Часть 3. Последние пять поцелуев
Завершив оформление презентации нового промышленного объекта, я устало откинулась на спинку офисного кресла. Лениво потянулась за телефоном, чтобы взглянуть на время. 21:20, пора домой. Я не часто задерживаюсь допоздна, но иногда работа не ждет отлагательств. Зато лягу спать с чистой совестью и завтра смогу прийти попозже.
Экран мобильного загорелся, и я вновь потянулась к телефону, превозмогая усталость. Артём.
«Как прошёл день? Надеюсь, ничто сегодня тебя не огорчило?»
И тут же, следом, ещё одно послание.
«Может быть, поужинаем вместе?»
Предложение было заманчивым, потому что есть хотелось безумно. Но едва я представила, что нужно держать спину ровно ещё часа два-три, улыбаться, быть внимательной и чуткой — тут же решила заказать еду на дом.
«Прости, я без сил. День прошёл плодотворно, но проект был тяжелым, поэтому вся энергия ушла в него», — быстро набрала и отправила текст.
«Тогда завтра?» — моментально пришёл ответ.
Я немного замешкалась, задумчиво постучала кончиками пальцев по боковой панели телефона, и всё же отправила короткое: «Ок».
С Артёмом мы познакомились на одной из промышленных выставок, где я представляла проект в качестве пиарщика. Да, моя жизнь изменилась круто, и хотя журфак я закончила, сумев восстановиться на факультете, направление выбрала смежное. Денег хватало, и я даже подумывала взять собственную небольшую квартиру в ипотеку. Разумеется, не обращаясь за помощью к родителям. Точнее, к отцу, а мама…
Спустя два года после того, как я вернулась из Дании, у нее обнаружили онкологию. Мама сначала яростно вступила в борьбу со своим недугом, лечилась новейшими инновационными средствами, ездила за границу, а потом поняла, что лишь тратит время и убивает силы. Эта «борьба» на то и рассчитана: мы всеми силами стремимся вылечить тело, но забываем про душу. А в итоге тело умрет всё равно, а душа… душа останется. Я в это верю.
Когда папа рассказал мне о том, что мама больна, мы вновь начали общаться, мигом забыв все обиды. А после того, как приняли решение перестать сопротивляться настойчивой болячке, которая всё больше и больше захватывала организм ещё недавно цветущей женщины, мы с мамой впервые поговорили открыто. И не слова имели значение, а состояние ума и сердца. О своей несбывшейся любви я ничего не спрашивала, а вот про детство, про мамину юность и её отношения с папой — этих вопросов было полно. Я узнала и о первой её любви, которая обернулась слезами и болью. Может быть, после этого мама и перестала верить в любовь, предпочитая комфорт и стабильность?
Стена между нами не то чтобы рухнула, но мы как будто нашли выход — как можно её обойти. Может быть, слишком жестоко так говорить, но благодаря этой болезни я впервые обрела маму.
Она прожила ещё несколько месяцев, находясь дома и получая весь необходимый уход. Я приходила к ней почти каждый день и однажды ощутила — не поняла умом, а именно ощутила, что простила. Простила за всё.
Добравшись до дома, усилием воли заставила себя принять душ и смыть макияж — стало легче. Получив еду и насытившись, легла в постель, приподняв подушку, и ещё некоторое время листала ленту соцсетей, чтобы немного разгрузить мозг. Однокурсница вышла замуж… У другой родился второй ребёнок… Третья успела развестись с мужем и найти другого мужчину… У всех жизнь кипела. У меня тоже. Только не личная.
Не скажу, что я наложила на себя обет безбрачия, просто Саша поставил своим примером в моей жизни такую планку всем остальным мужчинам, что кого-то хоть отдаленно дотягивающего до этого уровня я ещё не встречала. А хуже, увы, не хотелось… Не хотелось «для галочки», хотелось по зову сердца.
