Осколки тебя

ГЛАВА 19

«Мне нравилось удивлять людей. Быть просто убийцей так скучно. Я хотел быть другом. Музой. Хотел всего этого. Но если бы мне пришлось выбирать что-то одно, я бы выбрал быть убийцей»

И снова Марго стояла на пороге дома Эмили, на этот раз с текилой и тортом.

— Торт? — спросила я, пропуская ее внутрь.

Она на долю секунды задержала взгляд на моей руке, прежде чем посмотреть мне в глаза.

— Потому что, когда удается выжить после встречи с серийным убийцей, нужно съесть торт. Без единого гребаного упоминания о том, что у тебя на него аллергия.

Я кивнула. Марго выглядела так, словно вот-вот разрыдается, поэтому я позволила ей накормить меня тортом, пока мы сидели на террасе.

— Ты в порядке? — спросила я с трудом вспоминая, когда в последний раз задавала этот вопрос и меня волновал ответ на него.

Марго посмотрела на меня с удивлением. Она достаточно хорошо знала меня, чтобы понять, что подобное поведение для меня ненормально.

— Ее похитил серийный убийца и она еще спрашивает, все ли со мной в порядке?

Я пожала плечами.

— Я выжила, а Эмили — нет.

Первый раз, когда мы произнесли ее имя.

Марго слегка вздрогнула.

— Я злюсь. Злюсь, что она мертва, а ему удалось уйти. Что… — она запнулась, — что меня не было с ней в тот день.

— Он просто пришел бы в другой, — пробормотала я.

Марго вытерла слезинку.

— Наверное, ты права. — Она посмотрела на озеро. — Она была хорошей подругой. Хорошие друзья нужны всем. Ты близка с тем доктором?

— Настолько, насколько это возможно.

Она вопросительно подняла бровь.

— Мы обе… отстраненные. Холодные. Нам обеим не нравится вся эта чушь — нытье о мужчинах, перепады настроения, семейные драмы.

— То есть почти все, что олицетворяет нормальную дружбу, — сухо вклинилась Марго.

Я одарила ее улыбкой «да пошла ты».

— Я не нормальная и сказала тебе об этом еще в первую нашу встречу.

— Именно поэтому ты мне и нравишься. Как же вы познакомились, два маловероятных существа?

— Я была уверена, что у меня опухоль мозга, — начала я. — У меня были мигрени, иногда темнело в глазах, так что, естественно, я разыскала лучшего нейрохирурга в городе и потребовала с ней встречи. Она осмотрела меня и заверила, что единственное, что не в порядке с моей головой — это тревожность. Я ответила, что мне нужен кто-то, кто время от времени будет напоминать мне об этом. Она предложила пойти выпить и записать все симптомы опухоли мозга, чтобы успокоить меня.

— Ты странная, Магнолия, — сказала Марго.

— Спасибо, — ответила я, съедая кусочек торта.

— Ты правда в порядке?

Я встретилась с ней взглядом.

— Нет, конечно, нет. Зато теперь я смогу закончить свою книгу. Так что все хорошо.

~ ~ ~

Сент пришел во время моего писательского загула. Я писала на террасе, ноутбук стоял на подставке, купленной для меня моей помощницей. Он не стал отвлекать меня, только положил на столик обезболивающее, которое я не стала пить, и вино, которое я конечно же выпила. Потом Сент исчез. Я не знала, ушел он или нет, в тот момент мне было все равно. Единственное, что в данный момент имело значение — моя история. Меня даже не волновало, что сейчас моей музой был монстр, оставивший мне шрам. Я просто писала и меня не тревожило, что он вернется.

Нет. Он сделал то, что должен был сделать и вряд ли вернется.

Оказалось, что Сент не ушел, потому что в какой-то момент он вернулся во двор. Уже стемнело, и он включил свет на террасе, после поставив передо мной тарелку с едой. От нее шел пар и прекрасный аромат, от чего я поняла, что умираю с голоду. История все еще звала, но я решила, что она подождет.

Прикрыв ноутбук, я подвинула стул. Сент сел напротив меня и молчал пока мы ели.

— Я найду его, — нарушил он молчание.

Я вскинула голову и посмотрела на свой ноутбук.

