«Он меня не видел. Человек, что зарегистрировал меня в мотеле. Этот мотель был самым чистым среди остальных в радиусе пятидесяти миль. Вот почему я выбрал его. Чистота — это хорошо. Этот мужчина следил за тем, чтобы в его мотеле было чисто, но меня он не видел. Не видел кровь на моих ботинках и тьму в душе. Он меня не видел. Как и все остальные»
— Что вы здесь делаете? — потребовала я от привлекательного мужчины.
Гораздо более привлекательного, теперь, когда я чувствовала себя почти человеком. Если я вообще им была. Утро выдалось морозным, воздух резал легкие на маленькие кусочки. Личность Сента ощущалась острее, что было бы иначе, если бы я не потратила вчера столько времени на наше с ним знакомство. Сейчас, когда у меня не было галлюцинаций от последствий необдуманного похода в лес или затуманенного зрения от лекарств, я видела его во всем его благородстве.
Вот его слово.
Благородный.
И я не имею ввиду аристократов.
Прошлой ночью Кэрри почти привязала меня к кровати, предупредив, что через какое-то время мне не будет так жарко. Я догадалась, что это был побочный эффект близкого переохлаждения. Еще мне придется ходить на костылях до тех пор, пока не заживет лодыжка. Минимум две недели, настолько растяжение было сильным. Я отвергла все предложения о помощи от Кэрри, как только этим утром собрала все мысли в кучу. Я ждала, что она будет гораздо усерднее спорить со мной, когда я собралась домой, без машины, с костылями, которыми едва могла пользоваться, и с недостаточным количеством обезболивающих в организме. К счастью, меня дома ждала аптечка. Проблема заключалась лишь в том, чтобы туда добраться. Увидев ее бесчувственные, незаинтересованные и холодные глаза, я поняла, почему Кэрри так легко сдалась. Эти двое были в сговоре.
Вместо того, чтобы ответить мне, мужчина, — высокий, мускулистый, одетый в ту же кожаную куртку, с линией подбородка, которой можно было бы резать сталь, — слегка кивнул в сторону улицы. Я вытянула шею и увидела свою машину, припаркованную на обочине. Мой взгляд вернулся к нему. Сент. Грешник. Угонщик автомобилей.
— Ты угнал мою машину.
— Я не угонял ее, так как планирую оставить ее у твоего дома, когда высажу тебя.
Сент слегка приподнял бровь, показывая, что его раздражала необходимость разговаривать. Я бы поспорила, что он был раздражен даже тем, что просто был здесь.
Зачем он приехал? Ему явно не хотелось здесь находиться, и он не казался человеком, делающим то, чего не хочет. Мой взгляд метнулся в сторону маленького кабинета врача. У него была интрижка с необычным, дерзким доктором? Кэрри не выглядела так, будто была в его вкусе. Но, может, я ошибалась и ему нравились ее необычные черты лица, прокуренный голос и характер. И почему меня это вообще волновало?
— Дай мне ключи, — потребовала я.
Очевидно же, что они у него были. Меня бы не удивило, если бы Сент вломился в мой дом и забрал их со стола в столовой. Я сделала такой вывод не потому, что мужчина выглядел как преступник, хотя в его поведении явно чувствовалось что-то вроде «я знаю, как убить тебя, не оставив никаких улик». Сам акт кражи его, конечно же, не беспокоил. Но я решила, что кража — самый логичный выбор, не требующий особых усилий. Да, этот мужчина определенно не любил хлопоты.
А я определенно доставляла ему много хлопот, и Сент ясно дал это понять. Но, отдав мне ключи и пренебрежительно махнув на прощание, он избавился бы от них.
Он не отдал мне ключей.
Мужчина просто направился к машине. К моей машине. Сел на водительское сиденье и оставил меня стоять на обочине с двумя костылями, без слов и особых вариантов.
Какое-то мгновение я боролась сама с собой. Инстинкты вопили, чтобы я не садилась в машину и добралась домой другим способом. Любым другим способом. Даже если это означало проползти на гребаных четвереньках пять миль до своего дома.
А был ли этот дом мой?
По мере того, как нарастала злость на этого человека, на эту ситуацию, на пульсацию в лодыжке, на стыд в душе и разочарование в сердце, я обратила ее наружу, уставившись на этот город. На людей на улице.
Что я здесь делала? Неужели я приехала сюда, чтобы едва не умереть в лесу? Чтобы какой-то странный мужчина сел в мою машину и лишил меня всех возможностей?
Нет, я приехала сюда не за этим.
Но я все равно доковыляла до машины.
~ ~ ~
Поездка прошла в тишине. Я не нарушала ее. Тишину. Я также не смотрела на мужчину за рулем. Я относилась к нему как к водителю, которому заплатила, а не как к человеку, который, по сути, угнал мою машину.
