Особенности преддипломной практики

Глава 21

Ближе к пяти вечера я засобиралась на праздник. Выбрала платьице по-нарядней, туфельки по-удобней, волосы распустила, закрутила в тугие локоны и украсила парой заколок с живыми цветами. Все-таки у нас праздник Урожая! Получилось очень даже миленько... Да ладно, чего стесняться, красиво получилось! Этая юная селянка, спасибо высочеству за емкий эпитет!

Сопровождать меня к ратуше вызвались трое — Инвар (ну кто бы сомневался!), Тауриэль (а вот тут я очень удивилась!) и ... Йонас! Когда последний заявил о своем желании стать моим партнером для танцев на сегодняшнем празднике, у меня сначала упала челюсть, а затем — ридикюль из рук. Хорошо, что пирог, тщательно укрытый тканью от заветривания, пока еще стоял на столе. Его спасло только это.

Инвар в ответ на слова младшего брата чуть подумал и согласно кивнул головой, что вызвало у меня второй приступ оторопи.

— Партнер? По танцам? Для меня?

— Да, госпожа Моргана. Йонас на самом деле неплохо танцует.

— Надеюсь, лучше чем поет? — скептически уточнила я, собирая выпавшие из ридикюля маленькое зеркальце, расческу и кошелек.

Местные баульчики, которые носили женщины, были сшиты из ткани и представляли собой не столько привычные мне арлитские кожанные тоуты и шопперы с несколькими отделениями, сколько небольшой мешочек с завязками из лент. Эти мешочки украшали вышивкой, бисером, плетением кто во что горазд, и годились они лишь для совсем небольших вещиц. Пара тетрадей и курсовик, что я запихивала дома в сумку, в шайнвиллльский ридикюль точно не влезли бы.

— Госпожа чародейка! — в унисон упрекнули меня братья, наконец-то засунувшие топор войны куда-то очень далеко. После ободряющих слов ильфарийца, что Йонас небезнадежен, Верренсы помирились буквально за один взгляд. И теперь Йонас сделал вид, что обиделся на меня, а брат его морально поддержал.

Тауриэль вопросительно уставился на меня:

— А разве в сельской местности танцуют не хоровод? — и тут же пояснил, — Ну это когда все встают рядом друг с другом и бегают вокруг костра, — и не мог не добавить с ехидной ухмылочкой и насмешливыми огоньками в глазах, — Голыми.

Мы ошарашенно переглянулись с братьями Верренсами:

— Мда, высочество, ты очень далек от сельской местности. Где ж ты такие танцы интересные видел?

— Да так, — он лишь ухмыльнулся до ушей и проказливо поиграл бровями, — в одном фильме.

— Хоровод? — на меня непонимающе уставился Йонас.

— В фильме? — также непонимающе уставился и Инвар.

Догадывалась я, про какие фильмы подумал ушастый принц, но просвещать непросвещенных, что именно имел ввиду его высокородие, не стала. Молча показала на часы и на дверь, намекая, что ждут нас к пяти часам и опаздывать нехорошо. Пусть сами узнают. Потом. Как-нибудь.

Впрочем, танцевать я не собиралась от слова совсем. Видела я местные танцевальные радости — нечто среднее между гопаком, кадрилью и латинской румбой. Увы, я не настолько гибкая и выносливая, чтобы прыгать в тяжелом платье с корсетом порядка пяти минут без продыху и меняя фигуры. Хотя, в принципе, если будет что-то медленное... Мельком глянула на Инвара, поняла, что он думает о том же, ибо вон как покраснел, косясь в мою сторону, и твердо решила, что медленное — тоже нет. Не стоит лишний раз давать повод для фантазий, раз я категорично отказала кузнецу в будущих семейных отношениях.

Выходя из дома, мою руку пытались ухватить все трое сопровождающих.

Инвару я отдавила ногу каблуком. Конечно, не специально — старший Верренс совершенно случайно оказался ровно на том кусочке земли, куда я собиралась наступить. Наступила на кузнеца, что поделать, бывает. Извинилась, развернулась и тут же наткнулась на услужливо (кто бы мог подумать?!) подставленный локоть второго. Высочеству я заехала по боку сумочкой. Сильно, с размаху. Судя по его тихому стону, расческой попала ровно в печень. Ну а Йонасу просто показала на пирог в другой руке. Умный все-таки он парень, сразу все понял без лишних слов.

Поэтому ровным строем фигурой «гусеничка» мы направились в сторону рыночной площади.

— А где твои друзья-товарищи? — поинтересовалась я у Таэля, когда тот поровнялся со мной.

— Сэлгрина срочно вызвали в Корпус, а Мэльст еще рано утром отправился на Ильфарию.

— Что, по женушке соскучился?

И тут же выматерилась про себя, что не удержалась от едкого сарказма. Разве что ладонь о лоб не разбила! Вот же дура-то!

