Отец моей подруги

Лиза

Марат сегодня был странный.

Мы полночи занимались любовью, пока я не вырубилась без сил. В этом как раз ничего странного не было.

Но потом я сквозь сон слышала, как Марат встает, ходит по квартире. Курит. Ложится обратно, но не спит.

Раньше он если сам просыпался, всегда меня будил.

— Малыш, раздвинь ножки, — шептал на ухо с ухмылкой, и они сами собой раздвигались. Или просто начинал трогать меня там и гладить.

Сегодня он тоже трогал и гладил, только совсем легко и невесомо — волосы, лоб, щеки. Даже не целовал, касался губами.

Один раз я проснулась. Спросила, почему он не спит. Хотела привстать, но он не дал. Придержал за плечо, уложил обратно.

— Спи, малыш, — сказал хрипло, — все хорошо.

А разве я говорила, что плохо?

Потом он все-таки меня разбудил. Сначала нежными поцелуями в шею, потом спустился ниже. Я уворачивалась, пытаясь поймать остатки сна, зацепиться за его ускользающий край. Как и за одеяло, которое безжалостно стянул с меня Марат.

Стянул, чтобы заменить его собой.

Наш утренний секс всегда неторопливый. Но сегодня он был особенно тягучим и проникновенным.

Марат меня не брал. Он будто меня метил.

С каждым глубоким и сильным толчком он замирал, будто запаивал. Заполнял собой так, чтобы не оставалось ни доли свободного миллиметра.

Хотелось остановить его, крикнуть, что мне страшно. Что я боюсь, когда он такой... отстраненный.

Даже открывала рот, но каждый раз меня останавливал его взгляд. Горящий, жадный, ненасытный. И вся решимость пропадала.

Это был самый долгий наш секс. Свои оргазмы я считать перестала, а после оргазмов Марата его член почти сразу же твердел снова. И мы просто меняли позы.

— Что, Марат, что? — спросила я его после очередной разрядки, когда остаточные отголоски наслаждения еще сводили тело. — Что с тобой?

— Все хорошо, Лиза, — он перевалился на спину и увлек за собой, поддерживая за ягодицы, — я просто тебя хочу. Ты меня пиздец как возбуждаешь. Не могу оторваться.

Но все-таки оторвался. Первым ушел в душ, и когда я вышла из ванной после него, он уже стоял одетый.

В отутюженной рубашке, в безупречно сидящем костюме.

— Ты куда так рано? — спросила, кутаясь в полотенце.

Он подошел вплотную, развернул полотенце. Наклонился, поцеловал в грудь. Между ног запульсировало, как будто и не было нашего нон-стоп марафона.

— Ненасытная девочка, — пробормотал Марат. Засунул в рот большой палец. — Оближи.

Влажным пальцем провел между складками, размазал выступившую смазку.

Отбросил полотенце, толкнул меня на постель и довел языком до очередного опустошающего оргазма.

— А ты, Марат? — я схватила его за руку, но он перехватил. Поцеловал ладонь, сжал пальцы.

— Спи, моя малышка. И веди себя хорошо, — свел колени, укрыл одеялом. Еще раз крепко поцеловал в губы и вышел.

Хлопнула входная дверь. Я оставалась лежать оглушенная, ощущая на губах собственный привкус, вдыхая запах возбуждения и секса, которым все еще оставался пропитан воздух спальни.

Изменилось бы что-то, если бы я за ним побежала? Вцепилась и отказалась отпускать?

Очевидно, что нет.

Но я не могу не думать, что найди я способ его задержать, пусть даже против его воли, это могло бы повлиять на дальнейший ход событий...

***

Я ничего не могу делать. Все валится из рук. В голове невероятная пустота — полное отсутствие мыслей. Не покидает ощущение чего-то неотвратимого. Оно надвигается, и я не понимаю, с чем его связать.

Пробую перебирать в голове причины, и ловлю себя на том, что не могу. Как будто отказал мыслительный механизм.

У меня нет сил думать. Что говорить о том, чтобы встать, одеться и куда-то пойти.

Сказать, что я перезанималась, так нет же. Разве что любовью, так после этого я наоборот всегда чувствовала прилив сил. Энергия била через край, тело наполнялось легкостью, казалось — подними руки и взлетай.

А сейчас ощущение, что меня наоборот тянет вниз. Будто на плечи положили гору, и я должна куда-то идти с этой горой. Ногами, которые закованы в тяжелые колоды.

Но в определенный момент дома находиться становится абсолютно невыносимо, и я выхожу из дома.

Бездумно кружу по улицам, сажусь в автобус, кажется даже засыпаю. А очнувшись, обнаруживаю себя стоящей у дверей дома Крис. Некоторое время медлю, но все-таки нажимаю на звонок.

Открываются двери, на пороге появляется подруга, кутающаяся в плед. Увидев меня, она отходит в сторону.

— Проходи.

Глядя на ее бледное лицо, хочется закричать и сбежать, но я вхожу внутрь.

Мы почему-то не сговариваясь обнимаемся. Просто захотелось ее обнять, как и ей меня.

— Как хорошо, что ты пришла, — шепчет Кристина на ухо. Я молча киваю, только обнимаю крепче.

Мы идем на кухню пить чай, но не пьем. Просто сидим над полными остывшими чашками и смотрим в окно.

Телефонный звонок вспарывает тишину, и я чуть не глохну, хотя у Крис на вызов установлена довольно милая мелодия. Она берет телефон, подносит к уху.

— Да, — отвечает, и начинает подниматься над стулом. Я синхронно повторяю движения.

Мне не нравится ее голос, не нравится выражение лица.

Да и лица никакого нет, теперь это маска. Белая маска из гипса с прорезями для глаз.

— Нет, — сипло говорит Крис, — что вы такое говорите. Этого не может быть. Этого не может быть!

Она громко кричит, я бросаюсь с к ней. Хватаю за руки, заглядываю в глаза.

— Кто это, Крис? Что случилось? Что-то с Маратом? Говори! — я буквально ее трясу.

Крис поднимает на меня стеклянные глаза, смотрит несколько минут, будто не узнает.

— Мне надо ехать на освидетельствование, — говорит чужим безжизненным тоном. — Его машину взорвали. Он был внутри. Мне надо приехать сдать тест ДНК для экспертизы. Ты поедешь со мной, Лиза? Поедешь со мной?

Последние слова она говорит, срываясь на рыдание. Я прижимаю ладони к щекам и отступаю.

— Нет, — мотаю головой, — этого не может быть. Крис, скажи, что это неправда. Скажи, Крис!..

Она молчит, комната делает крен, второй, а затем проворачивается на сто восемьдесят градусов. Хватаю рукой воздух, словно пытаюсь найти опору, но не нахожу. Проваливаюсь в темный глухой колодец и лечу вниз, даже не пробуя ни за что зацепиться.