Молчание было слишком комфортным.
Я предпочитала некомфортную тишину, когда люди корчились, панически боясь, что вокруг них не фильтруется всякая чушь. Мне нравилось, когда люди чувствовали себя неуютно рядом со мной. Вне своей стихии. Вне своей обыденности.
Этому мужчине — Сенту — должно было быть неловко со мной и от всей этой ситуации. Но он целеустремленно вел машину, превышая скорость, но не выпендриваясь. Его взгляд не отрывался от дороги, он так крепко вцепился в руль, что побелели костяшки пальцев.
Многозначительно.
Я не стала об этом говорить и вздохнула с невероятным облегчением, когда мы остановились перед коттеджем. На подъездной дорожке не было машины.
— Как ты сюда попал? — спросила я, впервые заговорив.
— Пешком, — хмыкнул он.
Я не думала, что люди хмыкают вместо того, чтобы говорить, но передо мной были очевидные доказательства.
— Как далеко отсюда твой дом?
Я точно не знала, сколько акров было у моей земли, но знала, что участок был приличный. Именно поэтому в первую очередь я его и купила; его изолированное расположение означало, что соседи не могли просто войти в мой дом. Как в Мордоре. Туда просто так не дойти.
— Достаточно далеко.
Я поджала губы. Сент не давал развернутых ответов. Один из моих любимых инструментов, который я использовала против любопытных людей. Он использовал его против меня, и я чувствовала себя скучной и нормальной.
Сент не спросил, нужна ли мне помощь, чтобы выйти из машины; он просто вышел и стал ждать снаружи, скрестив руки. Конечно, я бы отмахнулась от его предложения, но меня раздражало, что он его не сделал. То, что он смотрел, как я с трудом опираюсь на костыли и неловко передвигаюсь на них по гравию, было просто унизительно.
Мои ключи все еще висели на одном из его пальцев.
— Отдай их мне, — резко сказала я, убедившись, что смотрю ему в глаза.
Слишком часто я замечала, что люди недостаточно храбры. Моя трусость принесла бы ему удовлетворение, я знала это, потому что получала такое же удовлетворение от той же реакции людей на меня.
— Ты уверена?
Мужчина посмотрел на мои костыли, и именно тогда я осознала, как сложно одновременно протянуть руку за ключами и удержать костыли. Лодыжка слабо, непрерывно пульсировала болью. Ничего такого, с чем бы я не справилась. Конечно, мне придется нагрузить ее пока буду протягивать руку за ключами, чтобы изгнать этого человека из своей жизни. Чистая, без примесей агония ожидала меня, как только я перенесла четверть своего веса на травмированную ногу. Чудо, что я вообще смогла удержаться на ногах и не блевануть на ботинки Сента.
Он смотрел, как я борюсь с болью, а я наблюдала за ним своим опьяненным агонией взглядом. Именно это придавало мне сил — его полное безразличие к моим страданиям.
Я выпрямилась, с усилием, но выпрямилась.
— Можешь оставить их в машине, — сказала я, отказываясь приглашать его внутрь, как бы грубо это ни было.
Этот коттедж был моим. Он принадлежал только мне и прежней мертвой хозяйке. Он давал мне ощущение безопасности, которого я никогда не испытывала и которое до этого самого момента я не считала важным. Этот мужчина ни за что не должен войти в дом и «загрязнить» его.
Но Сент не оставил мне выбора. Он перевел взгляд с машины на меня, затем повернулся и направился прямо в дом.
Я оставила дверь незапертой. Потому что не собиралась отсутствовать больше пары часов и потому что считала, если уж сумасшедший серийный убийца решит вернуться, чтобы убить нового владельца дома, его или ее вряд ли остановит запертая дверь. Если бы предвидела все, что со мной случится, перед уходом наглухо бы ее заперла.
У меня не было другого выбора, кроме как последовать за мужчиной внутрь, потратив на это гораздо больше времени чем раньше.
Сент стоял посреди маленькой гостиной, когда я, вспотевшая от усилий и боли, прихрамывая вошла внутрь. Я вдруг осознала, что за последние двадцать четыре часа мое тело покрылось грязью. Кэрри предлагала мне воспользоваться душем в клинике, но мне было комфортнее оставаться грязной, чем воспользоваться общественным душем. Только сейчас, когда его непреклонный взгляд был сфокусирован на мне, я осознала, какой должно быть у меня был вид.
— Ты оставила всю ее мебель, — сказал Сент. Его взгляд скользнул по полкам. — И ее книги.
— По-твоему это странно?
Понятия не имею, почему задала этот вопрос. Конечно, это было странно. Я была странной. Я знала об этом и с удовольствием делала странные вещи. То, что заставляло людей чувствовать себя неловко.