Каюсь, я была очень обижена на Мэльста. Да, ни повода, ни шансов он мне не давал и по большей части я все придумала сама. Но... я ведь видела его взгляды, чувствовала его прикосновения. И тот разговор ночью — разве между нами тогда не промелькнули искры? А это прозвище «ириль»? Стал бы мужчина давать такое прозвище той, кто ему не интересна?

И поэтому про свое брачное положение он должен был сказать! Должен!

— Да, — Таэль бросил на меня странный взгляд. — Он женат, — и чуть помолчав, добавил, — Тебя это как-то беспо...

— Вообще никак! — и не дав ему договорить, прибавила шаг, — Я это совсем не хочу обсуждать !

— Мэр! Постой! — рванул за мной принц, а вслед за нами ускорились и братья Верренсы.

— Что-то случилось? Госпожа Моргана, вы куда?

— На праздник боюсь опоздать, — бросила им через спину, — А то все вкусное сьедят без меня!

А на рыночной площади празднование шло на всю катушку. Народ веселился как мог.

В центре, освободив территорию от торговых рядов, поставили различные аттракционы для всех желающих испытать свою силу, хитрость, ум и смекалку.

Кто-то пытался забраться на отшлифованный до блеска столб в надежде сорвать с его верхушки здоровенный мешок с какими-то чудесными подарками. Что в мешке — не знал никто, кроме смотрителя за столбом, но все надеялись на приятный и дорогой сюрприз: отрезы ткани, посуду, одежду или редкие импортные товары. Поэтому зеваки то оглушающе смеялись над очередным неудачником, сьехавшим вниз по гладкому столбу, то чуть ли не до драки спорили, что получит победитель.

Рядом с ними умельцы соревновались в закидывании колец на поставленные торчком палки. Кто больше закинет — то выиграл и получает подарок. Порой и тут случались бурные выяснения отношений, кто закинул правильно, а кто смухлевал.

Чуть дальше пытались выбить набивным соломой мячом нужную пару бутылок. Еще были игры для команд из трех игроков на вышибание, местные аналоги пряток и салочек — но это больше для молодежи и детей, прыжки через веревочку.

От разнообразных качелей народ переходил к катанию в корзинах, своеобразном аналоге карусели, а после них — показывал свою удаль на механических баранах, которые дергались во все стороны, а ездок на спине должен был постараться за определенное время не свалиться.

Здесь же вовсю торговали пирожками и сладостями, соками и пивом.

— Пирожки! Сытные пирожки! С капустой, с яйцами, с грибами!

— Пиво! Горькое пиво! Сладкое пиво! Новинка месяца — вишневое пиво!

— Карамель на палочке! Петушки, солнышки, драконы! Разбирайте карамель на палочке!

А у дальнего края площади самые известные таверны расставили столики и зазывали будущих покупателей лучшими блюдами, которые можно попробовать бесплатно, а купить с большой скидкой.

И музыка, музыка, музыка! В основном гуляющих развлекали местные самодеятельные ансамбли, исполнявшие безхитростные любимые всеми песенки, но и приглашенный из столицы Гардарана оркестр не оставался без внимания.

— Госпожа чародейка! — мэр Маттеус буквально выхватил у меня из рук только что купленный стакан вишневого пива и передал его ошарашенному таким обращением Таэлю, — Мы только вас и ждем!

Он окинул меня с ног до головы, поправил чуть сьехавший цветок в волосах и одобрительно кивнул:

— Хорошо, очень хорошо! Вы замечательно выглядите! — пирог из моих рук он быстро передал Йонасу и кивнул ему на длинный стол, украшенный белой скатертью, вдоль одного из торговых рядов, — Вон туда отнеси!

Я глянула мельком, пока губернатор тащил меня за собой, — стол был заставлен различными блюдами. Салаты, пироги, торты, мисочки с печеньем и конфетами, здоровенные сковородищи с жареной картошкой и овощами, и даже пара целиком запеченных гусей.

— Что это за рог изобилия на отдельно выбранном столике?

— Так ведь праздник Урожая! — засмеялся моей неосведомленности мэр Маттеус, — Каждая хозяйка угощает соседей чем-то лично приготовленным.

Так вот зачем Йонас настаивал испечь пирог. Интересный обычай. И на угощение тратится не надо, и можно похвастаться перед соседками-кумушками своими кулинарными талантами.

Мне хвастать было нечем, поэтому я мысленно несколько раз поблагодарила Йонаса за испеченный пирог.

— Но как же тогда вон те продавцы? — я кивнула на гомонящих в толпе мелких пирожочников и занятые столики таверн у дальнего края.

— А бизнес никто не отменял, госпожа чародейка! — хохотнул мэр. — Пироги и сладости на столе — бесплатны, но попробовать что-то новенькое, что дома не приготовишь, — тоже интересно ведь, да?

