Пятнадцать поцелуев

Глава 9

Я хотела. Я честно собиралась с духом, чтобы всё ему рассказать. Но ведь не так просто подступиться к этой неловкой теме. Не скажешь же в лоб: «Знаешь, Саш, я из богатой семьи. Мои родители крутятся в высших кругах этого города. Но ведь это ничего не меняет, правда?»

Я надеялась как-нибудь исподволь... Я хотела. И не успела.

Утром вышла на учёбу, почти уже села в машину, где ждал водитель, как сзади меня вдруг кто-то взял за руку чуть ниже локтя.

Обернулась — и потеряла дар речи. Представляю, какое лицо у меня было в тот момент. Я просто не ожидала этой встречи.

— Привет, — произнёс Саша, сжимая губы — и этот жест, и его взгляд явно дали понять, что объяснять уже ничего не придётся. Только объясняться. Оправдываться.

— Привет. Саш...

Тут, так некстати, вылез водитель:

— Вера Валерьевна, помощь нужна?

Мы оба обернулись.

— Нет, я сейчас. Всё нормально, — ответила поспешно.

— Вон даже как, — протянул Саша с горькой усмешкой.

— Давай отойдём и спокойно поговорим. Я всё объясню.

— Да нечего объяснять, я всё понял.

— Ничего ты не понял, — начала злиться я.

Я понимала его эмоции. Хотела бы я, чтобы близкий человек мне врал? Конечно же, нет. Но ведь были на то причины! Я боялась его реакции, наперёд зная, как он отнесётся к этому факту моей биографии. И ведь угадала.

— Разве это что-то меняет?

— Меняет. И не только это. Ты мне врала.

— Да пойми ты, не могла я тебе рассказать! Вернее, я думала, как это сделать... Но я ведь знала, что ты всё воспримешь вот так! И не хотела этого. Не хотела скандала.

— И сколько ты собиралась меня обманывать?

— Я не...

— Вера, я давно догадался. С родителями знакомить ты меня не собиралась, когда я хотел тебя проводить — отбрыкивалась, встречал — ты тоже не выходила.

Было дело. На прошлой неделе Саша мне позвонил, спросил, как дела и где я. Я без зазрения совести честно ответила: дома. А он говорит: «А я как раз у твоего дома. Выходи».

На мгновение сердце ёкнуло: как он узнал? Но потом вспомнила, что под «моим» домом мы понимаем совершенно разные здания, и выйти оттуда, где он меня ждал, я не могла. А если бы он стал расспрашивать соседей? «В какой квартире живёт девчонка, такая, рыженькая, лет двадцать на вид?»

Я сказала, что выйти сейчас не могу, голова не мытая, и чувствую себя неважно. Он, кажется, расстроился, но вида не подал. А сам, видимо, лишь убедился в своих подозрениях.

— Хорошо. Раз так случилось, давай хотя бы теперь всё спокойно обсудим. И я обещаю честно ответить на все твои вопросы.

— Да у меня больше нет вопросов, — пожал он плечами, засовывая руки в карманы брюк.

Сдался? Вот так вот просто готов отказаться от девушки лишь потому, что она оказалась из так называемых «других кругов общества»?

Всё это я ему открыто и заявила. А он на мой прочувствованный монолог только и сказал в ответ с тихой грустью:

— Вера, я не впишусь в твой мир.

— Ну, знаешь, это уж как-то совсем не по-мужски! Чего ты испугался? Ведь я та же Вера! Что изменилось?

— Что изменилось? Ты врала мне.

— То есть если бы я сказала тебе правду раньше, ты не повёл бы себя точно также?

Молчание. Молчание было мне ответом — холодным, будоражащим душу, отчаянным.

«Это не может вот так закончиться», — думала я.

Сердце отчаянно пульсировало и отдавалось где-то в висках.

Саша стоял напротив, опустив глаза, и ничего не говорил. И это значило лишь одно: мои опасения были оправданными.

— Молчишь? Знаешь что, да ты просто трус!

Я толкнула его в грудь и прыгнула в машину.

Водитель без лишних слов завёл двигатель, и машина рванула вперёд, набирая скорость. Всё быстрее. Всё дальше от Саши.

А у меня даже не было слёз.

Хотя нет, они были. Но смахивала я их так быстро, что никто не мог бы и заподозрить меня в этом.

Водителю, конечно, было всё равно. Он даже не смотрел на меня в зеркало — так научен. Но перед людьми неловко. Потом поплачу. А может быть, и не захочется.

Я взяла ежедневник, который порой носила с собой, и раскрыла на чистой странице. Посидела немного. Начала писать и зачеркнула.

Нет у меня настроения. Мысли разбегаются, и сама я сегодня раздражительна по мелочам.

