Пятнадцать поцелуев

Глава 22

Перед сном я заглянула на кухню, чтобы выпить капучино — редко пью кофе на ночь, но тут желание возобладало надо мной с такой силой, что сопротивляться ему не было сил. За окном мерно, никуда не спеша, падал на землю снег огромными, прямо сказочными хлопьями — как в тот день, когда мы целовались у метро. Я сходила в комнату за телефоном, чтобы сделать фото и отправить Саше, но получившаяся картинка была жалким подобием того, что видели глаза — не передавала и половины той красоты и умиротворения, которое дарил этот снег. Я стояла с кружкой горячего аппетитно пахнущего и чуть сладковатого напитка в руках, смотрела на это чудо природы через стекло и, казалось, что мир на миг прекратил свой бег. Есть только этот снег — а время исчезло. И не надо никуда спешить, ничего решать, чего-то бояться... Есть лишь сейчас. И сейчас хорошо. Гармония — наверное, именно так называют это состояние внутреннего света, которое иногда удается поймать. Жаль, что так редко.

В моё равновесие ворвалась мама. Я услышала её шаги ещё в коридоре и резко выдохнула, собираясь с силами.

— Вернулась? — раздалось за спиной. — С кем гуляла?

Судя по звукам, она тоже решила себе сделать кофе. Интересно, приготовит и уйдёт или рассчитывает на длительный разговор?

Прости, мама, если ты намерена вновь учить меня жизни и портить настроение, я пас.

— С Сашей, — ответила просто, хотя в любой другой раз, наверное, сразу бы встала «на дыбы», готовясь отбивать атаку, которая ещё не началась.

— Так и будем разговаривать? Может быть, повернешься?

Её тон был совсем не тем нежным и ласковым, которым мама должна общаться с любимой дочерью. Значит ли это, что мама меня не любит? Вряд ли. Наверное, любит. Но как-то по-своему.

— А это что? — её бровь удивленно-презрительно приподнялась, когда я повернулась и в глаза бросилось кольцо на пальце руки, обвивающей кружку с кофе.

— Я купила. Мне нравится, — ответила с вызовом, подавив в себе порыв спрятать руку с подарком за спину.

Хотелось кричать: «Это моё! А ты ничего не понимаешь! Ты совсем не знаешь, что такое любовь, и не умеешь её дарить ни собственной дочери, ни мужу, ни матери».

Не знаю, поверила она или нет, лишь обронила сухо, делая первый глоток обжигающего напитка:

— Не носи эту дешевку. Прямо глаз режет. У тебя хватает приличных украшений.

Она любит американо. Даже в этом мы с ней совсем разные.

— А если мне нравится это? — всё же не удержалась от атаки.

Мама фыркнула. Я думала, промолчит, поскольку пауза затянулась, но уже у порога она остановилась и посмотрела на меня снова:

— Я думала, тебе нравятся по-настоящему ценные вещи, а не безделушки.

Конечно, она поняла. Поняла, что это подарок от Саши. Но, похоже, не думает, что у нас всё серьёзно и очень надолго, раз так спокойна. Думает, «наиграюсь», а потом всё равно всё будет так, как хочет она. Ведь она же старше, мудрее, опытнее.

Нет, дорогая моя мамочка, Виктор Михайлович прав, мудрость не в количестве прожитых лет.

Почитав немного в кровати, я выключила свет и совершенно безмятежно погрузилась в сон. Правда, что снилось ночью — не помню, но проснулась с улыбкой.

Учеба прошла незаметно, а во второй половине дня меня ожидала работа. И вот тут-то моё настроение поколебалось, поскольку, отправившись к начальству отпроситься на новогодние дни в связи с поездкой за границу, встретилась с решительным отказом, причем в грубой форме. Видимо, не я первая уже сегодня обратилась с подобной просьбой.

— А кто работать у меня будет? Никому не даю ни отгула, ни отпуска, чтобы не было потом претензий о неравноправии. График дежурств я уже вывесил в подсобке, ты, по-моему, второго января выходишь — так что повезло.

— Я не смогу выйти второго, потому что меня не будет в стране. У меня уже есть билеты, и вернусь я лишь после праздников.

— Я тебе уже всё сказал.

— Тогда мне придется уволиться.

Он махнул рукой, даже не глядя в мою сторону — мол, делай что хочешь, только отстань.

Сегодня у Саши был выходной, и посоветоваться на месте было невозможно. Я набрала его номер, но он не ответил. Что ж, раз других вариантов нет...