— Что?

— Того ублюдка, что прикоснулся к тебе и оставил шрам. — Его взгляд коснулся повязки. — Твой отец не сможет этого сделать, так что это сделаю я.

Слова звучали резко. Причиняли боль. Они мне не понравились. Не понравилось, что Сент упомянул моего отца, напомнив, что он больше ничего не может для меня сделать.

— Нет, — прошипела я.

— Почему, бл*дь, нет?

— Потому что я прошу тебя этого не делать. Не хочу, чтобы ты носился по стране, преследуя убийцу, который даже не собирался убивать меня. Если хочешь сделать это ради Эмили, то дерзай. Но не делай этого ради меня.

Сент сузил глаза. Я задела нерв, который хотела.

— Ты думаешь, что это какая-то часть твоего кодекса, — продолжала я. — Месть за меня. Срочная необходимость. Ты не нужен мне в качестве доверенного лица моего отца. Ты не нужен мне в качестве бойцовской собаки.

Он молчал. Просто смотрел.

— Ты так привык быть волком, злодеем, что не понял, что рядом со мной ты — овца. Ты — моя жертва, — закончила я.

— Может поэтому я и не могу выбросить тебя из своей чертовой головы, — прорычал он, поднимаясь со стула так, что тот грохнулся на пол.

Я тоже встала.

Сент надвигался на меня.

Я не отступала.

— Потому что любого, кроме тебя, я убил бы, считай он себя волком, а меня овцой.

Он погладил мое лицо, но не лаская. Это был мягкий вид насилия. Угроза.

— И иногда я фантазирую об этом. О том, чтобы причинить тебе боль. Чтобы ты перестала причинять боль мне. — Он отдернул руку. — Но я не могу. Я ни хрена не могу. Ты права. Я — твоя гребаная жертва.

Сент отступил назад, и я ощутила эту потерю физически. Я страстно желала последовать за ним, остановить его отступление. Но не могла. Даже с этим человеком, который обвился вокруг меня, как гребаный питон.

— Я не умею быть жертвой, Магнолия. И не хочу учиться.

Он отступил еще на несколько шагов.

Я думала, что Сент вот-вот бросится в лес, чтобы его больше никогда не видели, но он никуда не пошел. Он уставился на озеро.

— Я — сын проповедника, — проговорил он холодно. — Поздний ребенок. Родители всегда хотели детей, но долго не могли родить, считая это «Божьей волей». — Он усмехнулся. — Слишком смирились со своей судьбой. Слишком доверяли своему Богу. Но я родился, хоть и с опозданием. Они посчитали это чудом и назвали меня Энтони в честь святого, который находил потерянные вещи. Моя мама любила называть меня «Сент».

В этот момент он обернулся. Его лицо ничего не выражало — ни горя, ни любви.

— Она была нежной, хрупкой и простой женщиной. Идеальна для роли матери. Все, что она умела делать — это любить. Мой отец не идеальный, но хороший человек. Немного слишком радикальный в своих убеждениях, но в разумных пределах. Он защищал мою маму от всего мира. Он показал мне, как быть хорошим человеком. Или пытался. Но не научил быть им до конца, потому что у их Бога были другие планы. Этими планами был какой-то придурок с оружием и желанием доказать свою правоту.

Сент двинулся к столу, чтобы взять в руки бутылку. Каким-то образом он заставил горлышко стодолларовой бутылки вина выглядеть чем-то мужественным.

— Тот ублюдок решил пострелять в гребанном супермаркете. Мои родители случайно оказались там. Им «повезло». Потому что обычно они не ходили в тот магазин за покупками. Но все сложилось именно так. Я похоронил их обоих, отвернулся от церкви и того, чему они меня учили. Оставил себе лишь имя, которым меня часто назвала мама, как покаяние. Чтобы напоминать себе о том, во что я превратился. Как далеко я зашел.

Он поднял на меня глаза.

