Развод. Прошла любовь, завяли помидоры

Глава 50

Знаменитый хирург-травматолог Товий Сергеевич Коршунов наливает нам свой не менее знаменитый арманьяк.

Нам. И мне, и пострадавшей от собственного упрямства Наденьке.

В клинику она ездила! Молодец, что уж там. Альтруистка. Самаритянка добрая.

Я тоже заехал в эту с позволения сказать, клинику. Богадельню. Сразу после неё.

Прошёл по коридору – жесть. Сидят мужики – а как будто и не мужики, младенцы, для наглядности пустышек во рту не хватает и чепчиков. Сидят, страдальцы за народ, а рядом жёны – типа моей Нади, с чистым бельишком и котлетками.

– Скушай еще, зайчик, за маму…

– Не вкусно мне, пресно!

– Доктор сказал, нужно все на пару!

– Я что, инвалид? Нормальное мясо хочу, с перцем, давай свою котлету, завтра чтобы как нормально сделала.

– Котинька, но доктор сказал…

– И пива принеси!

– Нельзя же пиво. Не дадут пронести!

– Дура, перелей в пакет из-под сока и принеси!

Вот такие в больничке разговоры.

Стыдно стало за весь наш мужской род. Реально стыдно. Хотелось дать подзатыльника этому «зайчику», чтобы закрывал больничный и пиздовал на работу. Так оказывается, они еще и не работают! Жена на трех работах пашет. А ему всё не так.

Стыдно же, мужики, нет?

Мне было бы стыдно. Я лет с шестнадцати у родителей денег ни на что не просил. Да, бабуля мне подкидывала иногда. И с бизнесом помогла хорошо, но я всё уже вернул сторицей.

Ладно, не за философией я пришёл. За другим.

Открываю дверь палаты Гусарова, а там у койки сидит эта его, шмара – Лара.

Вот же паскуда!

– Вы к кому? – спрашивает муженёк, глазами хлопая, а его мадам бледнеет и неестественно улыбается.

– К тебе.

– Мы… мы знакомы? – он приосанивается, но глазки бегают.

– Нет. Но давай познакомимся. Я будущий муж Надежды.

– Что? То есть… то есть как муж? Это… это я… я муж!

– У тебя неверные сведения. Вы разводитесь, я женюсь на Наде. Это ясно?

– Но… как? Я… я еще…

– Уже. Уже бывший считай. И мой тебе совет, разведись спокойно. Учти, у меня есть отличные юристы, у Нади тоже. Если начнёшь кобениться и кочевряжится – мы тебя до трусов разденем.

– А чего вы пугаете его? А? Человек, между прочим, в кардиологии лежит! После серьёзного приступа.

– Пить меньше надо, тогда не будет приступов.

– Да как вы… я сейчас пойду к заведующему! Я главврача сюда вызову.

– Успокойся, мамочка, не распаляйся. Я пришёл предупредить. Я предупредил. Если Надю посмеешь хоть словом, хоть взглядом обидеть – я тебя из-под земли достану и обратно урою, понял? Тебя тоже касается, – смотрю на стервозного вида дамочку, не догоняя, как мог Гусаров променять Надежду на «это»… Ну, бывает, наверное.

Бывает у нас у мужиков.

Это называется – мудак обыкновенный. Включается у всех. Иногда. У кого чаще, у кого реже, у кого режим постоянный. В зависимости от воспитания, материального достатка и вероисповедания.

Видимо, Гусаров включил, а выключить забыл.

Ну, мне-то это только на руку.

– Я предупредил. И еще. Надежда к тебе таскаться не обязана. У тебя есть кому бульоны носить и носки стирать. Используй по прямому назначению. Еще раз Надежду побеспокоишь – приеду я. Без бульона. Без белья.

– Совсем? – нахально спрашивает Надина подруга, вот же… сучка.

– Могу совсем. Уверен, вы меня услышали. Адьос.

Выхожу из палаты и еду к адвокатской конторе, где вижу лежащую на парковке на льду рыжулю.

Твою ж…

Ох, женщины! И что вам не сидится дома? И почему нельзя позвать с собой любимого мужчину, который поддержит?

К чему вот это всё – сама-сама-сама? Кто вас этому научил?

Дайте же вы уже мужчинам быть мужчинами!

Сама она к юристу поскакала.

Попрыгунья стрекоза.

Вот и ходи теперь в ортезе.

– Спасибо, доктор.

Надя пригубливает ароматный арманьяк, а я… отставляю. Мне ж за руль. Не буду рисковать.

– Спасибо, Товий Сергеевич.

– На здоровье. Надеюсь, до свадьбы заживёт. – громогласно заявляет доктор. Громозека, блин. Точно. Припоминаю его прозвище.

– До какой свадьбы? Нам бы развестись сначала. – задумчиво выдыхает моё рыжее счастье.

– Не понял? – грозно сводит брови Товий, – Это… как?

– С бывшими развестись, с бывшими. Мы только в начале пути. Так что, уверен, до свадьбы реально заживёт.

– С бывшими – сам бог велел. Что ж… совет да любовь. Слушайте друг друга и слышьте. Это главное. Ты, Алексей, счастливый сукин сын.

– Я знаю, – ухмыляюсь, притягивая к себе чуть осоловелую Надежду.

– Кстати, как там божественная Лиз?

– Божественно.

– Привези-ка её ко мне на неделю, посмотрим, как ведёт себя сустав.

– Обязательно.

– Ну, давайте, дети мои, – говорит Товий, хотя он старше меня всего, может быть на пару лет. – Домой, отдыхать. Девушке нужен покой. И еще кое-что… Алексей, дай-ка нам пошептаться.

Качаю головой, встаю, отхожу к двери, зная, что выходить смысла нет – Товий шепнёт моей рыжуле на ушко один из своих жизненных постулатов и отпустит её. Но разговор у них затягивается, Товий смотрит на меня. Та-ак…

Не сдерживаясь, откашливаюсь. И наблюдаю как хитрец травматолог усмехается в кулак.

– Всего хорошего, Надежда, жду на осмотр через пару дней.

– Да, спасибо, всего хорошего.

Моя козочка пытается грациозно встать, но тут же припадает на ногу. Подскакиваю, поднимая на руки.

– И куда мы спешим?

– Я могу идти сама.

Диалог мы продолжаем уже в коридоре.

– Ты уже сходила сама.

– Ты не можешь вечно носить меня на руках.

А вот эта фразочка заставляет меня при тормозить.

Останавливаюсь, смотрю на неё и отвечаю на полном серьёзе.

– Могу.