Развод. Прошла любовь, завяли помидоры

Глава 27

– Bonjour, mes amis, mes enfants! Quelle belle matinée. (Добрый день, мои друзья, мои дорогие, какое прекрасное утро!) – влетает в квартиру позитивная мадам.

– Ты считаешь, mon cœur (моё сердечко), что оно прекрасное? – Харди целует её в щеку.

– Сhéri (дорогой), ты завтракаешь с такой jolie femme (прекрасной дамой) и считаешь, что утро так себе? Ставлю двойку.

Его замечательная бабуля, в умопомрачительном шелковом кимоно изумрудного цвета, накинутым сверху алым пончо и в тапочках с меховыми помпонами цвета клюквы просто богична.

Она грозит Харди наманикюренным пальчиком, на котором огромный перстень с бирюзой и идёт ко мне.

– Моя милая, вставай, пойдем отсюда, если мужчина, завтракая с тобой не считает утро прекрасным – это не твой мужчина!

– Ба, прекрати, утро с Надеждой прекрасно, но, во-первых, она заставляет меня мыть посуду, во-вторых, отсюда только что свалила Марианна Геннадьевна.

– C’est un enculé! (Эта тварь)

– Бабушка, держи себя в руках!

– Pardon (простите), – бабуля смотрит на меня головой качая, – не могу держать себя в руках, эта тупица, вобла губастая, меня просто из себя выводит. Но! – Снова наманикюренный пальчик с перстнем указывает на Харди. – Я тебе сразу всё про неё сказала!

– Да, бабуле она сразу не понравилась, – подмигивает мне Алекс.

– Но вы же, мужики, думаете не головой, а тем, что болтается между ног!

– Ба, если бы мужчины думали головой, то у тебя не было бы сейчас недвижимости и наследства.

– Oh, oui, c'est vrai (о, да, это правда), но понимаешь, дорогой, когда дураки другие мужчины – это нормально, но, когда твой внук дурак – это обидно.

– Лиз…

– Что? Скажи еще, что я не права?

– Права, как всегда!

– Вот! Иди, мой посуду, а мы с Надин посекретничаем, да, ma chère (моя дорогая)?

– Oui, madame (да, мадам).

– Oh, maintenant, qui est adorable (О, как восхитительно)! Пойдём.

– Могли бы поговорить и тут! – с сожалением говорит Харди, но его бабуля, берет меня под руку.

– Мы пожалеем твои уши, mon petit ami (мой маленький друг)

– Спасибо, дорогая Элизабет, я этого не забуду!

– Да, да, упомянешь меня в своём завещании!

Она посылает ему воздушный поцелуй и утаскивает меня в гостиную.

Квартира у Алекса, конечно, более чем достойная. Большая, с хорошим ремонтом, дизайном. Невольно разглядываю её, думая, что осталась бы тут еще на денёк.

– Нравится? Это моя работа.

– Что? – непонимающе смотрю на неё.

– Интерьер, конечно! Я не профи, но кое-что умею, все мои приятельницы, когда были живы, обращались только ко мне, сейчас их дети и внуки тоже, ну и сарафанное радио. Или, как говорят французы le bouche à oreille – из уст в уста.

– Очень красиво.

– Я тоже так считаю, но, если что-то не так – всегда можно поменять.

– Зачем менять такую красоту?

– Ну, например, если понадобится еще одна детская. Я очень люблю делать детские.

Смотрю на неё и начинаю неудержимо кашлять, поперхнувшись слюной. Это… про детскую… она что имеет в виду? Я совсем не готова на детей! И вообще, мы с Харди знакомы сутки, какие дети?

– Дурное дело не хитрое, – подмигивает проницательная madame, – Руки вверх подними, так легче.

– Я… да…

– Вообще, мой тебе совет – бери быка за рога.

– В каком смысле?

– В прямом. Такие парни как Алекс на дороге не валяются.

Да, не валяются, я понимаю, только вот он еще с первой женой не развёлся, это раз, и неужели на горизонте за все пять лет, что они не вместе так никого и не появилось? Это странно.

– Понимаю, таких как ты тоже еще поискать.

