Пятнадцать поцелуев

Глава 7

Следующая наша встреча с Сашей состоялась на следующий день. Я сбежала с последней пары, потому что у нас был всего час — после Саша должен был отправиться на работу. Зато он принёс мне портрет — мой, карандашный, очень изящный и полностью передающий не только внешнее сходство, но и внутреннее состояние — мечтательно-задумчивое. Не знаю, как Саше удалось его уловить и нарочно ли он это сделал или так получилось.

— Ты вчера сказала, что тебе понравились мои рисунки... Я подумал, может, и этот понравится? — и он нерешительно протянул мне лист А4.

— Ух ты, Саш... Мне никто никогда не дарил портретов.

Я с улыбкой приставила лист бумаги к лицу с правой стороны и засмеялась:

— Похожа?

— Нет, — усмехнулся он.

— Не похожа? — удивилась я и снова взглянула на рисунок. Мне-то казалось совершенно иначе.

— В действительности ты гораздо красивее.

— А ты подлиза, — я засмеялась и, аккуратно убрав рисунок в сумку, зажав между тетрадями, чтобы не помять, поинтересовалась: — Ну что, куда пойдём?

— Не знаю. Погода хорошая, можем просто пройтись... — развёл он руками.

Мимо проехала девушка на роликах и я, проводив её взглядом, грустно вздохнула:

— Знаешь, в мире столько вещей, которым я хотела бы научиться...

— Например?

— Ну хотя бы кататься на роликах. Я когда вижу людей, которые так умело на них стоят, всегда немножко завидую.

— Ты не умеешь? — изумился он, как будто это было чем-то само собой разумеющимся. Как жевать хлеб или говорить на родном языке.

— Нет, — покачала головой я.

— Это же просто.

— Для меня — нет. Я не умею держать равновесие.

— Спорим, ты сможешь? — вдруг выдал он.

— Что? Даже не думай!

— Тут недалеко есть пункт проката. Во-о-он там, пошли! — и он решительно схватил меня за руку.

— Нет, Саш, ты издеваешься? — упёрлась я, понимая, что очень хочу этого, но... боюсь.

Но он всё-таки убедил. Не знаю, как я на это согласилась, я же жуткая трусиха. Обещал, что будет держать меня за руку и подстраховывать. Что мне дадут необходимое для защиты обмундирование. И вообще, это ничуть не страшно и не стыдно — пусть люди смотрят. Пусть теперь они мне завидуют.

В общем, уговорил.

Почти час мы рассекали по пешеходным дорожкам. Ну, как рассекали... Я пыталась балансировать, периодически меня заносило назад, и я рисковала упасть на мягкое место, но Саша слово сдержал и меня подстраховывал. В итоге упала я только два раза — один из них вместе с парнем. Но было не больно, скорее, смешно.

И под конец я даже смогла чуть расслабиться и прокатиться сама пару метров. И какой же это был кайф!

Потом закричала:

— Лови меня! — чем вызвала его безудержный смех.

Ловил он меня в объятия, что тоже было бесспорным плюсом.

В итоге, когда мы сдали ролики и плюхнулись на лавку, я, без сил, но счастливая, выдохнула:

— Спасибо тебе.

— За что? — удивился он.

— За то, что заставляешь меня верить в неограниченность собственных возможностей.

— А, ну тогда пожалуйста. Ну что, по мороженому за успех, и я пошёл?

— А я с тобой до метро.

— Договорились.

По дороге домой, расставшись с Сашей, я долго думала. О том, как дороги мы стали друг другу за этот короткий промежуток времени.

С одной стороны, я это видела и ощущала. Взять хотя бы тот факт, что, расставаясь сегодня в метро, мы долго не могли отпустить руки друг друга — до тех пор, пока нас не разлучили недовольные прохожие. Но даже тогда он ещё раза три обернулся и дождался, пока я уеду, на другой стороне платформы. С другой — не понимала, почему он всё ещё меня не целует. Ведь мы точно оба этого ждали. Ну не могу же я взять всё в свои руки! Или могу?

