В ту ночь в доме родителей Райана мне едва удается сомкнуть глаза. Я только и думаю о том, как хочу поцеловать его, и эта мысль вызывает во мне такое волнение, что я не могу перестать крутиться и ворочаться. Мне хочется забыть его взгляд перед тем, как мы пожелали друг другу спокойной ночи, или тот факт, что он находится через стенку. В то же время я больше ни о чем не хочу думать, а в животе порхают бабочки.
Я разрешаю себе вспомнить, каково было лежать рядом с ним в постели, чувствовать объятия его сильных рук, касаться его шеи и вдыхать запах его кожи, пока он прижимал меня к себе — в нашем идеальном пузыре было так идеально и тепло. Я помню, как сблизились наши лица на подушке и носы почти касались друг друга; он пристально смотрел на меня, а потом улыбался, и в уголках его рта появлялись морщинки.
Это, может, и было давно, но такие детали я не забуду никогда, как бы сильно ни старалась.
Затем приходит чувство вины: Лиам. Я даже не пожелала ему спокойной ночи перед тем, как легла спать. Мы целый день не разговаривали, а ведь он мой парень. Мы ничего не планировали на этот вечер — я не знала, во сколько точно вернусь в Лондон после интервью, и не хотела, чтобы он меня ждал, — но, наверное, стоило хотя бы написать, что я останусь в Манчестере до завтра. Я чувствую себя ужасно, но потом понимаю, что Лиам тоже не писал мне весь день. Вообще-то, он так и не ответил после того, как я сказала, что не смогу взять его с собой в командировку во Флоренцию, что весьма странно. И все равно это не оправдание для фантазий о другом парне — и не просто парне, а коллеге. Человеке, с которым у меня есть история. Это нечестно по отношению к Лиаму.
Меня внезапно охватывает тревога от мысли, что я снова влюбляюсь в Райана. Я всеми силами могу притворяться, что у меня нет к нему чувств, но они есть. И я об этом знаю. Даже несмотря на то, что мы постоянно ссоримся, он бесконечно выводит меня из себя и вообще мы очень разные люди, меня к нему тянет. Снова. Влюбиться в коллегу — плохая идея в принципе, не говоря уже о том, что я, казалось бы, должна избежать повторения ошибок, но вот я здесь, под чарами этих глаз, десять лет спустя.
Но сейчас он кажется другим, говорю я себе. Возможно, я смогу простить его за случившееся и двигаться дальше. Мне немного стыдно, что я этого еще не сделала.
Ну, то есть он купил мне мед к чаю.
Плохие люди же так не поступают, правда?
Господи, меня тошнит, когда я думаю, что завтра Райан попросит номер у Мэй. У меня нет никакого права переживать из-за его личной жизни! Но я переживаю, переживаю, переживаю.
И знаете, что вообще не помогает ситуации? Тот факт, что на мне футболка Райана. Я сжимаю ткань в пальцах, как девчонка, напялившая толстовку своего бойфренда на вечеринке.
Он принадлежит мне.
Но правда в том, что это не так. Он никогда мне не принадлежал.
В ту же минуту, как утром звенит будильник, я отправляю Лиаму сообщение с вопросом, как вчера прошел его день, и извинениями за то, что была вне доступа. Я объясняю, что мне пришлось в последний момент остаться в Манчестере, и предлагаю поужинать вместе сегодня.
Там и поговорим. Я готова и уверена в своем решении и переживаю только за то, что обижу Лиама, ведь он будет застигнут врасплох. Когда он присылает радостный ответ и говорит, что сегодня не сможет, потому что кое над чем работает с «Хало Скюд», я поникаю и расстраиваюсь, что придется отложить наше расставание.
Схватив полотенце, сложенное на стуле у туалетного столика, я открываю дверь своей спальни, и в ту же секунду это делает Райан. Мы оба замираем. На нем только боксеры, и я отчетливо вижу его широкие плечи, подкачанные руки и рельефный пресс.
Ну почему этому мужчине приходится носить на работу одежду?!
Ужасная потеря.
Я чувствую возмущение от лица всех брендов купальников.
Волосы Райана взъерошены после сна, он хлопает своими уставшими глазами, а затем кривит губы в сонной улыбке.
— Утра, — говорит он.
Я пытаюсь сказать «привет», но от его внешнего вида у меня во рту жутко пересохло, так что выходит только какое-то кваканье, как у жабы.
