Последнее слово

Глава четырнадцатая

Довольно удивительно наблюдать за тем, как человек, которого ты знаешь во взрослом возрасте, возвращается в дом детства — особенно если этот человек из твоей профессиональной среды. Тебе удается подсмотреть, каким он был в юности, через какие-то мелкие детали: например, Райан, еще не успев переступить порог, уже оказывается на коленях и ерошит шерсть ирландского сеттера, который мчался по коридору, чтобы поприветствовать его, а теперь вертится и ставит лапы Райану на плечи, чтобы облизать ему уши.

Сквозь бурный смех Райан поднимает на меня глаза, и на его лице расплывается мальчишеская улыбка.

— Это Салливан, но друзья зовут его Салли.

Я никогда не видела Райана таким уютным и счастливым, как сейчас, с собакой.

— Ох, Райан, у тебя же все брюки будут в шерсти, — говорит его мама, Эмили, появляясь в коридоре и тепло улыбаясь своему сыну. — Просто обойди его, Харпер, и проходи дальше. Он пока будет сидеть и развлекать Салли.

У стройной и миниатюрной Эмили тонкие черты лица с поразительно острыми скулами, серо-голубые глаза и окрашенные в теплый блонд волосы. На ней надета рубашка пыльно-голубого цвета, заправленная в льняные брюки, и еще от нее исходит спокойствие, а на лице играет легкая загадочная улыбка, как будто она знает что-то, чего не знаешь ты, — такую же я время от времени замечаю у Райана. Только ее улыбка меня не раздражает.

Райан наконец встает с пола, и Эмили, пока он наклоняется к ней, обнимает его за плечи, а затем отстраняется, чтобы полюбоваться сыном, нежно поглаживая его по щеке и приговаривая, как она соскучилась. Кажется, такое внимание слегка смущает Райана, но он тоже смягчается, и по их объятиям можно понять, насколько они близки.

Я чувствую резкое сожаление, что в моей семье меня так никогда не встречали.

— Райан! Ты дома! — раздается громкий голос в конце коридора.

Оттуда выходит папа Райана, в фартуке и с прихватками, и направляется прямо к нам с широкой улыбкой на лице.

— А ты, видимо, Харпер, — говорит он с небольшим шведским акцентом и, стянув прихватки, протягивает мне руку. — Добро пожаловать! Я Фредрик. Очень рад тебя видеть, чувствуй себя как дома. Райан, не стоит оставлять сумку на полу, чтобы через нее все спотыкались, правда?

Райан отвечает:

— Дай мне хоть вздохнуть, пап, а потом будешь отчитывать за несуществующий беспорядок. — Они обнимаются одним из тех мужских объятий, когда ты просто обхватываешь другого человека одной рукой и несколько раз хлопаешь его по спине.

Судя по всему, ростом Райан пошел в отца — Фредрик внушительно высок, у него широкие плечи и светло-каштановые волосы, испещренные сединой. А его сверкающие голубые глаза могли бы посоперничать с глазами сына. Он усмехается и советует Райану отнести наши сумки наверх, «где они не будут мешаться».

— А ты считала, что я помешан на чистоте, — шепчет мне Райан. — Ты скоро поймешь, что в этом доме у меня просто не было выбора. Вернусь через минуту.

Салли носится вокруг его лодыжек, а потом с расстроенным видом наблюдает, как Райан поднимается по лестнице — туда ему, видимо, нельзя. Я сажусь, чтобы погладить пса по голове, и он начинает оживленно крутиться и лизать мне ладони, а я чешу его за ушком.

— Значит, ты собачница, — подмечает Эмили, а Фредрик возвращается на кухню.

— Я люблю собак, но в детстве мне не разрешали их заводить, — говорю я ей, наслаждаясь мягкой шерстью на голове Салли. — Мои родители не очень-то любят животных.

— Салли тут хозяин, — признает Эмили и смеется над глупым выражением его морды: я продолжаю чесать у него за ушами, и он вываливает язык.

— У вас всегда были сеттеры?

— Да, мы завели первого через пару лет после свадьбы. А потом, конечно, у нас появилась Крэкер — любовь всей жизни Райана, когда он был подростком. Они были неразлучны.

— Я помню, он рассказывал мне про Крэкер, — рассеянно говорю я.

Эмили кивает, как будто меньшего она и не ожидала.

— Она поддерживала Райана во время… что ж… всего.

