Развод. Прошла любовь, завяли помидоры

Глава 44

Хожу по своей квартире, которая сейчас кажется полной призраков. Т почему-то пустой, словно нежилой. Неуютной.

Хотя я всегда стремилась сделать её теплой, такой, куда хочется возвращаться.

Мне сейчас хочется вернуться совсем в другую квартиру.

– Мам, ты как?

Дочь со мной, я вижу её растерянность. Сама в таком же состоянии. Да уж, не зря говорят – самое сложное в жизни ждать и догонять. Находится в подвешенном состоянии. В таком, в каком мы сейчас.

– Ты голодная?

Качает головой.

– Меня Тёма покормил.

– Тёма умеет готовить?

– Умеет. Делал шаурму на домашнем гриле, очень вкусно.

– Хорошо.

– Мам, а где мы с тобой будем жить? Тут? Или к бабушке с дедом поедем?

Хороший вопрос.

Куда уезжать? У дочки тут школа. Одиннадцатый класс, переводить её куда-то – нереально. Как минимум нужно остаться где-то поблизости.

Вариант «поблизости», который устроит нас двоих – это, конечно, квартира Алексея Иннокентьевича Бестужева. Моего Харди…

Или не моего еще?

Я не знаю. Ничего пока толком не знаю.

И как мы будем там жить? Моя взрослая дочь и его еще более взрослый сын у которых отношения? А если они рассорятся? Что делать?

А если рассоримся мы?

Ненавижу это!

Ненавижу это состояние подвешенное, когда ты толком не понимаешь, где ты и что ты.

И куда двигаться дальше.

Нет, я прекрасно понимаю, что если я скажу сейчас Гусарову – мы тут остаемся, потому что у Полины школа, и нам надо хотя бы год дожить здесь – он не откажет. Но это будет не жизнь.

Я в принципе не понимаю, как могут люди после развода оставаться жить вместе? Ясно, что чаще у них просто выхода нет.

Квартиру не разменять, а если разменять, то на такое, в чём жить нельзя. Если продавать и делить деньги – что ты на эту сумму можешь купить?

Нет, чисто теоретически, если Гусаров реально смотрел цену нашей квартиры… это ведь дофига? Я знаю, что сейчас можно купить и новостройку и вторичку в Москве за десять, пятнадцать миллионов рублей. Да, можно, вопрос тут уже в качестве этого жилья. После элитного монолитного комплекса вернуться в «хрущобу» такое себе удовольствие. Ну и «хрущоб» больше почти не осталось.

В хорошей новостройке за такие деньги особо не разгуляешься, максимум на что рассчитывать – на однушку, а куда нам вдвоём с Полиной? Как минимум надо две комнаты! В общем, естественно, развод и раздел имущества всегда проблемы. В нашем случае – особенно.

И подумать завтра я не могу, потому что завтра может быть поздно. Думать надо сегодня.

Завариваю чашку кофе, сажусь к ноутбуку – дела за эти дни совсем брошены, а там, оказывается их вагон и маленькая тележка.

Редактор пишет, просит поторопиться с синопсисом и списком спикеров, нам осталось доделать одну серию и этот сезон будет закрыт, надеемся на следующий. У меня в голове каша, хорошо, что у нас были наброски и мысли по этой истории, поэтому я справляюсь довольно быстро. Пара часов и документ улетает на проверку. Еще чашка кофе, несколько кусочков сыра и колбасы – нашла запечатанную нарезку, так-то дома шаром покати, нужно заказывать доставку или что-то готовое на ужин. Пишу главу. Сначала тяжело – расслабилась я, конечно, выбилась из графика, надо навёрстывать. Но в таком состоянии как у меня сейчас творческий запал не иссякает долго, получается написать по две главы в каждую из двух моих «впроцессников» и я выдыхаю – есть запас хотя бы до послезавтра. А там…

А там, надеюсь, я как-то смирюсь со своими проблемами, может даже начну пытаться их решать.

– Мам… – Полина стучит, – может еду закажем? Или продукты?

– Да, конечно, прости, я заработалась. Что хочешь, выбирай?

– Не знаю, готовить лень.

– Пиццу или японское?

– Я бы рамен съела.

– И я…

Успеваю открыть приложение, когда раздаётся звонок в дверь – интересно, кто?

– Доставку еды заказывали? – произносит знакомый голос, и я слышу, как Полинка визжит от радости.

– Тёмка!

Артём заходит в квартиру, в его руках огромный пакет с логотипом самого известного японского ресторанчика.

А я чувствую короткий болезненный укол разочарования. Потому, то пришёл только Артём.

А мой Харди…

Мы с ним так жарко и страстно целовались в машине, что я рассчитывала на продолжение, вернее, уверена была, что оно будет. И он говорил о том, что нужно заниматься разводами. Но пока мы ехали к дому ему кто-то позвонил.

– Прости, Надюш, срочно нужно в офис заехать, небольшие траблы, без меня никак.

И всё. Даже не сказал, когда увидимся. Даже не бросил короткое – «позвоню».

Что ж…

Ладно, я вообще в принципе не рассчитывала, что у меня так быстро появится замена Гусарову, поэтому, если нет, то…

Кому ты врёшь, Надежда?

Если нет, ты будешь убита не меньше, чем убита изменой мужа, а может и больше.

Потому что… да, да, успела отравиться ядом новых, стремительных, страстных чувств.

Успела, еще как!

– Надежда Петровна, папа просил передать, что задерживается на объекте, он приедет позже.