Очень сексуально.
Я быстро прочищаю горло.
— Прости, привет. Здравствуй. Доброе утро.
— Иди в ванную первой, я пойду после тебя.
— Нет, иди ты. Я с удовольствием подожду.
Райан показывает на дверь ванной.
— Я настаиваю. Дай знать, если с душем будут какие-то проблемы. Хотя он довольно простой.
— Супер, спасибо.
Райан разворачивается, чтобы зайти в комнату, и я понимаю, что любуюсь его спиной, гладкими мускулистыми плечами и изгибом позвоночника. Как только дверь закрывается, я встряхиваюсь и пытаюсь взять себя в руки.
Я надеваю купленную вчера в «Заре» красную рубашку и мои суженные брюки и, собравшись, спускаюсь вниз; Салли тут же начинает прыгать вокруг, а Фредрик так радостно меня приветствует, что я не могу сдержать смех, поражаясь гостеприимности их семьи. Фредрик отчаянно пытается накормить меня завтраком, но мне приходится несколько раз повторить, что я из тех, кто по утрам пьет только кофе. Когда настает время уходить, я сажусь на корточки, чтобы попрощаться с Салли, и тут же получаю замечание от Эмили: сейчас у меня все брюки будут в шерсти. Перед тем как мы выходим к машине, Фредрик обнимает меня и говорит, чтобы я берегла себя.
— Надеюсь, скоро снова увидимся, — говорит Эмили и целует меня в щеку. Что-то в ее голосе подсказывает мне, что она правда надеется.
Но, может, это просто извращенный самообман и я все еще под влиянием того, что спала в футболке Райана, и его утреннего появления топлес?
По пути на съемки я нервно сижу на пассажирском сиденье и изо всех сил стараюсь вести себя как ни в чем не бывало, при этом иррационально опасаясь, что Райан умеет читать мысли. Его, по-моему, ничего не беспокоит, потому что он рассказывает мне интересные факты о Манчестере и вслух рассуждает о том, во сколько мы сможем сегодня поговорить с Максом.
— А еще я тут подумал, не хочешь вернуться со мной?
Я так резко поворачиваю голову, что чуть не сворачиваю себе шею.
— То есть я могу отвезти тебя в Лондон, если захочешь, — объясняет Райан. — Это лучше, чем ехать на поезде. Мне нужно к Финсбери-парку, так что ты сможешь сесть на линию «Виктория» и доехать до самого Брикстона. Я буду чувствовать себя виноватым, если ты останешься ждать поезд, и мне все равно в ту сторону. А еще я дам тебе выбрать одну-две песни по дороге, если хочешь.
Я улыбаюсь, глядя на свои руки на коленях.
— Очень щедрое предложение. Эм-м… тогда ладно, наверное, и правда будет удобнее просто уехать на машине, когда мы закончим. Если только ты уверен.
Конечно, я должна была отказаться. Не знаю, зачем подвергаю себя еще большей пытке, принимая такое приглашение. К тому же вдруг Райан все-таки возьмет номер у Мэй и захочет поговорить об этом по дороге, а мне придется слушать? Нужно снова начать относиться к нему как к раздражающему заклятому коллеге.
— У тебя все нормально? — спрашивает он, когда мы заезжаем на парковку.
— Да, — отвечаю я, смутившись. — Почему ты спрашиваешь?
— У тебя… ты выглядишь напряженной.
— Ты хотел сказать, что у меня складка, да?
Райан смеется, ставит машину на ручной тормоз и выключает двигатель.
— Серьезно, у тебя все хорошо? Ты очень тихая. Мои родители же тебя не напугали? Я знаю, они могут переборщить.
— Нет! Нет, они чудесные, — говорю я ему искренне. — У тебя замечательная семья.
— Хорошо. Значит, переживаешь насчет статьи?
Я хлопаю глазами.
— А?
— Макс Шёберг.
— О! Да, поэтому. Я переживаю насчет интервью.
— Не нужно, — успокаивает меня Райан, отстегивая ремень и открывая дверь. — Ты веди все сама. Я не стану мешать.
Я откидываюсь на подголовник и на мгновение прикрываю глаза, желая, чтобы в голове и на сердце не было такого беспорядка. А затем заставляю себя включиться в рабочий режим и выпрыгиваю из машины, готовая к беседе с гениальным актером.
