— У меня тост, — объявляет Мими, поднимая свой бокал с просекко. — За двух моих потрясающих коллег. Харпер — за то, что добыла классную сенсацию, Ракхи — за то, что одурачила нашего идиота-редактора и позаботилась, чтобы на этой неделе обложку украшал нужный человек. За командную работу!
Мы с Ракхи смеемся и тянемся, чтобы чокнуться бокалами. «Старый дуб» находится недалеко от офиса и представляет собой неофициальное тусовочное место газеты «Корреспонденс». Как бы сильно мы ни старались попробовать что-то новое, мы всегда оказываемся здесь. Паб родной и уютный, и в нем мы провели много незабываемых вечеров: начиная с тех, когда нам нужно было утопить горе, заканчивая теми, когда нужно было что-то отпраздновать. К счастью, сегодня вечер именно такой.
— Я все еще поверить не могу, что ты выдумала эту историю с Доном Блеском, — говорю я Ракхи и качаю головой. — Я ни на секунду не усомнилась!
— Мне нужно было казаться убедительной, — отвечает она.
— А что, если он позвонит юристам? Не хочу, чтобы у тебя были проблемы.
— Во-первых, он не позвонит, потому что в глубине души понимает, что не сможет их переубедить. Он знает, что на это способна только я, — уверенно говорит Ракхи.
Мими кивает.
— Верно подмечено.
— Во-вторых, я не переживаю насчет проблем. Одри Эббот должна была попасть на обложку, и это не обсуждается. Я бы донесла вопрос до наших издателей, если бы понадобилось, — они бы согласились, это точно.
— Ты такая крутая, — говорю я, впечатлившись.
— Сказала женщина, которая взяла первое за шестнадцать лет интервью у Одри Эббот. Я так понимаю, ты закончила статью, иначе бы ты тут не сидела? — добавляет Мими.
Я кривлюсь.
— Эм-м… Ну типа.
Она закатывает глаза.
— Подрядчики тебя убьют. Им же нужно время на фактчекинг и верстку!
— Я допишу дома на ноутбуке, когда вернусь, — настаиваю я. — Она почти готова. Осталось только отшлифовать. И у меня все равно на сегодня запланирован выход, так что я могу пропустить с вами по стаканчику.
— Куда ты идешь? — спрашивает Ракхи.
— На презентацию книги. Член Парламента написал автобиографию.
— Заманчиво, — комментирует Мими с сарказмом.
— В прошлом году он занял второе место в реалити-шоу, так что книга наверняка не лишена блеска и гламура, — сообщаю я. — Он неплохой кандидат для статьи.
Мими бросает на меня озадаченный взгляд.
— Не пора ли тебе освободить какой-нибудь вечер? Ты давно не отдыхала.
— У меня есть свободные вечера, — спорю я. — Вчера я была дома, и Лиам готовил мне ужин. Было очень мило.
— Мило, — говорит она, неубежденная. — Я скорее о вечере для самой себя, чтобы ты просто… отдохнула. У нас намечается отличный пресс-тур, и тебе стоит поехать. Прекрасный бутик-отель в глубинке Кента, на который ты могла бы сделать обзор. Отвлечешься от всего и расслабишься.
— Мне не нужно расслабляться, — настаиваю я. — Мне нравится быть занятой. Ты же знаешь.
Ракхи смеется.
— Ты, наверное, сущий кошмар в отпуске. Тот самый человек, который постоянно хочет какой-то активности вместо того, чтобы валяться на пляже.
— Ты не права, — говорю я ей с гордостью. — Я очень расслаблена на отдыхе. Я читаю все книги, которые мне отправили на обзор.
— Отпуск нужен не для того, чтобы ты что-то наверстывала по работе, Харпер! — отмечает Ракхи. — Честное слово, я надеюсь, что Лиам из тех, кто любит постоянно чем-то заниматься, иначе в вашей первой совместной поездке его ждет неприятное открытие.
