Развод. Ты всё испортил!

Глава 5.

Глава 5.

«То есть, ты теперь у нас безработная?» – спрашивает Оля, когда я рассказываю в чате о том, что Грабовский подписал моё заявление.

«Получается, да, девочки».

Ставлю на стол высокий стакан с соком, тарелку с овощами и омлетом. Сложные блюда я не готовлю – не для кого стараться, а мои вкусы довольно сдержанные. Но после случая с обмороком стараюсь не пропускать приемов пищи.

«А что Карен?» – приходит следом от Кати.

Звонил, пробовал отчитать.

«Ксюша, что за глупости ты творишь?! Неважно, что между нами происходит, я всё равно в ответе за тебя. Конечно же, я буду тебя и дальше содержать, какая другая работа, какое увольнение?»

Хочет и дальше быть в курсе моих действий? Не может никак осознать, что я больше не буду докладывать ему о каждом своем решении? И слово какое липкое - содержать... Бросила трубку, не дослушав его отчаянный монолог.

Сообщаю об этом подругам, на что получаю череду одобряющих смайлов и реакций под самим сообщением.

О том, что он заявился тем же вечером с требованием объясниться, почему я поменяла машину, я умалчиваю. Мне до сих пор непривычно делиться с кем-то не из родственников подробностями своей личной жизни. Раньше, не считая самого Карена, мне хватало Норы и свекрови. Мы жили вместе, разве могло быть по-другому? Даже с мамой и сестрой я не была настолько откровенна, как с ними.

А после того, как Лена пробовала уговорить меня простить Карена, я поняла, что пока не готова разговаривать с ней.

«Ксюш, может, на самом деле подумаем о том, что я предложила? – спрашивает Ира. – Третий день с головы не могу выбросить».

Я тянусь к соку, делаю глоток. Любимый персиковый напиток кажется безвкусным.

Удовольствия от еды я тоже не получаю. Ем, потому что надо.

«Я тоже думала об этом, если честно», – отвечаю Ире.

О чем я только не думала эти дни... Мысли лихорадочно скакали от одной темы к другой, сконцентрироваться на чем-то одном получалось плохо.

Конечно же, я уже успела поискать вакансии на рекрутинговых сайтах. Отложила несколько интересных вариантов в избранных, но пока не откликалась. Вместо этого я составляла список совместно нажитого имущества – включая банковские счета и вклады, и передала их адвокату, чтобы тот отправил запрос на запрет регистрационных действий и на движение денежных средств. Это, по его словам, может уберечь меня от попытки Карена спрятать активы.

Возможно, я ошибаюсь, и он не так беспринципен, как мне сейчас кажется. Возможно – перестраховываюсь. Ведь сам он до сих пор, по словам дядь Толика, этих мер не предпринял. Я просто стараюсь следовать советам профессионала и действовать не на эмоциях – мной должны двигать только логика и здравый смысл.

Или у меня появилось слишком много свободного времени, и я заполняю его всем, чем угодно, лишь бы не думать о том, единственном, что по-настоящему имеет для меня ценность.

Мои дети не рядом.

Да, Карен отозвал запрет. И я попробовала на следующий же день снова встретиться с ними. Ждала у турникета, сжимая в руках забытую в спешке на подушке зайку-пиглетт дочери, без которой та не засыпала. Гере взяла зачитанную нами до смятых страниц книгу про маленького лорда Фаунтлероя. «А я никогда не уйду от тебя, мам», – часто говорил мне сын, слушая, как герой любимой книги ушел жить к дедушке. Я же обнимала его, убеждая, что это просто книга, и что с нами такого никогда не случится...

Заметив меня, Вика счастливо подпрыгнула, неуклюже раскинула руки и оглянулась на брата. Сын стоял, хмуро поджав губы. Окинул сестру серьезным взглядом. Боже, до чего же они с Кареном похожи... Улыбка тут же сошла с лица моей девочки. Она растеряно посмотрела на него, на меня, и опустила глаза.