Думала, хоть с Алёнкой удастся поговорить — облегчить душу, но её не было. На мобильный она не отвечала, и я решила наведаться к ней после занятий. Тем более что дежурство на работе у меня было только завтра.

И как я увижусь с Сашей? Мы же специально просили с ним общие смены.

На звонок в дверь никто не ответил. Я прислушалась — тишина. Позвонила ещё раз, постояла пару секунд и уже почти ушла, как там, за дверью, как будто бы послышались шаги. И дверь отворилась. За ней стояла Алёна — но как будто другая, не та, которую я всегда знала.

В каком-то выцветшем мятом халате не первой свежести, с нечёсанными волосами и хмурым выражением лица. Признаюсь, я никогда не видела её такой, и эта картина повергла меня в лёгкий шок, отчего я даже не сразу смогла поздороваться.

А она стояла и смотрела на меня с равнодушно-усталым видом, будто хотела спросить: «Чего надо?»

— Привет, — наконец выдавила из себя я, не решаясь спросить, всё ли в порядке.

По всему было видно, что нет.

— Ну привет, — сказала она в ответ, шире открывая дверь и безмолвно приглашая войти.

Я повиновалась. Теперь уже не мне хотелось излить ей душу, а, скорее, узнать, что случилось у неё.

В квартире было грязно и пахло затхлостью. Кровать не застелена — это я мельком успела заметить, проходя мимо открытой двери спальни. Алёна повела меня на кухню, разгребла стол от окурков и пустых грязных чашек.

— Ты что, куришь? — спросила я, и это прозвучало так, будто я упрекала её в чём-то запредельном. Я не хотела, так получилось.

— Иногда. У меня тут ребята были, я не успела убрать, — спокойно отреагировала она. — Чай будешь?

— Нет, — тут же отказалась я.

Она хмыкнула. Поняла, что я брезгую.

Стыдно было признаться, но это так. Мне даже находиться в этой комнате было как-то не по себе. Казалось бы, та же квартира, где пару месяцев назад мы познакомились с Сашей. Та же Алёна, с которой мы тесно дружили и вместе сидели на парах. А теперь она уже пару недель не появляется на занятиях, да и выглядит странно.

— Ты же беременна, — тихо сказала я, наблюдая, как она равнодушно сметает окурки в мусорку.

— Уже нет, — ответила холодно.

— Это как? — опешила я. И тут же с ужасом озарившей меня догадки произнесла: — Ты всё-таки решилась на это? Сделала аборт?

— Нет. Просто выпила лишнего, мне стало плохо. А потом выкидыш. И хорошо. Я бы всё равно от него избавилась. Токсикоз был жуткий.

Я слушала её и просто не могла поверить, что об этом можно рассуждать так спокойно. Ну, был ребёнок — и нету. И не надо. Зато теперь все проблемы решились.

Почему для кого-то ребёнок — проблема, а кто-то ждёт и мечтает об этом, но ему не даётся? Есть много вопросов, на которые мы вряд ли получим ответы. Не в этой жизни уж точно.

— Вот только не делай такое скорбное лицо. Тебе меня не понять. Лучше скажи, у тебя пару косарей не будет? В долг, разумеется. Я отдам.

Я мотнула головой. Потом, словно очухавшись, полезла в сумку и извлекла полторы тысячи.

— Вот. Ещё есть на карточке. А тебе зачем?

— Да так, жрать нечего. А ко мне Илюха придёт вечером, будет опять возмущаться.

— А Илюха — это кто?

— Ну, вроде как мой новый парень. Хочешь, покажу?

И показала. Несколько фото на телефоне.

Странный такой тип — крашеный блондин, явно претендующий на звание модника, в шапке, смещённой на затылок, с проколами в брови и носу, в татуировках.

— Никогда бы не подумала, что это твой типаж... — только и сказала я.

Особенно после Глеба. И даже Слава был лучше.

Может, она действительно надышалась в клубе во время пожара? Но Алёна сказала, что их к тому моменту давно уже там не было...

— Ну а у вас там как с Сашей? — перевела разговор Алёна. — Всё ещё ходите за ручку?

— Мы поругались, — честно ответила я, хотя откровенничать как-то уже расхотелось.

— Сильно?

Я пожала плечами. Пока оценить масштабы довольно трудно. Я ведь не знаю, насколько он гордый.

— Из-за чего? — продолжала допрос Алёна.

— Он узнал, что я скрывала свой... как бы сказать... социальный статус.

— А-а-а, ну понятно. Мужики — они гордые. Это тонкая материя.

— Ты же его лучше знаешь, скажи, есть шанс, что он поймёт меня?

Теперь плечами пожала Алёна.