Я чувствую ком в горле. Понятно, что Эмили имеет в виду Адама, старшего брата Райана.

— Собаки — удивительные существа, — продолжает Эмили, и я прижимаю Салли чуть ближе. — Они все помогают преодолеть. А еще они просто дурашки, что очень спасает, когда хочется посмеяться.

Как по команде, Салли очень слюняво лижет меня в щеку, застав врасплох, и я падаю на спину — как раз когда на лестнице появляется Райан. Он ухмыляется, глядя, как Салли набрасывается и лижет меня.

— Пойдем-ка, нальем тебе что-нибудь выпить, — предлагает Эмили, оттаскивая Салли, и протягивает мне руку, чтобы помочь встать. — Похоже, у вас был тот еще денек.

— Весьма неудачный, — признаюсь я.

— А я бы так не сказал, — возражает Райан, спускаясь по лестнице. — Мы посидели на тех самых киношных стульях.

— Что у тебя за одержимость этими стульями? — спрашиваю я, следуя за Эмили на кухню; Райан идет сзади. — И, конечно, наблюдать за игрой Макса Шёберга было круче, чем сидеть на стульях.

— Вам хотя бы удалось поговорить с этим великим человеком? — спрашивает Фредрик — он снял свои прихватки, чтобы добавить последние ингредиенты в огромную миску салата.

— К сожалению, нет, но мы возьмем у него интервью завтра, — с уверенностью говорит Райан.

Эмили кривится.

— Надеюсь, они вас не подведут. Было бы ужасно проделать весь этот путь и не иметь возможности поговорить с ним.

— Не переживай, мам, Харпер бы этого не допустила, — заверяет ее Райан. — Я не хочу знать ее методы, но все в индустрии прекрасно понимают, что Харпер Дженкинс добивается любых интервью, каких захочет.

— Это небольшое преувеличение, — говорю я, краснея и опуская взгляд на ноги.

— Райан никогда не преувеличивает, — настаивает Фредрик. — Если уж на то пошло, он любит все преуменьшать и склонен к цинизму. У него это от матери, от британцев.

— Будешь вино, Харпер? — спрашивает Эмили, закатывая глаза в ответ на слова мужа. — Белое или красное?

— То, что открыто. — Я вежливо улыбаюсь.

— Она любит белое, — вмешивается Райан, открыв холодильник и достав бутылку.

Эмили слегка улыбается ему, и мне становится интересно, как много его родители обо мне знают.

— Спасибо вам большое за приглашение, — говорю я. — Это очень любезно, учитывая, что все случилось в последнюю минуту. Я говорила Райану, что запросто найду отель…

— Ерунда, — отмахивается Фредрик, а Эмили кивает в знак согласия и передает мне бокал. — Мы рады тебя видеть. Присаживайся, где тебе удобно.

Я иду к столу, расположенному в дальнем конце кухни рядом с открытыми французскими окнами, которые выходят в ухоженный сад — в центре сада вьется тропинка, окруженная разными яркими цветами, а в конце, у небольшого деревянного сарая, цветет вишня.

— Ух ты, какой у вас потрясающий сад! — отмечаю я и ставлю бокал на стол, поближе к окну. — Вы оба садовничаете?

— Это по моей части, — говорит Эмили и, приказав Салли сидеть на лежанке в углу, приглашает меня за стол. Сама она выдвигает стул на противоположной стороне. — Фредрик лучше управляется на кухне. Для растений ему не хватает терпения. У тебя есть сад в Лондоне?

Я качаю головой.

— Нет, но я выращивала кое-какие травы на подоконнике. Они долго не протянули. Не скажешь, что у меня талант. Я постоянно о них забывала, если честно.

— Райан — очень способный садовод, — рассказывает мне Эмили.

— Мама постоянно так говорит, хотя последний раз я помогал ей с садом лет в пятнадцать, — вздыхает Райан. Он ставит на стол миску с салатом и садится рядом со мной. — Думаю, она надеется, что, если говорить мне, какой я хороший садовод, меня это в конце концов заинтересует. До сих пор ее тактика не сработала, но она упорно старается.

— И все же у него отлично получалось. — После слов Эмили Райан бросает на меня красноречивый взгляд, и я смеюсь. — Раньше мы вместе высаживали растения, перекапывали почву и пропалывали грядки, а он в это время тренировал речи для клуба дебатов.

