Осколки тебя

ГЛАВА 8

«Я нашел ее случайно. Обычно я не искал их в маленьких городках. Там их легко было не заметить. Слишком много переменных. Например, любопытные соседи. Но у нее не было соседей. На многие мили вокруг. Никто не услышит ее криков»

Неделю спустя

Сент был верен своей клятве.

Мои запасы дров пополнялись как по волшебству. Больше не было ночных встреч. Даже мимолетных взглядов. Только куча дров, которая никогда не уменьшалась несмотря на то, что я постоянно их использовала. Несмотря на все усилия и боль, я поддерживала огонь, не давая холоду проникать в дом.

Кэти сдержала обещание и выписала мне рецепт на лекарства.

Марго была достаточно любезна, чтобы забрать их для меня вместе с кое-какими припасами. В основном это были вино и виски, а также кое-какая еда. Она знала, что я мало ем, и вместо того, чтобы твердить: «ты худая как щепка, нужно лучше питаться» или что-то подобное, что могла бы сказать женщина ее возраста и характера, Марго молчала. Не давила на меня, как будто чувствовала мрачность моего настроения. И она, похоже, не обиделась, когда я даже не поблагодарила ее за усилия, время и затраты на все это.

Я хотела поблагодарить ее. Что-то во мне отчаянно хотело сказать ей «спасибо». Улыбнуться. Может быть, даже обнять ее. Как, несомненно, поступила бы та женщина, которая когда-то жила в этом доме. Но она — не я. Я так не умела. Вместо этого я протянула Марго пачку купюр, от которых она даже не попыталась отмахнуться. И за то, что приняла ее, женщина понравилась мне еще больше. Марго не цеплялась за фальшивую доброту, не утверждала, что ей не нужны деньги и что она помогает мне по доброте душевной. Я не знала ее финансового положения, но могла гарантировать, что мое было лучше. Если только она не была какой-нибудь эклектичной миллионершей, что было бы неинтересно. Богата или нет, но Марго взяла деньги, за что получила мою версию благодарности — улыбку.

Кэти периодически писала смс, чтобы рассказать мне об опасностях, связанных с приемом слишком большого количества обезболивающих и смешиванием их с алкоголем. Я, конечно же, игнорировала ее предупреждения. Для меня единственный способ принимать обезболивающие — это запивать их виски. Особенно, когда я не написала ни слова с той ночи. Мне часто снились кошмары, так что проблема была не в этом. Во всем был виноват ОН. Его отсутствие. Он был моей историей. Он носил с собой необходимый мне ужас и ад.

Это расстраивало меня и приводило в бешенство.

Сент стал моей гребаной музой.

А я не верила в муз. В людей, способных контролировать жизненную силу художника. Его способность творить. Я считала это чушью, придуманной мужчинами как очередной способ контролировать женщину, навешивая на нее ярлык музы и объективируя ее.

Конечно, люди вдохновляли меня. Их недостатки, изъяны, их порочность. Я собирала все это и смешивала с собственными кошмарами, создавая историю. Но я могла написать книгу и без них, если бы глубоко погрузилась в свою психику. Во мне было более чем достаточно разврата.

Я сама была ответственна за свои книги. За списки, в которые попала. За деньги, которые заработала и за награды, которые получила. Никто другой не имел ко всему этому отношения. Написание книги было самым жестоким, болезненным и трудным делом, которое мне когда-либо приходилось делать. Я проделывала эту работу восемнадцать долбаных раз и планирую повторить еще раз пятьдесят, прежде чем умру. Если, конечно, не умру молодой, как была уверена с тех пор, как себя помню.

Несмотря на то, что каждая книга практически убивала меня, я выживала, потому что она принадлежала только мне. Я создавала ее, никогда не полагаясь на кого-то еще.

И вот я здесь, чахну над книгой, которую не могу написать без него.

Без моего Сента.

Моего демона.

Моего дьявола.

~ ~ ~

Через неделю я избавилась от костылей. Ходьба все еще причиняла мучения, но я была согласна терпеть боль, если она приносит мне независимость. Честно говоря, мне нравилась боль. Достаточно сильно, чтобы спустить обезболивающее в унитаз и довольствоваться только вином и виски. Я хотела чувствовать ее настолько, чтобы она подпитывала меня, выпивка же в свою очередь отупляла меня настолько, чтобы я могла функционировать.