К сожалению, мой энтузиазм по поводу интервью оказывается слегка преждевременным — у Макса намечается еще один напряженный съемочный день, и Мэй прикладывает всевозможные усилия, чтобы выкроить для нас время. Мы добираемся до него только во второй половине дня, и к этому моменту он уже измотан и ворчлив. Сидя в своем трейлере в костюме, Макс откидывается в кресле и устраивает руки на подлокотниках. Он с подозрением наблюдает за мной, пока я нажимаю кнопку «Запись» на диктофоне и пролистываю блокнот до чистой страницы.
— Сколько это продлится? — спрашивает он резко, поглядывая на Мэй, задержавшуюся в дверном проеме. Сидящий рядом Райан неловко ерзает.
Но меня не задевает такое поведение. Я сталкиваюсь с ним постоянно.
— Мы не отнимем у вас много времени, — уверенно обещаю я. — Съемочные дни длятся так долго, правда? Но не длиннее, чем во время работы над «Амбициями».
Макс вскидывает брови в приятном удивлении.
— Это было очень давно.
— Вам же тогда приходилось сниматься на протяжении всей ночи… Сколько, три дня подряд?
— Четыре, — поправляет меня он, почесывая подбородок при воспоминании. — Непросто для десятилетнего ребенка.
— Я читала, что вы уснули в ворохе пальто, пока ждали свою сцену.
— После чего на меня сел великий Билл Олин, ныне покойный, — усмехается Макс, и выражение его лица смягчается. — Он был прекрасным актером, но не советую вам становиться стулом для своих кумиров.
— Мудрый совет.
Он тепло мне улыбается.
— Я давно не вспоминал об этом фильме.
— А я недавно его смотрела.
— Да?
— Он все еще очень актуален.
— Мгм, — кивает Макс, — ну, когда это работа такого великого сценариста, как Маргит, она будет откликаться у многих поколений. Тема разбитого сердца, то, каким жестоким может казаться осознание, что после потери близкого человека жизнь продолжается… Мир вокруг нас, возможно, и меняется, но переживания у всех одинаковые. Если вернуться на несколько веков назад, можно увидеть, что искусство и тогда, и сейчас отражает одни и те же эмоции. На самом деле это потрясающе, как мало изменились люди. Все мы связаны.
— Эта тема раскрывается и в «Голубых огнях», да? Связь прошлого и настоящего.
— Да, думаю, вы правы. Но, опять же, сильная сторона этого сериала — сценарий. Сюжетом движет расследование, но вокруг него раскрываются и другие захватывающие линии: семьи, пострадавшие от убийств, их горе и отчаянный поиск ответов, запутанные отношения и более длительные последствия каждого отдельного решения. Мне кажется, очень многие проекты сейчас в основном строятся на компьютерной графике и спецэффектах. И некоторые из них по-настоящему хороши, но, если честно, зрителям по-прежнему нравятся истории, в центре которых обычные люди.
Я поднимаю взгляд, продолжая делать заметки.
— Значит, для вас очень важен сценарий?
— Невероятно. Я имею возможность выбирать проекты, в которых хотел бы поучаствовать, и принимаю только те роли, где меня зацепил сценарий. Это самая суть.
— А что насчет вашего собственного сценария?
Макс смотрит на меня с подозрением.
— Моего собственного сценария?
— Мне просто любопытно, не возникает ли у вас желания написать что-нибудь самому. Вы как-то упомянули, что размышляли об этом.
Он слегка улыбается.
— А вы изучили вопрос. Не помню, чтобы недавно обсуждал это с прессой.
— Я запоминаю то, что меня интересует. Вы как-то сказали об этом в интервью для «Джи Кью».
— Правда? Что ж, тогда должен признать, что не просто размышлял об этом. Сейчас я пишу сценарий драмы, действия которой разворачиваются в Стокгольме.
— И я могу упомянуть это в статье? — с восторгом спрашиваю я.
— Да, хотя реакция меня пугает.
Его признание вызывает у меня удивление.
— Как по мне, писательство — более уязвимое занятие, чем актерская игра, — объясняет он. — В нем нет притворства. Ты выкладываешь на страницы свою обнаженную душу. Но я получаю удовольствие от процесса. Мне было интересно исследовать Стокгольм, и я узнал много нового о своем родном городе.