— Ты участвовал в клубе дебатов? — спрашиваю я, впечатлившись.

— Он был капитаном клуба дебатов, — сообщает мне Фредрик и ставит на салфетку в центре стола дымящееся блюдо с курицей прямо из духовки.

— Отлично, мам, пап, спасибо, — бормочет Райан. — Мы тут всего полчаса, а вы уже выдаете Харпер мои детские секреты. Раз уж это теперь общеизвестная информация, просто хочу уточнить, что среди моих сверстников быть капитаном клуба дебатов считалось очень крутым.

— О, могу себе представить, — поддразниваю его я, улыбаясь. — А знаешь, для меня совершенно логично, что ты был капитаном клуба дебатов. — Я поворачиваюсь к родителям Райана, пока Фредрик занимает место за столом. — Райан очень хорошо умеет отстаивать свою точку зрения, когда в офисе разгораются жаркие дискуссии.

— Что означает: «Райан докучливый», — переводит Райан.

— Я не это имела в виду.

— Ах, но Райан и правда докучливый, потому что он вечно упрямится, — говорит Фредрик, жестом показывая, чтобы я протянула свою тарелку, и он положит мне еды. — Ему всегда нужно оставить за собой последнее слово в споре. Это невыносимо.

Я поворачиваюсь и осуждающе смотрю на Райана.

— Эй! Ты же меня в этом вечно обвиняешь!

Он пожимает плечами.

— Кто бы говорил…

— Райана невозможно было переспорить, но он использовал это преимущество с умом, — говорит Фредрик и передает мне полную тарелку. — Ты знала, что он основал школьную газету? Когда он предложил эту идею, директор отказался. Наверное, переживал, что это повлечет за собой беспорядки. Ну, как ты понимаешь, Райана такой ответ не устроил.

— Папа, — тяжело вздыхает Райан, — Харпер неинтересно слушать о…

— Э-м, Харпер очень интересно, спасибо большое, — перебиваю его я. — Пожалуйста, продолжайте.

— Он заручился поддержкой других учеников и предложил провести дебаты по поводу школьной газеты на всеобщем собрании, и чтобы их рассудила комиссия из учителей и учеников — умно, правда? Все проголосовали «за». Райан добился своего и стал самым первым редактором. Газета выходит в школе до сих пор, и это отличный опыт для учеников, которые потом хотят изучать в университете журналистику.

— Вау! — говорю я, искренне впечатленная. — Это правда здорово, Райан. Ты мне никогда не рассказывал.

— Клуб дебатов, садоводство, школьные газеты… Зачем посвящать тебя в эти свои привлекательные достижения, если можно просто привезти тебя к родителям и они сами окажут такую честь? — бормочет он, жуя и периодически отпивая вино.

— Честно говоря, ты и сам с этим отлично справляешься. Давай не будем забывать ту легендарную историю о том, как ты поймал мяч для крикета в озере.

Фредрик хрипловато смеется.

— Все еще хвалишься этим, а, Райан?

— Да просто всплыло в разговоре! — оправдывается Райан.

Я ухмыляюсь.

— Он сказал, что статья до сих пор висит у вас над камином.

— По его настоянию, — говорит Фредрик. — Уверен, позже он сам тебе все покажет.

— Это правда был пик моей карьеры, — вздыхает Райан, откидываясь на стул. — Харпер получила эксклюзив от Одри Эббот спустя пятнадцать лет, я поймал мяч для крикета и шлепнулся спиной в озеро. Скажите-ка мне, что более впечатляюще?

— Кстати, мне очень понравилось то интервью, — говорит мне Эмили, и ее глаза расширяются от интереса. — Какая она в жизни? Как редактору светской хроники тебе наверняка выпадает возможность общаться с самыми выдающимися людьми.

— Одри была невероятной, как и следовало ожидать, — подтверждаю я, к ее удовольствию. — Поначалу она вела себя настороженно — тут не стоит удивляться, — но как только заговорила, это было потрясающе.

— Она связалась с тобой для интервью?

— Не совсем. Мне пришлось переубедить ее, но это оказалось не так трудно, как я думала.

— Тебя всегда интересовала культура? — спрашивает Фредрик, проглотив свою еду.

— Да, в школе мне больше нравились художественные дисциплины. А еще книги и кино.

— И ты всегда хотела стать журналистом? — спрашивает Эмили.

