Пятнадцать поцелуев

Глава 19

В ту же секунду, как только мы перешагнули порог, всё внимание в зале переключилось на нас. Я успела ухватить краем глаза несколько лиц: у кого-то удивлённо поползли вверх брови, кто-то продолжал жевать, как ни в чем не бывало, другие застыли. Жаль, не удалось запечатлеть лицо мамы. Наверняка её скривило от брезгливости, ведь появление дочери с парнем она, конечно, представляла совсем не таким. Нет, обстановка и случай были вполне подходящими, но вот кандидат явно не вписывался в её представление об идеальной жизни.

Саша, меж тем, оставался спокоен, как будто вокруг никого и не было. Мы сели за стол на пятерых, девчонки тут же окружили его вниманием, заговорили, наперебой стали предлагать угоститься одним и другим. Он со всеми был вежлив, но не более того. Отвечал им общими репликами, а основное внимание уделял мне, что, конечно, приятно порадовало и в очередной раз доказало, что это стоящий парень. Приятно, когда ты влюблен, и вместо разочарования в дальнейшем отмечаешь для себя всё новые и новые его грани и понимаешь, что есть они всё-таки — настоящие мужчины.

— И почему все так любят бывать в ресторанах? Вот для меня каждый поход — сплошное расстройство, — доверительно поведал нам Саша, оглядывая всё представленное гастрономическое богатство. — Что выбрать? Что заказать? А с меню вообще можно мозг сломать, тут хотя бы наглядно всё видно. И чем изобретательнее названия и описания блюд, тем дольше длятся мои мучения.

Девчонки его откровения и юмор оценили, тут же стали смеяться и рассказывать свои истории, разговор побежал весенним ручейком, и я, больше наблюдая, чем участвуя, наконец-то смогла расслабиться и получить настоящее удовольствие. Вот теперь — полный комплект. Вот теперь всё хорошо.

Потом была развлекательная программа, выступали балет и артисты, а когда объявили медленный танец, Саша галантно предложил свою руку.

— Наш первый танец, — шепнула я ему, обнимая руками за шею и не заботясь о дистанции.

— Надеюсь, я не отдавлю тебе ноги.

— Забудь об этом.

— Как же! Я потом буду остаток вечера смотреть на следы своего преступления на твоих белых туфлях и мучиться от угрызений совести.

Я не смогла сдержать смех.

— Надо же, какой ты внимательный! Даже разглядел цвет моей обуви. Только это не белый, а топленое молоко.

— Боже мой…

И опять мне стало смешно, представив, как он закатывает глаза в этот момент.

Больше мы ни о чем не говорили. Я вдыхала едва слышный аромат его одеколона, ощущала его руки на своей талии, и понимала, что ни один парень никогда не вызывал во мне таких чувств. Чего-то родного, щемящего, нежного. Когда хочется заботиться и получать в ответ его нежность, быть под защитой и, если нужно, самой вдохновлять его и поддерживать.

После танца снова включили свет ярче, и по дороге к столу нас перехватил мой отец.

— Вера! Ты нас познакомишь?

Я мысленно выдохнула. Не хотелось, конечно, кого-то впускать в наше пространство, но что поделать.

— Конечно, — натянула вежливую улыбку и повернулась к отцу и его мужской компании. — Это мой папа Валерий Александрович.

Саше пришлось разорвать наше сплетение рук, чтобы поздороваться с моим отцом.

— Александр. Очень приятно.

— И мне. Очень любопытно познакомиться с близким другом моей дочери, — при этом отец смотрел на него так внимательно, словно пытался проникнуть в самую душу, чтобы понять, можно ли доверять своего ребенка этому молодому человеку. — А вы чем занимаетесь? По жизни, я имею в виду.

— Учусь, работаю, — коротко ответил он, немного тушуясь под пристальным вниманием джентльменов совсем другого кроя. Есть люди, которые для нас не плохие и не хорошие, просто с ними нам тяжело. Мы слишком разные. Они слишком давят, хотя вроде и не говорят ничего такого, что может задеть и обидеть.

— А фамилия как? — вклинился один из папиных друзей.

— Доронин, — ответил мой парень и, кажется, даже как будто бы с вызовом.

— А-а, — протянул тот. — Владислав Доронин — это не ваш ли отец, владелец компании «Плаза»?

— Нет, — с вежливой улыбкой произнес Саша.