— О-о-о, кстати, о Лиаме, — говорит Мими. — Позовешь его на мой день рождения? Было бы здорово провести с ним побольше времени, а то мы виделись всего один раз. Ракхи, ты же тоже придешь?
— Да, спасибо за приглашение.
— Будет много кто из «Нарратива», — говорит мне Мими.
— Скажи, что ты не позвала Космо, — уточняю я.
Она отмахивается от этого предположения.
— Не глупи.
— Хорошо, я спрошу у Лиама, не занят ли он. Хотя я не уверена, что твой день рождения — лучший повод для знакомств.
Мими ухмыляется.
— Если он не справится с лаптой[11] и другими дурацкими играми, он не Тот Самый. Это главная проверка.
Каждый год Мими празднует свой день рождения в парке Брокуэлл на юге Лондона; она делит гостей на две команды, и сначала мы играем в лапту, а потом в глупые игры на выпивку. Это всегда очень весело, довольно шумно и соревновательно.
— Давайте надеяться, что к тому времени мы еще будем вместе. — Я смеюсь и смотрю на часы. — Так, мне пора идти, а то пропущу начало чтений.
Ракхи выглядит расстроенной.
— Уже уходишь?
— Я приду вовремя, если выйду сейчас, — с гордостью заявляю я.
— На самом деле, перед тем как ты уйдешь, мне… мне нужно вам кое-что сказать, — объявляет Ракхи серьезным и убедительным тоном и ставит свой бокал на стол.
Мы с Мими обмениваемся озадаченными взглядами.
— Все в порядке?
Она кивает.
— Да, да. Все хорошо. С одной стороны, все замечательно. С другой… — Она останавливается и делает глубокий вдох. — Я перехожу на другую работу.
Мими ахает.
— Что?!
— Все мои походы к стоматологу и врачу. Это были собеседования, — признается Ракхи с нервной улыбкой. — Мне предложили должность заместителя главреда в журнале «Слик».
— Ракхи! — потрясенно выдаю я. — Это замечательно! Поздравляю!
— Вау, я обожаю «Слик»! — выражает свой восторг Мими. — Умница!
— Спасибо, — говорит Ракхи со скромной улыбкой. — Я очень рада, хотя мне будет грустно уходить из «Нарратива».
В первом приливе счастья оттого, что Ракхи устроилась на такую блестящую работу, я не подумала, что она теперь не будет сидеть рядом со мной каждый день. Поверить не могу, что потеряю свою сообщницу по противостоянию Космо.
— Мы будем по тебе скучать, но искренне поздравляем! — быстро говорит Мими, читая мои мысли. Она встает, чтобы обнять Ракхи. — Ты это заслужила. «Слик» — один из самых классных. Лучше человека для этой должности им не найти.
— Поддерживаю, — говорю я и встаю, чтобы тоже ее обнять.
Вообще Ракхи не умеет обниматься — вся такая угловатая и неловкая, — но я все равно прижимаю ее к себе. Я правда буду по ней скучать.
— Когда ты начинаешь? — спрашивает Мими и садится обратно.
— Через месяц. Вчера отдала Космо свое заявление, — рассказывает Ракхи. — Видели бы вы его лицо. Он пытался сделать вид, что он за меня рад, но на самом деле был в ярости.
— Что сказал? — со смехом любопытствую я.
— Что-то вроде «Я так понимаю, теперь мне прибавится работы, учитывая собеседования для поиска замены».
— Господи, прошу, скажи, что ты будешь помогать с собеседованиями, — умоляю я. — Нужно убедиться, что я буду сидеть рядом с кем-то хорошим! А не с каким-то дружком Космо по гольфу.
