Развод. Прошла любовь, завяли помидоры

Глава 19

– М-м-м, пусти!

– Тебе же нравится?

– А я не раба своих желаний!

– Да, неужели? – усмехается и тянется снова, но тут уж я кремень! Выставляю вперед руки, вжимаюсь в дверь авто.

– Стоп, стоп! Хватит! Хва-тит!

– Да всё, всё. Понял. Принял. Услышал. – И ржёт! Да что ж такое.

Ладно…

– Знаешь, на самом деле, так себе целуешься. – кривлю нос, получи, фашист, гранату!

– Да ты, знаешь, тоже не фонтан. – нагло ухмыляясь парирует он.

– Что?

Вот же… олень безрогий!

Нет! Рогатый! Пусть он будет рогатый, а? Вот прям удовольствие от этого получу!

Продолжает лыбу давить. Гондон!

– Не нравится?

– Иди ты.

– Был я там уже.

– Успешно?

– Магнитик видишь? Оттуда привёз.

Чёрт, на приборной панели у него реально магнитик в форме женских губ. Слава богу, обычных. Ну, то есть… не вагина.

– Молодец, возьми с полки пирожок.

– А я возьму. Твой пирожок.

И опять тянется!

– Руки!

– Мыл!

– Ну, правда, Харди, стоп! Дети!

– Харди? Это ты мне уже, что, кличку придумала?

– Ха! – еще и на комплименты напрашивается! – А то тебя так никто не называл!

Уголок губы дергается, зуб как-то по волчьи показывается.

– Ну, знаешь, не слишком приятно, что тебя сравнивают с каким-то чуваком, от которого трусики мокнут.

– У меня не мок… что?

– Блин, классная ты, рыжуля, пойдём?

– Куда?

– Сначала туалет найдём, а то ты куда надо не дотопаешь, а потом к спиногрызам нашим.

Вспыхиваю мгновенно. Догадался про туалет?

– Подумаешь, бином Ньютона. – еще и мысли читает, и классику знает.

Нет, ну чудо же, а не мужик, да? Хоть и олень. И бабуля у него зачётная.

Хлопаю глазами, еще во хмелю.

– Переспим?

Головой качает, опуская её.

– Да… вот вы… бабы…

– Я не баба.

– Ты – конечно нет. Кстати, почему вы так упорно считаете, что баба – это плохо? Иногда, знаешь ли, баба – это комплимент.

– Не хотела бы я получать такие комплименты.

– Ты? Да… ты другая. Сеньорита. Сиди.

– Что?

– Сиди, говорю, я тебе дверь открою и помогу выйти.

– Я и сама могу.

– Вот от это вашей самостоятельности все беды. Феминистки, бля…Дверь должен мужчина открывать. Всегда. Запомни. По крайней мере, когда ты со мной.

– Бож, какие мы строгие.

– Это еще не всё.

Он выходит из машины, обходит, открывает дверь, подаёт мне руку.

– Ремень только отстегни… или давай я сам.

Тянется. Близко. Ах этот запах.

Мужчина… м-м-м…Он кажется тоже… нюхает меня?

– Вкусно пахнешь так, съел бы.

Хочется сказать – съешь! Но потом… Жена!

Блина-малина.

Выхожу.

Руку он не убирает, а второй вообще обхватывает меня за талию.

– Эй, эй!

– Спокойно, ты качаешься.

– Я не пьяная, это каблуки!

– Ты в кроссовках.

– Да?

Хм, точно. Когда успела переодеть?

Голова, кстати, уже почти совсем свежая. Может потому, что на улице свежо?

– Пойдём, нам туда, там кафе, возьмём кофе и сходишь по своим делам.

Блин, как это звучит… не алё.

– Кофе на ночь пить вредно.

– Жить вообще вредно, не спорь, рыжик, любишь же ты… Как только с тобой муж живёт?

Что? А вот это, простите, удар ниже пояса.