— А я зашел чертовски далеко. Я был молод, зол и искал, кого обвинить в своих бедах. Это завело меня в очень темное место и очень быстро. Но внутри меня уже было что-то, что позволило мне превратиться в того, кто я есть. Еще до убийства моих родителей. Та трагедия просто раскрыла то, что уже было во мне заложено. — Он пожал плечами. — Природа против воспитания и все такое. Я нашел их случайно. Хотя они и не позиционировали себя как клуб. Или даже как банду. Это было просто братство. Они не лгали о том, кто они, и заставили меня сделать парочку довольно уродливых вещей, чтобы я смог войти в их дверь.

Я знала об этом, слышала. Видела это. Они приказывали сделать что-то радикальное, например выстрелить кому-то в лицо или изнасиловать женщину, или же давали более «мягкое» задание — выбить дерьмо из того, кто сел не на тот стул в баре.

— Инициация, — сказал Сент. — Просто чтобы стать «проспектом». Это была мелочь. Чтобы заслужить свою нашивку, нужно было гораздо больше. Я сделал все. Без колебаний. Я уже решил, что если есть рай и ад, то не хочу встретиться со своими родителями в первом, будучи тем, кем я стал. Решил, что мне будет комфортнее во втором. Итак, я сделал все что требовалось. Много страшных вещей. Я ненавидел это и любил. Ненавидел себя за то, что любил это. Долгое время я был всем доволен. Кровью, насилием, уродством.

В голосе Сента сквозила ностальгия. Я понимала его, потому что сама погружалась в кровь, насилие и уродство, зарабатывая этим на жизнь. Поскольку я все придумывала, то могла легально зарабатывать деньги и в любой момент выйти из игры, не причинив вреда никому, кроме себя.

Я не пошевелилась, чтобы утешить Сента, прикоснувшись к нему. Это было не для нас. Я просто слушала.

— Я ушел не потому, что постепенно пришел к этому, — продолжил он. — Черт, если бы не случилось одно событие, может я до сих пор был бы там. Клуб делал деньги, занимаясь разным дерьмом. Наркотики. «Крыша». Оружие. У какого-то мафиози был свидетель или «крыса» и они захотели сделать пример из него и его семьи. У него было двое детей. Один совсем еще младенец. Не могу сказать возраст, потому что не разбираюсь в этом, но говорить он не умел. Другой был постарше и понимал, что происходит. Он не кричал. Это меня напугало. Что он был в сознании и собирался смотреть, как я и мои «братья» убиваем их. Жена кричала, когда они срывали с нее одежду. Планировали сначала изнасиловать ее. Тогда все, что осталось во мне от моих родителей, умерло. Я убил их всех. Всех моих братьев, рядом с которыми проливал кровь все эти годы. Велел семье покинуть штат, страну и заставил себя исчезнуть. Они искали меня. Знаю, что ищут до сих пор. Им нужна моя голова. Я предал их. Людей, которых считал семьей.

Сент остановился, чтобы сделать заметный вдох.

— Приехал сюда. — Он оглядел лес. — Сбежал сюда. И это все, Магнолия. Все, что ты можешь взять у меня. Все, что у меня есть.

Его грудь быстро вздымалась.

Моя тоже.

Что я могла на это ответить?

Информация была страшной, но мне нравилось. Нравилось, что у нас есть потери, которыми мы можем поделиться. Жизни, которые были разрушены. Но я не знала, как подобрать слова в ответ. Оказалось, что у этого немногословного мужчины сегодня внутри развернулся целый гребаный роман.

— Я люблю тебя, — прохрипел он, смотря куда-то за моими плечами.

Он любил зрительный контакт. Сначала меня это нервировало, потом привлекло. В здоровой степени раздражало и так же часто пугало. Я думала, что его склонность фиксировать взгляд была такой же незыблемой, как и сам мужчина.

Но я знала, что могу ошибаться во многих вещах. Насчет него особенно, это было ожидаемо. А вот собственная реакция на его слова удивила. Я была уверена, что измучена, сломлена и слишком умна, чтобы традиционно или клишировано отреагировать на подобное признание. Оказалось, что, возможно, мне нужно было услышать эти слова от кого-то бесконечно более сломленного, чем я, чтобы ощутить слабость в коленях и как сердце подскочило к горлу.

— Я не хочу, — продолжил Сент, спасая меня или момент от излишней банальности.

Он тяжело вздохнул.