Мужчины явно ждали, когда он расскажет, кто его отец, но тот молчал. Этого не знала даже я. Только знала, что он погиб.

Он вообще мало что о себе рассказывал, бросив однажды: «А что рассказывать? Моя жизнь не такая уж интересная». Но это было неправдой. Мне была его жизнь интересна, и я постепенно, ненавязчиво, задавая вопросы и наталкивая на размышления, всё больше и больше его узнавала. А еще понимала, что за все эти годы не самой простой и счастливой молодости он успел обрасти толстой броней, из которой теперь появлялся на свет очень редко, и к себе подпускал неохотно. Быть приятелями — это пожалуйста, а лезть в душу — это уже не ваше дело.

Однажды я всё же не выдержала и надавила сильнее.

— Почему ты ничего о себе не рассказываешь? Ведь ты обо мне столько знаешь, а я о тебе — почти ничего.

— Ну… — со скромной улыбкой и будто бы с чувством неловкости пожал он плечами. — Что ты хочешь узнать?

И я поняла, что граница доверия пройдена. Главное, не разрушить теперь эту хрупкую материю.

— О твоих родителях. Как прошло твое детство. Какие предметы нравились тебе в школе. Есть ли у тебя настоящие друзья, — начала перечислять я.

— Подожди, подожди, — засмеялся он. — Давай пока на этом и остановимся.

В тот вечер я, действительно, узнала о нем больше, чем обычно. И когда мы отделались от компании взрослых мужчин (я поскорее увела Сашу, ощущая его неловкость), тут же предложила:

— Слушай, давай сбежим?

— А так можно?

— Конечно. Мне можно всё.

— Кто бы сомневался, — беззлобно фыркнул он, за что тут же получил тычок в бок. — Эй, не дерись.

Мы не стали никого предупреждать, лишь попрощались с девчонками за нашим столом и, пока все были увлечены просмотром очередного постановочного номера на сцене, убежали из зала.

Саша помог мне надеть пальто, швейцар с улыбкой открыл нам дверь, и в лицо тут же дунуло морозным ветром.

— Куда теперь? — спросил у меня парень, когда мы остановились у двери.

— Не знаю. Я бы посидела в какой-нибудь тихой кафешке.

— Предлагаю пройтись по городу и по дороге выбрать какое-нибудь симпатичное место.

— Идёт! — я с улыбкой и ощущением азарта от предстоящего приключения приняла его согнутую в локте руку, прижимаясь плотнее, чтобы не замёрзнуть.

Выбирали мы долго. Порой сразу проходили мимо, иногда останавливались у огромных окон, разглядывая интерьер и прикидывая, насколько нам нравится обстановка. В итоге всё равно находили какой-то изъян: слишком много народу, огромные неудобные кресла, чересчур яркий свет, броские цвета стен и мебели...

Мы прошли пешком не меньше трех станций метро, прежде чем окончательно замерзли и наконец изменили своему придирчивому тону. В этом месте я никогда не бывала и, пожалуй, если бы не Саша, никогда бы не забрела. Небольшая чебуречная, вся отделанная под дерево: массивные столы и стулья, коричневые стены из какого-то темно-бурого кирпича, над столами — по одной советского стиля лампе, и почти никого внутри.

— То, что надо, — заявила я, бросая на стул свой рюкзак, который взяла с собой даже на праздничную вечеринку, хотя он не вязался с коктейльным платьем.

Я сняла пальто и вручила уже ожидавшему этого за моей спиной Саше, потом присела за стул спиной к двери и ещё раз оглядела обстановку. В своем шикарном наряде я явно выбивалась из этого антуража, но, на удивление, обслуживающий персонал за барной стойкой бросил лишь короткий взгляд и ни один человек ни стал нас разглядывать. Это стало приятным открытием.

— Здесь надо делать заказ на кассе, — пояснил Саша, и я была рада уступить ему право лидера, который попал в свою стихию и знает, что надо делать.

— Возьми что-нибудь на свой вкус, я всё равно не знаю, что выбрать, — улыбнулась немного застенчиво.

На самом деле мне было лень, и я правда не знала, что выбрать. А ещё хотелось сделать ему приятное — дать ту самую возможность «вести» и «быть главным», которой он был лишен весь вечер.

— Я взял нам солянку, чебурек с сыром и ветчиной, наггетсы и морс, — отчитался Саша через пару минут, возвращаясь к столу.

— Звучит аппетитно. Тем более я в последний раз всё это ела ещё, наверное, в школе.

