Особенности преддипломной практики

Глава 18

Нас окружила толпа горожан. Беспокойные лица, вопрошающие взгляды. Каждый хотел лично удостоверится, что городская ведьма жива и невредима. Я аж растроганно прослезилась — тут были все мои соседи по улице, все мои клиенты, к которым я так и не дошла сегодня, и даже некоторые незнакомые горожане, не то сочувствующие, не то злорадствующие. И все шумели, причитали, радовались и укоряли:

— Ну как вы, госпожа ведьма?

— Неосторожно-то как, госпожа ведьма!

— Слава Хальсту, что жива!

— А если бы умерла, что тогда...

— Ой, да ничего с ней не стало бы, ведьма она и есть ведьма!

— Молоденькая еще, жалко было бы!

— Молодые они самые крепкие!

— А точно жива? — а это уже кто-то из задних рядов интересовался.

— Да жива она, жива. Вон глазками как моргает.

— Ага, читал я в одной книге про таких вот моргающих. На следующую ночь трупами встали и танцевать начали!

— А ты читай больше! — тут же ему претензию предъявили.

— Да жива она! — одернули спорящих, — Нога только сломана!

— Ну нога это не страшно, — первый тут же успокоился и сразу обрадовал, — До свадьбы заживет!

— А когда свадьба то?

— Да говорят, после недели Урожая уже!

— Да не, это только помолвка будет официальная! — и все то они знают.

Даже я не знала, что у меня, оказывается, помолвка с кузнецом уже на следующей неделе.

— Быстро они...!

И не говорите!

— Дурное дело нехитрое! — хохотнул какой-то мужик и все вокруг подхватили за ним.

Сквозь галдящую толпу ко мне еле-еле сумел пробиться высочество. А я, однако, ошиблась. Глаза у него уже не просто запавшие, а с такими густыми фиолетовыми тенями. И лицо уже не серое, а беленькое-беленькое, словно мукой обсыпанное. Кра-са-вец! Всю мою работу коту под... тестикулы отправил! Хорошо, если до дома доберется на своих двоих, а то придется Валосирелю меня тащить на руках, а этого ... высокородного на закорках.

Таэль уставился на меня со странной смесью тревоги и напряжения. Темные брови сведены в одну линию, у рта залегли глубокие складки. Беспокоился, что ли? Хотя, я б на его месте только радовалась бы — исчез тот единственный, кто поит противнейшей дрянью и не высказывает ни малейшего уважения к царственной особе.

— Ты как, юная селянка?

— Это я должна тебя спросить, вашблагородие! Недельный труп и тот красивей выглядит!

Принц переглянулся с Валосирелем. Облегченно выдохнул и улыбнулся.

— Ну раз может язвить, значит в порядке.

Даже старик Партанс притащился. Глянул хмуро из-под кустистых бровей, пыхнул трубкой и очень выразительно перевел недовольный взгляд на Валосиреля, все еще держащего меня на руках.

— Вон туда посадите госпожу ведьму, уважаемый, — кивнул он на кучу сломанных досок, из которых мужики сделали что-то наподобие лавочки, — Нечего ей ваши ручки-то нежные оттягивать.

Мэльст вопросительно переглянулся со мной, я неуверенно кивнула, абсолютно не доверяя импровизированному сидению, и покорно опустил на указанное место. Расстегнул ремешок туфельки и слегка коснулся двумя пальцами распухшей лодыжки. Боль заметно уменьшилась. Наверное, я бы даже смогла встать, но Мэльст жестко удержал меня на лавочке и навис надо мной охранником, грозно скрестя руки на груди.

Партанс нагнулся и одернул подол юбки, закрывая распухшую лодыжку.

— Помнишь, что я говорил про приличия? — процедил он шепотом сквозь зубы.

— Помню, — так же еле слышно ответила.

— Смотри мне! — старик удовлетворенно кивнул, пыхнул повторно трубкой и шуганул жалельщиков:

— Ну, что столпились? Ничего страшного не случилось. Жива ведьма, сами видите. Этот где?