Я не думала, что такое возможно, потому что все, что он делал, было грубым, поэтому имело смысл, что даже его дыхание будет таковым. Наконец он посмотрел мне в глаза. В них плескался гнев, а не нежность.

— Я не хочу любить тебя, Магнолия. Я не хотел находить в тебе ничего, кроме сексуальной задницы, которая в конце концов исчезнет из моего леса и из моей жизни.

Его взгляд смягчился. Совсем чуть-чуть. Так, что это вполне могло быть обманом света или моего разума, пытающимся обмануть меня, чтобы я подумала, что этот жесткий мужчина может стать нежным для меня.

— Но ты не исчезла, — пробормотал он. — Ты удивила меня. Во многих отношениях. В большинстве случаев раздражала меня до смерти. Но в основном, ты меня пугала. Больше, чем что-либо еще в этом гребаном мире. Что, учитывая мою историю, о многом говорит. Я прожил жизнь, которой почти любой испугался бы до смерти. Я видел, как умирают люди. Видел, как они молили о смерти из-за того, что с ними делали. Иногда из-за того, что делал с ними я. Я часто был близок к смерти, делал вещи, из-за которых мог провести за решеткой всю оставшуюся жизнь. Я познал страх. Страх — это привкус на языке, к которому я привыкал, пока не перестал ощущать, заставляя себя думать, что могу ничего не бояться. Не потому, что был храбрым, а потому, что мне было на все наплевать. До тебя. Ты стала мне так дорога, что у меня появилось что терять.

Клишированное чувство быстро исчезло, когда все поглотила пустая, наполненная ожиданием тишина. Любовь не была терпеливой, доброй или бескорыстной. Я чувствовала ее жадность. Голод. Я должна была ответить.

Но я не могла отрыть рот. Сердце бешено стучало, паника скрутила желудок.

Я не хотела нести ответственность за его признание. За него.

— Не думаю, что ты знаешь меня достаточно хорошо, чтобы любить, — сказала я, уходя от разговора и от него.

Я собрала со стола тарелки и пошла на кухню.

Сент последовал за мной. Я повернула голову, чтобы посмотреть на него и увидела его вскинутую бровь; почти игривый жест. Это меня расстроило. Почти так же, как и все эти «Я люблю тебя».

Почти.

Тарелки с грохотом упали в раковину.

— Я видел, как ты чуть не умерла. И я видел тебя очень даже живой.

Его пальцы пробежались по моему бедру. Пальцы — вот и все, что потребовалось, чтобы я практически растаяла.

— Я видел, как ты злишься, так как это твое стандартное поведение. Я видел тебя уставшей. Больной. Нежной. Счастливой, по крайней мере, насколько это возможно. Я видел, как ты вела себя после того, как убила человека. Как ты живешь и как ведешь себя. Я бы сказал, что знаю тебя.

Не самые весомые слова что я слышала от него за все время, но уж точно по теме. Слова и смысл за ними были плотными, настолько, что опустились прямо на дно меня, как ребенок в колодец, чтобы его больше никто никогда не увидел. Но кости навсегда останутся на дне, а крики будут отражаться от стен еще долго после того, как их не станет.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Сент не закончил.

— Я знаю, что ты поешь в душе, и что поешь не очень хорошо, но, бл*дь, я согласен слушать твое пение каждое утро, каждую ночь или в любое другое время, когда решишь его принять, раз уж ты не любишь расписание, но, похоже, очень любишь мой душ.

— У меня его нет. — Мне не понравилось, что голос прозвучал как у капризного ребенка.

— Я знаю. И также знаю, что ты используешь меня не ради моего душа, — продолжил он странным, почти дразнящим тоном, соответствовавшим поднятым бровям.

Нетипичное поведение для Сента, но, тем не менее, слабой девочке внутри меня оно нравилось.

