полу, засунула листки бумаги в один из карманов, оставив часть на полу. Мне нравилось, как они там смотрятся. Что-то мое, что портило порядок в комнате Сента.
Вместо того, чтобы переодеться в свою одежду, я порылась в его комоде, пока не нашла легкий свитер и носки. Я не стала рыться в его вещах тщательнее, хотя очень хотелось. Мне нравилась мысль о том, что я могла это сделать, узнать, не таятся ли какие-нибудь секреты в его ящике с нижним бельем. Впрочем, последнее вряд ли. Сент не был настолько глуп, чтобы оставлять подобные вещи без присмотра, даже в своем крайне уединенном доме.
Я узнала, что вся его одежда была аккуратно сложена и упорядочена. Очень постаралась создать хаос в его комоде, перемешать футболки с нижним бельем, и прикрыть сложенной одеждой, как делала в собственном доме. Конечно, мне нравилась опрятность и чистота, но также нравился беспорядок под ними.
За то время, что не спала, Сент так и не пришел в спальню. А я уже давно проснулась. Он не стал смотреть, как я сплю, не стал обнимать меня. Ничего романтического.
Слабый звон, доносившийся, как догадалась, из кухни, а также соблазнительный запах вынудили меня покинуть спальню. Мне было любопытно, да и желудок урчал от голода.
Честно говоря, секс являлся хорошей тренировкой, не говоря уже о том, что сегодня я занялась разминкой. Лодыжка не позволяла мне делать кардио с отягощениями, но попотеть все же смогла.
Я не стала искать свои трусики. Какой смысл? Мне нравилась идея бродить по его дому без них. Так порочно. Впервые мне понравилось ощущение обнаженности, раскованности. Опять же, я не знала, что подобное чувство способно принести удовлетворение.
Ванная комната рядом со спальней оказалась большой. Намного больше моей и тоже неплохой. Чертовски неплохой. Черная плитка, черные светильники. Огромная душевая кабина, при виде которой я едва не подавилась слюнями от зависти. Окно от пола до потолка без жалюзи, с видом на бесконечный лес.
Сам дом был старым. Не в стилистическом смысле, а в том, что он стоял здесь долгое время, достаточно долгое, чтобы лес начал поглощать его. Но некоторые изменения были новыми, лучшими из лучших. Со вкусом, который отсутствовал у простого дизайнера оригинального дома.
Пользуясь удобствами, я задумалась, как давно здесь жил Сент. Никто не упоминал об этом, сам он не говорил, а я не спрашивала. Скорее всего он приехал сюда после ухода из Клуба. Сент точно не вырос в этих краях, потому что в этом случае его было бы слишком легко отследить. Я не знала, чем он занимался в свободное время и как мог позволить себе подобные предметы роскоши. Он был чужаком для местных жителей, но они достаточно хорошо знали его. Настолько хорошо, насколько вообще возможно знать такого человека. Они знали, что нужно держаться от него подальше, не приносить кексы или пироги и не устраивать в его честь приветственную вечеринку.
Когда оказалась в коридоре, увидела в его оформлении намного больше темных оттенков. День переходил в ночь; внутрь попадало очень мало света с улицы, отчего в коридоре было полно теней. Конечно, я могла бы включить свет, но мне нравились тени.
По мере приближения к передней части дома запах усиливался. Все двери, выходящие в коридор, были закрыты и в голову прокралась мысль, а не потому ли, что я находилась здесь? Открыв одну из них наугад, я не увидела ни мертвого тела, ни связанной девушки с кляпом во рту, умоляющей о помощи. Комната оказалась небольшой библиотекой. Сначала я почувствовала запах книг, старости и почти сырости. Вдоль всех стен стояли книжные стеллажи, все заполненные. В центре расположился большой Г-образный кожаный диван, с которого открывался беспрепятственный вид на озеро. Мне захотелось пробежаться пальцами по корешкам его книг, понять Сента. Погрузиться внутрь. Но я бы потерялась.
К тому же, я всего лишь исследовала.
Я закрыла дверь и спустилась по лестнице.
Двери в комнаты никто не закрыл, так что я смогла заглянуть в гостиную и кухню. Обе были огромными.