Варрик Стерн стоял чуть в стороне. Его сторожили двое мощных мужиков, в которых я с трудом узнала тишайшего пекаря и всегда очень вежливого бондаря. Уж больно лица у них были злобные, с такими только в разбой и ходить. Один держал в руках широкий кожаный ремень с серебряной пряжкой, второй — какую-то железяку с двумя острыми шипами с одного конца.

Моего недавнего клиента так обмотали бельевыми веревками, что видны были лишь голова и ступни ног. Все остальное представляло собой большой белый кокон гусенички с разноцветными прищепками, которыми хозяйки мокрое белье к веревкам прикрепляют. Видать, схватили первое, что попались под руку, пока вязали моего «обидчика». Красивое породистое лицо Варрика тоже пострадало. От идеальной волосок к волоску прически ничего не осталось — одни вихры и колтуны, под глазом багровел большой фингал, а уши заметно оттопырились и алели, словно Варрика за них удерживали, пока вязали.

— Госпожа Моргана! Госпожа Моргана! — чуть не плача, звал меня Варрик. Бондарь тут же дал ему подзатыльник, а пекарь хлестанул ремнем по заднице. И судя по всему, это были далеко не первые знаки их внимания.

— Госпожа Моргана, вот он, этот коварный тип гражданской наружности! — Варрика подняли как мешок с мукой и поставили передо мной.

— Это он вас в подвал то...

— У, морда твоя криминальная!

— На вас покусился, госпожа ведьма!

— На нашу ведьму! — заколыхался народ, — Да как посмел!

— Руки бы тебе оборвать по самое...! — погрозила ему кулаком незнакомая мне старушка в платье с розами по подолу. — А ну, госпожа Моргана, щелбаните его своей магией по заднице, чтобы впредь неповадно было!

— Или в лягушку его! В лягушку! — загорелась толпа праведным гневом, — Пусть знает, как на нашу ведьму замахиваться! Поквакаешь еще, гад ползучий!

Варрик почти рыдал. Не будь он связанным, уже валялся бы передо мной на коленях, но тугой кокон не давал даже согнуться.

— Госпожа Моргана! Пощадите! Пожалуйста! Не виноват я, госпожа Моргана!

Не виноват?

Я подозрительно пригляделась к парню. Каюсь, сама тоже думала, что по темечку именно он меня ударил, но затем повнимательней рассмотрела фингал под глазом. Красивый оттенок, сочный, ядреный. Чтобы синяк налился такой синевой, должно было пройти время, а значит получил его Варрик Стерн явно не сейчас.

Глянула на своих охранников — что высочество, что его товарищ стояли двумя каменными статуями и хмуро оглядывали белый кокон передо мной. Попросить их помочь с магией? Я то сейчас не в том состоянии, чтобы усиленно магичить. Вон, даже из подвала сама выбраться не смогла. Но с другой стороны, я ж взрослая и самостоятельная.

Свела ладони вместе, формируя рунный круг, затем сбросила три искры и подняла светящийся контур недавней комнаты с подвалом. Народ вокруг ахнул, кто испуганно, кто восторженно, и отшатнулся, давая больше места для обзора. Две легкие дымки образовали узнаваемые фигуры, одна из них стояла на краю подвального люка, вторая в паре шагов пыталась выровнять здоровенную гору из обгорелых досок и мусора. Поправит в одном месте — вылезет в другом, затолкнет там — пошатнется в третьем. В итоге таких заталкиваний и впихиваний верхушка мусорной горы не выдержала. Когда дымчатая я повернулась к дымчатому Варрику, кусок деревянной балки, лежавший на самом верху, заскользил вниз и ударил меня по затылку. Я рухнула в подвал, а сам Варрик развалился в позе морской звезды, погребенный съехавшим мусором.

— Отпустите его, — благосклонно разрешила я, — Не виноват он.

— Госпожа ведьма! — возмущенно загомонил народ. Уж очень им хотелось отомстить тому, кто сбросил меня в подвал. Или просто кого-то побить.

— Госпожа ведьма! — зарыдал от облегчения Варрик Стерн. Веревки на нем начали разматывать, парень, желая побыстрее высвободиться, рванул их посильнее, за что получил пинок от бабуленции с розочками. Нечего портить хорошую вещь, а крепкая бельевая веревка в хозяйстве вещь не лишняя.