— Не знаю. Но, знаешь, подруга, скажу тебе честно: от такой любви, как у вас, хорошо умирать. А жить нужно в спокойной температуре. Я тоже без Глеба жить не могла, и чем обернулось? Его жизнь осталась прежней, моя — перевернулась с ног на голову.

Я хотела заметить, что между её и моей историей есть как минимум два существенных различия. Саша — не Глеб, он куда более ответственный и чуткий. Да и до столь близких отношений, которые были у Алёны, мы бы не скоро дошли.

Но как ей объяснить, что даже жар самой лютой боли от любви мне дороже, чем здоровая комнатная температура? Что я не могу любить из-за статуса, денег, «потому что так надо». Только в любви горят глаза и вырастают крылья.

Разговор мы не закончили. Я не стала ничего объяснять, Алёне сказать было больше и нечего. Она забрала деньги и, пряча глаза, сообщила, что скоро придёт её Илюха и надо успеть пожарить картошки.

Я намёк поняла и быстренько удалилась.

Это была не моя Алёна. Не та подруга, с которой мы понимали друг друга. Чужой человек.

Столько потерь было вынести трудно. И всю обратную дорогу домой я ревела, не замечая взгляды прохожих. Их было мало — взглядов. В Москве давно царит равнодушие. Серые стены, серая погода, серые лица...

Я не всегда пессимист, но сегодня и моя душа была окрашена в этот цвет. А, как известно, наш внутренний цвет окрашивает и наше видение мира.

Очередной «пощёчиной» стала и домашняя сцена. Отец и мать были дома, ругались. Кто-то что-то кричал про развод, мать опять упрекала за любовные связи на стороне. Заметив меня, спросила, где я была, но я лишь грубо бросила:

— Не твоё дело, — и хлопнула дверью перед её носом.

Пусть сначала со своей жизнью разберутся.

В последнее время слово «развод» эти стены слышали всё чаще. А вместе с ним и кучу других — о разделе имущества, кто чего достиг на самом деле и кому чем обязан. При этом мама с приятной улыбкой и непроницаемым лицом продолжала играть на публику в идеальную семейную жизнь, до последнего не желая выходить из роли, как из любимого платья, не замечая, что оно давно стало мало и трещит по швам.

Меня тошнило от этой фальши. Я не хотела в этом участвовать и лишь отдалялась от них — от людей, с которыми и прежде не была слишком близка, но всё же многого о них не знала и потому казалось, что это нормально, что так живут многие.

Но нет. Все живут по-разному.

Прежде чем заснуть, долго слушала музыку в темноте, бездумно глядя за окно, где шёл то ли снег, то ли дождь. Приближался Новый год, но зима была серо-унылой. Небо всё чаще хмурилось, и, казалось, что все светлые дни, как и лето, остались позади и вернутся не скоро.

Вытащив наушники, прислушалась. В доме стало тихо — это хорошо.

Однако уснуть всё равно не получалось. Я ворочалась с боку на бок, думая о том, как увижусь завтра с Сашей и что мы друг другу скажем. Или будем делать вид, что не знакомы?

Стоит ли подойти к нему первой и попытаться вовлечь в диалог или ждать, пока с него схлынет гордость? И когда это будет?

И всё же утро наступило. Я сама не заметила, как заснула. А когда разлепила глаза под звук будильника, то, словно солдат, поступила в распоряжение нового дня, где всё строго по плану: пятнадцать минут, чтобы умыться и накраситься, еще пять — одеться, десять — позавтракать — и на выход.

В институт и на работу я добиралась на метро. Маму это совсем не радовало, да и с моим решением работать «там» — так она выражалась, не решаясь упоминать это место — она не смирилась. Просто личные переживания и вопросы развода оказались сейчас важнее, и она временно закрыла глаза на мои «причуды».

Три пары пролетели, а сразу после, пообедав, я отправилась на работу.

К месту «икс» подходила с сильно бьющимся сердцем. Понимала: до встречи с Сашей меня отделяют всего несколько метров и пара мгновений.

Мы столкнулись в дверях. Он был уже в форме и выходил, и мы на пару секунд растерялись, словно оба не знали, как вести себя.

Наконец я сказала:

— Привет, — прошло всего пара секунд, но мне казалось, что вечность.

Он ответил мне тем же. На этом — всё. До конца смены я видела Сашу лишь мельком. Уходили мы всегда вместе, но сегодня он исчез, не попрощавшись. Неужели настолько сильно обиделся, что готов совершенно порвать отношения и забыть всё, что было?

Было больно, и даже музыка, которой я всегда лечила душу, лишь бередила раны.

А у подъезда меня ждал сюрприз. Алёна.