Я написала заявление и, поскольку была оформлена по гражданско-правовому договору и не должна была ничего отрабатывать, осталась лишь до конца сегодняшней смены, чтобы не заставлять тех, кто трудится вместе со мной, тащить на себе двойную ношу.

С девчонкой-сменщицей мы даже обнялись на прощание, и я выслушала в свой адрес много теплых слов, на секунду пожалев, что другого выхода нет, кроме категоричного. Впрочем, даже получив мое заявление, начальник никак себя не проявил, что говорило лишь об одном — ему всё равно, найдут новенькую.

Вечером написала сообщение Саше, поскольку звонить уже было поздно, вдруг спит? Но он опять не ответил и даже не прочитал. Ни одного сообщения за день — для нас это странная практика. И всё же я предпочла дождаться утра и не волноваться.

Но и на следующий день соцсети показывали, что парень здесь не появлялся.

После пар я отправилась в торговый центр выбрать Саше подарок.

К вечеру он так и не вышел на связь и я, едва дождавшись утра, собралась пойти к Сашиному деду, несмотря на то, что до отправления в аэропорт оставалось всего два часа. Но в коридоре меня перехватила мать.

— Куда? — спросила она резко, как надзиратель.

До этого момента мне никогда не приходила в голову мысль о том, чтобы начать жить отдельно, но теперь я подумала, что это спасло бы наши и без того хрупкие отношения с родителями. Мне всё тяжелее существовать под этим гнётом и каждый раз доказывать право на собственную жизнь и интересы.

— Скоро приду, — ответила, не углубляясь в подробности.

— У нас скоро вылет.

— Я успею.

Но, едва я повернулась спиной, мать, как кошка, прыгнула вперед и преградила мне дорогу.

— Ты никуда не пойдешь, — заявила, чеканя каждое слово.

— Ты забыла, сколько мне лет? Я давно могу принимать решения самостоятельно.

— Телефон, — потребовала она, не терпящим возражения тоном, выставляя вперед ладонь.

— Что? — у меня вырвался истерический смех.

— Кажется, мы предоставили тебе слишком много свободы.

Что мне было делать? Драться с ней?

Но и сдаваться я не собиралась.

— Я сейчас вообще никуда не поеду, — заявила решительно.

— Поедешь как миленькая.

Резко развернувшись, я ушла в свою комнату и громко хлопнула дверью. Писала и звонила Саше каждые десять минут, но безрезультатно.

А дальше и вовсе был ад — о том, что родители на такое способны, я не могла и предположить. Поездка в Копенгаген оказалась лишь попыткой выманить меня из страны и отлучить от Саши. Чего я только не услышала о себе по прибытии в чужую страну. И о том, что связалась с дурной компанией — сыном алкоголички без гроша в кармане и наркоманкой (это камень в сторону Алёны, мать и про неё навела уже справки). И какая я дура, что своими руками отталкиваю Глеба. И что о будущем совершенно не думаю. И что всю жизнь мне не будет всё доставаться готовым — квартира, учеба, одежда, еда, развлечения.

Самое отвратительное, что в это вступил и отец. И когда я попыталась найти у него защиты, заявил, что так надо. Что я потом всё пойму.

Лишь спустя полгода жизни за границей, когда родители наведались ко мне в гости, я узнала от папы, что моя изоляция была условием, при котором мама не подаст на развод. А он собирался баллотироваться в депутаты, и ему скандал был совсем ни к чему.

Да, меня оставили там, в столице Дании, пристроив на учёбу в местный университет и оставив на попечение новому водителю и «надсмотрщице», которая полностью распоряжалась моим бюджетом и хозяйством внутри арендованного родителями дома. Они уехали сразу после новогодних праздников, оставив меня одну в чужой стране и заявив в очередной раз, что так надо. Даже сим-карту купили новую, чтоб отлучить от «дурной компании».

Я не могла поверить, что они оказались способны на такую чудовищную вещь. Что это возможно в нашем веке — так поступить со своей взрослой дочерью. Но что я могла предпринять? Заявить в полицию на собственных родителей?

Все новогодние праздники я пыталась добиться хотя бы ответа на главный вопрос: что они сделали с Сашей?

На пятый день отец сдался и, пока мама была в бассейне, нехотя сообщил:

— Он в хорошем месте.

— В каком ещё хорошем месте? — простонала я в шоке.

Господи, на какую ещё подлость способны мои родители? А говорят, бояться надо чужих людей… Но ведь не они воткнули нож в мою спину.

— В вооруженных силах.

— Что? Подожди… Как? Но сейчас же даже не время призыва!

— Вера, я и так сказал тебе больше, чем следовало. Пожалуйста, не проболтайся маме, что знаешь.

— Папа… — потрясенно прошептала я.