— С другой стороны, — потянул разочарованно женский голос, — Нехорошо это. Одна с чужим мужчиной в заброшенном доме...

— И то верно, нехорошо, — закивали некоторые в тон, — Неприлично!

— Надо было с собой старшего Верренса взять.

— Так он же весь день в кузне.

— И что? Порядочная женщина всегда с мужем везде ходит.

— То-то я смотрю ты, Матильда Бегшот, и на рынок, и за город в гордом одиночестве гуляешь!

— А ты, Тильда Зухарс, не путай яичницу и Хальстов промысел. Что я мужа на рынок таскать с собой буду? Чтобы он опять в «Три корочки» по дороге завернул?

Еще чуть-чуть и разгорится скандал, в котором все вспомнят друг другу малейшие неприятности. А городок у нас маленьким, вспомнить каждому было что:

— Уважаемые господа! — попыталась я отвлечь их от бурных воспоминаний, — Я искренне благодарна всем за помощь в вызволении меня из подвала! Наверное, мне бы пора домой...

— Госпожа Моргана! — дикий рев был слышен издалека.

Выпучив глаза ко мне рвался Инвар Верренс, по дороге обещая каждому, кто помешает, засунуть .... в ... и этим навертеть в ... В общем, много нового и интересного в личной жизни. Народ не расходился, он разбегался, пытаясь спастись от здоровенного кузнеца.

— Госпожа Моргана! — Инвар встал передо мной, тяжело дыша. В длинном кожаном рабочем фартуке, на руках тяжелые плотные кузнечные краги. — Вы живы? Здоровы?

Я даже не успела пикнуть, как он нагнулся и подхватил на руки. Подол платья взметнулся зеленым флагом, а расстегнутая туфелька едва не свалилась с ноги.

Забавно, за один день меня дважды таскают на руках, как романтичную особу из любовных романов.

Валосирель решительно шагнул к Верренсу, а высочество без сил рухнул на лавочку, где я только что сидела.

— Госпожа ведьма повредила ногу, — ледяным тоном категорично заявил ильфариец, — Ей нужна медицинская помощь.

— Я позабочусь о ней сам! — тот уже развернулся куда-то меня нести.

— Как? — резонно спросил у спины кузнеца Мэльст.

Инвар оглянулся на ильфарийца и зло свел брови:

— Уж получше, чем господа-иномиряне!

— И то верно! Он жених, он обязан..., — тут же зашептался народ.

Мэльст пытливо уставился на Верренса, а Инвар с таким же упрямым выражением лица прижимал меня к себе. Как два ребенка в песочнице, которые не могут поделить игрушечную машинку. Интересно, кто из них кого? Поджарый, но крепкий эльф или грузный мощный кузнец?

— Господа, господа! — попыталась я разнять двух петухов, и тут же наткнулась взглядом на старика Партанса. Он, как и все окружающие, молча и пристально следил за разборкой двух мужчин. Заметив мой растерянный взгляд, пыхнул трубкой и недовольно поднял бровь, мол сама закрутила — сама и разгребай.

Я коротко выдохнула, принимая неизбежное:

— Господин Верренс, вы не могли бы помочь мне добраться до дома?

Звенящая тишина мгновенно разбилась новым одобрительным гвалтом соседей:

— И то верно! Пусть донесет!

— Он мужчина сильный, не уронит!

— А если и уронит, так что с нее, она ж ведьма!

— Так, не приведи Хальст, убьется!

— Ничего! В подвал упала и не убилась.

— Ведьма она и есть ведьма!

— Так молоденькая еще!

— Молодые — они самые крепкие!

И вот под таким аккомпанементом мы и двинулись домой. Я на руках у Инвара, позади Мэльст с высочеством, которое пыталось идти самостоятельно, но пару раз Валосирель его все-таки удерживал от падения. И вокруг нас ликующая толпа. Соседи шумно веселились и даже танцевали, радуясь вызволению ведьмы из подвала. Гомонили, передавая друг другу обстоятельства, при которых я упала, как меня нашли и теперь несут домой. Вскоре, эта история обросла такими удивительными подробностями, что я аж заслушалась.Передавали, что меня выкрали из дома, бедного Йонаса связали розовым фартуком, причем этот фартук начал обретать собственные магические силы. Преступники, которых было уже пятеро, лелеяли тайный умысел использовать мои таланты для своих злобных преступлений, поэтому оглушили меня почему-то здоровенной пивной бочкой и сбросили в подвал, чтобы никто и никогда не догадался, где меня искать. И я там должна была день и ночь трудиться на благо местного криминала.