— Привет, — заметив меня, она направилась навстречу и улыбнулась, но как-то натужно, как будто это давалось ей с большим усилием.

Да и вся она была какой-то дёрганной, нервной. Как будто лишь внешне похожа, а внутри — другой человек. Перемена была столь разительной, что невозможно было не ужаснуться.

— Привет, — ответила я. — Ты чего сегодня на парах не была? — задала вопрос первой, опуская слово «опять» и умалчивая пока о другом: что она делает здесь так поздно?

— Плохо себя чувствовала с утра. Это всё из-за выкидыша, наверное. А что там нового? Много я пропустила?

Минут пять подруга пыталась вести светский разговор, интересовалась, как дела, но не так как прежде — дежурно, так что я не стала посвящать её ни в свои семейные дрязги, ни в разногласие с Сашей. А она об этом уже и не спрашивала, будто забыла. При этом Алёна всё время дёргалась, как будто куда-то спешила.

Потом не выдержала.

— Вер, прости меня, я… Мне очень нужны деньги. Можешь помочь?

Я опешила. Ведь только вчера дала ей полторы тысячи.

Потом, собравшись с мыслями, спросила:

— Зачем?

Вчера я об этом не спрашивала, полагая, что это нетактично. Но, кажется, зря. Получается, вчера я попросту откупилась от подруги. А ведь у неё явно какие-то проблемы. Вот только вряд ли она о них скажет.

Это из-за их разрыва с Глебом? Из-за нежданной беременности и выкидыша? Или что-то ещё? Или всё это связано?

— Алён, что происходит? — не дождавшись ответа, слушая лишь невнятную и совершенно невразумительную речь, настойчивее повторила я.

Она что-то стала говорить про проблемы в семье — мол, у отца онкология, срочно нужны деньги, тут всё одно к одному. Да ещё она устроилась на работу, поэтому ходить на учёбу совсем стало некогда. Из-за стрессов почти не спит.

Я прониклась. Поверила. Взяла с неё слово, что завтра она придёт на занятия. И почему я такая легкомысленная? Может быть, потому, что свои проблемы волновали меня намного глубже, и я не хотела взваливать на себя ещё больше, думать ещё и о том, что с Алёной.

Поэтому я снова отдала ей всё, что было в кошельке, и отпустила почти со спокойным сердцем.

Дома была подозрительная тишина. Ни матери, ни отца не наблюдалось.

Я спокойно, хоть и борясь со сном, подготовилась к завтрашним занятиям и, почитав немного, легла спать.

Конечно, внутри бушевали эмоции. Конечно, я непрестанно думала о Саше и о том, как выйти из этой непростой ситуации. Как объяснить ему, что это всё ерунда и главное — чувства, а они у нас есть… Я придумала сотню аргументов, но вряд ли хоть один из них мне пригодится, потому что пока он попросту не хочет со мной общаться.

В конечном итоге я легла спать, решив, что утро вечера мудренее.

А на следующий день Алёна снова не появилась. На сообщения и звонки не отвечала, не перезванивала после пропущенных — это было совсем на неё не похоже. Я поехала к ней, но никто не открыл. За дверью была тишина.

А потом вдруг показалась её соседка — женщина лет шестидесяти и, с осуждением посмотрев на меня, оценив внешний вид и, видимо, успокоившись, уже не так жёстко, как прежде, взглянула и уточнила:

— А вы к кому? К этим? — и кивнула небрежно в сторону двери Алёниной квартиры.

Я подтвердила.

— Устроили тут притон. Каждый день шум, вопли, музыка, дым валит. Наркоманы… Чтоб их…

Далее её речь стала совсем неприличной, так что я едва пришла в себя.

Может, Алёна съехала? Разве о ней сейчас речь?

И тут же вспомнила, какой беспорядок был в её квартире, когда я была там в последний раз — несколько дней назад.

Не может быть…

И тут же полезли другие догадки: её поведение, отсутствие на парах, просьба дать денег…

Не может быть!

Покинув подъезд, я набирала и набирала её номер, но ответом были лишь равнодушные мерные гудки. До тех пор, пока телефон, видимо, не разрядился и мне в ответ зазвучало другое — «абонент недоступен».

А что, если ей сейчас совсем плохо? Вдруг что-то случилось?

И что теперь делать? Где искать её?

Обращаться в полицию? Вряд ли поможет. Там разбираться не станут — всех упекут за решётку или в психушку. Разве скажет она мне «спасибо»?

Нет, это не дело.

А что тогда делать?

Эх, был бы Саша, он бы помог разобраться, не паниковать.

Но Саши рядом не было. И родителям не расскажешь.

Оставался лишь один человек, который мог мне помочь. Хотя бы выслушать.

И я, недолго думая, отправилась туда — к Сашиному деду.