— Ах, я вот никогда не была в Стокгольме, но мой коллега наполовину швед, и его семья живет там, — говорю я, показывая на Райана.
— Правда? — удивляется Макс, обращая внимание на Райана, и его глаза загораются. — Чего же вы раньше не сказали? Ну-ка, и где они живут?
Дорога домой оказывается не такой мучительной, как я себе представляла, потому что мы с Райаном оба в приподнятом настроении от того, насколько хорошо прошло интервью. Мы получили гораздо больше материала, чем было нужно, и Мэй даже пришлось вежливо прервать нас со словами, что время кончилось, а Максу пора возвращаться на съемки, что, кажется, его слегка расстроило. Когда мы прощались, мне он сказал, что получил огромное удовольствие, а Райану напомнил зайти в те ресторанчики в Стокгольме, которые он порекомендовал.
— Поверить не могу, что вы так долго болтали про Стокгольм, — смеюсь я, пока мы мчимся по трассе М6 обратно в Лондон. — Я думала, мы там весь день проторчим.
— Когда тебе хорошо, время летит незаметно, — ухмыляется Райан. — И если Макс Шёберг веселится, ему не стоит мешать.
— Абсолютно согласна. К тому же для статьи это идеально. Он говорил с такой страстью. И, должна признать, я рада, что ты был там. Макс оживился, когда вы обсуждали дом.
— Подожди-ка, то есть ты признаешь удачным мое предложение написать статью вместе? Ты это говоришь, Харпер Дженкинс?
— Возможно. Не зазнавайся.
— И не мечтал об этом. — Райан озорливо улыбается, глядя на меня, а потом возвращает взгляд на дорогу. — И в любом случае я не стану приписывать заслугу за его хорошее настроение себе. Это все ты. Как ты его сразу успокоила, а он даже не понял? Мастерски.
— Я просто вела беседу.
— Серьезно, Харпер, это потрясающе. Для меня большая честь увидеть тебя в работе.
— Взаимно, — тепло говорю я.
Райан выглядит довольным.
— Хочешь набросать структуру статьи, а потом прислать документ мне, чтобы мы могли решить, как писать…
— Воу-воу! — перебиваю я. — Что значит «набросать структуру»? О каком документе речь?
Он переводит на меня озадаченный взгляд.
— Ну, знаешь, нужно составить план статьи перед тем, как ее написать.
Я фыркаю.
— Да кто так делает?
— Все? — отвечает Райан обескураженно.
— Не я, — с гордостью сообщаю ему я.
— Как вообще возможно написать статью, не проработав сначала ее структуру?
— Легко. Начинаешь писать и дальше отталкиваешься от этого.
Я с удовольствием наблюдаю, как он пытается понять такой подход: открывая и закрывая рот и сводя брови.
— Подожди, — говорит Райан, постукивая пальцем по рулю. — Ты просто начинаешь писать? Без планирования… вообще?
— В этом нет ничего особенного, — смеюсь я, облокотившись на дверцу.
— Как ты поймешь, куда поставить какую цитату? — спрашивает он, в его голосе слышны нотки паники. — Откуда ты знаешь, что текст получится слаженный? Как умудряешься не повторяться? И как понимаешь, с чего начать и чем закончить?
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Я просто начинаю писать и… как пойдет.
— Как пойдет, — повторяет Райан в потрясении. — Первый черновик у тебя, наверное… сплошная неразбериха!
— Обычно да, — признаю я. — Там бардак. Но потом я его переписываю.
— Но разве план тогда не сэкономит тебе кучу времени и не избавит от мороки?
— Он подавляет творческий стиль моего письма, — настаиваю я, активно размахивая руками. — Если бы я сначала составляла план, текст бы получался вымученным и скованным. Лучше пусть слова льются на страницу, а я позже разберусь.
Райан качает головой, как будто это открытие совершенно его поразило.
— Каждый работает по-своему, Райан, — напоминаю ему я, забавляясь выражением его лица.
— Видимо, да.
— И ты должен быть хорошо знаком с тем, как работаю я. По твоим же словам, мы не первый раз пишем статью вместе.
Райан проводит рукой по волосам и улыбается.
— Судя по всему, я подавил травматичные воспоминания об этом после прошлого раза.