Инвар нес меня, осторожно прижимая к груди, как хрупкую драгоценность. Мне было неловко после нашего утреннего разговора, но не закончить его я не могла:

— Я не сказала «да», господин Инвар.

— Вы не сказали «нет», Моргана. Вы даете шанс этому иномирцу...

— Что? Не правда! — возмутилась я и тут же засмущалась, сама не понимая, почему.

— Дайте и мне шанс, — Инвар коротко улыбнулся, — Он вас спас, понимаю. Вы женщина, существо слабое и тянетесь к сильному. Так и я тоже не слабак.

— Да я это и так знаю...

— Тогда дайте и мне шанс, Моргана! Вы не пожалеете!

Меня спасло от ответа только то, что показалось крыльцо моего дома. Йонас, увидев меня на руках старшего брата, тут же забегал, захлопотал, как курица-наседка. Запричитал, что я абсолютно непослушная и своевольная женщина, что раз он разрешил прогулку на час — значит только на час и ни минутой больше, что с людьми из Сливового вообще нельзя связываться и он ведь меня предупреждал! Предупреждал же! Я покорно кивала головой и обещала впредь слушаться.

Меня занесли в дом, усадили в кресло, обернули теплым пледом и сунули в руку большую кружку горячего глинтвейна.

Инвар распрощался, оставляя меня на младшего брата, Валосирель, убедившись, что я в надежных руках, потащил Таэля в его комнату, а горожане постепенно стали расходиться.

*****

Пропажа городской чародейки и ее чудесное освобождение оказалось настолько интересным событием, что многие собирались небольшими группками то тут, то там и продолжали обсуждать происшествие. На шум выходили те соседи, которые были не в курсе, и им рассказывали эту историю с новыми подробностями.

Увидев, что из дома Морганы вышел Инвар, к нему тут же устремились делегаты и тот еще минут десять объяснял, что на самом деле произошло и чем все закончилось.

Убедившись, что госпожа ведьма под присмотром Йонаса, Инвар Верренс, собрав всех соседей и соболезнующих, отправился домой. Моргане нужно отдохнуть, он видел, как девушка была напугана своим падением, и понимал, что давить на нее пока не нужно. К вопросу шансов он еще вернется, но не сегодня.

Когда к нему прибежал в панике Йонас и рассказал о пропаже Морганы, Инвар все бросил и помчался на помощь чародейке. Поэтому сейчас надо было доделать брошенную впопыхах работу.

Каково же было удивление Инвара, когда подходя к кузне, он услышал звон молота по железу. Это было очень странно, ведь в кузне сегодня, кроме него, никого больше не было. Своих помощников, братьев Йарна и Йохана, он еще днем отпустил, зло раздражаясь ни любое их действие.

Ворота кузни были открыты, как Инвар и оставил.

Везде горел свет, как Инвар и оставил, в очаге пылал огонь, как Инвар и оставил. Рядом с дверью валялись грубые заготовки, как Инвар и оставил.

А на наковальне молот бил по куску железа, как Инвар и оставил.

Боек размеренно колотил остывший прут, медленно, но верно превращая его в тонкую пластину.

Инввар ошарашенно остановился в проеме, глядя на то, как молот самостоятельно доделывает его работу.

Позади него на эту красоту молча смотрели соседи.

— Это ж как такое возможно то? — подал голос сначала один, потом второй задался таким же вопросом.

— Да быть того не может!

— Пустите посмотреть!

— А что случилось?!

— А почему молот сам кует?

И наконец, кто-то с задних рядов задал самый главный вопрос:

— Это что? Магия?!