Был и ещё один вопрос, который требовал размышления. Мне хотелось как можно больше времени проводить с этим парнем, и было для этого одно верное средство. Можно устроиться на автомойку. Он говорил, что там есть места. Конечно, реакцию родителей я точно знаю. Но можно и не говорить.

Хотя... Всё равно ведь узнают. Тогда будет ещё больший скандал, вообще запрут дома. Можно сказать частичную правду — что я делаю это не ради парня, а вместе с Алёной, для опыта.

К тому же так мне будет легче сказать правду Саше — о моей семье. Когда он поймёт, что я не такая, как он о нас думает, что не белоручка — возможно, это смягчит восприятие.

Разговор с родителями я решила не откладывать. Тем более что вечером оба они (редкий случай!) собрались за одним столом.

Заканчивая ужин, исподволь сообщила, что мы с Алёной решили попробовать подработать. Так многие делают. Это не стыдно.

И наткнулась на удивление со стороны отца и полнейший шок со стороны матери.

— Тебе что, денег не хватает? Ну давай мы попросим Лёшу, он устроит тебя к себе в банк, будете вместе с Глебом работать, если уж ты так рвёшься на передовую.

— Мам, суть как раз в том, чтобы найти самую простую подработку для студентов. Я не хочу работать «по блату».

— Валера, ты слышал? Наша дочь будет работать на мойке! Обслугой! Об этом и речи быть не может!

— Но, мама...

— У тебя есть лишнее время? Лучше посвяти его своему жениху!

— Если ты о Глебе, то он мне никакой не жених! И я уже тысячу раз говорила об этом! — сдержаться от крика становилось всё труднее. Да я уже и не пыталась. И у этих людей я надеялась найти понимание?

— Пусть попробует, — неожиданно вставил отец спокойным тоном, и на пару секунд в столовой повисла тишина.

— Что? — переспросила мать, погружаясь в состояние шока вторично.

— Труд сделал из обезьяны человека. А тот, кто начинает с низов, потом будет отличным начальником.

— Валер, ты с ума сошёл? Это же твоя дочь. Какая автомойка?

— Оля, я сказал: пусть попробует. Надоест ей через месяц — бросит.

— Сумасшедший дом! — мама схватилась за голову, но перечить мужу не посмела.

А я в порыве чувств даже чмокнула отца в щёку, что делала крайне редко. Это вызвало на его лице довольную улыбку.

— Только смотри, аккуратно, — предупредил он.

Я и не знала, что папа способен на такие нежности.

— Смотрю, — засмеялась в ответ и убежала к себе в комнату — счастливая неожиданной счастливой развязкой.

Но, оказалось, что счастью я радовалась рано.

Утром я проснулась от приглушённых голосов. Они были не слишком громкими, потому что дверь в свою комнату я всегда закрывала, и стены у нас были довольно толстыми. Родители никогда не сдерживали себя в эмоциях, и уж если в семье начинались разборки, мысли о том, что я сплю или соседи могут услышать их совершенно не волновали.

Мне хорошо знакома эта картина. Если отец приезжает домой поздно, мама, не дожидаясь, ложится спать, но утром зачитывает ему вчерашний «приговор».

Сегодня такое утро. И я могла представить себе его в красках, даже не поднимаясь с кровати.

Отец слушает, морщится. Пока молчит. Но по лицу видно — ещё немного и сорвётся на крик. Знаем, видели.

Иногда мама избирает другую тактику — презренное молчание. Но такое поведение требует выдержки, это сложнее.

Однажды «холодная война» длилась аж две недели. Тогда дом превращался в некое подобие необитаемого острова, где можно услышать даже летающий от комнаты к комнате сквозняк, и где каждый сам по себе и знать никого не хочет.

Я не знаю, что хуже. Кричать вот так или молчать.

