Осколки тебя

ГЛАВА 17

«Они узнали о нем. Для этого им потребовалось много времени. Он был рад их некомпетентности. Ему не нужна была слава — он просто хотел спокойно работать. Что он и делал. Даже когда о нем говорили в новостях, женщин все равно было слишком легко похитить. Отвлечь. Он им даже не угрожал»

Наши отношения были нормальными.

И, поверьте мне, как автору, литературному снобу, злобной чудачке и вообще суке, мне было ненавистно использовать эту фразу. Она такая приевшаяся. Такая обычная. Чертовски скучная во всех отношениях.

Но другого определения не было.

Я ожидала, что наши отношения будут извращенными, ежедневной борьбой за власть, манипулированием. Мне казалось для нас иначе быть и не может. Но почему-то было.

Сент просыпался рано, вместе с солнцем. От меня такого не дождешься. Конечно, если бы меня заставили, я бы проснулась в такую рань, будь у меня другой график работы. Да и мое психическое здоровье побуждало меня сторониться новых ярких начинаний, которые приносит утро. Но Сент не оставлял мне выбора. Он вставал, и вставала я. Хотя, не особо жаловалась, так как прежде, чем приготовить нам кофе, он будил меня весьма приятным способом. Я ни в коем случае не просыпалась бы на рассвете только для того, чтобы он мог использовать меня, доставляя себе оргазм. К счастью, Сент никогда этого не делал. Хотя он не отличался особой внимательностью ко мне, в этом отношении он был почти бескорыстен.

Я не слишком задумывалась о будущем. Какой был смысл? Это только все бы испортило. Так что вместо размышлений я писала книгу.

Я все больше времени проводила в доме Сента, потому что он вдохновлял меня. С ним рядом я писала больше, чем в одиночестве у себя дома. Раньше была так уверена, что убийства и вещи Эмили дадут мне все, что нужно, но нет, моей музой стал Сент.

Закрыла ноутбук, когда он подошел и положил собранные овощи на стол во внутреннем дворике.

— Что будешь сегодня готовить?

Он наклонил голову.

— Тебе не все равно?

Я задумалась и посмотрела на овощи. Посаженные и выращенные человеком, который раньше убивал.

— Нет, потому что в любом случае это будет вкусно.

Сент почти усмехнулся. Я настолько погрузилась в себя, что не замечала, что этот мужчина выглядел почти довольным. Насколько это вообще было возможно для такого человека, как он. Кажется ему нравилось то, что происходит между нами.

— Я могу все испортить, — сказала я, внезапно почувствовав себя неловко.

Сент потягивал кофе с таким видом, будто его не волновало то, что я сказала.

— Или ты, — продолжила я.

Он кивнул.

— Оба варианта вероятны.

— Я склонна ожидать худшего сценария. И скорее всего сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться в том, что худший сценарий осуществится. Я не эксперт во многих вещах, но в самосаботаже почти достигла совершенства. Я не знаю, что такое счастье или какого это — быть довольной чем-то. Черт, даже не знаю, как оно выглядит. И не хочу знать. С удовольствием потратила бы свою жизнь на ожидание, когда весь мир сгорит и превратится в пепел. Я бы предпочла жить в кошмаре, а не в мечтах.

— Хреново, — произнес Сент.

Я кивнула и все осколки внутри меня дрогнули. Мне стало интересно, услышал ли он их грохот.

Сент шагнул вперед, вплотную прижавшись к моим бедрам.

— Но это к лучшему, детка. Потому что если бы тебе было некомфортно в кошмаре, то у нас бы ничего не вышло. Я — не мужчина мечты.

— И хорошо, — сказала я. — Я бы не была с тобой, если бы ты был мужчиной моей мечты.

Уголок его рта дернулся.

— К тому же, ты очень хорошо делаешь куни, — добавила я.

Уголок его рта приподнялся еще больше.

— Когда-то я была уверена, что хороший секс существует только в моих книгах, — призналась я.

Сент до неловкости долго смотрел на меня. А когда на тебя смотрел такой мужчина, как Сент, становилось неловко с первой же секунды. Он был полностью одет, но смотрел на меня так, словно я была полностью обнажена, во всех смыслах этого слова.

— И поверь мне, я пишу о хорошем сексе, — добавила я, не понимая, почему вообще продолжала говорить.

Почему делилась с ним этим. Я, образно говоря, стреляла сама себе в ногу, когда мне нужно было оставаться в полном здравии для той битвы, что шла между нами.