— То, что было сегодня у тебя на столе, я вообще ел в первый раз в жизни, — не остался в долгу он и засмеялся.

— Я так горжусь тобой! — совершенно серьезно и искренне заявила я, глядя ему в глаза.

Он усмехнулся:

— Мальчиком из неблагополучной семьи?

— Что? — опешила я.

— Так сказала твоя мама.

— Мама? Когда вы успели с ней пообщаться?

— Она подошла познакомиться, когда ты получала подарки, — сообщил Саша.

И я тут же вспомнила, что дважды после визита Саши меня отзывали вновь прибывшие гости, которые непременно желали поздравить лично, вручить подарок и сделать с именинницей фото для своих соцсетей.

— Да плевать на это! — резко выпалила я, чувствуя, насколько изменился мой голос — стал жёстче и злее. Даже представить не могу, что она ему наговорила. А ведь Саша и бровью не повел, и, если бы не сказал, я бы и не догадалась о том, что у них, оказывается, состоялось «знакомство». — Во-первых, ты не должен чувствовать себя виноватым за ошибки родителей. А во-вторых, я знаю тебя гораздо лучше, чем те, кто пытается судить и вешать свои ярлыки. И мне ты безумно нравишься. Ты честнее их многих. И очень заботливый. Не на словах, а на деле. Вот и всё.

Он застыл, внимательно глядя на меня, и я даже немного перепугалась: уж не перегнула ли палку, рьяно бросившись на его защиту? Но я сказала лишь то, что думала, не стараясь польстить или как-то «загладить эффект» от того, что наговорила ему моя мать.

— Что? — спросила, не выдержав непонятной для меня реакции.

— Знаешь, я люблю тебя вот такой, — чуть заметно улыбаясь и не сводя с меня глаз, произнес Саша. — Вспыльчивой, задорной, порывистой. Потому что ты настоящая. Ты живешь чувствами, прислушиваясь к зову сердца. Ну или, по крайней мере, стараешься так жить, хотя твои родители и пытаются взять всё в свои руки. Они пытаются жить за тебя. И ведь ты не единственная, кто оказался заложником этой ситуации. За кого-то и вовсе выбирают вуз, место, куда поедут отдыхать летом, людей, с которыми можно общаться...

«Ведь это всё я, я!» — хотелось закричать мне, и к глазам подступили слёзы.

Возможно, он знал, что это всё про меня, ну, может быть, кроме вуза — специальность я всё-таки выбрала самостоятельно, — но специально перешёл на третье лицо, чтобы не ранить сильнее.

— Они не желают зла своим детям, но сковывают волю, лишая любой свободы выбора и действия, подчиняют жизнь ребенка, даже если он вырос, своим желаниям. Знаешь, ни за какие деньги на свете я бы не согласился, чтобы моей судьбой управляли.

Пару мгновений мне понадобилось на то, чтобы перевести дух и справиться с подступившим к горлу комом.

— Знаешь, я, как и ты, не выбирала родителей, но я стараюсь что-то исправить — не в них, а в себе. Стать лучше, добрее к другим, держаться своей дороги. Но это сложно, и ты постоянно должен делать выбор: не обижать их или следовать за своим сердцем. Увы, компромисса здесь нет.

— На компромисс должны идти оба, а если один привык управлять, подчиняя себе остальных, он не сдаст свои позиции до последнего.