— Да заткнись ты уже, — сорвался папа как раз в тот момент, когда я вошла, намереваясь пожелать всем доброго утра.

Началось.

Слова так и не сорвались с моих губ. Может быть, стоило исчезнуть прежде, чем меня заметили, но я демонстративно выступила вперед и начала сооружать себе завтрак — готовить яичницу и доставать столовые приборы.

— Это ты мне? Девке своей затыкать рот будешь, а я не намерена это больше терпеть!

— Я при Вере обсуждать это не собираюсь, — заявил отец.

— Что, чистеньким хочешь остаться? Пусть дочь знает, какой замечательный у неё папочка! — с сарказмом выдавая каждое слово, усмехнулась мама.

— Я сказал, замолчи.

— А я сказала, будешь командовать своей любовницей. Уже все вокруг знают! Я бы ещё терпела, если бы ты это хотя бы пытался получше скрыть, но краснеть перед остальными не собираюсь!

Пару секунд мне потребовалось на то, чтобы понять (но не принять) тот факт, что у отца есть любовница. И он даже не пытается это опровергнуть. Просто не хотел, чтоб я знала.

Аппетит сразу пропал. А они продолжают ругаться. Слышать больше это не могу!

В конце концов я громко оттолкнула пустую тарелку с приборами, отчего она издала резкий лязг, и ушла с поля боя.

— Вера, ты куда? — крикнула вслед мама. — Что за манеры?

«А что за манеры выяснять отношения с утра пораньше?» — хотелось крикнуть мне, но я промолчала.

Быстро сменила одежду, схватила свой плащ и ушла, не удостоив выскочившую в коридор мать ни словом, ни взглядом. Надоели! Вот бы съехать уже куда-нибудь! И такую же жизнь она мне пророчит? Где оно, счастье?! Не видно, не слышно...

Я села на Кольцевую, просто чтобы подумать. Чтобы никто не трогал.

Настроение было мрачнее тучи.

На одной из станций рядом присел мужчина среднего возраста с журналом в руках. Все вокруг, если и читали, то, в основном, с экранов гаджетов или уж книги. А мужчину, да ещё с глянцем, видеть было непривычно.

Я заглянула в развёрнутые страницы — это было интервью одного известного сейчас актёра. И взгляд удачно упал на строчки, которые нашли отклик в моей душе: «Отношения женщин и мужчин в последнее время очень изменились. Нас учили традиционным ценностям, но существуют и ценности современные. Традиционные ценности — это мужчина, глава семьи, который зарабатывает, оплачивает счета и открывает перед женщиной дверь. Современные ценности — девушка сама зарабатывает, гуляет с подружками, не говорит, куда уходит. Она не готовит, нанимает помощницу, которая делает за неё работу по дому. Из-за попытки совместить старые и новые ценности происходит хаос. То есть женщина недовольна, потому что она думает, что ей должны двери открывать, за все платить, и при этом она хочет быть свободной. Это разрушает отношения…».

Как это похоже на жизнь. На ту реальность, которую мы имеем, но не хотим принимать. Которую сами создали, а теперь виним кого угодно, только не себя: женщины — мужчин, мужчины — женщин, начальники — подчинённых и наоборот.

Внутри было горько. Наверное, встреча с Сашей бы мне помогла, но, чтобы рассказать ему о том, что происходит сейчас в моей жизни, придётся выкладывать всё, а я не готова.

Поэтому вышла на связь с Алёнкой. Она предложила приехать к ней, и я согласилась.

В небольшой квартирке было тихо, светло и вкусно пахло оладьями.

— Проходи, — скомандовала подруга, первой направляясь на кухню. — Чайник сейчас вскипит. Сладкого нет, но вот варенье осталось, есть масло и сахар.

— Прости, что с пустыми руками, — закусила губу, чувствуя стыд от того, что эта мысль меня даже не посетила.