Ко мне они не подошли. Отступили к низким диванам вдоль стены, сели рядом. Гера выудил телефон из ранца.

«Уроки закончились, ты где?» – донесся до меня низкий голос сына. Да, это был еще детский, но бас.

Я знала, что Нора ждала их снаружи. Именно ей они звонили.

Я вышла.

Передала ей книгу и зайку.

И ушла до того, как на крыльце появились дети.

Я этого не заслужила.

Стараюсь не думать об этом.

Стараюсь не думать и о том, какую боль они сами причинили мне.

Стараюсь дать им время, как просит Нора. Она убеждает меня, что всё время говорит с детьми обо мне. Я чувствую, как им сейчас плохо, как они одиноки, даже находясь в кругу родственников.

Они маленькие.

Они запутались.

И им очень страшно.

А мне хочется умереть, но вместо этого я доедаю омлет и отправляю грязную посуду в посудомойку.

А еще я хожу.

Каждый вечер вышагиваю километры вдоль граничащего с поселком озера. Надеваю наушники, включаю на полную громкость «Дьявольскую трель» Вивальди и иду, иду, иду... Следя лишь за тем, чтобы случайно не повернуть к дому свекров. Почти бывших...

После скандала в офисе адвокат меня уверил, что отслеживает действия Карена, и с его стороны вовсе не было никаких попыток ограничить меня в правах на детей – это был блеф, как я и думала. Но посоветовал мне бороться за детей в правовом поле, ведь Карен сам дал нам в руки козыри своим опрометчивым шагом с лицеем. Но я не хочу, чтобы Вика и Гера вернулись ко мне только потому, что их заставили.

Что во мне говорит? Боль? Уязвленное достоинство?

Возможно...

Имею право...

А еще так я продолжу быть в их глазах врагом.

В пятницу приходит уведомление о назначении даты первого слушания. Еще две недели ожидания.

С одной стороны, чувствую облегчение – на горизонте замаячила хоть какая-то определенность. С другой, появляется задачка со звездочкой - чем наполнить эти долгие четырнадцать дней, чтобы не сойти с ума от...

Ненависти.

Снова и снова ловлю себя на этом чувстве. Мне оно не нравится. Разрушающее, оно цепкими щупальцами пробирается в душу, сердце, мысли – и я уже не могу думать ни о чем другом.

Ненависть вытесняет из моей памяти всё светлое, всё доброе, что составляло большую часть моего прошлого.

Хоть и в иллюзиях, но я была счастлива тогда.

А теперь во мне тьма.

И эту тьму я очень хочу прогнать.

Ради себя.

Но не представляю, как...

Чтобы отвлечься, начинаю смотреть объявления о сдаче в аренду помещений под женский центр. И это несложное занятие неожиданно затягивает меня.

Я не знаю, что искать. На что обращать внимание. Действую интуитивно.

Отправляю понравившиеся мне варианты Ире. Некоторые она отметает сразу: слишком дорогая аренда, ночной клуб по соседству, не подойдет по нормам пожарной безопасности... В ответ присылает мне свои варианты.

Выбираем несколько и решаем на выходных заняться просмотром. В уме ставлю галочки: составить финансовую стратегию и попросить Олю провести маркетинговый анализ.

Мысль об открытии центра поддержки медленно, но верно пускает корни, наполняет меня. Дает ощущение чего-то важного, значимого.

События закручиваются с такой скоростью, что я, подумать только, не успеваю страдать. Нет, боль не становится меньше. Но, кажется, мне становится некогда ковырять никак не желающую затянуться рану. Некогда снова и снова сдирать тонкую, уязвимую корочку, обнажая те грани скорби, которые я уже прошла. Отрицание, гнев, торг, депрессия...

Через тернии я ползла к долгожданному принятию развода, но очередное предательство – теперь уже от детей, как будто заново запустило это гребаное колесо горевания. Еще больше расширило... Дыру в сердце.

Заполняю теперь её квадратными метрами просмотренных помещений. Провожу бессонные ночи в кабинете – составляю бизнес-план будущего проекта, зачеркивая на настольном календаре оставшиеся до заседания дни.

