Отдыхать – это красиво сказано.
Но я понимаю, что, наверное, мне нужно домой, приготовить на завтра какую-то еду ребёнку, и этому остолопу в клинику, бедолаге болезному, будь он неладен, и вещи собрать, да и работа ждёт.
Вздыхаю, и ловлю взгляд Харди. Такой… влажный.
– Что?
– Ничего. – улыбается мне ободряюще.
– Надо Полине позвонить, пусть домой идёт. Артём её проводит?
– Позвонишь, позже, закрой-ка глаза.
– И что?
– И всё. Просто закрой. Просто послушай один раз мужчину. – усмехается, гад!
Гримасничаю, морща нос и губы, показывая, мол, ой-ой, когда это я вас не слушала. Но… слушаю.
Закрываю.
И так хорошо…
У Алекса в машине играет тихая музыка, расслабляющая, я и не заметила, что она такая, и как он не засыпает за рулём под неё? А мне так хочется…
М-м-м… хорошо, на волнах покачиваюсь как будто. Тепло, тихо, мягко, уютно.
И так приятно пахнет его парфюмом. Мы же, девочки, всегда на это внимание обращаем, да?
Да. Как он пахнет.
Это чаще важнее того как он выглядит. Бывает, вроде интересный мужчина, видный, и одет ничего так, но… нет от него флюидов мужественности, маскулинности. Никакой. Ну, то есть как коллега – нормальный, как приятель, можно с ним посмеяться. Но ты не думаешь о том, чтобы уткнуться в его грудь, провести носом, приподняться на носочки, уткнуться в ямку на шее, почувствовать его сильные руки на теле, сильные, сильные руки…
Ой… руки. Какие горячие руки вокруг!
Открываю глаза, понимаю, что машина стоит у дома, а Харди отстегнул мой ремень и, кажется, собирается меня поднять на руки.
– Зачем? Я могу сама.
– Расслабься и получай удовольствие.
– Но, я… подожди, стой, я хотела домой…
Он вытаскивает меня, закрывает машину прикосновением – ох уж эти современные технологии! И несёт – да, не тащит, а именно несёт, с легкостью – к своему подъезду!
– Лёш, я домой, у меня там…
– Считай, что у тебя там закрыто, окей?
– Лёш…
– Мне нравится, как ты меня называешь так… Хотя и Алекс тоже нравится. И даже Харди.
– Что? Я… – ух, а вот тут ты, Надюха, краснеешь! – Я не называла тебя Харди!
– Неужели? По-моему, мысленно ты обо мне только так и думаешь.
– Ты читаешь мои мысли?
– Увы, нет, но очень хотел бы. Та-ак…
Он изворачивается, чтобы открыть дверь. Ох чёрт, я забыла, что в подъезде сидит консьержка. Немного неловко. Или плевать?
Смотрю на окошко, за которым должно быть строгое лицо охраны порядка. У нас такие тут дамы – муха не пролетит! Свет не горит, и шторка закрыта.
Вот тебе и охрана.
Фух, ну, мне это только на руку, кажется, пронесло.
– Что ты, Надежда, напряглась? Никак вахтерши испугалась?
– Всё-таки читаешь мысли?
– Видимо какие-то не те читаю.
– А какие бы ты хотел читать?
– Хотел бы те.
– Исчерпывающе.
– Угу.
Лифт открывается.
– Может, уже поставишь меня на ноги? Алексей Иннокентьевич, а?
– Может ты, Надежда Петровна, уже примешь как данность тот факт, что тут мужик я и я решаю?
– Ой, божечки-кошечки, какие мы грозные.
– Не нарывайся, рыжая.
– А если я хочу нарваться? – смелею, пьянея от его запаха и близости.
Я устала. Я хочу на ручки.
Ой… я ведь и так на ручках!
Сбылась вечная женская мечта.
И эти ручки держат крепко. Обнимают страстно, прижимают и…
– Вкусная ты такая, Наденька, облизал бы тебя всю.
– Так оближи… – боже, что я творю, у меня дочь сейчас тут, в его квартире!
– Оближу, не отвертишься.
– Я и не собиралась. – собиралась, честно, но не в этой жизни!
– Надя…
– Что? Харди?
– Поцелуй меня. – говорит тихо, низким голосом. Что ж так медленно едет лифт? И вообще… почему я должна сама его целовать? А почему бы и нет?
Притягиваю ладошкой его шею, подтягиваюсь сама, прикасаюсь нежно. Он не поддаётся, не перехватывает инициативу, позволяет мне самой. Губы приятные, мягкие, упругие, такие как надо, такие, какие хочется целовать. Много хочется целовать. Долго. Страстно. Нежно.
М-м-м… как же хорошо! Стон свой слышу, и он эхом отражается внизу живота, там, где уже закружило торнадо страсти.
Дверь лифта открывается.
– Ма-ам? Ой…
Вот тебе и ой. Глава 39
– А что с мамой?
Дочь рыжика хлопает глазами, а я смотрю на сына – и какого хрена вы выперлись из квартиры? Тёма все понимает, уши краснеют.