— Я также знаю, что ты ведешь себя как стерва почти со всеми, но не настолько, чтобы причинить кому-то боль нарочно. — Он сделал паузу. — Если только они этого не заслуживают. Я знаю, что ты пьешь вино, в основном красное или розовое, если думаешь, что никто не смотрит. Виски предпочтительнее. Я знаю, что тебе снятся кошмары. Не ерунда, как у других людей. Настоящие кошмары. Я пугаюсь просто от того, что вижу тебя в эти моменты. А меня нелегко напугать, детка. Я знаю, что именно из-за них ты плохо спишь, хотя тебе нравится думать, что это потому, что ты художник. Я читал твои книги, детка. Не все, потому что твои книги толстые и их много. Я прочту их все, будь уверена в этом. Итак, я прочитал достаточно, чтобы понять, что ты талантлива. Развратна. Особенная. Так что да, ты художник. Я знаю, что твой разум — твой злейший враг. Что создание историй требует от тебя колоссальных усилий. Я знаю, что ты считаешь себя плохим человеком, но даже если ты и не хорошая, то чертовски необычная.

Сент отступил назад, не стремясь соблазнить меня своей сексуальностью и своим телом, потому что делал это своими словами.

Этот чертов мудак использовал против меня мое же оружие.

Я сглотнула. С трудом, потому что слюна казалась пережеванными кусочками моего гребаного сердца. Затем сложила руки на груди в попытке поспешно воздвигнуть барьеры из чистого ужаса. Никто раньше не замечал во мне всего этого. Никто не подносил ко мне зеркало и не показывал, что он видит. Что они видят во мне. Я ненавидела это.

Взяв бутылку и чистый бокал, небрежно налила вино. Мне нужно было что-то выпить.

— Ты не знаешь, что я нарцисстична и не знаешь насколько. Мне это нравится, — призналась я тихо, со стыдом. — Признание. Слава. Гребаные лайки в социальных сетях. Деньги. Мне нравится свет софитов. — Я глотнула вина. — Знаю, что не должна это говорить. Я ведь писательница и должна заниматься только искусством. И я так и делаю. В какой-то степени.

Я втянула воздух.

— Я — не хороший человек. Я — эгоистка. Я тщеславна. Я никого по-настоящему не люблю, но люблю быть любимой. Быть ненавидимой. Быть кем угодно, только не невидимкой. Я манипулирую людьми. Я манипулирую тобой.

— Я знаю, что ты манипулируешь мной. И также знаю, что позволяю тебе.

Я открыла рот, чтобы возразить, но не успела. Выражение лица Сента изменилось так быстро, что я на секунду опешила. Он переместился так, что оказался между мной и входной дверью, выхватив нож.

Я не стала спрашивать его, что происходит, потому что знала, что что-то происходит. Я чувствовала это. В воздухе висело напряжение, было опасно тихо. Живя здесь так долго, я научилась различать разные виды тишины. И тишина сейчас была неестественной для этого места.

Меня бесил тот факт, что я стояла позади Сента и без оружия. Его хватка на моем запястье была настолько сильной, что еще немного и оно сломается. И мне не нравились мои крохотные шансы вырваться, чтобы пойти и достать собственное оружие. Пока что мне придется полагаться на то, что Сент защитит меня несмотря на то, что от одной этой мысли мне становилось физически плохо.

Нам не пришлось долго ждать, так как через несколько секунд дверь открылась, и в маленький дверной проем вошла крупная фигура. Сент не стал нападать, и никто не выстрелил в него, что было неожиданно. Если он был готов к опасности, то я была готова к следующей мировой войне.

— Ты меня зарежешь или обнимешь? — поприветствовал вошедший и я с облегчением выдохнула.

Хотя, я не собиралась лгать и говорить, что меня не возбуждала картина, как Сент наносит кому-то удар ножом. Такой уж я была.

Голос мужчины был дразнящим. Дружелюбным. Даже знакомым.

Однако Сент не хотел быть дружелюбным с этим парнем. Его поза была все еще напряженной, враждебной, нож все еще поднят, а хватка на моем запястье была не иначе как костедробительной.

Хотя крупное тело Сента заслоняло мне обзор, человек, который только что вошел в мой дом, как будто он здесь хозяин, тоже был довольно крупным. На нем были мотоциклетные ботинки, слегка забрызганные грязью. Черные джинсы, испачканные внизу, но в остальном чистые. Но меня заинтересовала верхняя часть его тела, поскольку на нем была кожаная косуха.

С нашивкой, которая повторяла татуировку Сента.

Поэтому Сент все еще был напряжен.

Один из его братьев пришел с визитом.