Я сидела в кресле, медленно попивая обжигающий глинтвейн, и чувствовала, что жизнь в целом удалась. Конкретно именно сейчас и в эту самую минуту. Сижу в своем доме, мне тепленько, вкусненько и сломанная нога почти не болит. Йонас крутился на кухне, сооружая поздний ужин, ильфарийцы закрылись в комнате высочества и носа не показывали. Что, спрашивается, еще нужно для счастья?

— Госпожа ведьма, вам чай сделать или вы глинтвейчик допивать будете? — мой шеф-повар появился откуда-то сбоку и подлил мне вина со специями в бокал.

— Сделай, — согласно кивнула.

Вино, пусть и в согревающих целях, на голодный желудок действовало крепче, чем надо, и я уже чувствовала, что меня потихоньку развозит. А пить мне вообще-то нежелательно, я по пьяной лавочке порой такие вещи творю, что на утро мне становится за них бесконечно стыдно. Если вспоминаю, конечно.

— Вам кашу или пирожки?

— И то, и другое. И можно без хлеба, — добавила я и заулыбалась, вспомнив цитату из детского мультика.

Нахлынули детские воспоминания. Мама, телевизор, тарелка с чипсами, любимые мультфильмы. Папа пришел с работы и я бросилась к нему на шею, а он в ответ подарил мне конфетку — привет от зайчика, которого встретил по дороге. Конфета была очень вкусная и сладкая и я всегда удивлялась, как это незнакомый зайчик всегда угадывает, какие сладости я люблю. Уже постарше я узнала, что никакого зайчика по дороге не было и конфеты мама давала папе утром, провожая на работу.

Неожиданно всхлипнула, мигом затосковав по родному дому, родителям, даже по младшему брату. Они-то там и не знают, в какую переделку я здесь попала. Навязанное замужество, от которого я пытаюсь отказаться, падение в подвал, сломанная нога... Ну ладно, местр Валосирель сказал, что не сломана, но она ж все равно болит, зараза.

Как же я хочу вернуть обратно свои тихие спокойные деньки.

Эй, Хальт! Слышь, старый хрыч, давай, крути обратно свое колесо судьбы или что там у тебя. Возвращай все, как было. Я даже согласна вправлять переломы и принимать роды… Хотя, про роды — это я не подумав. Здесь… да что там здесь, я вообще ещё роды не принимала и знаю о них только из инфранета и одного семестра курса медицины в университете, который я успешно прослушала мимо.

Вот обратится ко мне какая-нибудь... не знаю, Хильда Миннерс с Виноградной улицы, а я... А что я? Я вообще не медик, как мне роды принимать то? По методичке в двадцать страниц? Или открыть на чердачном визоре сайт по медицине и постоянно туда-сюда бегать сверяться, все ли я правильно делаю?

Я еще раз всхлипнула, безуспешно стараясь не разреветься. Ой, нельзя мне пить на голодный желудок!

— Госпожа ведьма, вы... — Йонас подошел ко мне ближе и ошеломленно застыл, глядя на то, как я все сильнее и сильнее начинаю плакать. — Ну что вы, госпожа ведьма! Ну зачем же вы...! — и не в силах остановить мой поток слез, тоже всхлюпнул, — Ну госпожа ведьма...!

А я просто не могла остановится. Мне стало вдруг бесконечно жаль себя, застрявшую в этом диком средневековье. Жаль мою больную сломанно-вывихнутую ногу, жаль Инвара, которому я в любом случае не пара, жаль даже ту пресловутую Хильту Миннерс, у которой я роды ну никак не смогу принять.

И заревели мы с Йонасом в два горла. Сквозь его всхлипывания я кое-как сумела разобрать что-то про несчастную любовь и мне стало парня еще больше жаль. Он упал передо мной на колени и тоненько завывал свою свадебную песенку про родной огонек души, которую сочинил для Изельды ...

— Что здесь происходит? — недоуменный мужской голос мигом меня привел в чувство.

Мэльст Валосирель с округлившимися глазами смотрел на наш водопад. Йонас смутился, поднялся с колен и вытер мокрые щеки моим кухонным полотенчиком. Я же с полным правом слабой беззащитной пострадавшей женщины продолжала тихонько плакать, правда уже без громких возрыданий.