— Перестань. Садись лучше, я сейчас твою кружку достану. И рассказывай.

Я тяжело вздохнула, собираясь с мыслями.

— Что-то с Сашей не ладится? — опередила подруга.

— Нет, с Сашей как раз всё прекрасно.

— Тогда?..

— Родители. Я сегодня стала свидетелем их ссоры. И оказалось, что отец давно изменяет маме. А она это знает и терпит, и лишь сегодня сорвалась. Не знаю, что будет. Не знаю, как вообще можно жить с этим. На её месте я давно бы его выгнала!

— Ну, твою маму можно понять. Выгонит она его — и что дальше? На что жить? Он ведь вас всех, по сути, кормит.

— Но ведь так нельзя, — всплеснула руками я, не найдя убедительных аргументов.

У отца есть любовница! Уму непостижимо!

И он нормально общался с мамой, которая знала и делала вид при всех, что всё прекрасно. И эти его постоянные полуночные возвращения домой — совсем не работа? И как давно это длится?

— Да пусть они сами разбираются, — махнула рукой Алёна, выставляя передо мной чашку с чаем и пододвигая вазочку с печеньем. — Давай лучше о нашем, девичьем. Я тут пообщалась с Глебом... — с загадочной полуулыбкой начала она.

Я перевела на неё ничего не понимающий взгляд.

Что? И это то, на что я рассчитывала? Дружеская поддержка? Совет?

— Честно говоря, я не понимаю, чем он тебе не понравился. Симпатичный, образованный, да ещё при деньгах — это ж мечта, а не парень.

Мне не хотелось об этом говорить, но пришлось.

— Знаешь, Алён, есть такие парни, которые пытаются впечатлить саморекламой вместо того, чтобы тронуть сердце девушки чуткостью и вниманием. А мне меньше всего хочется связывать свою жизнь с человеком, который не разделяет мои интересы.

Я прекрасно понимала, почему Алёна так воодушевилась. Наверняка он уже одарил её парочкой своих коронных улыбок, прокатил на дорогой машине, сводил в ресторан и побаловал приятными безделушками. Поначалу он то же самое пытался предложить и мне, но когда увидел, что я не просто «не ведусь», а воспринимаю его ухаживания в штыки — сдался. Ему неинтересно завоёвывать добычу, которая априори не питает по отношению к нему прекрасных иллюзий.

— А Саша, значит, разделяет твои интересы? — хмыкнула Алёна. — Интересно, какие, если вы с ним из разных кругов общества.

— Для этого не обязательно быть из одного круга. И доказательство этому как раз мы с Глебом.

— И чем он тебя покорил? Нет, он хороший человек, я не спорю. Но уж явно не ромашками, которые подарил.

Я потупила взгляд. В словах Алёны чувствовалась категоричность, и что бы я сейчас не сказала, она не воспримет это всерьёз и найдёт всему опровержение.

— Может, он классно целуется? — засмеялась она.

И я почувствовала ещё большее смущение.

Наверное, это отразилось на моём лице, потому что подруга отреагировала уже через секунду.

— Он что, до сих пор даже не попытался тебя поцеловать?

Лучшая атака — это нападение, поэтому я и спросила:

— А что, вы с Глебом уже целовались? И как же Слава?

Подруга засмеялась, так что словесного подтверждения не требовалось.

— Он разгильдяй, — наконец произнесла она. — Но красивый. А Слава… что Слава? Был и сплыл. Пей давай чай, остыл уже.

Из квартиры Алёны я вышла через двадцать минут, с трудом влив в себя кружку чая и протолкнул одно печенье. Долгожданного утешения не получила, даже выговориться не получилось. И внутри как-то саднило. И за себя — за родителей, и за Алёну, которая думает сейчас, что попала в сказку, но Глеб — совсем не принц на белом коне... Вот только начни я это сейчас объяснять, воспримет в штыки, поругаемся. А значит, всё, что я могу — предоставить ей возможность самой выбирать и ошибаться. А может быть, всё обойдётся. Вдруг Глеб влюбился? Бывает же такое, и не только в кино.