Состоять в хороших отношениях с шеф-редактором «Нарратива» очень важно для меня как для редактора светской хроники — хотя это две отдельных должности и мы оба подчиняемся главному редактору, наша работа тесно соприкасается и может даже пересечься в зависимости от субъектов моих статей. Благодаря Ракхи я никогда не чувствовала себя ниже (несмотря на явное мнение Космо по поводу иерархии наших должностей), и работать с шеф-редактором, который тебя уважает, безумно полезно. Многие журналы отказались от редакторов светской хроники, а вот должность шеф-редактора уже давно существует во многих изданиях и, безусловно, является «безопасной гаванью». Я просто надеюсь, что получится работать в тандеме, а не в конкуренции — кто бы ни пришел на место Ракхи.
— Я буду проводить собеседования вместе с Космо, — заверяет она меня. — Обещаю нанять идеального человека.
— Без тебя офис не будет прежним, — вздыхает Мими, и я киваю в знак вынужденного согласия.
— Я буду скучать по работе с вами. Надеюсь, удастся поладить с командой в «Слике». Если честно, я очень переживаю насчет перехода.
— Это новое захватывающее приключение, — подчеркиваю я. — Которое мы должны отметить! Я принесу еще одну бутылку просекко. Нет! Забудьте. Шампанского.
Мими возбужденно хлопает в ладоши.
— А ты разве не опаздываешь на презентацию? — спрашивает Ракхи, проверяя время на своих часах.
— Все нормально, — с улыбкой говорю я, ускользая в направлении бара. — Мне нужно поддерживать репутацию.
Пока я иду от метро до «Уотерстоунс»[12], звонит телефон. Это снова папа. Я не написала ему после вчерашнего пропущенного звонка, так что решаю ответить — хорошо, что у меня будет причина побыстрее с этим закончить. К тому же я слегка под градусом после шампанского, которым мы отмечали новую должность Ракхи, а трезвой разговаривать с отцом не хотелось бы.
— Привет, пап.
— Харпер, наконец-то, — говорит он уже раздраженным голосом, хотя я пропустила всего один его звонок. — Я пытался с тобой связаться.
— Прости, — говорю я, делая все возможное, чтобы не беситься из-за его тона, ведь мы толком не начали разговор. — Как у вас с мамой дела?
— Хорошо, спасибо, — говорит он отрывисто.
— Здорово. Слушай, пап, у меня не так много времени, я бегу на мероприятие.
— Я не задержу тебя, Харпер, — ворчит он. — Так как мы не виделись с Пасхи, мы подумали, что стоит запланировать ужин. Твоя сестра предложила.
— Хорошо, — говорю я, уже предвкушая это. — Вы подумали, когда?
— Я пришлю подходящие даты, — утверждает отец, как будто назначает встречу с одним из своих клиентов. Я полностью привыкла к этой его официальной манере. Он всегда со мной так общается — как будто я для него обуза, человек, перед которым у него есть долг, а не кто-то, с кем он правда хотел бы провести время.
— Хорошо. В любом случае, у меня мероприятие, так что я лучше…
— Какая-то светская вечеринка, м-м?
Презрение сочится из каждого его слова.
— Вообще-то, презентация книги, — отвечаю я и злюсь на саму себя — как будто я должна за все оправдываться.
Папа вздыхает.
— Предполагаю, это слегка лучше твоих обычных занятий.
— А знаешь что, пап, у меня нет времени выслушивать от тебя всякую хрень о моей карьере, ладно? Оставь это для ужина.
— Не ругайся, Харпер, — отчитывает он меня.
— Мне нужно идти.
— Ладно! — рявкает он. — Мы уже привыкли к твоим побегам. Я пришлю тебе даты.
— Хорошо. Тогда пока.
— Прощай.
Я кладу трубку, бросаю телефон в сумку и пытаюсь отрешиться от этого разговора, пока вхожу в теплый и приветливый книжный.
Очевидно, наши с родителями отношения… натянуты.