Я ничего не слышала о Саше за эти годы. Страница в соцсетях давно была заброшена, а новую по тем же имени и фамилии с его фото я не нашла. Общих знакомых у нас с ним и не было. Кроме Алены, о которой тоже давно не было ни слуху, ни духу, и Виктора Михайловича… О нём я вспоминала довольно часто, и была благодарна судьбе за то, что хоть ненадолго могла быть с ним рядом. Ощутить настоящую жизнь, любовь не за что-то, а просто так...
Погасив свет, ещё какое-то время никак не могла уснуть. Вспоминала о Саше, потом об Артёме. Они совсем разные. Второй больше похож на Глеба, который, кстати, недавно женился и совсем скоро станет отцом. Невеста, конечно, ему под стать, из приличной семьи и с хорошим приданным. Алёна бы не вписалась.
Я не сразу заметила, что понравилась. Об этом намекнула одна из коллег, сообщив таинственным шёпотом на той самой промышленной выставке, где мы с ним познакомились:
— Кто-то скоро глаза себе сломает, Вера-а… Какой симпатичный!
Тут-то я разглядела его получше. Стильно одет и причесан, сразу видно, что «лакшери» — из высшего общества, и цену себе знает. Он взял мой номер — вроде как по работе — а через два дня позвонил и пригласил на встречу — обсудить проект — так он сказал. Мы, действительно, начали с этого, но после перешли на личные темы: об интересах, книгах, кино… Потом поужинали ещё раз и ещё. Он даже порывался однажды поцеловать меня, но я вовремя увернулась, сделав вид, что нужно поправить обувь. Парень не сдавался — и вот опять пригласил на свидание. Поскольку рабочих сторон мы уже не касались, это, наверное, было именно оно — свидание.
Хотела ли я с ним встречаться? Точно сказать не могла бы. Да, он был приятным молодым человеком, довольно активным, умел ухаживать, только химии не было. С моей стороны, разумеется. И я всё тянула, не зная, в какую сторону качнуть эту лодку.
Однако следующим вечером, как и обещала, убежала с работы пораньше, чтобы переодеться из офисного во что-то попроще. Мне нравились платья. Лимонное я, например, ещё не носила. Его я, кстати, купила первым в своей самостоятельной жизни и, несмотря на то, что оно было уже далеко не новым, выглядело отлично и дарило хорошие ощущения. С ним было связано то самое чувство гордости — «я сама», «я смогла!».
Когда я съехала от родителей, было сложно. Иногда выть хотелось. Вместо просторной комнаты — маленькая угловая квартира с протекающим потолком. Вместо огромного гардероба — несколько полок в шкафу и постоянно ломающаяся стиральная машинка. Вместо помощницы по хозяйству — две руки, которые мало что умеют готовить, одна кастрюля и сковородка, да ещё и ограниченное количество денег, так что от доставки еды и походов в кафе и рестораны скоро пришлось отказаться. Первый год был ужасным. Но я всегда вспоминала Данию, куда родители запихнули меня помимо воли, вспоминала о своей жизни в семье, и, утирая слёзы, принималась за дело: готовила, договаривалась с сантехниками и ходила на рынок закупаться продуктами. Постепенно втянулась.
Прожив полгода самостоятельно, набралась смелости пойти в гости к Сашиной маме. Втайне надеялась застать там и Сашу, но мне никто не открыл.
Вторую попытку предприняла через несколько дней. Открыла мама. Немая сцена длилась пару секунд, а потом я всё же произнесла:
— Здравствуйте! Я хотела узнать, как Саша.
— Всё у него хорошо.
— А…
— Уходи, Вера. Уходи, пожалуйста. Я не хочу новых неприятностей для своего сына.
Она не захлопнула передо мной дверь, а ждала, когда я уйду.
Я хотела сказать, что ни в чем не виновата, но передумала. Может быть, и виновата. Кто теперь разберется?
Итак, лимонное. Я примерила платье, сделала макияж чуть насыщеннее и подмигнула своему отражению в зеркале: получай удовольствие, Вера! Жизнь одна, молодость одна, а ты живешь как старуха-затворница.
Телефон звякнул, и я, решив, что это подъехал Артём, схватила аппарат в руки. И застыла.
Это была напоминалка в календаре: «В 22.20, метро Краснопресненская, встреча с Сашей».