— Ладно, мам, пап, полегче с вопросами, — говорит Райан, краснея.

— Что? — невинно спрашивает Фредрик.

— Вы ее допрашиваете!

— Да все нормально, — говорю я, посмеявшись. — Вообще-то, мне приятно, что кто-то интересуется. — Слова, которые я ляпнула, не подумав, вызывают у родителей Райана замешательство, так что я пытаюсь сгладить ситуацию: — Родители не в восторге от моего выбора профессии, так что я не привыкла, чтобы кто-то об этом спрашивал.

Я откусываю кусочек и, пока жую, замечаю, как на лице Эмили мелькает сочувствие, так что быстро проглатываю еду, чтобы сменить тему.

— А Райан рассказывал вам про лапту, в которую мы играли на дне рождения моей подруги? Я тогда его обошла, но, так как он не умеет проигрывать, он этого не признал.

Фредрик хохочет, запрокинув голову, а Эмили смеется в свой бокал.

— Звучит слишком знакомо, — говорит мне Фредрик. — Мы редко играем в настольные игры, потому что кое-кто не очень хорошо относится к проигрышам.

— Воу, воу, воу! — Райан поднимает руки. — Во-первых, мы не играем в настольные игры, потому что мама всегда жульничает… — Эмили бросает на него насмешливо-возмущенный взгляд. — А во-вторых, Харпер, я думаю, ты поймешь, что я честно у тебя выиграл, и, если бы кто-то тогда наблюдал внимательнее, насчет результата не было бы споров.

Я показываю на него.

— Вот видите, с чем мне приходится сталкиваться в офисе?

— Не знаю, как ты справляешься, Харпер, — говорит Эмили.

— Ты святая, — кивает Фредрик.

— С ума сойти, — говорит Райан, а я не могу удержаться от смешка. — Моя команда выиграла в лапту, это не обсуждается.

— Пусть твою историю узнает побольше людей, Ронан, и, может, тогда об этом напишут в местной газете, — выдаю я, вращая вино в бокале.

Райан вздыхает и обхватывает голову руками.

— Она мне нравится, — смеется Фредрик, показывая на меня своим бокалом. — Приезжай к нам еще.

После ужина мы с Райаном настаиваем, что сами уберем со стола и помоем посуду, и отпускаем Фредрика с Эмили в гостиную. Я смеюсь, пока мы боремся с Салли, отчаянно пытающимся добраться до тарелок, которые загружены в посудомойку; Райан берет на себя ответственность за всю посуду, которая не поместилась, а я вытираю ее.

— Извини за то, что они так активно тебя расспрашивали, — тихо говорит он, когда из соседней комнаты раздается музыка. — Надеюсь, тебя это не смутило.

— Вовсе нет. Они замечательные.

Райан улыбается и передает мне намыленную форму для запекания.

— Да, они хорошие.

— Кажется, сегодня я узнала о тебе много нового. Талант к садоводству удивил меня больше всего. — Я смеюсь и выглядываю в окно: сад купается в голубом свете сумерек, солнце садится за горизонт. — Это цветущее дерево очень красивое.

— Мы посадили его в честь Адама, — говорит Райан.

Я поворачиваюсь к нему.

— Мне очень жаль, Райан.

— В гостиной есть несколько его фотографий, я тебе покажу.

— Вы были похожи? Если ты, конечно, не возражаешь, что я спрашиваю.

— Нет, мне нравится о нем говорить. Мы оба любили посоревноваться, но характеры у нас были абсолютно разные. Адам был намного спортивнее меня, и ему всегда все давалось легко. Он обходил меня во всем, кроме книг.

— Книг? — спрашиваю я и ставлю форму для запекания на стол.

— Да, он не очень любил читать. Слишком легко отвлекался. Ему больше нравилось находиться на улице, все время чем-то заниматься. Поэтому, когда он заболел… ну, было особенно трудно постоянно видеть его в постели, понимаешь?

Я киваю.

— Когда он проходил лечение, я приносил ему книги, специально выбирал про спорт. Иногда я ему читал и озвучивал все разными голосами, чтобы он посмеялся. — При воспоминании Райан улыбается. — Даже во время болезни он умудрялся напоминать мне, что я ботаник.

— Так что он бы не удивился, если бы узнал, что ты стал ботаником-журналистом.

Райан смеется.

— Совсем нет.