Мы никогда не ладили. Хотя нет, это ложь. У меня остались приятные воспоминания о детстве, но они померкли в подростковом возрасте, когда я стала для них постоянным разочарованием, а моя старшая сестра Джулиет — золотым ребенком, который никогда не оступается. Мои мама с папой — партнеры в разных юридических фирмах; они оба блестяще успешные, целеустремленные, суровые трудоголики. Мы абсолютно не сходимся во взглядах и редко видимся, но, как ни странно, я все еще горжусь их успехом, даже зная, что для них я полное разочарование.
Думаю, когда я первый раз рассказала им, что хочу податься после школы на курсы журналистики, они восприняли это как шутку. Они всегда считали, что я получу юридическое образование, как Джулиет. Они не попытались скрыть свое неодобрение и разочарование.
Благодаря отличным оценкам, диплому Кембриджа и работе в ведущей лондонской юридической фирме, полученной сразу после университета, Джулиет была и остается гордостью и радостью наших родителей. Мы с ней совсем непохожие люди и никогда не были близки, несмотря на разницу в возрасте всего в два года. Она тихая, прямолинейная и неприступная и смотрит на меня свысока, прямо как родители. Джулиет не уделяла мне особо много внимания, когда мы росли, и у нее совершенно не осталось на меня времени, когда она стала крутым юристом в Лондоне. Я никогда не получаю от нее вестей, и мы разговариваем только на семейных встречах — разговоры эти вымученные и сухие, и мы не обмениваемся никакой личной информацией. Ее абсолютно не интересует происходящее в моей жизни, так что я научилась точно так же относиться к ней.
Когда я начала стажироваться в качестве журналиста, мама сказала, что я веду себя безответственно, потому что низшие должности очень плохо оплачиваются. Когда я устроилась на свою первую работу в этой сфере — младшим автором светской хроники в журнале «Флэр», — папа сказал, что и подумать не мог, что мое образование пригодится мне для написания низкопробных историй о напичканных кокаином недозвездах. А получив свою нынешнюю работу, редактора светской хроники в журнале «Нарратив», я отправила им сообщение со словами, что теперь за низкопробные истории о напичканных кокаином недозвездах мне будут больше платить. Они не ответили.
Время от времени мы устраиваем ужины, на которых Джулиет сидит молча, а родители спрашивают у меня, куда катится моя жизнь и осознала ли я уже, что совершила огромную ошибку.
Но я люблю свою работу. Я счастлива.
Мне просто хочется, чтобы для родителей этого было достаточно.
К тому времени, как я поднимаюсь по лестнице «Уотерстоунс» на второй этаж, раздаются аплодисменты, означающие конец чтений, так что, помаячив сзади, я присоединяюсь к ним. Меня замечает агент; она тепло улыбается, когда я представляюсь, и предлагает угоститься напитками и обязательно обратиться к ней или к члену Парламента, если у меня возникнут вопросы, потому что они оба будут общаться с аудиторией.
Прорвавшись сквозь кучу людей в толпе к столику с напитками, я тянусь за последним стаканчиком глинтвейна на белом вине, и кто-то делает то же самое. Мы оба резко отдергиваем руки и поднимаем взгляды, чтобы извиниться.
И вот я смотрю прямо в голубые глаза Райана Янссона.
По крайней мере, он так же удивлен при виде меня, как я — при виде него. Не одна я здесь застигнута врасплох.
— Прости, — бормочет он.
— Бери, — говорю я ему отрывисто, указывая на стаканчик.
— Ты бери, — отвечает он.
— Я настаиваю.
— Я настаиваю.
Я смотрю на него и делаю глубокий вдох. Боже, как он меня бесит.
— Ладно. Я возьму. — Я беру этот стаканчик, пока он тянется за красным вином, и уже готовлюсь как можно скорее увеличить расстояние между нами, как вдруг он решает завести разговор.
— Не думал, что встречу тебя тут, — говорит он и кладет свободную руку в карман, разворачиваясь, чтобы осмотреть помещение с журналистами.
— Почему? — спрашиваю я в свою защиту. — Потому что это слишком интеллектуально для журнала?
Он хмурится.
— Нет. Потому что я думал, что этим займется книжный редактор.