Секс смешивался с запахом трав и масла. Мне очень нравилось. Поскольку раньше меня отвлекали другие вещи, я не приняла это во внимание. А если смотреть сверху, то планировка впечатляла. Каждая деталь стояла на своем месте. Диван напротив камина, телевизор над ним. Большой ковер под журнальным столиком. Ковры лежали повсюду, делая комнату теплой, но при этом не прятали полностью деревянные полы. Они блестели. Как и плитка в его ванной. Теоретически, с этих полов можно было бы есть. Хотя я бы предпочла сделать себе татуировку тупым ножом и старыми чернилами, чем делать это. Мой желудок был способен выдержать абсолютно любые жуткие вещи, какие только можно придумать. Мне уже достался на завтрак просмотр фотографий Эмили с места преступления.
Но туалеты, чистые они или нет… при одной только мысли о том, чтобы склониться над ними, когда тебя тошнит, сводило желудок. И хотя очень редко смотрела телевизор, каждый раз, когда видела какого-нибудь идиота, скорчившегося возле унитаза, я просто выбрасывала телевизор в ближайшее окно.
Меня утешило то, насколько чистым был туалет Сента. В помещении пахло чистящими средствами, настолько, что запах щипал нос и радовал мою душу. Везде было одинаково. Даже в туалете ни пылинки.
Я сомневалась, что Сент пользовался услугами клининговой компании, поскольку весь смысл жизни в подобной глуши заключался в полной изоляции, а значит у него было серьезное ОКР19. И все же мое предположение не вязалось со всем остальным, или же нет… Этот мужчина был одержим контролем, но не настолько, чтобы его нельзя было победить в хорошей борьбе. Мои мышцы, протестующие при спуске по лестнице, доказывали это.
Кухня столь же впечатляла, как и гостиная. Большая, с плитой интересного дизайна, кухонным островом и Сентом, что готовил в низко спущенных пижамных штанах и обтягивающей белой футболке. Да, впечатляюще. Как и вид из стеклянных окон на огромный внутренний дворик с кострищем, грилем, цветочными клумбами, оранжерей. Вдали виднелось озеро, сверкающее в лучах заходящего солнца.
Да, его вид был лучше, чем мой.
Когда прошла на кухню, Сент обернулся и посмотрел на меня, но промолчал и снова сосредоточился на сковороде. Похоже, он готовил уже давно. Чистая посуда аккуратно сушилась. Две тарелки были готовы к приему пищи.
Кухню наполняли различные запахи.
Я подняла бокал вина, стоявший на сверкающем черным мрамором кухонном острове. Он налил его для меня. Были ли у него сумасшедшая интуиция или камеры, установленные по всему дому, я не знала, но Сент налил для меня вино. Простой жест, ничего не значивший сверх того, что значил.
Но он что-то значил.
Это было дорогое вино, я поняла с первого глотка. Хотя не считала себя большим знатоком вин, я могла отличить дорогой напиток от дешевого. Еще один сюрприз: как и его дом, обставленный со вкусом, без валявшихся запчастей от машин, плаката «Харли Дэвидсон» и грязи. Кто бы мог подумать.
Вот и сейчас Сент готовил мне ужин и наливал вино без моей просьбы. Довел меня до трех оргазмов. Хотя я почти требовала оргазма.
Я ждала, что он заговорит. Сейчас было самое время для разговоров, правда? У нас был горячий секс, и мы определенно не планировали его.
Но Сент молчал.
Он снова посмотрел на меня, пока я потягивала вино, прислонившись бедром к кухонному острову. Его взгляд заставил меня порадоваться, что я не надела трусики. Но потом он вернулся к готовке, а я продолжила наблюдать за ним, потягивая вино. Как человек, зарабатывающий на словах, мне не нравилось разговаривать без надобности. Очень немногие комфортно себя чувствовали в тишине. Я уже знала, что Сент был одним из таких людей, но сейчас, когда, вероятно, нужно было сказать много слов, он молчал.
Мне это очень нравилось.
Сент мне очень нравился.
Как нравился и его дом.
Кухня сияла чистотой. Большинство прилавков стояли пустые, за исключением парочки деревянных разделочных досок, миксера «Kitchen Aid» — сделала мысленную пометку спросить его, действительно ли он печет, — и кофеварки, что вызвала во мне желание ударить Сента по голове кастрюлей, в которой он готовил, и украсть ее.
