Что? Я ведь еще ничего не предложил? Или…
– Браво! Браво, детка, так и надо! Ура! У нас будет свадьба! – Allons enfants de la Patrie Le jour de gloire est arrive…(первые строчки французского гимна – Вставайте, сыны отечества, настал день славы, перевод вольный)
– Бабуль, почему «Марсельеза»-то? – это спрашиваю не я, а мой сын, он зовёт прабабушку бабушкой.
– А что мне петь? Похоронный марш Шопена? «Марсельеза» хороша на все случаи жизни! Ура! Артемий, открывай «Вдову Клико», ах, какая игра слов праздновать помолвку вдовой.
Это всё звучит где-то фоном, главное, что я вижу – мою женщину.
– Ты ничего не спросил, а я уже ответила. – тихо говорит Надежда, которую я сжимаю в объятиях.
– Ты ответила именно так, как было нужно, зачем же спрашивать?
– А какой был вопрос? Ну, чисто так, из любопытства?
– Просто, хотел узнать, где ты купила это леопардовое чудо.
– Неужели? И с чем же я тогда согласилась?
– С тем, что это чудо.
– Харди, ты всё-таки гад.
– Еще какой.
– Негодяй.
– Разумеется.
– Нахал.
– Есть немного.
– Бабник.
– А вот это неправда. Я не бабник, я Надьник.
– И что это значит?
– То, что мне нужна только Надежда.
– Надежда на что?
– На всё…
Опускаю голову, трусь носом о её нос, хочется унести моё сокровище туда, откуда она только что пришла и где спала так сладко, вот только спать она не будет от слова совсем. Ладно, выспалась уже.
– Эй, жених и невеста, давайте уже к нам, поднимем бокалы! Ах, как я счастлива! Мой любимый внучок наконец-то женится!
– Ба, я вообще-то был женат.
– Мerde (дерьмо). Не начинай! Единственное хорошее, что ты вынес из того брака это наш Тёмочка. Не будем поминать лихо.
На столе уже стоят бокалы, которые моя царственная старушка наполняет «Вдовой Клико».
– Ну что, мои дорогие, за вас? За ваше счастье. За вашу любовь. И только попробуйте, вашу мать, жить не счастливо! Прокляну!
– Лиз!
– Ладно, не буду. Но жить счастливо пообещайте. Я-то этого уже не увижу.
– Ба!
– Бабуля!
– Бабушка Лиза…
– Лиз…
Мы все смотрим на неё, и я вижу то, чего не видел уже много-много лет.
Слёзы, которые текут по её худым морщинистым щекам. Слёзы, сквозь улыбку, которая тут же расцветает.
– Простите, милые, Pardonnez-moi, mes chers, я так… так счастлива… очень счастлива и хочу, чтобы были счастливы вы. – она смотрит на нас, – и вы, – теперь на Артёма и Полину. – Хочу, чтобы были счастливы все люди на земле. Ну, почти все…
– Бабушка…
– Ну, вряд ли ты хочешь, чтобы её бывший был сильно счастлив.
– Лиз…
– Хотя я понимаю, он отец Полины… а твоя бывшая salope (стерва) – мать нашего Тёмы, а родителей, увы, не выбирают… Ладно, пусть эти двое будут счастливы тоже.
– Главное, чтобы не вместе. – Неожиданно выдаёт моя Надя, хватая бокал.
– Кстати, почему нет? – задирает брови бабуля, – это же было бы гениально! Встретились два одиночества! И им бы точно было не до вас.
– Им и сейчас не сильно до нас, – пытаюсь умерить пыл бабули, – разбираются со своим имуществом.
Ну, моей Марианне особо разбираться не с чем. Я оставил ей то, что у неё уже было, плюс, закрыл долги, которые эта дура наделала. Поговорил серьёзно с её кредиторами, дав понять, что бы больше денег ей не давали, дальше закрывать её косяки я не буду, а ей самой – не с чего, ну и потом, напялили её, конечно, конкретно, поэтому припугнул ребят кем надо и сказал, шуршать, придумывать другие способы легального отъема денег у населения, потому что связи у меня серьёзные, и если они не хотят отправиться в места не столь отдалённые нужно думать головой.
Насчёт Гусарова…
Я не зря спрашивал у Надежды про долю. Продать отличную квартиру и поменять её на две поскромнее, конечно, можно, да. Но вот только зачем продавать всё, когда я могу купить долю?
Нет, это не какой-то там аттракцион немыслимой щедрости, долю я выкупаю на своё имя, но надеюсь сделать подарок жене, на свадьбу. Почему бы и нет?
Гусарову денег хватит на жильё, впрочем, где он будет жить и с кем – точно не моя забота. И не моей будущей жены.
Да, с предложением руки и сердца я, конечно, жестоко облажался, но мне понравилось, как она ответила.
И, наверное, если бы меня спросили, как бы я хотел, чтобы это было, я бы сказал – а вот так.
С самыми близкими и родными людьми, с которыми хочется разделить радость.
– Горько!
– Бабуля, рано!
– Нормально! Горько же!
– Горько! – подхватывает улыбающая, обалдевшая Полина.
– Горько, – смешным басом орёт мой сын.
– Горько, – одними губами шепчу я, отхлебнув игристого.
А Надя улыбается и подставляет свой хорошенький ротик для поцелуя.
Потом…
Потом мы что-то едим, допиваем бутылку, бабуля поёт, рассказывает истории из жизни, а у меня зудит – не терпится унести мою невесту в спальню.
– Кстати, Алексей, ты же понимаешь, что теперь до свадьбы – ни-ни? – строго заявляет бабушка.
– Что? – отвечаю чуть не поперхнувшись.
– Ну как же? Вы раньше были просто… amants (любовники), а теперь вы жених и невеста и это…
– Бабушка…
– А что, Алексей Иннокентьевич? Ваша бабушка дело говорит. До свадьбы…
– Свадьба завтра.
– Что?
Лицо моей рыжей вытягивается, а я ухмыляюсь.
– Я договорился, так что…
– Как… как завтра? – хлопают глазами три женщины на моей кухне.
– А платье?
– А прическа?
– А фотограф?
– А ресторан?
Ага, испугались?
– Придётся вам поторопиться, роспись завтра в восемь. И так и быть, сегодня я готов переночевать в одиночестве.
Обнимаю дорогую невестушку за талию, оглядываю всех.
– Бать, скажи, что ты пошутил, они же сейчас тебя съедят.
Ничего, подавятся, подмигиваю сыну и залпом выпиваю остатки шампусика.
– Мerde (дерьмо), stupide (идиот), засранец…
– По-французски, пожалуйста, мадам Элизабет.
– Я тебе сейчас покажу, по-французски! Я и по-русски умею, по-матушке! Скажи, что пошутил, негодник, а то я…
– Какие шутки? Завтра в восемь вечера выездная церемония на Северном Речном вокзале.
– Я тебя убью, Харди! И… нет, тогда я не согласна!
Ну вот, приплыли…