– А с тобой жена вообще не живёт! Изменял ей, да? Козёл!

– Нет. Она мне изменяла.

Что?

Ох… вот это как-то… не очень хорошо.

– Прости…

– Да, ладно, мне по хрену.

– Совсем?

– Сейчас – да.

– А тогда?

– А ты как думаешь, Надежда?

– Я думала, ты забыл, как меня зовут. И вообще, ты мне говорил – не думай.

– Да, когда ты не думаешь – это прям подарок судьбы. Заходим. Ты что-то будешь? Раф, капучино, латте?

– Латте, только на обычном, без этих выкрутасов альтернативных.

Он усмехается опять. Красивая у него усмешка, эх…

– Зачёт. Сэндвич?

– На твой вкус.

– Когда ты не споришь, ты вообще охрененная.

– А когда спорю?

– Когда споришь, мне тебя хочется выпороть, и трахнуть.

– Разведись сначала, герой.

– А если я разведусь?

Упс… об этом я не подумала…

А если правда, разведётся?

А я? Блин, я же тоже развожусь, да?

Угу… любовь прошла, завяли помидоры.

Грустно-то как…

– Ты чего, Надь?

– Почему он мне изменил, а? Ну, почему? Я же хорошая?

По щекам слёзы катятся… сейчас и тушь потечет. Чёрт. Я не пьяная, правда.

Просто… почему-то вдруг так больно!

Словно лезвием, острым росчерком сердце на куски.

– Надя, ты очень хорошая, а он мудак. Иди в туалет, нас дети ждут.

Дети на самом деле ждут.

Но у меня уже нет сил ругать Полину. Она и сама напугана, извиняется. Обнимает меня.

– Мам, а…вы что, с папой Артёма… подружились?

– Поцапались мы, а не подружились.

Мы стоим на смотровой, пьём кофе. Я с дочкой. Он с сыном.

Такая классная была бы семья.

Если бы…

Потом идём обратно к машине. Полина с Артёмом, который нагло её обнимает за талию.

А я с Алексеем, который опасается трогать меня. Правильно делает. При детях не стоит.

Через минут двадцать мы дома.

Прощаемся у подъезда.

Полина с Артёмом целуются! Блин… вот же!

И что? И ничего ведь не скажешь, да?

– Знаешь, рыжуля, не думал, что скажу это, но… я очень сейчас завидую сыну.

Эх… я тоже. То есть, ну, вы поняли.

Прощаемся сухо. Мы с Харди. Дети мокро. Фу.

Поднимаемся к квартире, вставляю ключ…

Упс!

Закрыто изнутри.

Нормально, и что теперь делать? Глава 20

– Ма-ам! И что нам делать?

Хороший вопрос.

Остатки хмеля моментально выветриваются.

Блядь…

Просто… нет слов.

Ну что за день-то такой, а? Почему? За что, Господи? Где я так нагрешила?

Давлю на кнопку звонка, понимая, что трезвонить бесполезно – если Гусаров уже спит, он спит. Его пушкой не разбудишь! Чёрт.

– Мам?

– Что делать, что делать… К Артёму твоему сейчас спать пойдём, – выдаю в сердцах, – что делать!

Чёрт.

Нет, ну и денёк! Господи, как же я устала!

Сажусь на деревянную коробку, которую тут давно соседи поставили, всякий хлам туда собирают.

Плакать охота.

Но я же сильная женщина, да? Мы же не плачем?

Дочь что-то быстро печатает в телефоне. Вот они – молодежь! Какая-то проблема, сразу бегут со всеми делиться. Небось уже пост «пилит», как мы тут «кукуем»! Как в рекламы – «не запостила – не было», ага.

Так, ладно. Плакать смысла нет, надо думать, как из этой задницы выбираться.

К матери ехать далеко, за город, это не вариант.

К Аде напроситься? У неё сейчас точно жопа, с её разводом и мужиками.