— Я здесь не для того, чтобы убить тебя, — сказал мужчина по-прежнему дружелюбно.

Насколько я могла видеть, сам он выглядел далеко не дружелюбно с огромной бородой, которая даже ему шла, волосами длиной до плеч и темными, сердитыми глазами.

— Прости меня, если я не верю тебе на слово, брат, — ответил Сент спокойно, как всегда. — Но учитывая, что ты все еще носишь свои цвета, а за мою голову назначена цена, я останусь на месте.

Мужчина вздохнул, затем слегка наклонился, чтобы посмотреть мне в глаза. Он улыбнулся.

— Магнолия. Я большой поклонник ваших книг.

— Не разговаривай с ней и не смотри на нее, — прорычал Сент, притягивая меня ближе так, что я оказалась вдавленной в его спину.

Я хотела вырваться из захвата, потому что меня начинала бесить вся эта история с «женщиной, стоящей за мужчиной», поскольку мне казалось, что мы готовимся к разговору, а не к битве. Сент уже ожидал от меня этого, поэтому и схватился крепче.

— Ты хочешь сломать мне руку только для того, чтобы доказать, что способен защитить меня? — прошипела я.

Он не отпустил меня.

— Потому что я предполагаю, что этот парень вооружен, и если ты не сможешь отразить пули своим ножом, то у него будет преимущество. Так может отпустишь меня, ведь мои руки стоят миллионы, и мне не придется ломать что-то столь ценное, чтобы избавиться от тебя?

Сент не отпустил сразу, потому что был упертым. Я постаралась вырваться из его хватки и встать рядом с ним, если не чуть впереди, чтобы доказать свою точку зрения.

Незнакомец улыбнулся, широко и легко. На его суровом лице улыбка смотрелась не как дома, но как-то искренне.

— Ты мне нравишься.

Я не улыбнулась в ответ.

— Мне бы хотелось сказать тебе то же самое, но учитывая, что ты вошел в мой дом без стука, заставил моего мужчину перейти в режим защиты и, похоже, являешься частью банды байкеров, которая хочет его убить, я вынуждена сказать, что ты мне не нравишься. Такого первое впечатление, но я еще не составила полного мнения. Я не сужу о книге по обложке.

Мужчина продолжал улыбаться. Я бы даже сказала, что он сиял.

— Мне даже хочется немного затянуть это дело, чтобы получить порку от Магнолии Грейс. Я правда твой поклонник. И скажу тебе, ты оправдываешь все ожидания.

Он быстро оглядел мое тело. Не в оскорбительном смысле, а как-то уважительно-оценивающе.

— Кстати фотографии делают тебе честь, но кто сказал, что у тебя не может быть красоты и мозгов.

— Мужчины, — закатила я глаза. — Промывают женщинам мозги, заставляя их думать, что они должны быть красивыми и глупыми или уродливыми и умными.

Он покачал головой.

— Бесценно.

— Может уже начнешь говорить или хочешь, чтобы я разбил тебе твою гребаную морду? — спросил Сент спокойно, но гнев был вытравлен в каждом его слове.

Честно говоря, опасность не миновала. То, что вошедший мужчина мог легко улыбаться и умел вести беседу не означало, что он не мог хладнокровно застрелить нас. Его улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, доказав мою правоту. Он переключил свое внимание на Сента.

— Вижу, жизнь на природе не сделала тебя добрее, — пробормотал он. — Я больше не в клубе.

Он сделал паузу, глядя на свою косуху, затем медленно, целенаправленно снял ее, оставив на изгибе руки.

— Мне давно не нравится эта нашивка, но я застрял. Мама заболела. Пришлось поместить ее в дом престарелых. Я не мог ее оставить. А если бы ушел из клуба, они бы без раздумий отправились за ней. Дерьмовое оправдание, чтобы остаться и делать вещи, за которые буду гореть в аду, но это мое дело.

Он снова сделал паузу.

— Мама умерла пару недель назад. Я собирал вещи, чтобы исчезнуть, а потом узнал, что у них есть на тебя наводка. Решил задержаться, чтобы понять, что это чушь. Оказалось, что нет. Они послали меня на разведку, но я здесь, чтобы предупредить и бороться.