Пятнадцать поцелуев

Глава 14

Часть 2. Ещё пять поцелуев.

Домой я вернулась счастливая, в полной мере ощутив, что такое на самом деле — парить как на крыльях.

А потом столь же доходчиво жизнь объяснила, что значит «обрезать крылья» — те самые, что пару часов назад так вдохновляли и радовали.

Я успела только разуться, как навстречу мне вышла мама. Уже по тому, как она появилась и каким было её лицо в этот момент, я поняла, что добра ждать не стоит.

— Что это? — она застыла в дверях своей комнаты, размахивая… моим дневником.

— Ты что, рылась в моих вещах? — опешила я, выхватывая заветную тетрадь. Мама отдала её без боя.

— Я тебя спрашиваю, что это такое? И кто такой этот твой Саша? Ты забыла, что у тебя есть Глеб?

— Да нет, мама, это у тебя Глеб! — хмыкнула я, подхватывая с пола рюкзак и направляясь в свою комнату.

Мама, конечно, последовала за мной. Видимо, ссор с отцом мало — решила взяться и за меня.

— У него хоть образование высшее есть?

— Главное, что у него воспитание высшее, — парировала я.

— Что ж он тогда работает на автомойке? А я-то думала, что её тянет туда? Почему бы не найти нормальную работу, если проснулся вдруг трудоголизм?

— У меня нормальная работа, — отрезала сухо, занимаясь своими делами. Вытащила тетрадки из рюкзака, сложила на полку, положила вместо них те, которые нужны будут на учебе завтра.

— Да ты знаешь, какая перспектива ждет тебя, когда пройдет этот блеск дешевой романтики? — не унималась мать, а я держалась изо всех сил, чтобы не злиться. — Как ты не понимаешь, что однажды это твое необычное приключение надоест и тебе станет скучно. Потому что он не твоего круга! Какие у вас могут быть общие интересы?

— Представь себе, их достаточно.

— Пройдет каких-то полгода, а может, и меньше, и ты вырастешь из формата бесперспективных отношений как из тесной обуви и скажешь: «Как хорошо, что это прошло»!

Вместо этого я думала лишь: «Какой это бред! И почему я должна это слушать? Почему есть люди, которые уверены, что они во всем правы? Мне бы такую самооценку!»

— Хорошо, — не добившись скандала и даже ответа, мама присела на край кровати и постаралась воззвать к моему разуму.

— Вера, девочка моя, послушай… Это сначала тебе будет казаться, что ради чистой и светлой любви ты готова на всё, и всё равно, где жить — в подвале или во дворце. А потом начнется жизнь, и ты увидишь разницу. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.

— Именно поэтому ты не разводишься с отцом? Потому что тебе не всё равно, где жить?

— Как ты смеешь? — её лицо моментально стало жёстким и она поднялась и сделала шаг навстречу, как будто хотела меня ударить.

Я замерла и смотрела на неё, не сводя глаз. В нашей семье такого никогда не было — никто никого никогда не бил. Даже когда я была ребенком, родители могли подобрать слова, не применяя физической силы. Да и, по словам мамы, я не доставляла особых проблем. Не то что сейчас, видимо.

— Ты не имеешь никакого права судить о наших с отцом отношениях!

— А ты не имеешь права лезть в мою личную жизнь, рыться в моих вещах, читать мой дневник и командовать, как мне строить свою личную жизнь!

Всё внутри меня просто кипело. Так не должно быть! Это нечестно: упрекать меня в том, что положение в обществе важнее, чем чувства, в том, что я лезу в ее отношения, в то время как она без зазрения совести может себе позволить то же самое в отношении меня.

Мама кричала на меня, но я слышала только звук, а не слова, отключив содержание.

Наконец она успокоилась, выпустив пар. Я молчала. Смотрела в окно, равнодушно пережидая бурю. Пусть орёт. Всё равно я завтра встречаюсь с Сашей и никто никогда нас не разлучит.

Я старалась перенестись в своих мыслях туда, к метро, где парил снег и мы целовались… Интересно, мать видела сегодняшний снег? Или так увлечена своими заботами о том, что купить, что надеть и как устроить получше жизнь своей дочери, что такие моменты простого счастья — не для нее?