Напротив городской ратуши была выстроена небольшая деревянная платформа. Видимо, именно с нее сегодня губенатор и открывал начало празднования, так как она вся была усыпана мукой, лентами, цветами и немного подавленными яблоками. Интересно, ими просто кидались от радости или пытались губернатору за что-то отомстить.

Мэр шагнул на платформу и громко крикнул:

— Внимание!

Но люди в веселом гвалте его попросту не услышали. Тогда он откашлялся и еще громче завопил:

— Прошу у всех внимания!

И снова полное игнорирование. Хотя — нет, несколько стоявщих рядом со мной повернулись к губернатору. Понимая, что мэр сейчас просто сорвет горло, пытаясь до всех докричаться, я метнула в него одну магическую искру. Спишу потом на хозяйственные нужды.

— Внима... ой! — мэр Маттеус и сам не ожидал, что его очередной окрик будет настолько оглушающе громким. Казалось, его услышал весь Шайнвилль южных до северных ворот. Он смекнул, в чем дело, и благодарно мне поклонился. Приосанился, подбоченился и...

— Внимание! Достопочтенные жители нашего любимого Шайнвилля! Я еще раз попрошу вашего внимания!

Стало гораздо тише. Люди утихли, старательно внимая словам уважаемого всеми градоначальника. Лишь оркестр играл на задах какой-то торжественный мотивчик.

— Как вы знаете, раз в год, в первый день Недели Урожая мы с благодарностью отмечаем тех горожан, что принесли нашему городу особенную пользу. И сегодня..., — мэр Маттеус вдруг указал рукой на меня, — Мы тут посоветовались и решили, что пора включить в список почетных горожан Шайнвилля нашу несравненную! Нашую прекрасную! Нашу удивительную гостью! Чародейку, пришедшую из другого мира... госпожу Моргану!

Народ восторженно заголосил. Меня тут же начали подпихивать на трибуну. Под радостные возгласы и торжественный громкий туш мне торжественно вручили огромный букет цветов и почетную грамоту в рамочке, которая гласила, что теперь я пожизненный горожанин Шайнвилля.

Получив в качестве поздравления пару отеческих поцелуев в щеки от мэра, меня отпустили праздновать дальше.

Голова шла кругом. Букет, рамочка с грамотой, толпы народа, которые подходят поздравить, обнять и поцеловать новую горожанку... Я растерянно отвечала на радостные пожелания и веселые шутки, кого-то обнимала в ответ, кого-то целовала. Кого-то знала, кого-то не знала, но теперь нас познакомили.

— Поздравляем! — Йонас меня восторженно обнял и тут же куда-то ускакал, кузнец целомудренно припал к моей руке и отправился за братом, а Таэль лишь сузил глаза, думая явно о чем-то своем.

— И что мне с этим теперь делать?

— Что тебе делать, не знаю, но я, кажется, придумал, как решить одну проблемку! — пробормотал высочество с очень задумчивым видом.

Меня дернули за подол. Я опустила голову вниз и увидела маленькую девчушку. Соломенные косички, веснушки на все лицо, длинное платьице с ромашками по подолу. Та самая, что месяц назад звала меня к брату на лечение перелома. Как же ее зовут? Яна..? Ядвига...? Яннура...?

— Здрасте, тетя злая ведьма! — она обсасывала карамельного дракона на палочке и широко улыбалась.

— Привет, ребенок, — я потрепала ее по голове. Светлые косички были красиво собраны на макушке бантом, в котором мелькала ярко-красная ленточка.

— А кота вы так и завели, да? — она восхищенно рассматривала мой букет, подаренный губернатором.

— Кота?

— Ну помните же? Я говорила, что вам кот нужен. Черный. С зелеными глазами. Вы же злая ведьма! Вам без кота нельзя!

Я протянула букет малышке.

— Держи, дарю! — все равно у меня цветами вся прихожая заставлена, — А пойдем пирогом угощаться?

— Каким? — она прищурила один глаз, что смотрелось очень забавно.

— Кажется, с ежевикой, — припомнила я, как Йонас искал начинку для угощения.

— Фу, я не люблю ежевику! Пойдем! — малышка сморщила нос и тут же потянула меня к тому длинному столу с домашними разносолами и разносладостями. Я быстро нашла творение Йонаса и самого шеф-повара. Он обернул вокруг пирога цветастое полотенце, чтобы края не заветрились и каждому желающему лично отрезал по маленькому кусочку, не забывая рассказать, что это угощение от госпожи Морганы, и приготовили его на чудесной иномирской кухне, где стоит незабываемая магическая плита и холодильник!

— Госпожа Моргана! Идите сюда, я для вас оставил специально кусочек!

— А нам надо два кусочка! — я показала на малышкину ладошку в своей руке.

— Значит, будет два! — Йонас от щедрот души отрезал от пирога кусок побольше и вручил Янине.

— Ежевика! — девочка повторно сморщила носик, но с удовольствием вгрызлась в творение кулинара-любителя. — Вкусно! Вы молодец, тетя ведьма!