— Поэтому у нас дома так часто войны. Знаешь, они ведь думают, что понимают эту жизнь лучше всех. Они ей управляют. Связи, власть, деньги, статус, трепет и всеобщее поклонение... А потом приходят друг к другу в пьяном угаре и рыдают: жизнь заканчивается, а там, дальше, я не в силах ничего контролировать. И тут удержаться, продлить свою молодость — тоже не в силах. Я один раз стала свидетелем такой сцены у отца в офисе. Была подростком, но хорошо всё запомнила — так меня поразило услышанное. Он попросил меня подождать полчаса в соседнем помещении, я читала там книжку, а двери нет. И пришёл к нему крупный начальник, которого весь бизнес Москвы боится. Захочет — помилует, захочет — казнит. Кажется, что живет без страха и совести. А оказалось, и ему жизнь не мед. Он был подвыпивший, начал обсуждать что-то по бизнесу, а потом перешли на личные темы, и он буквально рыдал, что ему уже за шестьдесят, молодой жене нужны только деньги, детям нужны только деньги, коллеги и сотрудники его боятся, и вообще, никому он не нужен. А кто выбрал такую жену? Неужели думал, что девушка, которая на тридцать лет его моложе, действительно предпочла его симпатичным ровесникам? Это же глупо! Кто воспитал детей так, что теперь им нужны от него только деньги? И много ли сам дал им в детстве? Кто портил нервы коллегам и сотрудникам, так что они его ненавидят — но ведь не изначально, а накапливая в себе это чувство день за днем, поступок за поступком. И вот он всё спрашивал, если там, дальше, что-то, и что его ждет. И как быстро прошла эта жизнь, и что он никому здесь не нужен. Отец мой на сантименты скуп, только что-то вроде «ну-ну, перестань» бормотал. Да и рассуждения о высших материях и иных мирах не для него. Вот они, высшие чины земного мира. Перед смертью мы все бессильны. Только думаем о ней лишь в том случае, если доживаем до старости, а пока — твори что угодно, не бойся расплаты. Когда она будет? И будет ли в принципе? А пока — можно всё. Наслаждайся и властвуй, унижай и вызывай страх, попробуй всё... Я и правда, наверное, странная, раз принадлежу этому миру с фальшивым блеском, но рассуждаю как диверсант, — усмехнулась горько, глядя на свои сплетенные на столе пальцы со свежим французским маникюром.

Саша молча протянул руку и накрыл мои ладони, выражая безмолвную поддержку.

Этот вечер оказался совсем не таким романтичным и легким, как мы ожидали, но он нас сблизил сильнее. Мы говорили о таких темах, которые на трезвую голову, пожалуй, не так часто уж и поднимаются. А мы пили морс, жевали чебуреки и ощущали счастье этого момента, потому что понимали друг друга. Это чувствуешь даже без слов — мой человек. С ним и сложное легче, и тишина в радость, и объятия дороже тысячи красочных обещаний.

Я рассказала и о том, как меня пытались «пристроить» в хорошую семью — свести с Глебом. Саша поморщился, будто приревновал, и я засмеялась, прерывая свою трапезу и касаясь его руки.

— Волноваться не стоит. Мы давно обсудили с ним этот момент и общаемся лишь как приятели. К тому же он о тебе знает.

— Да уж, мой отец продал мою мать, а твои родители продают тебя. Ведь наверняка уверены, что у нас с тобой всё несерьезно и ненадолго, а потом вручат тебя какому-нибудь богатею в обмен на свою безбедную старость, и не подумают о таком пустяке как твои чувства и твое желание.

— Вот ещё! Мне не пятнадцать, и у меня есть отложенные средства, чтобы в случае, если конфликт разрастется уж слишком сильно, начать жить отдельно и не зависеть от них. Но... ты сказал, твой отец продал твою маму. Как это?

Он отвернулся, уставившись в окно. Я не дергала его, ждала. И мне показалось, что теперь он борется с подступившими слезами.

— Когда мне было лет семь или восемь, мы жили совсем бедно. Отца сократили, у матери зарплата была три копейки. А тут пришел новый начальник — лысеющий дядечка с наглой мордой. И предложил матери хороший карьерный рост в обмен на сама знаешь что. Она пожаловалась отцу, а тот в категоричной форме заявил, что это наш шанс выбраться из нищеты, и что если она не согласится, он от нее уйдет. Он бы, возможно, это и сделал чуть позже, просто погиб. А тогда мать пахала весь день, потом встречалась с этим ублюдком, а затем приходила домой и плакала. Отцу было наплевать. Он ходил на собеседования, вечерами тусил с друзьями, пока я один сидел дома, мог вернуться сильно нетрезвым. А еще как-то раз прямо при мне заявил матери, что она проститутка. Так продолжалось где-то полгода. А потом случилось то, что случилось, и мы остались с мамой вдвоем. Помогал еще дед, он всегда был на маминой стороне, хотя многого и не знал и уже не узнает. В общем, такая история.

Я не выдержала. Поднялась со своего места, подошла к нему, села рядом и обняла. Мне хотелось доказать ему, что он сильный. Что он достоин любви, хотя вырос с совершенно противоположными чувствами.

— Знаешь, сегодня романтики не получилось, но я обещаю, что обязательно сделаю тебе какой-нибудь запоминающийся сюрприз, — пообещал он, выдыхая.

— Как же не получилось? А это? — подняла я вверх руку с кольцом.

— А это на память. Чтобы ты знала, что я всегда рядом.