Функционировать сегодня — означало зайти в бар сразу после часа дня. Мой способ отвлечься от желания проехаться по дорогам вокруг моего участка, чтобы найти дом Сента.

Нет.

Я буду писать по старинке. Напившись. Поглядывая на интересного, если не сказать очаровательного, бармена, у которого была своя история.

Когда я вошла, он читал мою книгу «Мертвые голуби», прислонившись к стойке и держась за нее одной рукой. Его рука обвилась вокруг корешка, книга согнулась так, что многие писатели пришли бы в ужас.

Но не я.

Мне хотелось улыбаться. Этот вид царапал низ моего живота приятным, возбуждающим образом.

Мужчина манипулировал книгой. Он растягивал ее, подстраивал под себя, не заботясь, не следя за тем, что делал. Он был потерян в ней. Это стало очевидно, когда он не поднял глаз, пока я не села на табурет и не постучала ногтями по стойке.

Когда бармен посмотрел на меня, его взгляд был затуманен, он находился в моем мире, и переход в этот для него был подобен переходу от кромешной тьмы к яркому солнечному свету. И он даже не выглядел виноватым или смущенным из-за того, что его поймали.

— Нравится? — спросила я с любопытством.

Я не знала почему спросила. Никогда не задавала людям подобных вопросов о своих книгах. Мне было искренне все равно. Я не хотела знать их мнение, не хотела привязывать свою самооценку к мнению других людей. Это было необходимо для выживания любого писателя. Особенно такому, кто поместил всех своих демонов на страницы, замаскировав их под дьяволов.

Бармен ответил не сразу. Нет. Он перевел дыхание, снова взглянул на страницу, которую читал и сжал корешок достаточно сильно, чтобы костяшки пальцев побелели. Затем отпустил его, загнул страницу и закрыл книгу, отложив ее с благоговением, с каким раньше с ней не обращался. Он не извинился за то, что повредил ее и обращался с ней грубо. За то, что совершил смертный грех, за который закоренелые читатели распяли бы его на кресте.

Мне это понравилось.

Его глаза встретились с моими. Ледяные голубые. Контрастирующие с его бледной кожей и темными волосами.

— Не уверен, — ответил он наконец.

Я ждала.

— На самом деле подобные книги не из тех, что должны нравиться, не так ли? Конец света и отсутствие героя? Никакого искупления. Пожалуй, слишком близко к реальности. — Мужчина опустил взгляд. — Я скажу, что сейчас меня злит ваше присутствие, несмотря на то, насколько вы интересны и как много я о вас думал. Вы мне мешаете.

На этот раз я улыбнулась по-настоящему. Ничего не смогла с собой поделать. Именно так мне и хотелось, чтобы люди говорили о моих книгах. Мне хотелось, чтобы мои истории заманивали их в ловушку. Захватывали их, даже если они этого не хотели.

Мне также понравилось, что бармен назвал меня интересной, а не красивой. Я знала, что он считал меня красивой. Все женщины знали, когда мужчины находили их красивыми. Этот навык нам приходилось совершенствовать больше для защиты, чем для чего-то другого. Мужчина, находивший женщину красивой, был опасным существом. Он ожидал определенной реакции, определенного внимания. Если же не получал его, то мог превратиться в нечто иное, чем мужчина.

Так что да, этот бармен находил меня красивой, но назвал интересной.

— Не позволяй мне мешать тебе, — сказала я. — Налей мне выпить и возвращайся к чтению.

Мужчина потянулся под стойку за стаканом, затем за виски.

— Вы пришли сюда не для разговора?

Я взяла стакан.

— Нет. Я пришла сюда за этим. — Я кивнула на стакан. — Я редко хожу куда-нибудь ради разговора.

Он ухмыльнулся, показав слегка кривые белые зубы. Ему шло. Весь его вид был в стиле «Боб Дилан». И он не стал снова брать в руки книгу.

— Зачем мне читать книгу, когда передо мной сидит ее автор?

Я поставила стакан и провела пальцами по стеклу.

— Потому что книга гораздо интереснее, поверь мне.

Бармен приподнял бровь.