Мы улыбаемся друг другу, и, когда Райан передает мне последнюю кастрюлю, наши пальцы соприкасаются. Салли громко гавкает, мы оба вздрагиваем.

Закончив на кухне, мы идем к Эмили с Фредриком, которого я в итоге расспрашиваю о жизни в Швеции до переезда в Англию, где он встретил Эмили.

Когда я рассказываю, что Райан выкинул свою фишку «но я швед», чтобы попасть на интервью с Максом Шёбергом, Фредрик громко смеется и в ответ с удовольствием делится со мной историей о том, как однажды кузены Райана из Стокгольма научили его парочке очень грубых слов на шведском, когда он был маленьким. Конечно, Райан повторил их за ужином, не подозревая, что они значат, и его бабушка с папиной стороны так удивилась, что вино попало ей прямо в нос и она воспроизвела те самые слова.

Становится поздно, и, после того как Фредрик с Эмили очень крепко обнимают меня и желают спокойной ночи, мы с Райаном поднимаемся наверх. Он провожает меня в свободную комнату, которая находится в конце этажа, прямо рядом с его и напротив ванной.

— Там есть полотенце на утро, но, если тебе что-то еще понадобится, просто скажи, — говорит мне Райан, засунув руки в карманы.

— Думаю, у меня все есть, спасибо нашему удачному походу в «Бутс»[20].

— Отлично. О, и я достал тебе свою старую футболку. — Он кивает на серую ткань, сложенную на моей подушке. — Помню, ты сказала, что нет смысла покупать пижаму на одну ночь, но я подумал, что ты захочешь в чем-нибудь поспать.

— Спасибо, Райан, это очень… заботливо, — говорю я, сияя. — И еще раз спасибо за то, что разрешили мне остаться.

— Если так подумать, ты ведь могла провести чудесный вечер в одиночестве и не выслушивать истории про мое детство. Готов поспорить, ты «очень» рада, что приняла мое предложение.

— Вообще-то, так и есть.

Выражение лица Райана резко меняется, и его веселая улыбка превращается во что-то более серьезное. Наши взгляды встречаются. Я чувствую, как быстро бьется мое сердце, тишина заполняет комнату, и мы стоим друг напротив друга, пытаясь понять, что происходит.

Вдруг я кое-что вспоминаю.

— Мэй хотела, чтобы я замолвила за нее слово, — выпаливаю я.

Райан выглядит озадаченным.

— Что?

— Мэй, рекламный агент Макса. По-моему, ты ей нравишься, и она правда замечательная, так что, если ты заинтересован, попроси у нее завтра номер или что-то типа того, потому что, думаю, она согласится сходить с тобой на свидание, — торопливо лепечу я.

Райан медленно кивает. Я опускаю глаза в пол.

— Хорошо, спасибо, — говорит он наконец.

— Ну… спокойной ночи.

— Спокойной.

Развернувшись, чтобы уйти, он на мгновение замирает в дверном проеме и слегка поворачивает голову, как будто собирается что-то сказать, но в итоге передумывает и плотно закрывает за собой дверь спальни.

Несколько бокалов вина на голодный желудок, и я предлагаю продолжить вечер у Райана.

Это смело и самонадеянно, но я переживаю, что сам он на такой шаг не отважится, а я уже твердо решила, что это произойдет. После собеседования с моих плеч свалилась огромная гора, и я думаю, что заслужила повеселиться. Мы оба заслужили. Услышав мое предложение, Райан напрягается, но затем кивает и бормочет, что это хорошая идея. Его нервозность доставляет мне удовольствие — как будто подтверждение, что я тоже ему нравлюсь.

Из вежливости он выбрал паб, находящийся ближе к дому моих родителей, так что нам приходится ехать на такси. Мы сидим на заднем сиденье в тишине — оба просто даем себе время осознать происходящее, — но потом я чувствую, как его рука касается моей. Я не убираю руку, а, наоборот, переплетаю наши пальцы — и вот я сижу в такси и держусь за руки с Райаном, и это такой позор, но, наверное, ничего страшного, раз уж мы пьяные?

Райан живет в большом многоквартирном доме, и нам приходится терпеть мучительно яркий свет общих коридоров, пока мы добираемся до его входной двери и он возится с ключом в замке. Он открывает дверь и жестом приглашает меня войти первой. Квартирка небольшая, но милая, с просторной гостиной и пристроенной сзади кухней. В глаза сразу бросается, что здесь живут мужчины: особого декора я не наблюдаю, но рядом с телевизором стоит черный книжный шкаф из «Икеи», который всем своим видом кричит о принадлежности Райану — книги там расставлены в алфавитном порядке по фамилии автора.