– Приедет? – спрашиваю рассеяно и так, как будто не жду.

А я жду! Еще как жду!

– Приедет, конечно, это же папа, – весело улыбается Артём, приобнимая Полину. – вам пока велено доставить обед.

– Спасибо, Тёмочка! Ма, мы на кухню? Ты не против, если мы потом у меня посидим? Мы просто поиграем.

– Не против. Играйте.

И мне уже, кажется, даже всё равно в какие игры они будут играть.

Артём кажется надежным.

А его отец…

Его отец безнадежным. Вернее, это я безнадежна…

Безнадёжно влюблена.

Господи, когда успела-то, Надя?

Тебе же тридцать восемь! Не восемнадцать!

Но если уж по чесноку, в тридцать восемь влюбиться не сложнее чем в восемнадцать. А может и легче. Особенно, когда встречаешь «того самого». Это в восемнадцать куча сомнений, потому что еще не до конца понимаешь, какой он, это твой «тот самый». А вдруг ты могла на лучшее рассчитывать? Например, на принца Монако? Или принца Гарри, на худой конец? Хотя на Гарри, конечно, нельзя рассчитывать, совсем не подарок судьбы, как оказалось. И вообще, ну их, этих принцев! У нас еще дети олигархов не разобраны! А там такие есть экземпляры. И совсем не «золотая молодежь», а вполне себе воспитанные, образованные, работящие это если верить всяким «Форбсам», конечно, а в реале – кто ж его знает.

Да, в восемнадцать на самом деле сомнений больше, хотя, казалось бы, влюбиться проще.

В тридцать восемь, если ты, конечно, в адеквате – тут у многих, естественно, появятся вопросы, но я себя считаю вполне адекватной – ты скорее можешь понять и признать то, что есть чувства. Ты себя знаешь.

Да, я себя знаю. И я чувствую.

Пока, правда, не совсем понимаю, что с этим делать.

Алекс сказал утром, вернее днём, когда вёз меня домой, что нужно заниматься разводом, и про то, что я ему нужна в единоличное пользование тоже говорил.

Вот насколько для него это всё реально и серьёзно? Или он просто увидел женщину в беде?

И почему у меня возникает непреодолимое желание отговорить его от меня, а?

Я проблемная.

Я взбалмошная.

Я…да что там, глуповатой бываю. Бываю резкой.

Если Аделаида у нас цельная и сильная, то я сейчас себя ни сильной, ни цельной не чувствую.

Может, не портить мужику жизнь, а?

Ему и так с бабами не везло, если вспомнить его распрекрасную Марианну.

Снова звонок в дверь.

Сердце заходится.

Он?

Быстро смотрюсь в зеркало. Чёрт. Переодеться. Какого хрена я напялила это домашнее платье? Есть же другое, оно новее, приятнее. Успеваю метнуться к шкафу, открыть его.

– Мам, там тёть Ада.

Фух… выдыхай, бобёр…

Но платье хватаю. Или надеть что-то более подходящее? А что? Леопардовую пижаму? Вообще не понимаю как эта вещь оказалась в моём гардеробе. Но сидит она классно. А леопард сейчас в тренде. Куда ни плюнь – одни хищницы.

– Надя, к тебе можно?

– Заходи.

– Ты что, уже вещи собираешь? Не рано?

– В смысле? – не понимаю вопрос подруги.

– Ну, может ты думаешь, что твой Гусаров тебя выселит, так погоди, я же Герману закинула удочку про тебя, он ждёт, завтра пойдешь к нему с документами.

– Какими?

– На квартиру. Всё, что найдешь, короче, тащи. Поняла?

Киваю.

– Гусаров-то как?

– Как, как… умер…

– Что? – подруга смотрит потрясённо, а я рассказываю ей всю историю. Она сначала ругается, потом дико ржёт, к финалу качает головой. – Я бы в суд подала. Кто звонил-то, Ларка твоя, прилипала? Вот на неё, и на клинику, что пустили эту полоумную к телефону.

– Не знаю, мне, честно, настолько плевать…

Закрываю лицо руками, а потом… Потом выдаю сразу всё. Про Харди. Про ночь. Про утро, про то, что я ему нужна вся.

– Так и хватай его быстро и тащи в ЗАГС!

– Он женат пока еще.

– Тогда тащи в суд!

– В суд зачем?

– Разводиться. А потом в ЗАГС. Давай, мать, не теряй времени. Такого мужика надо брать горячим.

– А ты, берешь?

– Беру… – хитро выгибает бровь Ада, протягивая приглашение на… развод?

– Это что?

– Новая фирменная услуга, торжество по случаю развода, очень популярная история, приглашаю.

– Ого…

Не успеваю узнать подробности, потому что в дверь снова звонят.

– Просто проходной двор, – ворчу про себя и иду открывать сама, плюнув на платье и копну растрёпанных волос.

– Des yeux qui font baisser les miens…Un rire qui se perd sur sa bouche…– я слышу строки из песни Эдит Пиаф «Жизнь в розовом цвете» и вижу прекрасную женщину без возраста. – Bonsoir, ma chère (добрый вечер, моя дорогая), как дела? Я принесла бутылочку шампанского и немного икры, давай что-нибудь отпразднуем? – бабуля Харди как всегда шикарна и вносит в мою жизнь аромат французских духов и легкости бытия.

Отпраздновать что-нибудь – это прекрасно!

Какая разница что праздновать? Главное праздновать!