— Чувства — явление временное, — донеслось до моего слуха.

— А положение нет? — ляпнула я. Ну зачем опять связываюсь, подбрасывая дров в ее костер? Однако остановиться, начав, уже не могла. — Кто может дать гарантию, что завтра папин бизнес не рассыплется, что он всегда будет на плаву, и что нашу семью будут всегда любить и рассыпаться в комплиментах, если мы вдруг станем «обычными людьми»?

— Не говори так!

— Но это правда, мама! — кричала я. — Правда, которой вы боитесь взглянуть в лицо. Вы окружили себя стайкой друзей-лицемеров и радуетесь их завистливым взглядам и льстивым речам, а я наконец-то нашла друга, который полюбил меня и его совершенно не волнует, от каких родителей я произошла. И ты упрекаешь меня в этом?

— А ты не думала о том, что всё, что привлекает его в тебе — это возможность составить выгодную партию?

Тут уж я залилась истерическим смехом.

— Нет, мама. Это, скорее, то, что его от меня отталкивает. Да, представляешь, есть такие люди. А ты… Ты привыкла всегда командовать, твое тщеславие идет впереди тебя. Тебе было выгодно видеть меня беззащитным существом, но я выросла, мама! И я сама могу принимать решения, нравится тебе это или нет. А теперь — уходи. Я услышала уже довольно, и ты не имеешь права меня оскорблять. Уходи!

Я взмахнула рукой, указывая на дверь, и принципиально на мать не смотрела. Она выждала пару секунд. Видимо, была шокирована такой смелой реакцией и не знала, как реагировать. И всё же сдала позиции.

— Мы еще вернемся к этому разговору, — заявила она, покидая мою комнату, и я, закрыв за ней дверь на замок, упала на кровать, выключив верхний свет и оставив ночник. Достала Сашин рисунок и долго смотрела на свое лицо, изображенное простой синей ручкой.

Меня любят… Как хорошо, что есть человек, которому ты дорога…

Слёзы рвались наружу, но я не рыдала. Просто смахнула пару раз влагу в уголках глаз, а после набрала Сашин номер.

— Аллё, — ответил он весьма бодро.

— Доброй ночи! Чем занимаешься?

— Уже соскучилась? Вышел из ванной…

— Ой!

— Ничего, я закончил, — засмеялся он. — Теперь сижу на подоконнике и смотрю на небо. Тут есть одна такая особенно яркая звезда. Думаю, вдруг и ты на нее сейчас смотришь?

— Да? Сейчас поищу, — я поспешила к окну, а он вдруг сказал:

— Ты что, плачешь?

— Нет. Просто захотела услышать твой голос, — попыталась оправдаться, хотя и выглядело это весьма неуверенно.

Между нами повисло молчание. Видимо, Саша решал, как реагировать. Явно мне не поверил.

— Ну, так, немножко поплакала, — решила признаться.

— Из-за чего?

Сказать правду?

— Мама копалась в моих вещах. Нашла мой дневник — тетрадь, в которую я периодически записываю свои мысли и чувства. Узнала про наши отношения. И устроила мне разнос.

Саша громко вздохнул.

— Это то, от чего я пытался тебя оградить.

— А не надо меня ограждать. Я сама за себя могу постоять. Я взрослый человек, давно уже совершеннолетний, и могу встречаться с тем, кто мне нравится.

Он грустно усмехнулся.

— Я нашла звезду, — сказала, проводя по стеклу пальцем в том месте, где сияла самая яркая точка. В Москве так редко видны звёзды…

— Закончился снег, небо прояснилось и появились звёзды — мне кажется, это хороший знак, — произнес Саша.

— Однозначно.

Мне хотелось сказать ему о своих чувствах, и всё-таки я постеснялась.

— Не забудь, что в субботу у нас с тобой интересные планы, — напомнил он, стараясь меня подбодрить.

— Я очень жду, — прошептала срывающимся голосом. — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи! И пусть тебе приснится что-нибудь хорошее, — пожелал он.

«Пусть мне приснишься ты», — подумала, не отрывая глаз от сияющей в небе точки.