Райан Янссон очень хорош в проявлении снисходительности и попытках скрыть ее своим обаянием и сексуальностью, но я не поведусь.
— У нас нет такого редактора, насколько ты знаешь, — говорю я с укором.
— В самом деле? Я этого не знал.
— Почему здесь нет книжного редактора из вашей газеты? — бросаю я.
— Она здесь. — Райан показывает на женщину в другом конце помещения.
— Ах. Хорошо, тогда почему здесь ты?
— Потому что у него интересная жизнь, — заявляет Райан, кивая на члена Парламента, весело болтающего в кругу людей. — Думаю, из этого получится хорошая статья — выход книги и интервью с ним.
— Ну да, статья, которая больше подойдет журналу, чем газете, как по мне, — отмечаю я.
— Я слышал, в вашей редакции грядут изменения, — непринужденно говорит он.
Я щурюсь.
— Прости?
— Ракхи, ваш шеф-редактор. Она же уходит?
— Откуда ты об этом знаешь?
Он пожимает плечами.
— Слухи. А ты знала?
— Конечно! Уже сто лет.
Поверить не могу. Откуда у него новости о Ракхи? Я сама только узнала!
— Она уходит в журнал «Слик». Будет там заместителем главреда, — продолжаю я. — Им с ней повезло.
Райан кивает.
— Что думаешь о чтениях?
— Что?
— Глава, которую нам только что прочитали, — объясняет Райан. — Что ты о ней подумала?
— А… Я подумала… Подумала, что она была интересной.
— Да ладно.
— Да, — твердо говорю я. — Очень интересной.
Уголки его рта подергиваются в понимающей улыбке.
— Ты опоздала, да?
— Нет!
— О чем тогда была глава? — бросает он мне вызов.
— Извини, я как-то не подумала, что презентация книги подразумевает спонтанную викторину для проверки, насколько ты был внимательным, — огрызаюсь я.
— Ты опоздала, — подтверждает он, улыбаясь в свой стаканчик, и его глаза сверкают триумфом.
— Я совсем немного опоздала, и вообще это не твое дело. — Я хмурюсь при виде его самодовольного лица. — В любом случае очень хотела бы поболтать еще, но на сегодня лимит разговоров с напыщенными козлами превышен, так что мне пора.
Похоже, его это забавляет, а меня только сильнее злит.
Он не смеет веселиться. Он должен быть оскорблен.
Он открывает рот, чтобы ответить, но я сбегаю раньше. Я не позволю Райану Янссону оставить последнее слово за собой. От одной только мысли, что он считает, будто у него есть надо мной преимущество, у меня закипает кровь.
В течение всего вечера я по возможности избегаю его: стараюсь следить за тем, где он находится, и всегда оказываюсь в противоположном конце помещения и разговариваю с совершенно другими людьми. Когда настает время уходить, я горжусь, что мне удалось держаться от него подальше и, соответственно, приятно провести время и насладиться интересными беседами с умными людьми.
Я выхожу на вечерний воздух и останавливаюсь, чтобы осмотреться. Эта секундная пауза — моя грубая ошибка.
Из здания выходит Райан Янссон.
Он бросает на меня хмурый взгляд. Я на него — сердитый.
Я направляюсь от книжного магазина в сторону метро и слышу, как Райан шагает сзади. Я прохожу еще немного, а потом бросаю через плечо:
— Ты что, меня преследуешь?
— Нет.
— Тогда почему идешь прямо за мной?
— Я иду к метро, — говорит он с раздражением.
— Ладно.
— Ладно.
— Ладно! — огрызаюсь я, натягивая куртку поплотнее, и решительно шагаю дальше.
Но он все приближается. Я поднимаю голову и вижу, что он идет рядом и пытается обогнать меня по тротуару. Я иду еще быстрее, потому что не хочу, чтобы он выиграл. Райан сосредоточенно хмурит брови, ускоряется и обгоняет меня. Я практически перехожу на трусцу, чтобы опередить его, и он хмыкает от раздражения.