Я смеюсь, и мы погружаемся в комфортную тишину. Я проверяю телефон, просматриваю рабочие имейлы, которые пропустила вчера, и отвечаю на сообщения Мими в Вотсапе, где она спрашивает, как прошло интервью и не убили ли мы с Райаном друг друга.
— Не хочешь выпить у меня? — вдруг спрашивает Райан.
Я резко поднимаю голову от телефона.
— Прости?
— Когда вернемся в Лондон, — говорит он, глядя прямо перед собой и нахмурив брови. — Для нас обоих последние пару дней были нелегкими, и, не знаю, как тебе, но мне бы не помешала выпивка. Думаю, мы это заслужили.
Я прочищаю горло.
— Наверное, да.
— У меня в холодильнике стоит очень хорошее вино, которое купил один мой пафосный друг, когда приходил на ужин. Можем открыть его, если хочешь, — торопливо говорит Райан и выглядит при этом слегка взволнованно. — Я живу недалеко от метро, так что тебе легко будет добираться домой. Или можем пойти в паб, если тебе так удобнее? Или вообще-то у тебя могут быть планы, потому что это вечер субботы, с чего бы их не было? Скажи мне замолчать в любой момент.
— У меня нет планов, — смеюсь я. — И пафосная бутылка вина как раз по мне. Спасибо.
Райан кивает, улыбнувшись моему ответу, и морщины на его лбу разглаживаются, а я чувствую, как по всему телу пробегают мурашки. Я отворачиваюсь, чтобы выглянуть в окно, и так сильно сдерживаюсь, чтобы не улыбаться от уха до уха, что сводит челюсть.
Господи, я сейчас испытываю тот головокружительный прилив адреналина, когда человек, который тебе нравится, начинает проявлять признаки взаимной симпатии, а ты даешь волю воображению и представляешь, как он притягивает тебя ближе и целует. Мое лицо пылает, и я тру шею, напоминая самой себе, что это просто приглашение выпить. Это ничего не значит.
Дорога до Лондона занимает достаточно много времени, поэтому, когда Райан паркуется у своей квартиры, я с радостью выпрыгиваю из машины, потягиваюсь и благодарю его за то, что подвез. Он замечает мой удивленный взгляд, когда подводит меня к викторианскому дому и достает ключи.
— Что? — спрашивает он, открывая ворота и придерживая их для меня.
— Прозвучит глупо, но я думала, что ты живешь в многоэтажке.
Райан колеблется, но все же слегка улыбается.
— Это не глупо… Я раньше жил в таком доме, когда мы… только встретились. Помнишь?
— Да. — Я краснею. — Помню.
— Я переехал пару лет назад.
Райан вставляет ключ во входную дверь и проходит в общий коридор, пропуская меня и подбирая с пола адресованную ему почту. Затем он открывает дверь справа, прямо впереди находится еще одна такая же.
— Так тут всего две квартиры? — спрашиваю я.
— Да, на первом этаже я, а на втором — парень лет двадцати пяти. Он классный, настоящий компьютерный гик. Работает в «Эпл». Очень полезно, когда у меня какие-то технические проблемы.
Райан распахивает дверь и жестом приглашает меня внутрь. Я вхожу и сразу же поражаюсь, насколько тут просторно и аккуратно. Несмотря на традиционный викторианский фасад, в квартире сделан очень современный ремонт — кухня и гостиная объединены, на полу изящное деревянное покрытие, большие окна в пол выходят на садик.
Над выкрашенным в темно-серый камином висит широкий плазменный телевизор, а прямо перед ним стоит светло-серый диван. Между ними расположен стеклянный журнальный столик с неиспользованной белой свечой на три фитиля, стоящей ровно посередине. По обе стороны от телевизора прибиты полки, занятые книгами, и при ближайшем рассмотрении я замечаю, что все они распределены в алфавитном порядке по фамилии автора.
— Некоторые вещи не меняются, — бормочу я себе под нос, пока Райан идет к холодильнику.
— Ты что-то сказала?
— Ничего! — отвечаю я, рассматривая полки. — У тебя очень хорошая квартира.
— Да, мне повезло. Хозяин — мой друг со времен университета, он переехал в Нью-Йорк, чтобы открыть там офис своей компании. Он берет с меня меньше денег по дружбе. Я бы ни за что не смог позволить себе такую квартиру с зарплатой журналиста. И расположение отличное.