Я спустилась в метро и снова бесцельно села в поезд. Вагон слегка качало, и во мне беззвучно качалась печаль.

Я была в шоке, узнав в двадцать лет, что отец гуляет на стороне, а мать это знает и, более того, поддерживает. Ведь как иначе назвать её терпеливое молчание и игру на публику в счастливую семью? Это нужно для бизнеса. Выгодно.

Я не знала, как вернуться домой. А ведь придётся. И смириться придётся. Жить под одной крышей, общаться, вместе встречать праздники, ездить к морю. И я привыкну. Научусь так же искусно врать, что всё хорошо. Идеальная семья — как идеальная картина в золотой рамочке, абсолютно прогнившая изнутри. И ведь у многих так: за красивым фасадом совершенно разрушенный быт.

Я больше не могла держать это в себе. Преодолев смущение, достала мобильный и набрала смс-сообщение: «Мне плохо... Мы можем встретиться?»

Он тут же перезвонил, чтобы узнать, где я и что случилось. Не особенно распространяясь об обстоятельствах, ответила лишь на первый вопрос и предложила приехать туда, где он, если удобно.

Саша ответил, что только вернулся с дежурства, сейчас он у деда, и, если я помню адрес, могу подъезжать.

Я помнила. Да и ехать было недалеко. Поэтому тут же пересела на поезд в обратную сторону и через десять минут поднялась на поверхность. Идти пешком было ещё минут десять. А потом была дверь, за которой меня приветливо встретили. Пусть и весьма оригинально.

— Проходи, проходи, Вера. Сашка в душе, скоро будет. Чайку?

— Если можно. Вы простите, что я так нагрянула...

— О, да ты что, мы гостям рады. Особенно таким симпатичным.

И дед направился на кухню, напевая под нос:

— Я пришёл к тебе с приветом, утюгом и пистолетом. Вера, ты печенье овсяное любишь?

— Люблю.

Почему-то тут мне захотелось улыбаться. От Виктора Михайловича веяло оптимизмом, хотя его жизнь наверняка не была сладкой. Как говорится, жизнь протянется — всем достанется. Мне вон уже в двадцать по голове прилетело.

— А ты чего такая смурная? Случилось чего? — почувствовал Сашин дед.

— Да так... — я замялась, не зная, имею ли право вываливать на людей свои неурядицы.

— Ну, если секрет, не говори. А вообще, когда поделишься с кем-то, легче становится. Я ж не знаю, что у вас там за тайны. С Сашкой проблемы?

— Нет, с Сашей всё здорово. Просто родители... Я сегодня узнала, что отец маме изменяет, и, оказывается, уже давно. Просто она молчала, изображала перед всеми идеальную семью. И передо мной тоже.

— Семён Семёныч, — задумчиво протянул Виктор Михайлович, присаживаясь на стул напротив. — Да-а, дела.

Я вздохнула.

— Не знаю, что делать.

— А что делать? Поплакать и жить дальше. Родители сами во всём разберутся.

— Ну конечно, разберутся. Они всегда так и делают. Если это выгодно для бизнеса, связей, позиции в обществе.

— А ты, Вера, кажется мне, всё время стараешься их победить и научить жизни. А просто несчастных людей в них не видишь. Ласково с ними надо, с любовью.

— А они ко мне разве с любовью?

— Так потому всё, что в них самих любви мало. Не от жадности они, а от скудости. А ты подобрей с ними будь. Нельзя на родителей обижаться. Им тоже поддержка нужна и ласковое слово. И корни свои вырывать нельзя. Слышала притчу про дерево без корней?

Я покачала головой, чувствуя подступающие слёзы и опуская голову, чтобы скрыть это.

— Если вырвать корни, что будет? Дерево без корней по свету носит, да толку мало.