Хотя… А у меня не жопа?

Полная.

Капец.

– Мам… – тихо стонет Полина, – я устала.

– Садись, – двигаюсь, уступая дочке место.

– В смысле, садись? Я спать хочу!

– Раньше надо было думать! – не могу сдержаться, – Когда с этим своим Харди-младшим понеслась в какие-то дербеня…Раньше не могла вернуться? Или позвонить мне хотя бы? Я бы дома осталась. Не сидели бы сейчас как сироты.

– Я бы позвонила, ты бы наорала!

– Да? Неужели? Имею право, между прочим! Предупреждать надо что ты куда-то едешь так поздно вечером!

– Мам! Мне семнадцать, а не семь!

– Именно! Семнадцать! И я за тебя отвечаю! Мало ли что могло случиться?

– С кем, мам? Артём же был со мной!

Боже, ну что за святая простота!

– Артём? А если бы на вас банда напала? Сказать, что сделал бы твой Артём?

– Отбивался бы.

Слышу шум лифта. Не хватало еще, чтобы соседи нас тут засекли, капец какой стыд.

– Уверена? А может кинул бы тебя и свалил в закат?

– Мам?

– Кто бы кинул и свалил в закат? – знакомый густой баритон заставляет меня подпрыгнуть.

Твою мать! Харди! Откуда?

Догадка сразу осеняет.

Полина, блин!

Смотрю на дочь, потом на семейку этих супермачо.

– Что, мам? – дочь глаза закатывает, – Да, я написала Артёму! Что нам тут всю ночь сидеть?

– И что сделает Артём? – шиплю я.

– Артём ничего, а вот я могу.

– Что? Замок вскроете? Медвежатником на досуге подрабатываете?

– Замок я вскрывать не буду, но бригаду вызвать могу. Надо? Что случилось-то?

Капец как не охота признаваться, но…

– Папа наш там закрылся на замок и уснул.

Блина – Полина! Болтун – находка для шпиона.

– Ключ что ли оставил? – спрашивает Харди.

– Нет, – отвечаю нехотя, – у нас специальный замок там есть, который изнутри закрывает и всё, снаружи уже не откроешь.

– И зачем он закрыл?

Хочется просто развести руками. Капитан Очевидность!

– А это мы когда откроем, у него и спросим, да? Зачем он закрыл. Я к нему в голову не влезу, тем более сейчас, когда он там, за дверью!

– Папа вечером всегда закрывает, у него пунктик такой, – вздыхает Полина.

Да уж, папа наш отлично умеет замки на ночь запирать.

Вот член свой под замком держать не умеет. А квартиру – пожалуйста.

– Так. – Харди, которого, кстати, зовут Алексей, это я так, внезапно вспомнила, подходит к двери, придирчиво осматривает. – Дверь качественная, отличная просто.

– Да, дверь хорошая. – помню, как Гусаров носился, чтобы именно такую поставить.

– Я в курсе, это моя фирма одной из первых с такими дверьми на рынок вышла. Очень хорошо они пошли тогда. Если вскрывать – надо будет полностью дверь менять.

Трындец…

Опускаю голову, закрываю лицо руками. Просто трэш. Это нам что, ночь под дверью сидеть?

Нет, конечно, мы сидеть не будем. Я сейчас позвоню Аде, если она не сможет нас принять – поедем в какую-то гостиницу. Вещей, конечно, нет – жесть. А Полине завтра еще в школу…

– Мам, завтра суббота.

– Да? – чёрт, я что, вслух говорила?

– А пойдёмте к нам, а? Пап? У нас есть гостевая. И вещи какие-то мамины, или бабушкины?

Немая сцена как в «Ревизоре». Все смотрят на Артёма. Он даже пугается.

– Чего? Что я не так сказал?

– Всё так, сын, молодец. Находчивый. Дамы, правда, уже поздно, смысла тут сидеть, «куковать», нет. Пойдёмте.