В поле зрения появляется знак метро, и к этому моменту мы уже бежим во весь опор. Мы ссыпаемся по ступенькам ко входу и, как никогда настроенная победить, я вырываюсь вперед и первой добегаю к турникетам. Я начинаю копаться в сумке, чтобы достать телефон и пройти первой.
— Блин! — шиплю я.
Райан Янссон проносится мимо меня через соседний турникет.
Засунув руки в карманы, он останавливается по другую сторону и одаривает меня победной улыбкой.
— Ты ведь не бежала со мной наперегонки, да, Харпер? — говорит он, склонив голову набок. — Потому что, если это так, похоже, ты проиграла.
— Я не бежала с тобой наперегонки, Райан, — говорю я, все еще ища телефон. — Я не ребенок.
Он самодовольно пожимает плечами и направляется к эскалатору.
— Но если бы это было так, — быстро бросаю я ему вслед, — я бы победила, потому что гонка была до турникета, а я добежала первой!
Райан ничего не отвечает, только становится на эскалатор, который увозит его из поля моего зрения.
Во время собеседования на стажировку в «Дэйли Буллетен» мне намекнули, что по окончании меня могут взять на работу. Возможность стать младшим репортером в национальной газете — моя мечта. Я поднимусь по карьерной лестнице и однажды стану шеф-редактором или буду вести постоянную рубрику. Я хочу этого больше всего на свете. И я буду работать усерднее всех, чтобы добиться желаемого.
В конце концов, мне нужно доказать родителям, что я могу быть успешным журналистом.
Сразу после выпуска, в начале июня, я устроилась на работу в бар недалеко от дома и стала подаваться на журналистские вакансии, но очень скоро поняла, что мне отчаянно недостает квалификации для любой работы, связанной с текстами.
Публикации требовали опыта, и мне нужно было получить какую-нибудь стажировку. В Лондоне намечалось невероятное лето: в конце месяца начинались Олимпийские игры, атмосфера в городе была оживленной — каждый вечер бар набивался битком, — но я не могла насладиться этой радостью, потому что на меня давила необходимость сделать первый шаг к достижению своей цели.
В конце собеседования в «Дэйли Буллетен» редактор сказал мне, что видит, как сильно я хочу сюда попасть, и слегка усмехнулся, как будто это было даже чересчур. Но я не смутилась; я хотела, чтобы они знали: если выберут меня, я буду очень благодарна и не подведу их. Прочитав письмо со словами, что меня берут, я закричала; волнение бурлило во мне так яростно, что я не могла стоять на одном месте, а подпрыгивала и колотила воздух кулаками. Окей, это не роскошная и модная работа в Сити, не писательская подработка, но это начало. Наконец-то я увидела. Я позволила себе увидеть ее — карьеру в журналистике.
Конечно, я и не подозревала, что они возьмут двух стажеров, ведь тогда для получения работы здесь появится дополнительное препятствие. Но немного здоровой конкуренции мне не помешает. Я не позволю этому Райану встать у меня на пути. Если в конце всего нас ждет работа, ее получу я.
В то первое утро в лифте помощница редактора Селия пробежалась по задачам, которые нам могут поручить в течение первых нескольких недель.
— Боюсь, походы за кофе и чаем у нас обычное дело. Так же, как и некоторые административные задачи, например, сделать заметки, отксерить документы или расшифровать записанные интервью, но не все так плохо, — обещает она, листая что-то в своем телефоне. — Вы будете проводить интересные исследования, а как устроитесь, сможете помогать с интервью и, возможно, писать.
— Для газеты? — с надеждой спрашиваю я.
— Может, для сайта. Посмотрим, как у вас пойдет.
Двери лифта открываются, и мы входим в шумный и суетливый отдел новостей. Нас ведут к двум крошечным рабочим столам в дальнем углу; на них рядом с компьютерами неряшливо громоздятся стопки папок.