— Ты же не любишь ежевику! — усмехнулась я, глядя как она жадно поедает кусок пирога, слизывая даже крошки с тарелки.

— Но это же ваш пирог! А вдруг вы меня отравите и я тоже ведьмой злой стану! — лучзарно улыбнулся ребенок. Ее нос и губы уже были перепачканы ягодами, а щеки — сахарной пудрой.

— Янина! — раздался женский голос за спиной, — Вот ты где!

Я развернулась. Суррана Прим в красивом клетчатом платье схватила малышку за руку.

— Мама, а я со злой ведьмой разговариваю! А ты нам мешаешь!

— Вы уж извините ее, госпожа чародейка, — ткачиха потянула дочку к себе ближе. — Янина еще маленькая и ... И где ты умудрилась платье испачкать? Вот же неряха!

— А злая ведьма меня пирогом угостила! Он очень вкусный!... — хвасталась Янина матери, пока та уводила ее в сторону жилых домов.

Я подмигнула Йонасу и тоже откусила свой кусок. Ммм, объеденье! Бисквит просто таял во рту! Середина, выложенная свежими ягодами, была терпкой, но сладкой. А обсыпка сахарной пудрой это просто что-то божественное!

Вдруг тарелочку с пирогом у меня выхватили из рук.

— Эй! — возмутилась я, но Мэльст сунул тарелку ошарашенному Йонасу в руки, сам ухватил меня за плечо и потащил за собой.

— Идем, надо поговорить!

— Вот прямо сейчас? — у меня от возмущения даже голос охрип, — Вам мало разговоров за обеденным столом?

— Тех достаточно, но я хочу поговорить именно с тобой и наедине.

Мэльст проходил сквозь толпу, как нож сквозь масло. Никого не задел, не толкнул и даже вслед ему никто не кричал оскорбительного. Словно его не замечали. И меня рядом с ним тоже.

Мужчина увел меня в сторону от рыночной площади, завел за угол какого-то жилого дома. Прислонил к стене, пару мгновений смотрел прямо в глаза таинственным взглядом, словно пытаясь что-то мне сказать. А затем с глухим стоном резко подался вперед. Мягкое и в тоже время обжигающее ощущение опалило и захватило мои губы. Застигнутый врасплох мозг отключился и все вокруг взорвалось алым, сиреневым, золотым. Мэльст меня целовал так чувственно, что становилось одновременно и обжигающе больно, и бесконечно приятно. Чужое опаляющее дыхание. Чужой огонь желания, который сливался с моим собственным. От возбуждения моя спина непроизвольно выгнулась, подставляя грудь под его жадные ладони. Их жар я ощущала даже через плотную ткань платья. И от него безумно захотелось избавиться! Оно так мешало сейчас, оно было таким лишним!

Когда поцелуй наконец завершился, ноги меня почти не держали, а щеки полыхали лихорадочным румянцем от возбуждения и недоверчивого изумления.

— Ириль! — Мэльст ласково провел по щеке пальцем и зашептал мне на ухо, — Ты знаешь мои чувства к тебе. Да, мы знакомы совсем недавно, но...

Мое сердце забилось в предвкушении.

— Я очень хочу... я настаиваю... чтобы ты стала моей...

Наверняка он ездил домой, чтобы дать развод своей предыдущей жене! Интересно, мне пойдет фамилия Валосирэль? Маргарита Валосирэль — а что, звучит. Очень даже звучит. Жить мы будем в его замке, или как там называется дом Мэла, детишек будет вывозить на Арлиту на летние каникулы, чтобы не забывали про деда с бабкой по материнской, моей, линии…

Сколько я его знала? Три дня? Четыре? Неделю? Это не важно! Для настоящей любви время не важно! Я заглянула в его сияющие глаза и чуть не задохнулась от переполнявших меня чувств.

— ...любовницей.

Картинка, в которой наши дети весело играют с моими родителями, пшикнула как мыльный пузырь. Вслед за ней пшикнул замок, свадьба и моя новая фамилия в паспорте.

— Любовницей? — не слыша себя, уточнила я.

— Я не могу на тебе жениться, ириль, — пояснил огорченно Мэл, — но я могу сделать тебя своей неофициальной женой. Поверь, статус сайфэ практически ничем не отличается от …

— А почему неофициальной? — глупо спросила я, все еще надеясь, что это малопонятный вид ильфарийских шуточек. Ну есть же британский юмор, армянский... Ильфарийский.

— Для жены ты не вышла ни кровью, ириль, ни происхождением, — и с сожалением добавил, — Мы не женимся на иномирянках. Мой Дом меня не поймет и тебя не примет.

А я с горечью убедилась, что фантазия у меня все-таки богатая. Больная, но богатая. Надо ж было придумать замок, детей, фамилию...

Замечательно. Просто замечательно.

Иномирским почти мужем я уже обзавелась, теперь появился шанс стать иномирской любовницей. А что, все прелести жизни!

Я с отвращением оттолкнула высокородного.