– Нормально всё с мамой, устала и ей нужна ванна и покой. Ясно? Поэтому быстро в квартиру вернулись, и по койкам, по разным комнатам.
– Бать, а мы это… нас бабуля на пирог позвала.
– Пирог? Ночью? Нигде у вас не треснет? Углеводы на ночь вредно.
Киплю внутренне, потом соображаю – мне же на руку, пусть гребут к Лиз, а мы пока…
Блин, что мы пока? Что? Торопливо перепихнёмся пока детки не вернулись, да? Хрен там. Во-первых, я сам так делать не стану, во-вторых… во-вторых тоже не стану. Потому что рыжик не из тех, кого трахают торопливо по темным углам, даже если очень хочется.
– Полина, мы, наверное, домой сейчас пойдём… Лёш, опусти ты меня уже…
– Нет. Не отпущу. И домой Полина тоже не пойдёт. Пусть сходят к Лизе, вернутся – я прослежу, чтобы всё было в рамках.
– Ты проследишь, конечно.
– Надежда, я не понял? – удивляюсь, бровь поднимая, – ты мне не доверяешь?
– Тебе? Нет, конечно. Но пусть сходят, ладно, нельзя обижать бабушку, если она уже их ждёт.
– Пап, мы ненадолго, ну… то есть, может на часик.
– Я понял.
Понял, что сын мне намекает – у меня есть час.
Капец, смешно!
Часа мне точно не хватит. Но я и прятаться не намерен.
Заношу Надежду в квартиру, закрываю дверь.
– Боже, как стыдно…
– Почему? Потому что твоя дочь увидела тебя у меня на руках?
– Она поняла, что мы…
– Что мы что, Надь?
– Целовались…
Она краснеет, даже в полумраке холла я это вижу. Краснеет! Чёрт…
– Повторим?
Спрашиваю не спрашивая. Набрасываюсь на её рот. Вкусная она.
А её Гусаров – кретин и слабак.
Я же соображаю почему этот пентюх налево пошёл.
Многие именно поэтому туда сворачивают.
Это тупо страх.
Страх, что тебя бросят. Да, да, вот так он чудно трансформируется.
Ты не ждёшь, когда твоя половинка тебя предаст, ты решаешь предать первым, типа чтобы не обидно было, когда это сделает она. А потом понимаешь, что она и не собиралась. А ты уже обосрался по полной программе. И потерял свою женщину.
Если совсем честно – мне таких не жалко.
Это не мужики.
Это трусы. Причём ударение тут на второй слог. На букву «ы». Старые семейные трусы, которые боятся быть выброшенными на помойку. И таки оказываются выброшены. Туда им и дорога.
Надеюсь, что так и будет.
Надеюсь, что Надежда не побежит спасать своего больного муженька.
Отрываюсь от её губ, усаживаю на банкетку.
Раздеть её надо. Снять обувь, пальто и…джакузи – верное решение.
– Лёш… ты о чём сейчас думал?
– Когда?
– Только что… Не надо, я сама сниму.
– Сиди, пожалуйста, тихо, а?
– Не командуй, а то встану и уйду.
– Попробуй.
– Харди, я серьёзно!
– Я тоже.
Поднимаю на неё глаза. Руки ставлю так, чтобы даже не думала бежать. И смотрю. Просто смотрю.
А она… берёт и пальчиками своими нежными аккуратно прядь упавшую с моего лба убирает. Зараза. Это пронимает до нутра. Вот именно это. Мягкое движение. Нежное. Такое женское, такое…
К чёрту всё.
Быстро стаскиваю верхнюю одежду с неё, с себя, опять на руки поднимаю. А она… молчит! Не протестует!
Сдалась?
Нет.
Меня просто в плен взяла.
По всем фронтам. По полной программе.
Иду в свою спальню. Джакузи у меня именно там. И она сейчас будет совсем не лишняя. Заношу драгоценный груз прямо в ванную комнату.
– Ты что делаешь?
– Устраиваю тебе релакс.
– В ванной? С тобой? Думаешь, это будет релакс?
– Уверен.
– Нет, подожди, Лёш, я… я не готова, я…
– Скажи еще, что у тебя бельё неподходящее.
– А если неподходящее?
– А если мне плевать?
Ставлю её на ноги.
Ох уж эти дамские загоны! Не то бельё, не то платье, не тот целлюлит, не та форма груди… угу… Еще, скажите, ноги небритые.
Поверьте, нам, мужикам, если мы конкретно сейчас конкретную женщину хотим – пофигу! Вот абсолютно нормальному мужику будет пофигу! Потому что любим мы тоже не за гладкую кожу, не за стоячие сиськи, не за идеальную фигуру, не за идеальное всё. За другое что-то любим. И если есть плотское желание, то оно тоже возникает не потому, что перед нами идеальная баба. Простите, тогда все бы только моделей с картинок трахали, или не трахали бы никого, потому что реально идеальных очень мало. Нет практически.
Нет, рыжуля вот идеальная для меня. Это я как-то очень быстро понял.
Сначала интересно стало – откуда взялась такая.
«Будьте моим любовником» – надо же придумать! И этот её праведный гнев по поводу детей. И губы сочные и вкусные. И податливость. И беззащитность.