— Что здесь происходит? — переспросил ильфариец, опустившись передо мной на одно колено. Рыцарь, мать его эльфийскую королеву! На белом... коне? тигре? мобиле? Не помню, на чем должен был быть покоритель женских сердец, но это было уже не важно. Мэльст вытащил у меня из рук почти пустой бокал и понюхал.

— Да ты пьяна! — он королевским жестом подозвал к себе Йонаса и отрывисто приказал: — Госпоже пить больше не давать!

— Вообще? — удивился парень и кивнул головой на горячий чайник, — А я вот чайку решил для нее приготовить!

— Чайку можно, алкоголь — запрещаю! — резюмировал Мэльст и снова повернулся ко мне, — Так из-за чего страдания?

— Женщина я! Несчастная!

Ильфариец закатил глаза и что-то пробормотал. Я подумала, что нецензурное, и тут же обиделась. А чего он? Я тут вся в слезах и соплях из-за своей нелегкой судьбинушки, а этот... ушастый еще и ругается!

— Ну, то, что ты женщина... — он встал, склонился ко мне и подхватил на руки, — Это и так заметно! — и позвав Йонаса, приказал ему принести чай и сладости наверх, в мою комнату, — А насчет несчастной я поспорю!

— Спорь, — покорно согласилась, внутри медленно тая от того, что такой мужчина несет меня на руках. Сквозь мокрые ресницы я любовалась его точеными скулами, прямым носом и синими глазами. А уж когда мой взгляд упал на его губы...!

— Ты неразумная...

— Неправда!

— Упрямая!

— Неправ... — и он так улыбнулся кончиками губ, что я окончательно растаяла и готова была признать все, что он дальше скажет.

— Правда, правда, — он направился к лестнице, — А еще беспечная, самонадеянная и...

— И? — я заинтересовалась, как еще меня обзовет этот восхитительно красивый, наглый и беспардонный тип. — На самом деле я взрослая и самостоятельная!

— Да, да, и это, кстати, тоже не те качества, которыми нужно хвалиться! — он продолжал насмехаться надо мной.

— Если ваше высокородие соизволит отпустить меня на пол, то я докажу...

— Если я отпущу тебя на пол, ириль, то ты тут же упадешь и без чужой помощи точно не встанешь, — он мигом посерьезнел и лишь крепче прижал меня к себе, — Не думай, что если нога почти не болит, значит она здорова.

— Вообще-то она болит, — капризно потянула я в ответ, говоря тем самым, что лекарь из моего носителя так себе.

Он нахмурился, что-то хотел сказать, но уже дошел до двери моей комнаты. Дотянулся до ручки и толкнул ее вперед, благо, что Йонас догадался не закрывать дверь наглухо. Мэльст донес меня до кровати, аккуратно и бережно усадил на нее.

На столике рядом с изголовьем уже стояла большая чашка ароматного чая, рядом лежал поднос с несколькими пирожками и сахарницей. Мэльст тут же взял чашку и провел над ней ладонью. С его пальцев в жидкость упали две искры, мигом осветив чашку короткой зеленой вспышкой.

— Пей, — он протянул мне чай и я с подозрением глянула сначала на ильфарийца, затем на то, что он мне предлагал. — Пей, я просто добавил немного отрезвителя.

С осторожностью взяла горячую кружку в руки, наблюдая за тем, как ушастый умело проверяет мою опухшую конечность.

— А вы всех иномирян на руках носите и больные ноги им лечите? Мы же вроде низшая раса для вас? — я куснула пирожок и порадовалась, что начинкой в нем были рис с яйцом. Хотя бы не обляпаюсь вареньем, как за завтраком.

— Нет, — Мэльст сосредоточился на том, чтобы повторно прощупать мою щиколотку, — Обычно мы проходим мимо, если кому-то из манхла нужна помощь. Кто вы такие, чтобы мы снизошли до внимания к вам?

Я помнила, что такое манхло по ильфарийски. Отбросы общества, шваль, мерзость, отморозки. Матерный ильфарийский словарь был в нашем университете гораздо популярнее лингвистического.

От такой равнодушной отповеди я даже забыла есть и пить. Кружка, казалось, заледенела в моих руках, а пирожок превратился в камень.