— Знаете, местр...

— Ириль, я понимаю, ты не готова к таким быстрым отношениям, но я клянусь...

И тут меня скрутило! Жгучая боль пронеслась по желудку вверх, словно весь мой ливер оккупировал адский дракон, который рвался сейчас на волю. Я пару раз сглотнула, надеясь утихомирить жжение, но не помогло. Рот наполнился неприятной вязкой слюной и ... меня вырвало прямо на сапоги из натуральной кожи ильфарийской ручной работы. А потом опустилась темнота.

****

Ох, как мне плохо-то!

Лучше уж умереть, чем вот так мучиться…!

Живот казался мне одним огромным непрекращающимся очагом всех разновидностей боли, что могут существовать: в одном месте кололо, в другом — резало, в третьем давило так, что того гляди разорвет. Незабываемые ощущения...!

Из желудка словно нарезали шашлык и медленно переворачивали его на вертеле, висящим над открытым огнем. Мой глубоко несчастный ливер был порублен мелкими кусочками и нашпигован на тоненькие, но очень занозистые палочки для канапе.

Даже по позвоночнику периодически простреливало так, что я боялась лишний раз вздохнуть. Из головы сшили футбольный мяч, надули и неизвестные мне игроки пинали его друг другу. В глазах искрило кроваво-алым.

Не болели только ногти и волосы, но там и болеть было нечему.

Я попыталась очень медленно перевернуться на бок. Ох, лучше бы этого не делала! Шашлык сразу взорвался новой острейшей резью, а ливерное канапе начала чувствовать по отдельности каждым кусочком!

Это что, на меня так подействовал поцелуй паршивого эльфа? Или его мерзейшее предложение? Если у меня такая реакция на ильфарийские милости, то избави меня Хальст от подобного в будущем!

Когда жгучая боль чуть поутихла, я смогла более-менее оглядеться.

Лежала я в своей кроватке, в своей спаленке, в своем домике. На улице уже стемнело, но из раскрытого настежь окна слышалась веселая гульба, музыка, радостные крики и треск фейерверков. Ночное небо периодически озаряли цветные вспышки и яркие огни. Народ вовсю праздновал начало Недели Урожая и не собирался расходиться так рано.

Интересно, кто же меня притащил домой?

Варианта два: либо его мерзейшество, либо Инвар.

Спаситель укрыл одеялком — плюсик в сторону Инвара. Но... пощупала себя под одеялом, подозревая худшее. Худшее подтвердилось — ни платья, ни корсета. На кровати я лежала почти голая, лишь в одних трусиках.

Вывод один: мой спаситель — его подлейшество Валосирель. Инвар бы свалился в обморок, только начав расшнуровывать мой корсет. А этому хоть бы хны, небось еще и нащупался вдоволь невинного девичьего тела. Ручки то шаловливые под стать мыслишкам гадостным. В голове опять полыхнуло алым и я еле слышно застонала, схвватившись за виски.

Но хуже было то, что приглушенным звуком я слышала чье-то тихое сиплое повизгивание. Как будто маленького щенка схватили за шею и с силой ее сдавили.

Чуть повернула голову на хриплый сип и глотнула немного свежего воздуха в легкие, чтобы громко прекратить издевательства над животным. Для этого пришлось еще пару мгновений проморгать глазами, сбивая невольно выступившие слезы. Поднять руку и вытереть щеки сил уже не было.

И узрела я картину маслом. В тусклом свете ночника у стены застыли две мужские фигуры в очень интересной позе. Мэльст придавил к стене несчастного Йонаса и скалой навис над ним. Парень подергивал тощими ножками, руками вцепился в железную хватку эльфа и безуспешно пытался высвободить горло. Лицо покраснело, глаза выпучились от ужаса, казалось, еще чуть-чуть и он на самом деле задохнется.

— Выкладывай, полутруп, чем накормил госпожу ведьму? — прошипел ильфариец. Камзол он бросил рядом с моей кроватью, груда дорогущего темного бархата валялась на полу, и сейчас высокородный паршивец красовался в белоснежной рубашке с завернутыми по локоть рукавами. Тонкую талию охватывал широкий кожанный пояс, на стройных ногах плотно сидели темные брюки. Красавец, чего уж там. Паршивейший, мать его ..., красавец!

— Ничего такого, — еле еле просипел Йонас, цепляясь за сильные жилистые руки у своего горла, — все было наисвежайшим.

— Наисвежайшим? — от тихого голоса Валосиреля даже мне стало страшно. Мужчина сдавил пальцы сильнее.

— Может она в таверне что-то не то скушала? — взвизгнул Йонас. Его лицо уже побурело, вот-вот кровь из глаз и ушей польется.

— В какой таверне, падаль? — Мэльст приподнял шеф-повара выше по стене так, что ноги несчастного парня оторвались от пола, — Госпожа ведьма — студентка арлитского университета, — от его спокойного, но пропитанного такой дикой злобой голоса, по позвоночнику пробежала жуткая дрожь, — Такая ядовитого скарла сожрет и попросит добавки.