Так почему же я задала этот глупый вопрос? Почему меня так волновал его ответ?
Должно быть, он почувствовал мое отчаяние; возможно, потому что я не умела его чувствовать, а тем более скрывать. Или, может быть, он просто умел видеть слабости других людей. Итак, он позволил мне тушеваться. Мучил меня своим молчанием. Своим испытывающим, спокойным и непреклонным взглядом.
— Странно? — повторил он, продлевая мой дискомфорт. — Не думаю. Возможно, решил бы иначе если бы перед приходом сюда не познакомился с тобой. Зная тебя, нет, это не странно.
Я внутренне содрогнулась от этого, казалось бы, бессмысленного заявления.
— Ты меня не знаешь, — прошипела я, стараясь, чтобы мой голос звучал холодно и грубо.
Именно тогда Сент сдвинулся с места. Быстро. Плавно. Он оказался прямо передо мной так скоро, что я даже не успела сообразить, как отступить на своих костылях.
— Ох, но я знаю. Хотя и не хочу.
И затем он ушел.
~ ~ ~
Принять душ с травмированной лодыжкой, как оказалось, было практически невозможно. К счастью, глубокая ванна на когтистых ножках выполнила свое предназначение, избавив меня от большей части наружной грязи. А виски, который я прихватила с собой, неплохо смыл внутреннюю.
На столе рядом со мной лежал телефон, Кэти включила громкую связь.
Я позвонила ей не для того, чтобы она бросила все и сделала что-то безумное, например, приехала сюда, чтобы позаботиться обо мне. Мне просто нужен был фармацевтический рецепт, и чтобы она отправила его на электронную почту местной аптеки.
Как бы то ни было, ее первым побуждением было не делать ни того, ни другого, как только я объяснила ей, что произошло.
— Ты заблудилась в лесу? — уточнила она, не показавшись мне особо обеспокоенной.
Впрочем, она вообще не беспокоилась, скорее веселилась, а Кэти не часто веселится.
— Я не заблудилась, — прошипела я, глядя в окно на лес, о котором шла речь. — Я споткнулась и вывихнула лодыжку, из-за чего не смогла вернуться домой, местонахождения которого не знала.
— Не знала значит, — прервала Кэти мой блеф.
— Дело не в том, знала я или нет, где находится мой дом, — ответила я. Я правда совершенно не знала во время падения в какой стороне он находился. — Дело в человеке, который нашел меня.
На другом конце провода возникла пауза.
— Если ты решила рассказать о том, что пришел какой-то больной человек и…
— Дело было не в этом, — быстро перебила я.
Кэти выдохнула с облегчением. Она знала о моем прошлом, и у нее была профессиональная, черствая реакция на него, чего мне и хотелось. Но своим выдохом она выдала странное беспокойство. Было известно, что Кэти не волновали другие люди, потому что она слишком часто сталкивалась со смертью и болезнями.
— Он… — я запнулась.
Как вообще можно было описать Сента? Я не могла описать его словом «тлеющий», потому что Кэти безжалостно дразнила бы меня за него. Но я не виновата, потому что не было другого слова для описания энергетики этого мужчины. И дело было не в сексуальном подтексте. Скорее в равной степени пугающем и сексуальном. Ладно, больше в пугающем. Даже то, что я призналась себе в том, что испугалась его, что-то да говорило о нем.
— Он мой сосед, — сказала я наконец.
— Да, ну, даже в дикой местности есть соседи, — раздраженно ответила подруга. — Тебе повезло, потому что в ином случае ты, скорее всего, до сих пор лежала бы в лесу и медленно умирала от обезвоживания.
— Твое беспокойство очень трогательно, — невозмутимо сказала я.
— Я бы беспокоилась, если бы ты все еще находилась в лесу, медленно умирая от обезвоживания, — возразила она. — Так что я не переживаю. Мне просто любопытно узнать об этом соседе, о котором ты не хочешь в подробностях рассказывать. А поскольку ты королева детализации, мне кажется, что на это у тебя имеются веские причины. Если Магнолия молчит, значит творится черт знает что.
— Ничего не творится, — солгала я.
Ее молчание указывало на то, что я выдала полную ерунду.
— Мне нужно, чтобы ты выписала мне лекарства.
— Ох, милая, для того, что у тебя есть, не придумано лекарств, — поддразнила она.
Кэти и поддразнила. За один разговор я получила от нее беспокойство, поддразнивание и веселье. Неужели наступил конец света?
— Как будто я не знаю, — пробормотала я, делая большой глоток виски.
— Ты в порядке? — внезапно спросила она. — Похоже на неудачную попытку самоубийства, но вместо того, чтобы привязывать камни к лодыжкам, ты забрела зимой в незнакомый лес.