— Ах, говорит женщина, которая без колебаний купила дом, где произошло убийство, заставила городского отшельника выйти из своего убежища, прийти спасти ее и привести в город, чтобы вернуть ее с того света?

Я тут же подобралась. Не только при упоминании Сента, который и был той самой причиной, почему я оказалась здесь. По крайней мере, тремя четвертями причины. Оставшаяся часть — глаза бармена и виски, которое не продавали в винном магазине.

— Я — не та, кого нужно спасать, — отрезала я, осушая стакан.

Бармена не смутил ни мой тон, ни третий убийственный взгляд в моем арсенале. Он снова наполнил мой стакан и кивнул на книгу.

— Ох, я знаю, что вы не из тех, кого нужно спасать. От вас самой нужно спасаться.

Я ухмыльнулась.

— Ты не далек от истины. Я как раз собиралась расцарапать тебе лицо.

Его взгляд потемнел.

— Ах, думаю, я бы предпочел, чтобы твои ногти впились мне в спину, а не в лицо.

Мой желудок опустился так, что я удивилась.

Не так, как в ночь кошмаров.

Нет, иначе.

Проще.

Я ждала, что он скажет дальше. Было довольно забавно играть в эту игру с кем-то, кто говорил и улыбался по-настоящему, имел личность, не замурованную за эмоциональной сталью и мускулами из плоти и крови.

Честно говоря, у этого парня были довольно приличные мускулы. Более чем приличные.

— Вы не знаете моего имени, — сказал он.

— Не знаю, — согласилась я.

Он ухмыльнулся, когда я больше ничего не добавила.

— Вы хотите знать мое имя?

Я пожала плечами.

— А ты хочешь назвать его мне?

Его глаза насмешливо блеснули, показывая, что он сдерживается, чтобы не пошутить на мой счет.

— Это же не государственная тайна.

Я наклонила голову, впервые рассматривая его должным образом с тех пор, как отважилась войти сюда. Я оценила его умение вести беседу и ценить молчание, его красивую, суровую внешность и его виски высшего сорта, но я не присматривалась и не придумала для него слово.

До сих пор.

Секрет.

Вот оно.

У него было много секретов. Они прятались за сверкающими глазами и легкой улыбкой. О да, в нем была жесткость, но она оставалась незамеченной из-за всех тех мягких граней, к которым сводила всех его работа.

— Я бы предпочла узнать твои секреты, а не твое имя, — сказала я наконец.

Его глаза перестали сверкать. Мужчина наклонился за вторым стаканом и налил себе виски.

— Я не рассказываю секреты без виски, — сказал он с легкой усмешкой.

Я чокнулась своим бокалом с его.

— Дикон, — сказал он после первого глотка. — Мое имя.

Я глотнула ликер, наслаждаясь жжением и покалывающим онемением, переходящим на пульсирующую лодыжку.

— Мне казалось речь идет о секретах.

— В конце концов я расскажу их. Но сперва я бы предпочел, чтобы вы узнали мое имя.

— Что за имя такое Дикон?

Конечно, у настоящих людей такого имени не было. Ну, настоящие люди вряд ли бы носили подобное имя. Это было имя героя, и никто не давал детям имена героев на случай, если они окажутся злодеями.

Вроде меня.

Дикон ухмыльнулся и налил еще виски.

— Кажется, это пошло мне на пользу. Что за имя такое Магнолия?

Он специально пробежался взглядом по моей полностью черной одежде и почти постоянной хмурости.

Я подняла бокал.

— Туше.

Дикон смотрел, как я пью.

— Ты сможешь сесть за руль после выпитого? — Он посмотрел вниз, на мою ногу, которая все еще болела, и черно-синие невысокие ботинки. — У тебя все хорошо? Ты можешь ходить?

Обычно я бы ощетинилась на такие вопросы как от бармена, так и от мужчины. Но мне было тепло от виски и как-то спокойно с этим человеком и его секретами, а его рука все еще лежала на обложке моей книги.

— Хорошо — это не то слово, которым можно описать мое состояние, — ответила я. — Но я буду ездить и ходить. Может быть, я перекушу в единственном ресторане в городе, не способным похвастаться маслом в качестве первого ингредиента.

Я почти сразу же отказалась от этой идеи, опасаясь, что люди будут подходить ко мне, чтобы поговорить о моей встрече со смертью, о новом доме и предлагать запеканки. Подобное уже случилось три раза по дороге от машины до бара.