— Наговариваете вы на нашу семью. Грех это! — простонала я, мигом представив тарелку с живыми шевелящимися шупальцами, слегка светящихся болотно-зеленоватым цветом. Морские гады они такие... гады.

Мэльст мигом повернулся ко мне. Бледное добела лицо со сведенными бровями, полу-безумные темные глаза, тонкий рот с бескровными губами. Я бы шарахнулась от этого монстра, но мне было слишком больно даже дышать.

Валосирель сбросил Йонаса на пол и повел над ним двумя пальцами, запечатывая парня в лиловый магический кокон. Тот схватился за пострадавшее горло и с силой вдыхал в себя воздух, слегка постанывая от боли. Его тощая грудь ходила ходуном, а глаза с ужасом следили за своим мучителем. Он попытался отползти в сторону, но кокон тут же среагировал, вспыхнув яркой молнией. Йонас по новой взвизгнул и тихо заскулил.

Ильфариец метнулся ко мне и уселся на край моей кровати. Протянул руку и осторожно, словно не веря самому себе, дотронулся до моей щеки, вытирая слезы. В его глазах плескалась невыразимая буря чувств, из которой я не смогла вычленить что-то определенное. Радость, сожаление, любовь, страдание, даже ненависть. Но ни во взгляде, ни в словах, обращенных ко мне, не было ни грана той злобной жестокости, которую Валосирель проявил к Йонасу.

— Очнулась? Наконец-то! — он бережно погладил меня по голове и от его прохладной ладони растекалось легкое успокоение и обезболивание, — Молодец, девочка моя! Умница! Значит, все будет хорошо! Значит, выживешь!

Валосирель заботливо, словно драгоценную вазу, приподнял меня за плечи в попытке объятия, но стоило мне поморщиться от боли, как он тут же уложил меня обратно на подушку:

— Ничего, моя ириль, ничего. Все пройдет! Пройдет! Не волнуйся!

— Я...

— Сейчас надо выпить вот это лекарство! — он взял с прикроватного столика какую-то бутылочку из темного стекла. Налил на ложку немного вязкой синей жидкости и поднес к моим губам. Мне даже говорить было больно, где уж тут возмущаться тем, что насильно поят каким-то ... Хм, а вкусненьким таким, сладеньким...Резко захотелось спать... Глаза закрылись в один миг и я снова ушла в темноту.

— Спи, ириль! — прохладная ладонь погладила меня по голове и коснулась губ, вытирая капельку лекарства, — Спи! Я буду рядом!

И снова темнота. Густая, плотная, как будто мне на глаза наложили тугую черную повязку. Даже при зашторенном окне полоска света от уличного фонаря всегда падала на пол, тускло очерчивая контуры мебели в спальне. А сейчас не видно ничего — ни столика у кровати, ни лампы на нем, ни проёма двери.

Это просто ночь такая темная или... я ослепла?

Паника затопила сознание и я испуганно заметалась в постели, когда раздался успокаивающий тихий голос:

— Тихо, ириль, тихо. Все хорошо.

— Я ничего не вижу! — чуть не сорвалась в истерику, — Я ослепла?!

— Нет, — в его голосе послышалась легкая насмешка над глупой арлитской студенткой, — Я просто выключил свет, чтобы ты поспала. Сейчас включу.

Я прикрыла лицо ладонью и тут же яркий свет от настолько лампы полоснул по глазам сквозь пальцы.

— Как ты себя чувствуешь? — Мэльст вернулся к кровати и уселся рядом на край.

Я искоса следила за ним, с неприязнью вспоминая о том, как он усыпил меня в прошлый раз.

Прислушалась к себе. В целом, состояние было на удивление сносным. Да, живот все еще крутило и резало так, словно в нем стиральная машинка топор полоскала, но уже в разы слабее. Это даже можно было терпеть. Футболисты играть моей головой прекратили, правда, во рту пересохло и был такой привкус, как будто я сьела дохлую крысу недельной “свежести”. Мэльст предусмотрительно подал мне кружку с прохладной водой, отчего я на пару минут была готова забыть про мерзкое предложение стать любовницей.

— Не пей! — остановил он, — Просто смочи губы.

— Но...

— Пока нельзя! — резкий окрик заставил подчиниться. Я сделала, как он велел, и вернула кружку, провожая ее жалобным взглядом.

— Я уже окончательно умираю или это предварительные мучения? Если второе — то прибейте меня поскорее!

— Нет, ириль, — в голосе моего спасителя/мучителя послышалась улыбка, — Умереть я тебе точно не позволю. Ты жива и жить будешь еще очень долго.

— Вот так жить? — уточнила я на всякий случай.

— Боль пройдет. Это просто временный результат от антидота, — и чуть помолчав, добавил с усмешкой, — Можешь сказать «спасибо» за спасение твоей жизни во второй раз.