— Ну, религиозные группы, которые присылают мне письма полные ненависти, не классифицируют это как хороший секс в глазах Господа, но опять же, даже когда я писала о духах, демонах и Антихристе, все равно им не нравилась.

Я пожала плечами.

— Хотя моих читателей-язычников, похоже, все устраивает. Я ненавидела это. Писать о чем-то, что было для меня столь же нереальным, как и демоны, вылезающие из недр земли — невесело. И вот ты показал мне, что хороший секс — это не выдумка.

Сент подался вперед и сжал мои бедра.

— И демоны тоже, детка. Их я тоже могу тебе показать. В другой день.

Он схватился за мои трусики и потянул их вниз.

— А сейчас я собираюсь показать тебе, как выглядит отличный секс.

И он показал.

Дважды.

~ ~ ~

Идеальный момент. Как и все предыдущие моменты. И, как водится, идеальные моменты на самом деле не так уж редки, если знать, где их искать. Если вы, конечно, научились понимать, что идеал — это не какая-то хрень из Hallmark²¹.

И мой вид совершенства всегда отличался и будет отличаться от идеальных моментов других людей.

Вода обязательно должна быть текучей, потому что в другом виде она не идеальна. Мне нравилось, когда она текла, нравились небольшие волны. Но, к сожалению, в озере она была достаточно спокойной, чтобы показать искаженное отражение неба над головой. Полную луну и звезды, почти задушившие ночное небо. А вот бокал с насыщенно-красным вином доставлял настоящий кайф.

Так что да, сейчас я наслаждалась своим идеальным моментом. И, конечно же, именно поэтому не выдержала и испортила его.

— Есть причина, почему я вела себя как…

Я запнулась, прежде чем произнести слово «стерва». Никогда не называла других женщин этим словом, и особенно себя. Всегда считала, что его используют для того, чтобы принизить напористых, сильных женщин, заставить их чувствовать стыд за свою силу. Ни одна женщина не хочет, чтобы ее называли «стервой». Мы хотим, чтобы нас любили. Это было странное, почти химическое желание.

Сейчас я вполне нормально относилась к тому, что не нравлюсь людям. Я должна была быть такой, поскольку огромное количество народу проводили много времени в Интернете, обсуждая, почему именно я им не нравлюсь. И по большей части мне было все равно, что они говорили.

Но Сенту мне хотелось нравиться. И хотя свернулась калачиком у него на коленях, его рука лениво двигалась вверх и вниз по моей спине, под свитером, у меня не было уверенности, что я нравилась ему на самом деле.

Мне хотелось ему понравиться, поэтому я желала, чтобы он меня понял.

— Когда мы трахались в первый раз…, — продолжала я, отказываясь называть себя стервой. — В общем, есть причина почему я так зациклена на презервативах.

Сент молчал, потягивая вино.

Я уставилась на волны.

— Только один мужчина входил в меня без защиты.

Мой голос был ровным и холодным. Прошло достаточно времени, чтобы я могла произнести эти слова без дрожи и слез, обманув мир и заставив его думать, что я пережила то, что со мной случилось. Что у меня все было под контролем.

— Я не разрешала ему.

Сент напрягся. Ну, его реакция уже была довольно яркой при упоминании о другом парне. Судя по всему, он был собственником. Это определенно должно было меня оттолкнуть, но нет. Даже сейчас.

От него исходили волны угрозы. Опасности.

— Изнасилование — страшное слово. Людям некомфортно употреблять его. Как только слышат его, они вздрагивают. Мне оно нравится, потому что само слово никогда не сможет передать тот ужас, который оно описывает. Но думаю оно самое подходящее из всех остальных слов.

Я сделала паузу, не глядя на него.

— Когда вижу человека впервые, я мысленно одариваю его словом. Оно появляется в голове до того, как я подумаю о его внешности, весе, одежде, чувстве моды, о чем угодно. Как будто писатель во мне требует, чтобы я каждому присвоила какое-то слово, которым можно его охарактеризовать.

Я пожала плечами.

— Одна из моих многочисленных причуд, наверное. У меня самой не было «слова». До того утра после того, как это случилось, и я посмотрела в зеркало. Моим словом стало «изнасилование».

Я никогда не признавалась в этом раньше. Никому из близких, что было не сложно, потому что у меня не было по-настоящему близкого человека. Не считая Кэти, но мы с ней держали друг друга на безопасном эмоциональном расстоянии.

— Мое слово все еще было «изнасилование», когда я узнала, что беременна.

Сент дернулся, но я продолжила рассказывать о том, о чем не знал никто. Абсолютно никто.