Моя кофеварка была сделана под заказ. Потому что я была особенной, привередливой и хотела лучшую из лучших. Оказывается, лучшая из лучших сверкала на прилавке Сента, в то время как моя еще месяц будет доставляться ко мне, потому что компания сделала только небольшое количество.
У него были деньги. Это ощущалось не только в стоимости кофеварки, но и в остальной технике, мебели, предметах искусства, вине. Даже в стейках.
Мне нравились мужчины со вкусом. С деньгами. Отчасти поэтому я встречалась с теми «Тоддами», с которыми встречалась. Конечно, многим из них не нравились мой успех, талант и мое имя, но у большинства из них имелись трастовые фонды, затмевавшие даже мое богатство. Они знали, как заказать вино в ресторане, жили в роскошных домах. Их богатство меня не особо впечатляло, но это не имело значения.
С Сентом, даже будучи уверенной, что он живет в хижине в лесу, я планировала переспать, хоть и не признавалась в этом себе до сих пор. Помимо искры между нами, он будил меня. Пробуждал мое ремесло. При этом Сент даже не был в моем вкусе, а если и был, то уверена, такой типаж мужчин нравился многим.
Взглянув на его мускулистую спину, под футболкой испещренную царапинами от моих ногтей, испытала сильное желание обозначить свою территорию. Я никогда не ревновала, главным образом потому, что никогда не встречала мужчин достойных моей ревности. Я знала, что некоторые из них изменяли мне. И никто из них не знал, что я изменяла им всем. Впрочем, им было все равно, лишь бы мои измены не наносили удара по их эго и имиджу. Тем мужчинам было наплевать на меня.
Сент повернулся с двумя тарелками в руках, набитыми едой. Вдруг я поняла, что не предложила ему помочь с готовкой. Наверное, поступила невежливо, но ведь это же я. Он выглядел таким уверенным на кухне и не выглядел рассерженным, что я стояла и смотрела, как он делал всю работу.
— Теперь я понимаю, почему ты моришь себя голодом, — сказал Сент, впервые обратив на меня внимание с тех пор, как я спустилась вниз. — Я не собираюсь лгать и говорить, что ты плохо выглядишь. Что мне не нравится смотреть на тебя. Потому что нравится. Я знаю это, и ты это знаешь.
Он поставил тарелки на кухонный остров. Порции были одинаковыми. Мужчина прижался бедром к стойке, повернувшись ко мне лицом, но не касаясь меня.
— Но ты будешь выглядеть еще лучше если немного поправишься. Когда красиво округлишься. Потому что в жизни много с виду хороших вещей, но ведущих к плохому.
Он сделал паузу. Сенту не нужно было говорить, что мы именно такие. Плохие.
— Много. Но еда — это что-то простое. Хорошая еда, приготовленная правильно, вовремя и целенаправленно, из хороших ингредиентов. Ее можно смаковать и наслаждаться без гребаного чувства вины. Ты живешь жизнью, полной дерьма, Магнолия. Мы оба об этом знаем. Это часть тебя. Отвратительные вещи. Трудные вещи. Боль. Это свернулось внутри тебя кольцом и будет преследовать повсюду. Потому что так ты зарабатываешь на жизнь и строишь ее. Страдания приносят тебе пользу и мне это не нравится. Признаю. Но я не стал бы что-то в тебе менять, потому что тогда мое отношение к тебе станет другим. Такова правда. Я не смогу контролировать тебя, ты ясно дала понять об этом, да и я не из тех мужчин, что стремятся контролировать женщин. И все же я прослежу, чтобы ты сидела, черт бы тебя побрал, за этим столом и ела то, что я подаю. Потому что это вкусно, это подпитывает твое тело и не причиняет вреда.
Я ждала. Ждала пока мозг обработает его слова. Ждала, когда во мне вспыхнет ярость. Не дождалась. Потому что в его словах был смысл.
Так что вместо того, чтобы сказать хоть что-то, я села за кухонный остров перед тарелкой с едой и съела содержимое.
Каждый чертов кусочек.