— Благодарю, ваша светлость! — признательность все-таки победила сарказм. Как ни крути, но жизнь он мне и правда спас. Я склонила голову и, как оказалось, очень вовремя. Желудок решил, что сейчас — то самое время, когда нужно избавиться от остатков яда в организме. Меня вырвало какой-то желтоватой дрянью на пол. Мельст тут же подставил красивый тазик с голубыми цветочками. Мой новый тазик, который был куплен на смену героически погибшего от рук Йонаса в микроволновке. Да что ж мне так с тазиками то не везет?

Начались желудочные спазмы. Во рту появился противный привкус чего-то горького и соленого одновременно. Руки мелко задрожали, из глаз полились слезы. Снова вырвало и я опять склонилась над многострадальным тазиком. Его мерзейшество заботливо придерживал мои волосы, чтобы не испачкались, и гладил успокаивающе по спине.

Я, не глядя, протянула руку, и он, мгновенно поняв, что нужно, вложил в мои пальцы кружку. Свежая вода немного прибила гадостный вкус во рту, но глотать ее я не стала и выплюнула в таз. Прополоскала рот еще пару раз и отдала кружку обратно.

Выдохнула, снова прислушиваясь к себе. Вроде все выложила… Всё? А нет, сейчас еще немного…

Когда наконец в третий раз я поняла, что это уже все окончательно, откинулась на подушку. Мэльст подал мне влажное полотенце и я прижала его ко рту.

— Попить бы, — я бессильно упала обратно на подушку.

— Пока нельзя, ириль, — Мэльст задвинул ногой тазик под кровать, — Яда еще очень много в твоем организме, он будет постепенно выходить, но пить тебе пока нельзя. Вода лишь больше его растворит и тошнить тебя будет гораздо дольше.

А позывы ко рвоте все еще продолжались. Я замотала лицо полотенцем на манер маски и от его влажной прохлады стало полегче.

— Уговорили, местр, так и быть — потерплю. Чем меня отравили?

Мэльст как-то странно на меня посмотрел:

— Измельченные ягоды шаламиры.

Настала моя очередь удивляться.

— Ягоды шаламиры? Разве это не луматийский древесный легкий наркотик? Типа марихуаны?

— Кора — да, а вот ягоды — сильнейший яд. Причем, опасен только для магов, — он многозначительно посмотрел на меня, — И я даже знаю, где эти ягоды взяли.

Очень многозначительно.

Не поняла, меня только что обвинили в наркобизнесе? В жизни не связывалась с сомнительными препаратами, даже сигареты никогда не курила, так что нечего так загадочно смотреть!

— Откуда у меня может взяться шаламира? — влажное полотенце оказалось очень кстати. Позывов стало гораздо меньше, а вот морально я чувствовала себя паршивенько.

В ответ Мэльст подхватил со стола маленький бумажный пакетик. Один из тех, в который мне упаковывали покупки в аптеке, когда последний раз приезжала домой на Арлиту. Внутрь даже был вложен чек.

— Но..., — я протянула заметно дрожавшую руку и их мерзейшество с готовностью вложил в трясущиеся пальцы короткую бумажку. — Я брала цветки зверобоя. Покупала их для старика Партанса, у него подагра.

Мэльст в ответ высыпал себе на ладонь мелкие белые зернышки, от которых исходил слабый сладковатый запах. Они были похожи на сердечки с тонкой поперечной прожилкой. И ничем не напоминали высушенные мелкие желтые цветочки обычного зверобоя.

— В чеке указано, что оплачены зерна мальтины, — он постучал пальцем по бумажке в моих руках.

Я уткнулась носом в чек и несколько раз его перечитала. И правда, никакого зверобоя там не упоминалось, зато пакетик мальтины стоял вторым в списке покупок. Сверила дату и время — да, день моего выходного. Утром забежала в аптеку, закупилась лекарствами, а вечером, поцеловав родных на прощание, порталом переместилась в Шайнвилль. Чек, получается, не поддельный.

— Мальтина это окультуренная шаламира, — пояснил эльф в ответ на мой вопросительный взгляд, — Луматийцы специально вывели этот сорт для целителей. Продается строго по рецепту.

— Да кто бы мне этот рецепт выписал бы! — я аж возмущенно закашлялась на его подозрения. — Я всего лишь студентка-практикантка, даже не будущий медик. Откуда у меня может быть рецепт на ядовитые зерна?

Валосирель согласно кивнул и отложил мешочек с чеком обратно на столик:

— Я тоже так подумал. А вот тот, кто это тебе подложил в вещи, хотел, чтобы обвинили именно тебя, ириль.

— То есть, обвинили? — голова хоть и гудела немного после «футбольного матча», но думать не разучилась, — Плохо стало не только мне?

Мэльст мрачно кивнул:

— Пострадали еще несколько горожан. Пятеро взрослых и маленькая девочка.