Дикон усмехнулся.

— Ах, да, мы не очень поддерживаем движение за здоровое питание. Я бы предложил тебе что-нибудь здесь, но ближе всего к салату у нас только латук в наших бургерах. Даже это спорно.

Он посмотрел на пару мужчин, которые выглядели так, будто их имена должны быть вырезаны на столах, за которыми они сидели.

Я улыбнулась.

— О, поверь, я пришла сюда не ради еды. И даже не ради компании. Скорее отвлечься.

Дикон облокотился на стойку бара.

— Я специализируюсь на отвлечениях. — Его голос был мягче, чем виски, которое я пила.

— Держу пари, что так и есть. Но боюсь, что не смогу справиться с твоей версией отвлечения внимания, — честно сказала я ему.

От этого мужчины веяло сексом, и он явно специализировался именно на нем. Это пугало меня. И, конечно, я бы никогда в этом не призналась.

— Я слишком ванильная для тебя. — Я постаралась сказать это уверенно и с достоинством. Не выказывая слабости.

Дикон приподнял бровь во взгляде, который, по моему мнению, он довел до совершенства. Это был взгляд «брехня». Что имело смысл, ведь он был барменом и наслушался много всякой чуши. Слишком много лжецов искали правду на дне стакана с виски.

Включая присутствующую компанию.

— Не принимай близко к сердцу, что я тебе не верю, — сказал он и целенаправленно окинул меня взглядом. — Женщины со взглядом «трахни меня», губами «поцелуй меня» и отношением «я откушу тебе голову после секса» — не ванильные. — Дикон сделал паузу. — Ты не ванильная. — В его голосе звучал секс. Обещание секса. Даже воздух словно загустел.

На одну секунду я попалась на его крючок. Что-то все еще не умерло внутри меня. Мое либидо. И, возможно, я не была ванильной.

— К тому же, — сказал он, выходя из ступора, — я читал твои книги. Ну, не все, но это третья.

Я рассмеялась.

— Ты прочитал мои книги и решил, что знаешь о моих сексуальных предпочтениях?

Дикон приподнял бровь.

— Люди всегда думали, что я являюсь членом каждого секс-клуба в городе, купаюсь в козьей крови и испытываю оргазм на каком-нибудь алтаре. — Я отхлебнула виски. — Это единственное, что могло бы объяснить в моих историях женщину, ублажающую себя на глазах у сатаны, или пару, которая трахалась перед семьей, которую они только что убили.

Я улыбнулась при мысли о том, сколько писем с ненавистью это вызвало.

— Но дело в том, что люди ужасны. И ужасные люди любят писать об ужасном дерьме в интернете. Я — ужасный человек, поэтому у меня здесь отличная поисковая строка. — Я постучала себя по голове. — К тому же, я не склонна встречаться с мужчинами, которые совсем не ванильны.

Дикон наклонился ближе, так что я почувствовала запах виски, смешанный с мятой.

— И ты ждешь, что я в это поверю?

Я постучала пальцами по барной стойке. Он принял сигнал, как любой хороший бармен, и налил мне еще на два пальца.

— Надеюсь, нет, — сказала я. — Потому что тогда это будет означать, что мой фарс работает. — Я сделала еще глоток. — Но да, я встречаюсь только с обычными мужчинами. С трастовыми фондами. Обычно у них за фамилией стоит «третий». Трастовый фонд и гардероб от Brooks Brothers помогают. Мне нравится быть странной. Той, которая заставляет их чувствовать себя неловко. Иностранкой. Как будто я приземлилась на их бежевую планету. Им это тоже нравится. Им нравится приключение, когда они рассказывают своим друзьям, что они с кем-то вроде меня. Что я извращенка в спальне. Но на самом деле они хотят только миссионерскую позу и право хвастаться мною перед своими друзьями.

Я допила виски и встала на твердые ноги. Стоять сейчас было намного легче, чем, когда я шла сюда, потому что виски делало свое дело, притупляя самую сильную боль.

— Итак, малыш, боюсь, ты просто не в моем вкусе.

Я бросила пачку банкнот на стойку и вышла, прежде чем Дикон смог убедить меня в обратном.