Сильная она, со стержнем, крепкая, и в то же время такая беззащитная!
Хочется взять, посадить за пазуху и греть.
Окутать нежностью.
Любить…
Способен ли я еще любить?
С ней здесь и сейчас понимаю, что да. Способен.
– Я могу выключить свет, если ты стесняешься. Но я тебя не отпущу. Даже не надейся.
– А если дети придут?
– Сюда точно не придут.
– Лёш…
– Что?
– Я… я пока еще замужем.
– А я пока еще женат. И что?
Притягиваю к себе, добираясь до молнии на платье.
– Согрешим вместе, рыжик?
Вижу, как её колотит, ей страшно. Мне тоже. Но вместе мы сможем побороть этот страх, да?
– Снимай с себя всё. Я наберу ванну. Ты пену любишь? У меня правда, специфическая.
– Какая?
– Не фруктовая, не для девочек. Тебе понравится.
– Хорошо.
Оставляю её, иду готовить джакузи. Полный напор воды, добавляю свою пену, мужской, терпкий аромат, сандал, табак, еще что-то. Снимаю с себя рубашку, расстегиваю ремень, поворачиваюсь.
И охреневаю…
Она стоит совсем голая, прижимая руки к стратегически важным местам, как будто их можно прикрыть. И смотрит на меня. С вызовом, смотрит. Мол, сам хотел – так бери.
А я и хочу, и возьму.
В один шаг, кажется, преодолеваю расстояние между нами, захватываю в плен своих рук.
– Алекс…
– Что ж ты со мной делаешь, а?
– Что?
– Заставляешь изменять принципам.
– Каким?
– Никакого секса на первом свидании, – усмехаюсь нагло, надеясь, что у меня получится её немного расслабить.
– А у нас оно разве первое?
– А это уже не важно, чёрт… Хочу тебя, всю.
– И я…
– Что?
– Хочу…
– Что?
– Чтобы ты меня. Всю.
Что ж, если женщина хочет, разве мужчина может отказать.
Она снова у меня на руках, после того как я избавляюсь от последней одежды. Опускаю её в воду, залезаю сам, усаживая между ног, опуская спиной на свою грудь. Вот так. Начнём с этого.
Влажными пальцами потираю её шею, плечи. Целую… Самое укромное и сладкое место за ушком, от прикосновения к которому она начинает стонать и выгибаться. Да! Да, это оно, то самое.
– М-м-м… какая же ты вкусная.
Ответом от неё то ли стон, то ли всхлип, а я продолжаю, грудь у неё офигенная, мягкая, сочная и очень чувствительная. Она вообще чувствительная вся. И красивая. Кожа светится. Эти нежные завитки золотых волос на шее, над позвонками. Дую на них, целую, сжимая пальцами вершинки сосков.
– Алекс…
– Просто расслабься, я всё сделаю сам.
Руки ползут вниз, по нежному животику, накрываю ладонью лобок. Чёрт, как сдержаться, когда меня рвёт на части, возбуждение на миллион градусов вверх. Хочу её, хочу прямо сейчас…вот такую, разомлевшую, с горячей, розовой кожей, расслабленную.
Понимаю, что нужно подумать о защите, поэтому задаю вопрос. И получаю ответ.
– Я тебе доверяю.
Чуть приподнимаю её, находя вход, влажный совсем не от воды и опускаю её, насаживая на себя.
– Боже…Да… О…Господи…
– Ты моя богиня.
Говорить не могу. Хорошо. Охренеть как. И плевать на всё.
Мадам хотела получить любовника – миссия выполнена.
А дальше…
А дальше я просто заберу мадам себе, со всем её багажом, только мужа выбросим в утиль, пожалуй.
Натягиваю, до упора, чуть жёстко, заявляю права. Размазывает меня, сам хрип не сдерживаю, рычу в её шею, сминаю, завожусь, прикусываю, выбивая вскрик. Держись, рыжуля, нас ждёт непростой заезд, гонки по вертикали. И я даже знаю кто получит приз.
Быстрые движения, потом медленно, всё, как в танго, только круче.
Сжимаю, вколачиваюсь, отпускаю, ласкаю, целую, резко снимаю, переворачивая, губы её хочу, соски хочу, всю хочу, понимаю, что глаза мои бешено горят. А её плывут…
– Лёша… Лёшенька… а-а-ах..
Да, давай, кричи, не сдерживайся, дай всю себя. Остро так. Остро. Дико. Огненно. Еще, еще, врубаюсь, стискиваю, жадно вбираю грудь в рот, посасываю, рычу, целую. Моя! Вся моя!
Горит внутри, хочет выплеснуться. Бурлит. Рыжуля дрожит в моих руках, глаза распахивает, рот открывая, голову откидывает.
– Боже…
Нереально сжимает меня внутренними мышцами, и я чувствую каждую секунду её блаженства, её финала. Потом она падает мне на плечо, всхлипывает, затихает.
Это только первый раунд, моя дорогая, а будет еще второй, и третий. Сегодня я не настроен тебя жалеть.
Я настроен подарить тебе рай.