«Ксюш, ты можешь подойти к детской площадке?» – в один из вечеров высвечивается на экране сообщение от Норы.

С Норой мы общаемся только о детях. Она мне регулярно присылает фотоотчеты: зашли в школу, вышли, едят, делают уроки, спят...

«Да» , – отвечаю сразу же и, стараясь унять сердцебиение, накидываю на себя первый попавшийся кардиган и выхожу из дома.

- Мама! Мамочка! – несется навстречу дочь, еще издали заметив меня. Я ускоряю шаг, чтобы через секунду пуститься к ней бегом.

- Мам, прости меня, пожалуйста, я домой хочу, я к тебе хочу! – плачет моя Вика, крепко вжимаясь мне в плечо. Я глажу её убранные в низкий хвост волосы.

Нора стоит в метре от нас, рыдает, не успевая смахивать со щек слёзы. Смотрю на нее и одними губами произношу имя сына. Нора прикрывает пальцами рот и качает головой.

Ничего. Я подожду.

Забираю мою девочку, и мы вместе возвращаемся в наш дом.

- Дедушка так на тебя сердит, мам, – рассказывает мне она перед сном, пока я заплетаю ей косичку. – Бабушка всё время плачет. И тетя Нора плачет.

- А Гера?

- Говорит, что мужчины не плачут. А у самого каждое утро подушка мокрая. Он тоже домой хочет, он мне сам сказал.

- Вот как?

- Ага.

- И почему не возвращается?

- Упрямый, поэтому. А еще хочет, чтобы было как раньше... Знаешь, он слышал, как дедушка с папой о тебе говорили.

- Да? И что же?

- Он не всё понял - его заметили и закончили разговаривать... Но сказал, что дедушка тебя ругал, а папа защищал. Говорил, что очень тебя любит, и мы скоро снова будем жить вместе.

На секунду ненависть разбавляется жалостью. Только на миг, не больше.

Он еще на что-то надеется. Даже не так – уверен.

Он любит.

Снова будем жить вместе.

Не верит, что я не люблю больше.

Бедняга...

Целую дочку в макушку – и мы вместе засыпаем в ее кроватке, тесно прижавшись к друг другу. Исцеляясь. Как делали каждый раз, когда она болела, температурила или боялась страшных монстров за окошком: её спинка к моему животу, снова становимся единым целым, как когда она была еще в утробе. Почти единым.

«Спасибо!» – отправляю перед тем, как уснуть самой, сообщение Норе. В том, что дочь вот так внезапно вернулась ко мне – её заслуга. Именно Нора с ухода детей взяла на себя заботу о них. Всё, что делала я. И всё время говорила с ними, чтобы ни Вика, ни Гера не замкнулись в себе в это непростое для них время.

«Всё будет хорошо!» – отвечает она. Моя добрая и мудрая Нора.

Теперь Вику в школу вожу я. А сына – его отец. И мы встречаемся каждое утро у ворот школы.

Заходим вчетвером на территорию, и со стороны это выглядит так естественно, что никто и не догадается, что на самом деле происходит. Даже Гера уже, нет-нет, да замедлит шаг, чтобы пройтись до входа рядом со мной...

В какой-то момент я задумываюсь, смогла бы на самом деле сдать Карена комиссии адвокатской коллегии? Он отец моих детей. Стала бы я намеренно уничтожать его карьеру? Гнев говорит одно, здравый смысл – другое. Ответа так и не нахожу.

А потом приходит еще одно уведомление – на этот раз о переносе слушания. И теперь оно аккурат попадает на дату поездки в с детьми в Питер.

Да, я решила не отменять её.

Использовать как повод провести с Викой и Герой время вдали от всех. Развод разводом, а школьные каникулы по расписанию! И Карен был не против отпустить нас втроем. Сказала ему об этом одним таким утром на школьном крыльце. Он легко согласился. Как оказалось, потому что знал, что дату заседания перенесут. Еще одна консультация с судьей?