Райан предлагает мне выпить, и я прошу белое вино. Пока он наполняет бокал, я устраиваюсь на диване, постукивая по коленкам. Он ставит какую-то музыку, после чего возвращается с напитками, передает мне мой бокал и садится рядом. Наши колени почти соприкасаются. От такой близости у меня кружится голова. Что странно, ведь я каждый день сижу рядом с ним в офисе.

Но сейчас что-то изменилось. Я борюсь с желанием придвинуться ближе.

— Удивлена твоим выбором в музыке, — признаюсь я. — Это довольно хорошая песня.

Повеселев, Райан качает головой.

— Постараюсь не оскорбиться. И какая же музыка должна мне нравиться, по твоему мнению?

— Не знаю. Я всегда представляла, как ты читаешь серьезные книжки и слушаешь что-то взрослое, типа старого джаза, попивая при этом скотч. Может, еще покуриваешь трубку.

Он разражается смехом — этим своим прекрасным свободным смехом, который он обычно сдерживает.

— То есть, если верить твоим словам, ты представляла меня как человека, который тусуется в джентльменских клубах в пятидесятые.

— Скорее, как крутого шпиона, как в тех книгах, которые тебе нравятся.

Райан бросает на меня взгляд.

— Ты просто пытаешься заставить меня чувствовать себя лучше?

— Держу пари, мое мнение о тебе гораздо лучше, чем твое обо мне.

Он вскидывает брови.

— Ты считаешь, что я дурочка, помешанная на знаменитостях.

— Неправда, — просто отвечает он.

— Ладно. Ты считаешь, что я умная девушка, помешанная на знаменитостях.

Он улыбается в свой бокал.

— Ну, а меня не волнует, что ты там считаешь, Райан Янссон, — беззастенчиво продолжаю я. — Если спросишь меня, в твоей жизни не хватает культуры знаменитостей. Просто поражает, как мало ты знаешь о людях в публичном пространстве. А я горжусь своими культурными познаниями. Назови любой фильм, и я скажу тебе, кто там снимался.

— Я не хочу тебя проверять, Харпер. Я знаю, что ты…

— Любо-о-о-й фильм! Ну давай! Хотя бы один! Первый, что придет в голову! — настаиваю я.

— Ладно, ладно! Э-м… так… Ничего не могу вспомнить. В голове пусто!

— Ты что, не можешь вспомнить ни один фильм?

— Ты слишком на меня давишь!

— Первый, что придет в голову! Просто назови!

— «Влюбленный Шекспир», — выдает Райан.

Я пристально смотрю на него. Кажется, он разочарован собой.

— Ты сказал… «Влюбленный Шекспир»? — уточняю я, сжимая губы, чтобы не рассмеяться ему в лицо.

— Ты на меня сильно давила, и это первый фильм, о котором я подумал.

— Ага.

— В голове было пусто.

— Тут нечего стыдиться, Райан. Я тоже его большая фанатка.

— Я не говорил, что я большой фанат. Просто это единственный фильм, который я смог вспомнить.

— Отличная игра Джозефа и Гвинет.

— Ты меня осуждаешь.

— Клянусь, нет!

— Я могу определить, когда ты врешь.

— Нет, не можешь.

— Могу, — настаивает он, а потом вздыхает. — В любом случае, ты доказала свою точку зрения: у тебя отличные культурные познания.

— А ты доказал, что у тебя… восхитительный вкус в кино.

— Ну приехали. — Райан качает головой и слегка мне улыбается. — Просто, чтобы ты знала: я не думаю о тебе так, как ты считаешь, что я о тебе думаю.

Я хмурюсь.

— Я слишком много выпила, чтобы расшифровать это предложение. Давай еще раз.

— Ты ошибаешься насчет моего мнения о тебе.

— Да? Тогда скажи мне, Райан, что ты обо мне думаешь? — невинно спрашиваю я, делая глоток вина.

Райан ничего не говорит и только смотрит на меня.

Я замираю, полностью очарованная его непоколебимым взглядом.