— Он не в горячей точке, не беспокойся. С ним всё будет хорошо.

Всю ночь я проплакала. А на следующий день и вовсе не показывалась из своей комнаты.

Через день родители возвращались в Россию. О том, что я остаюсь в Дании, они сообщили мне вечером первого января, так что за эти дни я уже не понимала, по какому из шокирующих обстоятельств лью слёзы — одно было хуже другого.

Когда родители оставили меня одну, потихоньку начала приходить в себя. Стала вести новый дневник (жаль, что не захватила с собой старый, так у меня осталось бы больше воспоминаний о наших с Сашей встречах) — это было своеобразной терапией. На память о своей самой большой любви у меня сохранилось только кольцо — подарок на день рождения, который я никогда не снимала.

Мне мучительно хотелось знать, как он и где. Я уходила на набережную или в парк и мысленно с ним говорила. Я знала, что рано или поздно вернусь в Россию и всё равно его встречу. Но будет ли он меня ждать? И какой будет наша встреча? Верит ли он в мою невиновность в том, что случилось или думает сейчас, что зря со мной связался и испортил себе жизнь? И как теперь Виктор Михайлович? И Сашина мама… Сможет ли она справиться сама с этим новым ударом?

И во всём виновата я, я!!!

От отчаяния хотелось выть, и плакала я в эти дни и недели столько, сколько, кажется, за всю свою жизнь не успела. «Надзирательница» сообщала обо всём родителям — что отказываюсь ходить на учебу и всё время одна, в своей комнате, да ещё и рыдаю.

Дважды прилетал папа, пытался со мной договориться и как-то утешить.

— Сколько вы будете держать меня здесь?

— Вера, доченька, ну пойми, это пройдет и тебе станет легче…

— Я спрашиваю, сколько?

— Я пока не знаю.

— А кто знает? Мать?

Он опускал глаза и переводил тему. Жесткий на работе, отец оказался совершенно безвольным в отношениях с женой и дочерью. Убедившись, что добиться ничего мне не удастся, я продумала иной план. Начала учиться и работать по вечерам: занималась онлайн с детьми и взрослыми по всему миру русским языком, выгуливала собак, почти ничего на себя не тратила и, таким образом, мало-помалу начала собирать собственный капитал. План был предельно прост: когда денег будет достаточно, выкрасть паспорт и улететь обратно в Россию, снимать своё жилье и больше ни за что в жизни не связываться с родителями. Забыть об этом отрезке своей жизни как о кошмаре. Конечно, в свой дневник я об этом ничего не писала, памятуя о том, что предыдущий уже не однажды читали.

Более-менее адекватная сумма собралась к октябрю. Но тут прилетели родители, и пришлось затаиться.

Во время одного из ужинов отец спросил:

— Соскучилась по Родине?

С матерью мы совсем не общались, хотя ко мне она обращалась и делала вид, что ничего и не происходит. С отцом я какой-никакой разговор поддерживала, и, словно безвольная кукла, каждый вечер садилась ужинать с теми, кого раньше привыкла считать семьей. К счастью, в обед и утром у меня были занятия в университете, и я сбегала всегда пораньше.

Я лишь молча взглянула на него исподлобья. К чему это всё? Я давно поняла их позицию.

— Хочешь вернуться? — задал он новый вопрос.

— Как будто это что-то изменит.

— Ты можешь полететь с нами, — прозвучало в ответ.

Это потом, оставшись наедине с собой и сложив два и два, я поняла: выборы остались позади, авантюра отца провалилась, и теперь ни я, ни развод с мамой погоды не сделают. А тогда лишь потрясенно переспросила:

— Правда?

— Да, — улыбнулся он, и я резко подалась ему навстречу и крепко обняла.

— Очень хочу! Очень-очень!

Так завершилась моя жизнь в Копенгагене, и я снова оказалась в Москве, которая, как и год назад, когда мы возвращались с Канарских островов, встретила серостью и порывистым ветром. Но мне было всё равно! Я мечтала здесь оказаться! И, главное, поскорее увидеть Сашу.

Спрашивать о нем у родителей опасалась, поэтому, едва оказавшись дома, не разбирая чемоданов, сразу же рванула к Виктору Михайловичу. Чуть замешкалась, зашнуровывая кроссовки, и услышала мамино хмыканье:

— Я же говорила, она сразу к нему помчится.

Отец ничего не ответил. А я поскорее сбежала вниз по лестнице, пока меня не остановили. Хотя реакция родителей, честно сказать, обескуражила. Конечно, они всё знали, но почему не стали препятствовать? И мысли лезли в голову не самые лучшие…