Он нормальный?

То есть мы вот так возьмём и пойдём к незнакомым людям в дом?

А вдруг они это… маньяки? Может, у них родственники в Питере, и они знают как трупы расчленять качественно?

– Спасибо, конечно, но…

– Мам, пойдем, пожалуйста! Я так спать хочу!

– Я сказала уже! – рявкаю не выдерживая, – Раньше надо было спать! То есть думать.

– Спокойно, Надюш, не кипятись.

– Не кипятись? Это ты мне сейчас говоришь? Ты вообще думаешь головой?

Ору на Харди так, как будто это он мой муж накосячивший, а не тот придурок, который за дверью спит как сурок.

– Я как раз думаю, и как раз головой. Пойдём. У нас и поужинать можно.

– Мам, я есть хочу.

– Вредно на ночь. Подожди, я тёте Аде позвоню.

Набираю. Гудки.

Давай же, Аделаида, ну, давай! Ответь!

Тишина… Блина-малина.

– Мы в гостиницу поедем, спасибо, конечно, за ваше предложение…

– Надежда, ну какая гостиница!

– Ма-ам! Ну я устала!

– Цыц, сказала!

– Надежда! Так, Артём, давай, веди свою Полину к лифту, езжайте, я сейчас.

– Что? Как? Ты… ты чего тут раскомандовался, а? Ты… Это вообще ты виноват…

– Да, я виноват, – перебивает, зараза, а Полина скрывается за общей дверью, за которой лифтовой холл. – Виноват. Может хватит уже, а?

Меня прижимают к стене, руки ставят так, что не сбежать.

Вдыхаю уже знакомый аромат мужского одеколона и тела.

Боже, пожалуйста, дай мне сил не совершить ошибку, а?

– Надя…

– Не надо! Я пойду.

– Вот и отлично. Пойдём.

Он резко отстраняется. Как? И это всё? Блин… А я уже настроилась на…

На поцелуй ты настроилась, Наденька, да?

Ой, ду-ура!

Тебе муж изменил! Тебе о другом надо думать! А ты…

А что я? Я и думаю.

О другом…

Чёрт.

Едем в лифте, он молча, я насупившись.

У меня дежа вю.

Я снова в квартире у Харди. Жаль, бабули нет.

Вот, кстати, мог бы пригласить старушку, было бы не так стрёмно.

Хотя мне вообще не стрёмно. Даже наоборот. Какая-то мстительность что ли.

Проснётся завтра Серёженька, а семьи-то у него и нет!

Семья – вот она! В соседнем подъезде, у чужого, красивого и богатого дяденьки сидит.

Да, он богатый. Хата круче нашей. Двухуровневая даже. Кухня со столовой как в сериалах про олигархов. Блеск. Полинка, смотрю, тоже вся оживилась.

Жених-то, оказывается, вполне приличный! Может, это? Быстренько подписать согласие на брак? Пущай женятся и живут вместе. Такого упускать нельзя.

Как там говорят? Хороших мужиков разбирают щенками?

Да, да, я про своего Гусарова тоже так говорила.

А хороший щенок оказался гадким кобелино!

Мы сидим за столом, угощают нас вкуснейшим пловом, который, конечно же, Харди готовил сам.

Кажется, высшие силы надо мной просто издеваются! Я так всегда мечтала, чтобы мой мужчина умел готовить! Папа у меня готовит божественно, а вот муж… Даже яйца нормально сварить не в состоянии.

Яйца он только к другим бабам подкатывать может, как оказалось. Тьфу…

Проехали, Надя, хватит.

Сидим чинно за столом, ужинаем, Артём что-то Полине рассказывает.

А мы, правда, смотримся как классная семья.

Это я в парке заметила. И сейчас…

Смотрю, натыкаясь на встречный взгляд Алексея. Он что, думает о том же самом?

– Спасибо за ужин, но я бы уже легла.