~ ~ ~

Я столкнулась с ним, выходя из бара.

Буквально налетела на него.

Не только из-за виски. Вовсе не из-за виски.

Сейчас, когда я превратила этот ликер в основную группу продуктов питания, у меня выработалась определенная толерантность к нему. Я чувствовала себя трезвой. Слишком трезвой. Я столкнулась с ним не потому, что был пьяна или навеселе. А потому что не ожидала, что прямо в этом чертовом дверном проеме будет стоять стена в виде этого мужчины.

Не было мгновения замешательства. Я точно знала, на кого наткнулась. Поэтому я отпрянула назад, когда ударилась лицом о его грудь. Я была почти уверена, что у меня будет синяк и мне определенно придется сжечь свою одежду, чтобы избавиться от его запаха, каким бы слабым он ни был.

Он не извинился за то, что его большое, мускулистое и великолепно пахнущее тело встало у меня на пути. Он вообще ничего не сказал, просто стоял и смотрел на меня. Несмотря на то, что на нем были очки Wayfarers, мне не нужно было видеть его глаза. Его тело говорило за них.

— У тебя есть привычка стоять в дверях и вызывать у людей легкое сотрясение мозга? — спросила я.

Выражение его лица не изменилось. Это меня раздражало. Мне хотелось вызвать в нем какие-то эмоции. Особенно ярость, гнев. А не скучные улыбки, которыми одаривал меня Дикон, какими бы отвлекающими они ни были.

— Тебя не было дома. Подумал, что это единственное место в городе, где ты можешь быть. — Сент взглянул на бар, затем снова на меня. — Ты все еще должна быть на костылях.

— Я в порядке, — отрезала я.

— Ты упрямая, есть разница.

Я скрестила руки на груди.

— Ты приехал в город, чтобы пристыдить меня за пристрастие к алкоголю и отсутствие костылей? Потому что я уверена, что ни то, ни другое тебя не касается.

— Согласен.

Я ждала большего. Что Сент скажет что-то еще, что послужит причиной для того, чтобы он стоял в дверях, замышляя сломать мне нос своей грудью.

Ничего.

В эту игру я играть не буду.

Я направилась к своей машине, но далеко уйти не успела.

— Ты не поведешь машину.

Я повернулась, вскинув бровь и сузив глаза.

— Что, прости?

Сент не ответил, просто прошел вперед и выхватил ключи, болтавшиеся у меня на пальцах. У меня не хватило духа ударить его ими в глаз. Но желание было.

— Я отвечаю за тебя. Предполагаю, ты выпила больше трех порций виски, поскольку я чувствую его запах в твоем дыхании. Ты не сядешь за руль.

Он сделал паузу, чтобы удержать мое внимание, и пристально посмотрел мне в глаза.

— И, детка, я не говорю, что мне не нравится запах виски в твоем дыхании, мне просто не нравится мысль о том, что ты обмотаешься вокруг столба электропередач, потому что у тебя замедленная реакция, а твоя лодыжка не позволит тебе управлять машиной на механике.

Он был прав. Моя реакция была замедленной, потому что я не ударила его в глаз. А управлять машиной на механике с лодыжкой, на которую я едва могла наступить, было и правда непросто. Но я ни за что не скажу ему об этом.

У меня было серьезное дежавю, когда я поспешила догнать его и забрать свои ключи. Я не догнала его, пока он не остановился возле черного грузовика.

— Это не моя машина.

— Вижу у тебя не такое уж сильное сотрясение мозга.

Я стиснула зубы.

— Ты должен вернуть мне мои ключи. Это кража, я заявлю об этом.

Сент посмотрел в мою сторону.

— Вперед. Мик — низкооплачиваемый полицейский с лишним весом, который заправляет в этом городе и надеется спокойно дожить до пенсии. Несмотря на свою лень, он хороший человек и обязательно спросит, зачем тебе понадобились ключи от машины, когда уровень алкоголя в твоей крови превышает допустимую норму. — Он открыл дверь машины. — Так что садись в грузовик или иди домой пешком. Впрочем, уверен, Дикон с удовольствием тебя подвезет.