Он ставит свой бокал на кофейный столик и тянется за моим, чтобы поставить его следом. Это так просто, но так сексуально: он берет ситуацию под свой контроль. Вплоть до этого момента — предложение поехать к нему, переплетенные в такси руки — инициативу проявляла я. Но то, как он смотрит на меня сейчас… все изменилось. Я чувствую в его взгляде желание.

И улыбаюсь, чтобы он понял. Я тоже тебя хочу.

Райан наклоняется вперед, я закрываю глаза, и он прижимается своими губами к моим. Я жадно целую его в ответ. Мы падаем на подушки, и я обнимаю его за шею, пока его ладони скользят к моей талии. Сердце колотится, я провожу руками по его груди, нащупывая пуговицы на рубашке, отчаянно желая почувствовать его голую кожу.

Он останавливает мои руки своими, поднимает лицо так, чтобы оказаться надо мной, и улыбается, а потом скатывается с дивана, выпрямляется и протягивает мне руку. Слегка растерявшись от такой паузы, я беру его за руку, и он поднимает и удерживает меня, когда я спотыкаюсь, а потом ведет через дверь из гостиной в спальню.

Я хочу как следует рассмотреть его комнату, но его самого я хочу больше.

Когда Райан снова поворачивается ко мне, я делаю шаг ближе, хватаясь за его рубашку, а он убирает волосы с моего лица. Он целует меня, наши губы прижимаются друг к другу, и я так возбуждена, что едва могу дышать… Он спускает руки к моей талии и скользит ладонями к спине, где находит застежку платья и тянет его вниз — оно падает на пол, и я выскальзываю из него. Я судорожно пытаюсь расстегнуть пуговицы на его рубашке, но они не поддаются, пальцы дрожат от возбуждения. Я чувствую, как Райан улыбается мне в губы между поцелуями и в считаные секунды стягивает с себя рубашку.

Мы поспешно снимаем оставшуюся одежду и движемся к кровати на нетвердых ногах. Почувствовав задней частью бедра матрас, я падаю на темно-синее одеяло и притягиваю Райана к себе. Он прижимается ко мне, я вжимаюсь в него бедрами, но тут он замирает. На мгновение меня парализует страх: он осознал, что это ошибка.

Вместо этого Райан шепчет мне в губы: «Я хотел этого с того момента, как тебя увидел», — и целует так глубоко, что я вздрагиваю от неистового предвкушения.

Наши выходные проходят в пузыре блаженного счастья. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг превращаюсь в Героиню Ромкома и расхаживаю по его квартире в одних трусиках и его рубашке, прижимаюсь к его шее, пока он гладит меня по волосам и целует в лоб, внезапно занимаюсь с ним сексом в три часа дня; и нас не заботит ничто, кроме друг друга.

Это так сюрреалистично, мимолетная фантазия, которая — я знаю — закончится в понедельник утром, когда нам придется идти на работу, но сейчас все идеально. Когда я проснулась в субботу, голая и с легким похмельем, на меня накатила типичная волна тревоги и страха — ужаса от того, какой неловкостью это может обернуться, но как только Райан зашевелился и расцеловал мое плечо, я расслабилась.

Он же и предложил провести выходные вместе, а когда я упомянула, что не взяла никаких вещей, он ответил, что это не проблема, мы можем съездить к моим родителям на такси, чтобы я быстро собрала сумку, а он подождет в машине.

— Если только это не чересчур, я пойму, если это так, — торопливо сказал Райан, пытаясь распознать выражение моего лица.

Это было чересчур. Переспать с коллегой на нетрезвую голову — это одно дело, а вот забежать домой, чтобы собрать к нему сумку на выходные, — уже походит на абсолютную глупость, совершенную по уши влюбленным, возбужденным подростком. Но, если честно, именно так я себя и ощущала. Райан каким-то образом открыл во мне ящик Пандоры с подавленными чувствами — я два месяца ругалась с этим парнем и из кожи вон лезла, чтобы вывести его из себя, а теперь не могу им насытиться.

Так мы и поступили: он ждал внизу, пока я собирала вещи и говорила маме, что проведу выходные у подруги, — не то чтобы ее это волновало. Она даже не заметила, что я не ночевала дома, и подумала, что я просто вернулась уже после того, как они уснули. Когда я закрыла входную дверь и запрыгнула на заднее сиденье такси, глаза Райана загорелись, и он наклонился поцеловать меня, как будто все это время сомневался, правда ли я вернусь.