— Что?

Мэльст, казалось, меня не слышал. Он нажал на самое больное место и я тут же взвыла.

— Если это месть за мой вопрос....

Он искоса глянул:

— Я уже понял, что тебе пить нельзя, ириль.

Я прикусила язык, а ильфариец продолжил:

— Немножко потерпи, сейчас будет боль... — и, по-новому перехватив ступню, чуть дернул пальцами. Казалось, что в моей голове взорвалась новая вселенная и я коротко вскрикнула. Мать моя королева! В глазах заискрило белым, выступили непроизвольные слезы. Ногу словно разорвало напополам, сухожилия оторвались от мышц, а кости в один момент перемололись в труху!

Но, на удивление, боль тут же прошла, словно и не бывало.

— Ну что? — Мэльст довольно усмехнулся, поднимаясь с колен, — Как теперь чувствует себя представитель низшей расы?

— Решаю, что мне приятней — внимание высокородных или их безразличие, — хмуро ответила, не зная, как реагировать на его слова и действия.

Мэльст как-то странно посмотрел на меня с высоты своего роста. Не то угрожающе, не то думая что-то свое, о чем мне не собирался говорить.

— Что ж, я с удовольствием помогу тебе с этим определиться! — и не давая мне ответить на такое двусмысленное замечание, перевел тему, — Я влил в твою щиколотку три искры, поэтому утром она должна быть в порядке. Но постарайся ночью максимально ее беречь. Никуда не ходить, лучше всего даже не вставать с постели.

— А в туалет? — опешила я, — И мне же еще умыться надо. И раздеть... — и тут же прикусила язык, представив во всей полноте картину, как Мэльст снимает с меня платье. А под ним ведь корсет, который... Щеки мигом обожгло жаром, пальцы вдруг мелко задрожали.

От ильфарийца это не укрылось и он на миг коротко улыбнулся.

— Хотя, не надо! — я даже выставила вперед руки, запрещая ушастому ко мне приближаться, — Ничего страшного, если я посплю в платье.

— И в корсете? — он хитро блеснул глазами.

— Это даже полезно для осанки!

Я быстро дожевала пирожок, запила остатками чая и улеглась в кровать, укутываясь в одеяло с головой.

— Благодарю за помощь! Я сплю! — и закрыла глаза, чтобы не видеть сногсшибательную всепонимающую усмешку на красивенных губах эльфа.

Он чуть постоял рядом, его тень падала на мое лицо. Затем развернулся и направился к двери.

— Да, кстати, — вспомнила я, — Как там высочество?

— В порядке, — интонация Мэльста показалась мне вдруг неожиданно мрачной, — Жить будет, утром проснется.

— Что не может не радовать!

Но Валосирель все еще стоял в проеме комнаты, как будто ожидая следующего вопроса.

— Ах, да! Вы же не объяснили про несчастную женщину?

— Спи, ириль, — хм, а теперь в его голосе вновь появилась улыбка, — Позже скажу, когда готова будешь.

Когда окончательно протрезвею, что ли? Я широко зевнула и поглубже закуталась в одеяло.

Все-таки странные они, эти ильфарийцы.

Но за лечение я и правда была благодарна. И за заботу.

И вообще...

Но странный.

И такой красивый!

****

Она была всего лишь ничем не примечательной иномирянкой.

Да, очень мила, даже красива. Но мало ли на Ильфарии красивых женщин?

Для ильфарийца быть некрасивым значит попрать общественные нормы морали. Твое уродство не должно омрачать взгляды тех, кто на тебя смотрит. А поэтому Ильфария была настоящим раем для магов-хирургов всех статей, а пластика внешности — одной из самых доходных областей медицины.

Лишь немногим дана красота от рождения и это по большей части удел высокорожденных. Благородные тщательно берегли свои генетические коды, не впуская в свои семьи абы кого. И красота у них чистокровная. Породистая.

Взять ту же Виккилин ди Арнатали, будущую жену будущего императора.Ее густые светлые волосы редкого медово-серебристого оттенка передавались по линии матери уже в пятом поколении, а прозрачную синеву глаз и лепные скулы отмечали историки еще у ее прабабки. Посмотришь на Виккилин и дыхание перехватывает восторгом от изящности ее фигуры и тонкости белоснежной кожи.