Я рассмеялась.
— Нет, я слишком самовлюбленная, чтобы сделать что-то подобное. К тому же Вирджиния Вульф уже использовала метод с камнями и водоемом в фильме. Я бы постаралась найти что-то оригинальное. — Я сделала паузу. — Думаю, я просто испытывала себя на прочность и искала любое занятие лишь бы не писать. К тому же, ты сама посоветовала мне пойти в поход.
Переложить вину на другого сейчас казалось проще всего, чем сказать правду.
— Я не советовала тебе спотыкаться о собственные ноги и позволять горному мужчине нести тебя в безопасное место, — парировала Кэти.
Я закатила глаза.
— Ты ее любишь? — спросила она внезапно и резко, с долей агрессии.
— Что?
— Свою работу. Писательство.
И снова слова были наполнены враждебностью, которая таилась внутри нее уже некоторое время. Даже по телефону я чувствовала, насколько Кэти была черствой, насколько сильной.
Я обдумала вопрос, поскольку он требовал ответа, честного ответа.
Любила ли я свою работу?
Ну, во-первых, я не считала свое дело работой. Просто то, чем я занималась, каким-то образом приносило мне деньги. Писать — скорее было необходимо мне для выживания. Считалось ли дыхание работой?
Но я знала, что такой ответ граничит с клише, и не будет тем ответом, которого ждала от меня Кэти.
— Да, — ответила я. — Мне нравится, что такой человек, как я, может любить что-то настолько уродливое, извращенное и безумное.
— Я не знаю, что это такое, — сказала Кэти.
Резкая потеря столь острой агрессии в ее словах потрясла меня. Кэти словно сдулась. Стала слабее. Показалась мне чужой.
— Ты не знаешь, что такое любовь? Или безумие? — спросила я полушутя, чувствуя неловкость от такого поворота разговора.
— И то и другое, — ответила она. — Я не знаю, что значит переживать глубокие эмоции. Разве что усталость. Я так много работала и так мало спала, сколько себя помню, что превратила физическое проявление в эмоциональное чувство. Причем в мое единственное. Я сплю около четырех часов за ночь. Все, о чем думаю — это следующий пациент, следующая ступенька в карьерной лестнице, следующий вызов.
Это описание чертовски хорошо подходило моей подруге. Но вот самоанализ ей не шел. Я никогда не думала, что у нее в голове могут быть такие шаблонные мысли и потребности. Или, по крайней мере, никогда не думала, что она из тех людей, которые делятся такими вещами.
— Кэти? — спросила я, внезапно забеспокоившись о своей, казалось бы, толстокожей и бессердечной подруге.
— Все нормально, — сказала она.
Даже по телефону я слышала, как она отряхивалась от своей минутки слабости.
— Я просто переутомилась и выпила мало кофе. И мне нужно высвободить немного сексуальной энергии. Я позвоню по одному из номеров в своей записной книжке, выпью латте и прооперирую чью-нибудь лобную кору головного мозга. Все будет хорошо.
Кэти была единственной знакомой мне женщиной, кто успешно занималась сексом как мужчина. Лучше, чем мужчина. Она не запоминала имен и оценивала мужчин по их внешности, успеху и сексуальному мастерству. Ее не волновала их профессия или финансовое положение, по крайней мере, тех, чьи номера были записаны в ее записной книжке. Да, у нее было две записные книжки. Секс и свидания были для нее транзакцией. Я была наполовину уверена, что у нее была легкая форма синдрома Аспергера, потому что ее не интересовала эмоциональная связь с людьми. Но эта маленькая вспышка заставила меня задуматься.
— Хорошо, хорошо, если не получишь своего обычного удовлетворения от каждой из этих вещей, позвони мне. Я — эксперт по психическим расстройствам.
Но я не была экспертом в том, чтобы говорить о чувствах, давать эмоциональные советы или даже быть плечом, на котором можно поплакать. Впрочем, я скорее поверю, что Кэти способна сама себе сделать операцию на мозге, чем в то, что она будет плакать на чьем-то плече.
— Мне сейчас не до психических расстройств, — отрезала она. — Они по твоей части. Я подготовлю твои рецепты и отправлю их сегодня днем. Только не стань зависимой от обезболивающих. Не хочу, чтобы моя подруга оказалась в реабилитационном центре. Это уже будет чересчур.
Кэти отключилась, даже не попрощавшись. Как и ожидалось.
Я оставалась в ванне, пока не остыла вода и не закончился виски.
Выбраться из ванны с большим количеством ликера внутри и без еды было не так-то и просто, но мне удалось добраться до своей кровати промокшей, голой и измученной.
Мне почти не снились кошмары.
Почти.