Эти выходные волшебны, они слишком идеальны, чтобы быть правдой. Мы лежим рядом под одеялом, и я изучаю его лицо, его длинные ресницы, легкую щетину, то, как двигается его горло, когда он отвечает на все мои вопросы, и удивляюсь, как провела два месяца рядом с этим мужчиной и совсем не ценила, насколько он очаровательный.

— Кстати, что ты вчера имел в виду, когда сказал, что хотел этого с того момента, как меня увидел? — настойчиво спрашиваю я, когда мы переходим к обсуждению офиса и смеемся над нашими же размолвками.

— То, что и сказал, — отвечает Райан, переворачиваясь на бок, чтобы оказаться ко мне лицом.

— Но как? В это же, ну, трудно поверить. В первые пять минут после знакомства с тобой у меня в волосах застряла расческа.

Райан смеется и проводит большим пальцем по моей скуле.

— Честное слово, это правда.

— Почему ты ничего не говорил?

— Потому что было видно, что я тебе не нравлюсь.

— Ты мне не не нравился!

Он бросает на меня скептический взгляд.

— Ладно, может, я думала, что ты мне не нравишься, но это только потому, что поначалу ты был со мной очень груб. Мне казалось, что я просто отвечаю взаимностью.

— В смысле, я был грубым? — спрашивает Райан в замешательстве.

— Ты казался очень расстроенным, что я буду стажироваться вместе с тобой, а потом сказал что-то про разные отделы. Я сразу поняла, что ты считаешь меня недостойной.

Он хмурит брови.

— Ладно, теперь я понимаю, что это могло ввести тебя в заблуждение, но, честное слово, я считал совсем не так. Я переживал, что буду работать рядом с кое-кем настолько красивым, что это будет отвлекать, — объясняет он.

— Да конечно!

— Клянусь!

— Райан, быть не может, чтобы ты так думал.

— Харпер, посмотри, где мы сейчас, — говорит он, придвигаясь так близко, что наши носы почти соприкасаются. — Как я уже сказал, я хотел этого с самого первого момента. Что абсолютно неуместно, учитывая, что мне нужно было сосредоточиться на стажировке и добиться хороших результатов, если в конце я хотел получить работу. Поверь мне, попытки держаться от тебя на расстоянии были мучением.

Мне хочется ему верить, потому что это очень мило.

— Ну, до сих пор тебе это удавалось, — говорю я с улыбкой, выдыхая и переворачиваясь на спину, чтобы смотреть в потолок. — И, кажется, скоро мы узнаем, помогла ли тебе эта сосредоточенность. Будет странно, да?

— Ты о чем?

— Вернуться в офис после выходных. Узнать, кто из нас получил работу, пока другому придется собрать вещи и в среду, когда стажировка закончится, уйти.

— Да, — говорит Райан низким и грустным голосом.

— Мои родители будут так довольны, если меня не возьмут. Не уверена, что смогу их видеть. Они невыносимы.

— А какие у тебя родители? — спрашивает Райан с любопытством.

Я колеблюсь. Я уже готова сменить тему, как делаю обычно, но что-то останавливает меня, и впервые за всю жизнь я чувствую желание рассказать правду. Может, это потому, что Райан был откровенен со мной: рассказал о своем брате и о том, что хотел меня с того момента, как мы встретились.

Может, все дело в его восторженном выражении лица, когда я вернулась в такси из родительского дома.

Может, в том, как он смотрит на меня сейчас.

Что бы это ни было, я ему доверяю. Так что рассказываю все. Райан слушает терпеливо, нахмурив брови, — сначала сосредоточенно, а потом с грустью и сочувствием. Когда я подвожу итог и говорю, что очень хотела попасть на эту работу, чтобы доказать им, как они ошибаются, Райан не говорит эти раздражающие слова, как многие другие: что, мол, он уверен, в глубине души родители мной гордятся и все в таком духе.

Вместо этого он кладет голову на локоть и говорит:

— Да пошли они, твои родители. Нужно хотеть получить эту работу для себя. Не для них. Они не заслуживают и толики того, чего ты добилась.

И в этот момент я чувствую радость от того, что рассказала ему.

А еще — но Райану я этого не говорю — волнение от того, что может произойти с нами, что приготовило нам будущее.

Потому что я знаю, что этот мужчина особенный, и, кажется, ни за что не захочу его отпускать.