— Но я не могу их простить. И понять не могу.

— Надо учиться. Никто не говорит, что сразу получится, это не происходит за пять минут. Иногда на это уходят годы. Но зачем носить с собой всюду эти камни — обиды, злость, разочарования? Тяжело с ними, неудобно, а бросить их, отказаться от них мы ни за что не соглашаемся. А ты прости и отпусти. И где болит — пройдёт.

Я на мгновение закрыла лицо руками. Глубоко вдохнула.

Ну вот, пришла к человеку и испортила ему настроение.

Но Виктор Михайлович, дав мне возможность прийти в себя, поставил на стол чашку чая — ту же, что в прошлый раз, и мягко сказал:

— У каждого в жизни своя война. Не суди родителей.

Помолчав, он добавил:

— Они про вас с Сашкой знают?

Покачала головой, не поднимая глаз.

— Я так и думал. Не одобрят. Понимаешь ли, в его случае будущее — это то, что он достигнет себе сам, без помощи пап и мам.

Я не знаю, как и почему — но он понял. Всё понял. Как будто мог читать мысли. И то, что пока не знал Саша, уже понимал его дедушка. Вот только я совсем не была согласна с его словами.

— Вы думаете, что мы не пара, но это не так. Я очень хорошо отношусь к Вашему внуку и нам интересно вместе.

— Я понимаю, — понятливо покачал головой он и больше ничего не сказал на этот счёт. — Не грусти, Вера. Проблемы решатся, а радоваться всегда есть чему. Вот ты заметила, какое сегодня небо?

— Небо? Небо как небо.

— А какого цвета?

Я напряглась, вспоминая, но, нужно признаться, на небо жители больших городов смотрят крайне редко. Чаще — под ноги, на витрины, порой — на встречных прохожих. А небо — ну что на него смотреть?

— Красивое. Голубое с небольшими облачками. И солнце светит, заметила? А ведь уже ноябрь!

Ответить я не успела. На пороге появился Сашка — с мокрыми волосами, но в рубашке и брюках. Виктор Михайлович не смог это не прокомментировать:

— Любовь взялась лепить из юноши молодого человека.

— Дед, ну хватит, — тут же смутился парень, а я улыбнулась.

— И что ты на меня смотришь, как на врага народа? Как Ленин на буржуазию. Я правду говорю. Вера подтвердит.

— Привет, — только и сказала я в ответ, чувствуя себя уже не так одиноко.

— Хорошо, когда молодой человек опрятно одет, согласитесь? Тем более для этого теперь есть все условия. Сейчас все за собой следят. Вещи доступные, косметика доступная. Все ходят яркие, сытые и накрашенные. Хочешь — джинсы с дырками, хочешь — на голове кавардак или краска зелёного цвета. Вот что в вашем, молодом понимании, значит свобода. Никто ничего не стыдится. И то, о чём раньше молчали, теперь кричат вслух.

— Ну, дед, время такое. Дух нынешнего времени так проявляется, — произнёс Саша, наливая себе чая и подсаживаясь ко мне.

— Дух нынешнего времени в том, что пустозвонство и глупость лезут в глаза, выставляются напоказ, превозносятся. А хороших людей меньше не стало, их просто не так заметно.

— Ну, вот я и принарядился, чтоб нас заметнее стало, — засмеялся парень, подмигивая мне.

— У вас какие планы, молодёжь?

Саша перевёл на меня взгляд, безмолвно согласовывая предложение, и произнёс вслух:

— Погуляем. Погода хорошая.

— Ну, ты подсохни сначала.

— Ладно, ладно, — изображая недовольную покорность, состроил гримасу Саша и взялся за чай с бутербродами.

А через двадцать минут мы сорвались и отправились гулять. Несмотря на то, что Сашины волосы ещё были сыроваты, он натянул шапку и, схватив меня за руку, потянул за собой. И уже в лифте спросил:

— Ты как? Что случилось?