— Они ваши на два месяца, — сообщает нам Селия, тут же разрушая наши с Райаном надежды на то, что не придется работать вместе.
Она выписывает наши данные для входа в учетные записи на стикер и приклеивает его к ближайшей папке. После экскурсии к кухне и туалетам Селия говорит, что даст нам время обустроиться и вернется чуть позже, чтобы обсудить некоторые вещи, в том числе стажерскую папку — она показывает на черную папку посередине двух столов. В ней все, что нам нужно знать, и ее составляли предыдущие стажеры по ходу работы.
— У тебя есть предпочтения насчет стола? — спрашивает меня Райан, наконец осмелившись заговорить, когда Селия уходит.
— А у тебя?
Уголок его рта дергается, будто он подавляет улыбку.
— Я возьму тот, который у окна, — говорю я, прежде чем он успевает ответить. Эта его загадочная улыбка так сильно меня выводит, что я решаю, что он недостоин вежливости.
— Уверена? — спрашивает он, пожимая плечами и выдвигая стул из-за второго стола. — Ладно.
— Этот явно лучше, — отмечаю я и сажусь. — Кто не хочет сидеть у окна?
— Тот, кому не нравятся солнечные блики на экране.
— Здесь нет бликов.
— Сегодня нет, но в ясный день это будет очень раздражать, — предупреждает он.
— Сегодня ясный день. На улице парит.
— Там влажно, — соглашается он, — но не солнечно.
Я в раздражении поджимаю губы и говорю:
— Солнце выходит с перерывами.
Не знаю, когда я успела стать метеорологом, но этот парень нарочно выводит меня из себя, и я чувствую, что должна ответить.
Я ввожу свои данные и жду, пока экран загрузится. Ничего не могу с собой поделать, но я наблюдаю, как Райан с яростной решимостью разбирает беспорядок на своем столе, как он с серьезным и сосредоточенным выражением лица начинает кропотливый процесс сбора разбросанных повсюду ручек и складывания их в перевернутый органайзер для канцелярских принадлежностей, а потом читает названия папок и располагает их сбоку от экрана в алфавитном порядке.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, не в силах скрыть насмешку в голосе.
— Убираю.
— Да, но почему так неэффективно?
Из-за этого он резко останавливается и поднимает на меня взгляд.
— Ты считаешь, есть более эффективный способ?
— Смотри и учись, — заявляю я, после чего сдвигаю все, что лежит на столе, в одну сторону.
Получается не так гладко, как мне бы хотелось: многие вещи валятся на пол, а бумаги, разбросанные по столу, сминаются или даже рвутся. Но я добиваюсь результата, на который рассчитывала: немного хорошего свободного места прямо перед клавиатурой.
Райан в ужасе.
— Это не уборка!
— Она самая. Вроде как. — Я пожимаю плечами, глядя на экран и изучая размещенные на рабочем столе папки.
— Ты не можешь серьезно так работать, — говорит ошеломленный Райан.
— Как работать?
— В окружении беспорядка.
— Я предпочитаю, чтобы все было немного хаотичным, — сообщаю я, довольная его неодобрением. — Когда речь заходит о писательском пространстве, хочется немного своеобразия.
Райан качает головой и продолжает уборку, пока его стол не становится идеально чистым — разительный контраст с моей разбомбленной катастрофой. Осознав, что он, судя по всему, один из этих помешанных чистюль, я получаю огромное удовольствие от его косых взглядов, зная, что состояние моего пространства убивает его.
— Жаль, мы не работаем в разных отделах, как ты хотел, — невинно говорю я и тянусь к стажерской папке, после чего кладу ее на стопку других папок, часть содержимого которых разлетелась по полу. — Тогда бы тебе не пришлось терпеть мой бардак. Ну и ладно! Это всего на восемь недель.
Райан ничего не говорит, но я вижу, как подрагивает его челюсть. Я улыбаюсь самой себе и триумфально открываю папку.