— Это правда. И у тебя тут очень чисто.
Райан усмехается.
— Ты же познакомилась с моим папой, так что теперь понимаешь, откуда это у меня. Дай угадаю, в твоей квартире чуть больше… хаоса?
— Креативности.
— Прямо как на рабочем столе.
Я отрываю взгляд от книг и направляюсь на кухню, где Райан уже наливает мне вино, но вдруг замечаю кое-что: на стене напротив двери висит газетная статья в рамке. Не знаю, как упустила ее, когда только вошла — наверное, меня отвлекло большое открытое пространство. Но я сразу узнаю, что это.
— Боже мой! — восклицаю я, расплываясь в улыбке, и подхожу ближе, чтобы полюбоваться. — Райан!
— О да. Это… — смущенно говорит он, ставя на столик два бокала с вином, и подходит ко мне.
— Поверить не могу, что ты ее сохранил! И даже поставил в рамку!
Райан пожимает плечами.
— Ну да. Это моя первая опубликованная статья. Первое указанное авторство.
— И мое.
— Я знаю.
Стоя бок о бок, мы разглядываем рамку с опубликованной в 2012 году в «Дэйли Буллетен» статьей. Я уже давно ее не видела, но вот он — первый раз, когда наши с Райаном имена напечатали:
ЛУЧШИЕ МЕСТА ДЛЯ ПИКНИКА В ЛОНДОНЕ
Подборка составлена Харпер Дженкинс и Райаном Янссоном.
Полагаю, в тот день, когда была опубликована наша статья, мы с Райаном официально стали журналистами. И в тот же день между нами все рухнуло.
Стажировка должна закончиться в среду, и именно в этот день меня вызывают в кабинет к Марте. Собеседования прошли только в пятницу, но по ощущениям мы прождали ответа, взяли ли нас на работу, целую вечность, что и подтверждает Марта, когда сообщает, что я не прошла.
— И прости, что так долго ничего тебе не говорила. Я хотела сделать это лично, потому что ты проявила себя как отличный стажер, но была в пресс-туре. Мне показалось, что было бы некрасиво просто отправить письмо, — говорит она, сцепив руки перед собой на столе. — Я хочу еще раз повторить, Харпер, что ты фантастически влилась в нашу команду и, я уверена, в будущем добьешься успехов в этой сфере. Но в данном случае мы посчитали, что Райан подходит для работы немного больше.
Я киваю.
— Я понимаю.
— Обещаю, что составлю тебе блестящую рекомендацию. И нам будет не хватать твоего солнечного настроения!
— Спасибо, — говорю я, выдавив улыбку. — И спасибо за предоставленную возможность.
Я выхожу из кабинета Марты расстроенная, но полная решимости порадоваться за Райана. Очевидно, если бы все сложилось по-другому, он был бы за меня рад. Он заслужил эту работу — может быть, даже больше, чем я, — и замечательно с ней справится. Я не могу обижаться на него за это. И не хочу. Не знаю, на каком мы сейчас этапе, но, похоже, между нами что-то есть. В последние несколько дней он тайком целовал меня на кухне, флиртовал в сообщениях, буквально сидя рядом, и каждый день в три часа делал мне чай с медом. Каждое утро я просыпалась в предвкушении встречи с ним.
Это странно и удивительно, как быстро и легко я полностью оказалась во власти чувств к Райану.
Я решаю пойти прямо к нему и поздравить. Его вызывали в кабинет Марты раньше, так что он уже знает, что меня не взяли; неважно, как сильно он рад, уверена, он будет переживать за меня.
Не успеваю я дойти до наших столов, как меня перехватывает Селия и, взяв под руку, настойчиво приглашает присоединиться к ней на кухне.
— Мне очень-очень жаль, Харпер, я правда болела за тебя, — говорит она, остановившись у чайника, и обнимает меня. — Если бы решение принимала я, место бы однозначно получила ты.
— Спасибо, Селия. Я это ценю.
— Если во «Флэре» что-нибудь подвернется, я с тобой обязательно свяжусь, хорошо?
Я улыбаюсь, тянусь к ее руке и сжимаю ее.
— Это очень мило с твоей стороны, спасибо.
Она вздыхает.
— Если хочешь знать мое мнение — и я говорю это только потому, что мы обе уходим, — Марте стоило повременить с решением, понимаешь? Такое ощущение, что она приняла его скоропалительно, и, я уверена, ей это еще аукнется. Она пожалеет, что не оставила тебя.