— Это же слово пришло бы мне на ум, когда я посмотрела бы на своего ребенка. Если бы позволила ему родиться. Я собиралась сделать аборт.

Слова прозвучали резко и грубо. Уродливо. Потому что они были полны сложной правды.

— Но мое тело сделало все за меня. Может потому, что я была так полна ненависти и уродства, оно изгнало все, что росло внутри него.

Я пожала плечами.

— По-хорошему мне должно было стать легче от того, что не пришлось делать ничего самой. Но мне до сих пор снятся кошмары. Думаю, такие вещи влияют даже на худших людей.

— Детка, поверь мне, я провел достаточно времени с плохими ублюдками. С обитателями сточных канав. Ты и близко не похожа на худших из людей. Единственное, что отличает тебя от доброхотов — это то, что ты гораздо честнее их.

Я поднялась с его колен, и он позволил мне. Сжав руки в кулаки, Сент долго смотрел на озеро.

— На тебя напали на автограф-сессии. Тогда все и произошло, — сказал он.

Это был не вопрос, просто констатация факта. Факта, на который я потратила много времени, денег и влияния, чтобы никто, кроме тех, кто был вовлечен в это дело, не узнал.

— Дело закрыли, — сказала я в ответ.

Он поднялся со стула и шагнул вперед.

— Как тебе известно, я знаю одного парня. Он рассказал мне не много. Только то, что что-то произошло. Кому-то было предъявлено обвинение. Никаких имен. Твои люди хорошо поработали.

Стиснула зубы, борясь с желанием сделать шаг назад. Отступить. Мной двигало не инстинктивное желание сбежать — мои инстинкты были отточены, натренированы и доведены до совершенства, чтобы не показывать слабости и уж точно не отступать.

Нет, я стала жертвой эго. Гордыни. Я чувствовала себя слишком защищенной той историей, которую мир знал обо мне. И, что еще важнее, тем, чего люди не знали. Я была счастлива, что они создали мою биографию из наполовину исследованных фактов и полностью исследованной лжи, собранных из интервью, фотографий и поиска в Google. Мне нравилась общеизвестная версия Магнолии Грейс — достаточно близкая к оригиналу, чтобы мне было комфортно и достаточно далекая от него, чтобы я могла спокойно дышать и спать по ночам.

— Тебе действительно комфортно, когда люди ненавидят тебя, не зная правды? — спросил Сент.

Я нахмурилась.

— Ах, но люди возненавидели бы меня еще больше, если бы знали настоящую правду. На что мне насрать. Хорошо, что им не настолько наплевать на меня, чтобы копать глубже.

— Но если бы люди узнали настоящую правду, тогда ты могла бы им понравиться.

— Нет, — рявкнула я. — Люди пожалели бы меня. А это не то, чего я хочу в этой жизни. Мне не нужны письма со словами поддержки. Я не хочу стать той, кому женщины с подобной судьбой станут присылать письма со своими историями, видя во мне какой-то непонятный символ.

Я сделала паузу.

— И да, я не хочу нравиться людям.

Сент молчал и не пытался утешить меня. Он просто ждал продолжения, и я знала, что он будет ждать столько, сколько потребуется.

— Я ничего не помню. Очевидно, это побочный эффект «Рогипнола²²», — я стала покусывать губу. — Некоторые женщины скажут, что этот побочный эффект — благословение. С тобой делают ужасную, оскорбительную вещь, но по крайней мере, тебе дается шанс не помнить об этом, верно? Так утверждали некоторые люди. Те немногие, кто знал не понаслышке, конечно.

Я вспомнила реакцию своей матери, когда совершила ошибку, рассказав ей. Это был момент слабости. Внутри меня проснулся маленький ребенок, который все еще ждал и хотел чего-то.

«По крайней мере, тебе не придется вспоминать об этом, милая. Так тебе будет легче оправиться. Тебе даже не понадобится терапия, потому что тебе не о чем будет говорить»

Слова матери прозвучали черство, потому что она сама была такой. Она испытывала дискомфорт при разговорах о деликатных вещах. Черт, она даже не говорила со мной о месячных. За нее это сделал мой отец, что было даже к лучшему.

Я снова посмотрела на Сента.

— Может, для кого-то другого и было легче ничего не помнить, но не для меня. Потому что когда подобное случается с тобой — помнишь ты или нет не играет никакой роли. Ты знаешь, что это произошло, но вынуждена довольствоваться только своим воображением, чтобы рискнуть предположить, что сделали с твоим телом. А, как ты знаешь, мое воображение чертовски обширное и чертовски мрачное.

Моя губа начала кровоточить, и я присосалась к ране.