Я ощетинилась от его тона. Или отсутствия такового. В любом случае, его голос звучал совершенно незаинтересованно. Если не считать полусекундного слабого интереса к моим соскам неделю назад, Сент не проявлял ко мне интереса, как вышеупомянутый Дикон. Было бы проще всего вернуться в бар, хлопнуть еще две порции виски и принять предложение Дикона.

Секс может даже вдохновить меня. Раньше подобного не случалось, но это больше говорило о качестве секса, чем о чем-либо еще. Хотя у меня был лучший вибратор в своей линейке, даже после множественных оргазмов все, чего мне хотелось — углеводов, фильмов ужасов и вина, а не сидеть за ноутбуком с пустым экраном.

Все когда-то бывает в первый раз.

С Диконом было легко. Интересно, может быть, даже странно. Но не настолько странно или интересно, чтобы вдохновить меня. Легкий выбор никогда не вдохновлял.

Итак, я послала Сенту последний свирепый взгляд, обогнула грузовик и забралась внутрь.

Он ничего не сказал.

Я тоже молчала, хотя меня распирали отборные слова, которые мне хотелось бросить в его сторону. Вместо этого я сосредоточилась на осмотре салона его грузовика. Старая модель. В хорошем состоянии, чистый до одержимости. Нигде не валялась обертка от шоколадного батончика или пивная банка. С другой стороны, если посмотреть на его бицепсы и живот, Сент не пил много пива и не ел шоколадных батончиков.

Я бы сказала, что он любит виски. Или же мне просто хотелось, чтобы между нами было что-то общее, помимо нашей темноты.

— Почему ты чувствуешь ответственность за меня? — выпалила я, забыв об обете упорного молчания, который обещала себе сдержать.

Я была не из тех, кто нарушает данные себе обещания, особенно когда дело касалось мужчин. Точнее, мужчин, считавших, что они могут контролировать меня.

Хотя Сент не пытался контролировать меня. Он дал мне выбор. Сбежать. И если правильно оценила ситуацию — а я знала, что оценила правильно, — то ему хотелось, чтобы я сбежала. Я не была его пленницей. В какой-то степени это он был моим узником.

Мне понравилась эта мысль. Я получила от нее наслаждение. И я была жадной, мне хотелось большего. Хотелось знать причины. Хотелось, чтобы он назвал их.

Сент долго молчал.

— Потому что я сделал выбор не проходить мимо тебя в том лесу. Сделал выбор помешать судьбе или еще чему-либо и изменил ход твоей жизни. Продлил ее. Я не человек чести, так что дело не в этом. Но даже у меня должен быть кодекс, по которому я должен жить.

Он не смотрел мне в глаза и меня это раздражало. Мне было все равно, что мужчина был за рулем и подвергнул бы нас обоих опасности, если бы посмотрел на меня, чего я безумно жаждала.

— У тебя есть кодекс? — повторила я, стараясь показать свое недоверие. — Нет. Дело не в нем.

— Ты считаешь, что знаешь меня достаточно хорошо, чтобы сделать подобный вывод? — спросил он со смутным раздражением в голосе.

Приятно.

— Да, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы сделать этот вывод, — ответила я.

Сент пристально смотрел на дорогу.

— Ну, рано или поздно ты поймешь, что ошибаешься. Иногда, Магнолия, жизнь — это не гребаная история. Не одна из твоих книг. Иногда вещи просто таковы, какие они есть. Без приукрашивания. Без всякого дерьма.

Он удивил меня настолько, что я молчала всю дорогу домой. Он читал мои книги? По крайней мере, Сент знал, что я — автор. И какого рода автор. Но это не было откровением. Любой человек, подключившийся к интернету, мог это выяснить.

— Вон, — скомандовал он.

Я слегка вздрогнула от его тона. От агрессии в нем.

Мы были у моего дома. Сент смотрел прямо перед собой, не глуша машину. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы выйти или спросить, не нужна ли мне помощь.

Мне это понравилось. То, как он, не задумываясь, вышвыривал меня из своего грузовика.

Я открыла дверь и посмотрела в сторону дома.

— Ты прав, Сент, — сказала я, не глядя на него. — Иногда люди бывают простыми. Без всякого дерьма. Но поверь мне, малыш. Ты не так прост.

Затем я вылезла из грузовика и приложила огромные усилия, чтобы не споткнуться, не прихрамывать и не оглядываться, когда шла к своей двери.