— Спасибо, но решение было не особо скоропалительным, — отмечаю я. — Марта почти пять дней нам не говорила.
— Нет, она сообщила Райану в пятницу вечером, где-то через полчаса после собеседования, — говорит мне Селия, закатывая глаза. — Зато у меня для тебя есть и хорошие новости. Ты видела сегодняшнюю газету? Там ваша статья про пикник! Это уже что-то! Твое первое авторство! Так волнительно, правда?
Я замираю. Селия наверняка ошиблась. Райан не мог знать все это время. Не мог. Это было бы слишком… унизительно. Она точно ошиблась.
Оставив Селию на кухне, я иду к нашим столам — поначалу медленно, но вскоре мой шаг превращается в решительный марш, — отчаянно желая услышать, как Райан опровергает только что сказанные Селией слова. Он поднимает взгляд от экрана, когда я появляюсь прямо перед ним, и с болезненным выражением лица неловко встает.
— Харпер…
— Ты узнал в пятницу?
Застигнутый врасплох, Райан хлопает глазами.
— Ч-что?
— Ты узнал, что тебя взяли на работу, в пятницу, Райан?
Он опускает глаза в пол и ничего не говорит. Ему и не нужно. Я понимаю, что это значит. Разворачиваюсь на пятках и ухожу от него, одолеваемая сильным желанием выйти из этого здания.
— Харпер, подожди, — зовет он, пытаясь догнать меня.
Мы проходим мимо репортеров, слишком увлеченных своими статьями, чтобы обращать внимание на еще одну стычку между стажерами. Я решаю не ждать лифт, чтобы не находиться с Райаном в такой близости, поэтому сбегаю по ступенькам и, прорвавшись через вестибюль и вращающиеся двери, оказываюсь на прохладном воздухе. Начинает моросить дождь.
— Харпер, — я слышу за спиной его голос и быстро вытираю со щек слезы, — прошу, выслушай меня. Я не мог сказать тебе…
— Ты мне соврал. Врал все это время. Ты хоть представляешь, как это унизительно? Как мне сейчас гадко? Я лежала с тобой в одной постели и рассказывала, как много для меня значит эта работа, а ты… все это время знал.
— Прости меня, — говорит Райан, отчаянно пытаясь схватить меня за руку, но я отшатываюсь от него. — Мне жаль. Она позвонила в пятницу вечером, и я понял, что, если расскажу тебе, ты не захочешь проводить со мной время. А нам наконец-то было хорошо вместе. Если бы я что-то сказал, ты бы сразу ушла из паба, я знаю.
— О боже, тот звонок в пабе… — Из-за дождя влажные волосы начинают липнуть ко лбу, и я откидываю их. — Ты знал обо всем еще до того, как мы заказали выпивку.
— Пожалуйста, прости меня, Харпер. Марта попросила ничего тебе не говорить, потому что хотела сама. Было ужасно скрывать это все от тебя, но я…
— Ты врал мне все выходные.
— Нет!
— Я рассказала тебе… Господи, какая же я идиотка!
— Нет, Харпер, прошу, — говорит он, и его голос ломается. — Я не хотел все испортить.
— Все уже испорчено, Райан. Я доверилась тебе. И это было ошибкой.
Оставив его под дождем, я возвращаюсь внутрь. Рабочий день почти подошел к концу, так что я привожу себя в порядок в туалете и выхожу, чтобы попрощаться с коллективом, смеясь и извиняясь за свой растрепанный вид; всем я говорю, что попала под дождь, пока искала приличный кофе. А потом, не глядя Райану в глаза, я собираю вещи со стола. Он жалко топчется рядом все это время, но я игнорирую любые попытки заговорить со мной. На нас все смотрят, так что я собираю оставшийся во мне профессионализм и протягиваю ему руку.
— Удачи, Райан. Редакции повезло, что к ним присоединился такой трудолюбивый и честный человек. Именно таким и должен быть хороший журналист.
Очевидно задетый, он угрюмо пожимает мне руку.
Помахав всем на прощание, я в последний раз выхожу из «Дэйли Буллетен» и, оставшись в лифте одна, сразу достаю телефон и блокирую номер Райана.
Если повезет, мы больше никогда не встретимся.