– Да, конечно, пойдём, покажу вашу комнату. Артём, вы моете посуду.

– Посудомойка помоет.

– Загрузишь – помоет.

– Понял.

– Можно Полина сразу со мной пойдёт? – замечаю я.

– Мам, я тут пока…

– Так… ты хотела спать!

– Ма, ну пять минут!

– Окей…

Я сама как собака, заколебалась, сил нет.

– Устала? – голос у него такой, блин, так и растеклась бы лужицей.

Надя! Надо быть сильной!

Меня заводят в просторную комнату с большой кроватью.

– Вместе ляжете, нормально?

– А есть варианты?

– Ну, диван в гостиной, но она проходная.

– Это точно нет, ляжем.

– Бельё тут чистое, горничная меняет.

– У вас и горничная есть?

– Ну, типа… приходит два раза в неделю убирать.

– Ясно, спасибо.

– Погоди, тебе же надо во что-то переодеться.

Да уж, хотелось бы.

– Минуту подожди.

Он выходит. Я сажусь на кровать, как бедная родственница.

Да уж. Дожила, Надежда! Ночевать приходится у незнакомых людей.

Надо было ехать в гостиницу, ох, надо! Чует моё сердце, ничем хорошим это не кончится.

– Так, вот тут футболка. Моя. Большая. Ничего?

Капец! Всегда мечтала спать в футболке чужого мужика. Хотя…

– Она чистая.

– Надеюсь.

– Для Полины – вот, это моей жены… Ну, давнишнее, случайно тут завалялось.

– Ой, да не оправдывайся, мне пофигу.

– Да? – бровь задирает.

Представьте!

– Ладно, – и ухмыляется! Подлец! – Полотенца в ванной, ванная ваша за дверью, прости, в комнате нет. Есть еще санузел чуть дальше по коридору, можете пользоваться.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Смотрю.

– Что?

Он тоже смотрит.

– Спокойной ночи, Алексей Иннокентьевич.

Усмехается опять.

– Что, даже не поцелуешь на ночь, Надюш?

– Обойдешься.

– А я-то понадеялся… А еще такие предложения делаете, женщина! Вот как с вами, с такими жить?

– Весело, Лёш, весело.

– Понял, не дурак. Ладно, отдыхай. Завтра выходной, так что рано можно не вставать.

– То есть намекаешь, что рано вас не будить? Хорошо.

– Я ни на что не намекаю, я всегда просыпаюсь в семь, так что.

– Спасибо, что предупредил.

Господи, когда он уже уйдёт? Хочется в душ и на боковую. А еще Полина куда-то запропастилась… Звезда!

Захожу в ванную комнату, закрываюсь. Неужели можно расслабиться хоть ненадолго? Горячие струи еще больше отрезвляют.

Жесть, конечно.

Просто жесть.

Измена мужа, вся эта канитель… Как жить-то теперь?

Господи, вот я точно подумаю об этом завтра!

Выхожу из душевой кабины, напяливаю футболку. Мне идёт, кстати! И почти до колен. И запах, хоть она и стиранная, всё равно его.

Чёрт, и как в этом спать?

– Мам, ты скоро?

Дочь занимает ванную надолго, закрывается. А мне, как назло, так в туалет хочется, просто край.

Как будто бабулина настойка и кофе дали неожиданный эффект. Харди сказал, что есть еще санузел. Отлично.

Выхожу из комнаты.

В квартире тишина, полумрак, внизу маленькие фонарики светятся, дорогу показывают.

Где, интересно, туалет?

Не хотелось бы зайти не в ту дверь. Я не Киркоров, конечно, но…

Кажется вот она, светлая.

Открываю, захожу и…

В этот же момент из душевой, в которую я влезла выходит Харди.

Просто Харди, без прикрас… То есть, ничем не прикрытый, голый мистер Харди.

Вот это ты, Надя, «удачно» зашла.