— Янина? Как она?

— Жить будет, — он непонятно качнул головой, как будто ему было одновременно плевать и не плевать на жизнь ребенка.

Я вспомнила белое от ужаса лицо Йонаса, которого пытал мерзейшество в мою первую пробудку. Сопоставила факты и...

— Они тоже все сьели тот пирог, что Йонас приготовил от моего имени?

— Твой кулинар не виноват, магический допрос это подтвердил, — а помня жуткое лицо Валосиреля, мне стало очень жаль младшего Верренса, — Таэль и Инвар сейчас разыскивают хоть каких-то свидетелей твоей невиновности.

— А то, что я тут валяюсь всю ночь с тазиком наперевес, не доказательство? Сама себя то я уж наверное травить этой дрянью не стала бы? — молчание в ответ на мой скепсис был слишком красноречивый, — Да и зачем мне вообще кому-то скармливать наркоту?

И в ответ снова молчание.

Я же мрачнела с каждой секундой.

Ночка удалась просто на славу! Холодной закуской у нас было мерзкое предложение якобы влюбленного мужчины, основным блюдом стало сильнейшее отравление в моей жизни, а финальным компотиком финишировала информация, что отравитель — это я. И не только саму себя по дурости траванула, так еще и нескольких горожан. Даже не хочу думать, что мне за это грозит по местным законам!

— Ну ладно! Я сейчас пойду и сама им все докажу! — гневно отбросила в сторону одеяло, явив на свет все свои полуголые прелести. И тут же застыла, поняв в какой глупой ситуации оказалась. На мне не было практически никакой одежды. Чертные тоненькие трусики и полотенце на лице в качестве маски в расчет можно не брать. Полыхнув алым от стыда, медленно подняла голову, искренне надеясь, что Валосирель в этот момент по-джентельменски отвернулся. Ну да, ну да, я наивная юная селянка.

— Знаете, местр, — запахнула одеяло обратно, столкнувшись с потемневшим взглядом ильфарийца, не отрывавшимся от моей обнаженной груди, — Я вообще-то еще очень больна!

Мужчина с трудом поднял глаза на мое лицо. Его желваки заходили над челюстью, словно он с большим трудом себя сдерживал.

— Да, я заметил, ириль. Полагаю, мне будет, что обсудить с его высочеством относительно первой помощи... пострадавшим!

Высочеством? Так это Таэль меня укладывал, а не его мерзейшество?

Ильфариец встал со стула и поправил на мне одеяло, заворачивая в него, как в кокон. Подоткнул его со всех сторон, поправил у подбородка, чтобы край не лез в рот. Сложил руки на груди, пытливо меня осмотрел и командным голосом начал перечислять:

— Дома сидеть безвылазно, пока не разрешу! Оставлю лекарство — пить каждые два часа. Почувствуешь себя плохо — сразу же зови меня, на худой конец этого своего жениха. И ...

— И со всем уважением, местр, — я зло глянула на него из шерстяного кокона, — Вы мне сейчас приказываете как врач или...?

Он коротко улыбнулся кончиками губ. Покровительственно так, словно уже считал меня своей.

— И то, и другое, ириль.

Я категорично тряхнула головой.

Помятуя, к чему привела моя нерешительность в отношении Инвара, я решила повторно с таким серьезным разговором не тянуть. Надо объясниться здесь и сейчас, хотя мой желудок пытался показать отношение к предложению Валосиреля более выразительно.

— Нет, местр. Мой ответ вам «нет», — я категорично мотнула головой, — Я благодарна за второе спасение моей жизни, но вашей... как вы тогда сказали — сафэ?... я не буду.

— Сайфэ, — машинально поправил он меня, — Ты отказываешься?

В его голосе было такое громадное удивление. Мерзейшество на самом деле думал, что я, услышав его проникновенное «ты родом не вышла, но я согласен с тобой спать», тут же к нему в объятия кинусь?

— Да, местр, отказываюсь. Вы сами по себе, я сама по себе.

Взгляд Мэльста было сложно назвать равнодушным.Чего-чего, а равнодушия в нем не было ни на гран. Сложилось впечатление, что Валосирель даже не думал прислушиваться к моему отказу. Как будто он разрешил мне... покапризничать?! Мол, пусть иномирянка позабавляется, я все равно сделаю как нужно мне?!

— Что ж, местра, — о, перешли уже на официальный тон, забыв про всяких там ирилей. А сколько сарказма в голосе! — Тогда напомню: ты мне задолжала. Уже дважды.

— Хорошо, скажите, сколько стоят ваши услуги и я оплачу их в межмировой валюте.

— Нет, нет, моя ириль, не торопись! — почему мне опять стало страшно от его тона. Так он разговаривал с Йонасом, считая, что именно младший Верренс отравил меня. Словно сам его голос был смертью. — Я подожду.

Мэльст встал со стула, склонился ко мне, коротко по-братски поцеловал в лоб и вышел из комнаты.