И я рассказала всё по второму кругу, чувствуя, что на этот раз слова даются мне легче.

Он молча слушал, да и вряд ли в этой ситуации можно было бы посоветовать что-то определённое.

— Поехали, — вместо этого сказал он.

— Куда? — изумилась я, едва за ним поспевая.

— Знаю я одно место.

Выспрашивать было бесполезно. Но через сорок минут я узнала — мы приехали в Коломенское. Это был будний день, поэтому людей вокруг было немного, и они были рассредоточены.

Мы шли, держась за руки, и внутри было странное спокойствие...

— Как же здесь тихо, — задумчиво произнесла я.

— Да. Совсем и не скажешь, что это Москва.

— Я люблю этот город за его контрасты. Только мне бы хотелось, знаешь, родиться когда-нибудь в семидесятые. Чтобы захватить и этот, современный мир, и то время, на которое пришлись детство и молодость наших родителей. Понятно, что и тогда было множество недостатков и недовольных, но, мне кажется, раньше была какая-то особая романтика, дружба. Вообще, за какие-то сорок-пятьдесят лет жизнь очень изменилась. Раньше читали стихи, а теперь — новости в Интернете. Стихи ведь требуют определённого внутреннего состояния, тишины, а мы всё торопимся, бежим, не выпуская из рук айфоны и айпады, боясь пропустить важную новость. Теперь нами правит информация.

— Ну, в основном я с тобой согласен. Вот только стихи и сейчас читают.

— На литературных вечерах в библиотеках? — засмеялась я.

— Ну почему же. В Коломенском тоже иногда можно услышать.

Я удивлённо приподняла бровь, а Саша тут же занял позицию передо мной, выставил ногу вперёд, выпрямил спину, поднял голову — принял соответствующую моменту позу, в общем — и начал декламировать что-то про весну и любовь.

Я сначала смеялась. Потом вдохновилась и смотрела на него с нескрываемым пиететом, потому что стих был длинным — запомни такой! А Саша читал с выражением и не сбивался из-за моего смеха и взглядов прохожих.

В конце он театрально глубоко поклонился, а я захлопала в ладоши и даже крикнула: «браво!», совсем раскрепостившись.

— Ничего себе! Удивлена. И много ты стихов наизусть знаешь?

— Не очень. Я-то что, дед до сих пор всего «Онегина» помнит — спроси, он тебе с любой строчки начнёт декламировать.

— Значит, это у вас наследственное.

— Не знаю, — пожал он плечами.

А потом... Ну, не знаю, обычно люди, наверное, как-то предчувствуют этот момент и «готовятся», а я поняла, что сейчас будет, только за пару мгновений до.

Саша поцеловал меня. Может быть, поддержать так хотел. Но я была совсем не против. У него получилось.

Получилось настолько хорошо, что я даже пустилась в откровения, которые редко себе позволяю:

— Знаешь, я с тобой узнала настоящую жизнь.

— Настоящую жизнь?

— Да. Ты подарил мне то, чего я была лишена прежде: настоящие чувства, несравнимые эмоции, чувство полёта, ощущение надёжности и заботы. С тобой я могу быть той, кем всегда мечтала быть.

— Это кем же? — удивлённая улыбка расползлась по его губам.

И я поняла, что зашла слишком далеко.

Может быть, стоило наконец облегчить душу и сказать как на духу: «обычной девчонкой, а не дочкой богатых родителей», но я малодушно промолчала в ответ. Объяснила расплывчато:

— Почувствовать заботу и тёплое отношение к себе.

— А родители?

Я в ответ хмыкнула:

— Они давно уже перестали быть любящими супругами, превратившись в союзников в битве за достаток.

Саша помолчал, а потом грустно изрёк:

— Интересно, где живут счастливые?

— А мы? Разве мы ими не стали?

Он внимательно посмотрел на меня и притянул в свои объятия, уткнувшись губами в затылок.