– Да, просто… мы пока просто… – кто мы, «просто»? Мы даже не друзья!

– Просто так люди вместе не завтракают.

– Это стечение обстоятельств, мой муж запер дверь, а мы с дочкой…

– Муж, какой муж? Надеюсь тот, который объелся груш?

– Именно. Вот его вчера, видимо, так пронесло с тех груш, что он дверь закрыл изнутри, и мы с дочкой остались на улице.

– И попросили убежища у правильных парней.

Это точно, у правильных.

– Молодцы, девочки. Значит муж…

– Муж, – пожимаю плечами.

– Изменил?

Киваю – что скрывать?

– Еще и, небось, со страшной подругой?

Снова киваю, вспоминая перекошенное лицо Лары.

– Ох, девочки, где же вы таких находите? Salaud (негодяй, сволочь) – последнее она шепчет про себя, но я понимаю, что это что-то явно непечатное. – Ладно, муж – это проходит.

– Я тоже так считаю.

Удивительно, но я реально в этот момент так считаю и говорить с Елизаветой мне очень приятно, я даже забываю, что вообще-то собиралась домой, и на мне еще до сих пор надета футболка Харди, в которой я ночевала! Божечки-кошечки.

– Кстати, тебе идёт. И знаешь, мужчинам всегда нравится, когда женщина таскает его вещи, особенно рубашки. Если мужику не нравится, что ты надела его рубашку – это не твой мужик.

– Вы уже это говорили.

– Да?

– Про завтрак.

– Точно. Это универсальная формула. Если мужика что-то в тебе не устраивает – это не твой мужик!

– Браво, ma chère (моя дорогая)! Посуда чистая, обошелся без посудомойки.

– И? – бабуля смотрит на Харди, поднимая бровь?

– Что?

– Налей-ка нам просекко, душа моя, с утра хочется чего-то… игристого.

– О, нет, я, пожалуй, откажусь, я… мне пора домой, наверное.

– К мужу с диареей? Не спеши. К такому дерьму спешить не стоит. Алекс, наливай.

Харди послушно возвращается на кухню, через минуту снова заходит в гостиную с бутылкой и парой бокалов. Ставит всё на стол, открывает аккуратно, разливает. Приятный кислый аромат щекочет ноздри. Собственно, почему нет?

– Итак, дорогие, за что выпьем?

– За прекрасное утро? – спрашивает Алекс.

– Нет, за начало новой жизни нашей прелестной огненной Надежды, и за то, чтобы её цветочек поскорее нашёл себе новую трудолюбивую пчёлку, которая я будет его неустанно опылять.

Я дико краснею, представляя как именно пчёлка будет опылять мой цветочек. Пчёлка, кстати, у Харди что надо. Рабочая такая пчёлка, большая, не трутень какой-нибудь!

Прячась за бокал, слышу его покашливание.

– Прекрасный тост, ба, но пчёлка уже нашлась.

– Не сомневаюсь в тебе, mon cher enfant (мой дорогой мальчик). За это и выпьем. Гусары за дам пьют стоя.

Морщусь, потому что это выражение так любит мой Гусаров.

Харди смотрит на меня и игриво подмигивает.

Всё прекрасно, но нам с Полиной действительно нужно добраться до квартиры.

Попадаем мы туда через час.

После бутылки просекко, которое мы закусывали клубникой, и болтали смеясь так, что у меня теперь болит живот и лицо.

Мне хорошо. И всё равно.

Прекрасное состояние.

Дверь открываю своим ключом – слава богу всё работает. Харди обещал пригнать мастеров, которые сделают так, чтобы изнутри закрыть было уже нельзя.

– Пап, ты дома? – кричит Полина, понимая, что я спрашивать особо не буду.

Гусаров выходит из гостиной. Злой как чёрт – очевидно.

– Я-то дома, а вот вы где ночь провели – большой вопрос.

– Почему большой? – поднимаю бровь подражая бодрой французской бабушке, – никаких вопросов. Я была у любовника, а дочь со мной.

– Что?

Упс, не ожидали, Сергей Сергеевич? Выкусите!