— Как его зовут.

Это был не вопрос. Это был приказ. Это была клятва. Сент использовал ту ярость, которую мне не терпелось высвободить. Я не думала, что такая деталь из моего прошлого заставит его это сделать. А может думала. Может я хранила ее, наблюдая, как у него появляются чувства ко мне и ждала, когда они достигнут критической отметки, чтобы началась самая бурная реакция.

Ненормально, а значит это была правда.

— Его зовут Дэвид Китон. И чтобы избавить тебя от звонка тому «парню», который у тебя есть для решения таких вопросов, я скажу, где он. Толедо. Он оттуда родом. Похоронен на кладбище «Хилл-Крик». — Я фыркнула. — Мой отец побеспокоился об этом.

Сэнт слегка приподнял бровь.

— Он не всегда был человеком, которому нужна была помощь, тем, кто не помнит свое имя, свою жену и дочь, — сказала я. — Его уважали. Боялись. Моя мать говорила мне об этом, но я не верила. Мой отец всегда был добр ко мне. Никогда не повышал голос. Но многие его боялись. Как бы часто мы ни переезжали, все поблизости знали, кто он.

Я покачала головой.

— Я не видела человека, который всех пугал до тех пор, пока он не пропал на несколько дней. Когда отец вернулся, он все рассказал, потому что знал, что единственный способ помочь мне — это дать знать, что тот мужчина мертв.

Я замолчала, позволив себе на мгновение вспомнить тот разговор. Мой отец не выбирал слов, когда рассказывал мне, — что было хорошо. Его лицо ничего не выражало. Я видела перед собой солдата.

Никто не знал, что он сделал. Никто, кроме меня.

— Хотелось бы мне познакомиться с твоим отцом, — сказал Сент через некоторое время.

Я взглянула на него.

— Да, он тоже захотел бы встретиться с тобой.

~ ~ ~

Я все испортила гораздо раньше, чем думала.

Дело было не в моем признании. Ничего не изменилось, когда я все рассказала Сенту. Он не стал относиться ко мне иначе. Может рядом с ним я и чувствовала себя немного зажатой в клетке, но сожаления по поводу исповеди меня не мучило.

Я ушла рано утром, взяв с собой ноутбук. Я не пошла домой, потому что он нашел бы меня там. К тому же, мной двигала потребность найти что-то. Что-то гадкое.

Дорога до Роуз Хилл заняла всего час. Рядом с автострадой стоял дешевый старый мотель со сломанной вывеской.

Мне нравились дешевые мотели. Они успокаивали меня. Грязные ванные комнаты. Сомнительные простыни. Тонкие стены. Подозрительные персонажи. Люди, которые давали почасовую оплату или другие, которые платили за месяц. Все они были подонками, но честными, понимаете? Они сидели на ржавых, дешевых стульях во внутреннем дворике, курили и смотрели на вас. Смотрели на мир или орали на кого-то в телефон. Заставляя семью, чья машина сломалась и у которой не было другого выхода, кроме как остановиться в этом месте, чувствовать себя восхитительно некомфортно.

Я жила в одном из таких мест целый месяц, чтобы впитать в себя всю эту прекрасную, честную грязь человечества. Даже начала писать книгу, вдохновленная этим опытом. В этой книге не было ужасов, связанных с демонами, духами или чумой. Ужас в ней был гораздо страшнее, потому что он был чисто человеческим.

Однако книгу я так и не закончила. Она осталась как кружка без ручки, как сказал бы Стивен Кинг.

Я много раз перечитывала его книги — мою Библию и любимое описание всех незаконченных рукописей, спрятанных в моем ноутбуке.

Кружка. То, что можно наполнить. То, что может содержать что-то, что может поддержать вас или отравить, если вы склонны делать свой кофе по-ирландски или готовить для мужа капучино. В любом случае в ней всегда что-то есть, но нужно уметь держать ее. Без ручки кружка превращается в ничто.

Вот чем была та моя история с мотелем. Она была кружкой без ручки, а значит не была историей. Я придумала тысячу оправданий, почему не закончила ее. Я видимо ждала, пока она замаринуется, занимаясь тем временем другими проектами. Но на самом деле у меня просто не хватало смелости прикрепить к этой кружке ручку. Потому что какой-то безликий мудак в интернете сказал мне, что нужно писать о том, что я знаю.

В общем, я подъехала к этому дешевому мотелю, планируя снять себе комнату.

Потом меня ужалила пчела.

Или человек накачал меня наркотиками, сделав укол.

То ли одно, то ли другое.