Или его жена Фарра, урожденная принцесса ди Андарэ. Тоже умопомрачительно хороша. Настолько, что была названа Девой Цветов на пяти последних столичных балах.

Но в их красоте все равно проскальзывало что-то искусственное. Не натуральное. Тщательным образом выведенное.

Не рожденное случайным подбором генов.

Маргарита — другая. Конечно, не так хороша, как известные ильфарийские красавицы, но она была живой. Настоящей. Дерзкой и яркой. Ее улыбку хотелось ловить глазами, а шелк волос — ощутить кожей. Руки тянулись обнять узкую талию, перехваченную простым пояском, до безумия хотелось прижаться губами к нежной ключице и обвести ее контуры пальцами, спускаясь ниже к полушарию груди.

Хуже было то, что его высочеству девушка тоже понравилась. Понравилась до такой степени, что он запретил другу себя лечить, отдавшись полностью в руки этой неумелой практикантки, и сейчас пользуется любым способом лишь бы привязать ее к себе сильнее. Тауриэль задевал словами Моргану, язвил и иронизировал, но Мэльст видел, с какой жадностью тот смотрит на нее, стоит девушке отвернуться. И он понимал, что именно привлекло в ней Таэля. Как тот сказал — еще никто не посылал персону королевской крови так далеко и открыто. Маргарите было абсолютно плевать, что перед ней будущий император. Она не заискивала, не смотрела преданно в глаза, не бежала сию минуту выполнять любую просьбу принца.

Подарки Мэльста девушка приняла с восторгом, но высочеству этот благородный жест друга категорически не понравился. И многое ему сказали не слова, а тон принца. Жесткий, беспощадный, беспрекословный. Тауриэль клещами вцепился в студентку как в свою добычу. Он ее не выпустит, пока... Пока что? Чего в итоге хочет его высочество от иномирской простолюдинки?

Поиграть? Провести с ней пару-тройку ночей?

Нет, для таких развлечений у Тауриэля полно более доступных женщин, которые уж точно не будут хамить высокородному.

Сделать своей сайфэ?

Для этогоТауриэлю в любом случае сначала надо жениться. И только потом...

Но Моргана — сайфэ императора? Как таких женщин называли в других мирах — конкубина, ирри-мари, жемчужная дама? Любовница.

Валосирель поймал себя на том, что ему противно даже думать о Моргане и Тауриэле, и внутренне поразился тому, как отреагировал на эту мысль. Сердце тяжело заныло от сочных и ярких картин, которые ему так любезно подкинуло воображение. Картин сексуальных, жарких и очень откровенных. Только вот в главной роли был не он, а его высочество.

Мэльст еще раз обвел взглядом девушку, укутанную в теплое одеяло. Волосы до сих пор забраны в небрежный хвост и две пряди выскользнули из заколки, упав на лицо. Длинные ресницы бросали тени на нежные щеки, розовые красиво очерченные губы чуть приоткрылись, словно призывая к поцелую.

Она выглядела сейчас такой беззащитной. Слабой и уязвимой.

И в его сердце начало зарождаться что-то очень темное.

Ревностное, собственническое и непримиримое.

Мужчина немного постоял, подумал и поднял руку. С его пальцев упали на пол две искры, одна алая, словно кровь, вторая нежного персикового оттенка. Искры мигом поднялись наверх и закружились в сияющем вихре, но оценить их танец мог лишь хозяин. Жест, пара едва слышных слов и две искры юркнули под одеяло. Легкая вспышка и на лбу спящей красавицы проявились слабые контуры пятилепесткового цветка. Пара секунд и контуры исчезли, как не бывало.

Она ведь сама подтвердила свое доверие. Поэтому никаких угрызений совести, он лишь отмечал свое.

Мэльст Валосирель выключил свет, закрыл за собой дверь и спустился по лестнице. Не обращая внимания на Йонаса, моющего посуду, он вышел из дома и медленным прогулочным шагом направился к особняку губернатора, который любезно предоставил ему свое гостеприимство.