Глава 10. Лера

– Ксюш, ну не злись… – девушка не отвечает, продолжая игнорировать все мои просьбы хотя бы взглянуть в раскаивающиеся глаза.

Признаю… Ну, сглупила. Может, переборщила и перегнула палку… Начала это делать еще вчера, когда, совершенно не думая о последствиях, улеглась на ЕГО кровать и уткнулась носом в подушку, приятно пахнущую ментолом. Когда испугалась саму себя и этого непривычного трепета в груди от его взгляда и прикосновений. Когда сегодня зачем-то схватила Шилова за ладонь и принялась шипеть просьбы помощи. Еще и поцелуй этот дурацкий в щеку вытребовала, наслаждаясь смятением на лице парня за соседним столиком, нагло обнимающего незнакомую девчонку…

– Ну Ксюша! – потрепала подругу за руку, но так ничего и не добилась.

Кажется, она обиделась серьезно и, возможно, надолго. Даже Кирилла умудрилась поколотить, пока он всячески старался извиниться, чуть ли не вымаливая прощение на коленях посреди толпы студентов. А мне и слова не сказала…

Теперь из-за этого на душе паршиво. Чувствую себя отвратительной подругой, не видящей той черты, за которую выходить никогда бы не стоило. И зачем я вообще решила провоцировать этого хама? Он, как и все, поиграется и бросит, а я, дурочка, повелась, словно малолетка, из-за своей же дурости.

Что я хотела ему доказать? Что могу с легкостью, как и он, переключить свое внимание на другого? Молодец! Доказала. А что с близким человеком теперь делать ума не приложу...

– Нет, это же надо было додуматься! На людях такой спектакль устроила, что у меня теперь за спиной шушукаются и сочувствуют. Лучшая подруга, оказывается, парня увела! – прошипела, подхватывая со стула небольшую сумочку, и направилась к выходу из аудитории, совершенно позабыв и про печально уставившегося вдаль Шилова, и про меня, следующую за ней по пятам.

Как мне быть? Начать гундеть под ухом, как ее парень, чтобы она в конце концов наорала на меня и успокоилась? Молить о прощении у всех на виду? Показать, что я искренне раскаиваюсь? Но как?..

– Ксюш…

– Даже слушать тебя, дурынду, не хочу! – заявила грозно, накидывая на свои плечи светлую джинсовую курточку, и буквально швырнула в меня мою ветровку. Ух! Значит, не все потеряно. – Что вообще происходит в твоей голове?

Девушка торопится на выход. Мельком прощается с охраной, глядит на небо, сплошь заволоченное темными тучами, и семенит по проспекту, чуть ли не обгоняя движущиеся рядом машины, заставляя меня бежать за собой.

И куда она так торопится? У нее же сегодня нет подработки…

– Ксюша-а-а… Постой…

– Ладно, насолить этому обормоту хотела. Зачем Кирилла-то сюда приплетать? Или ты думаешь, что этим заставишь его отвалить раз и навсегда?

Мне остается лишь невнятно поддакнуть, понимая всю комичность сложившейся тогда ситуации. М-да уж, поняла бы я это раньше, сейчас бы не страдала от угрызений совести и разочарования в самой себе.

– Да! Да, я дура, каких еще поискать. Да, я сначала делаю и только потом думаю, и ты не представляешь, как мне теперь за это стыдно. Просто…

– Что, «просто»? – девушка внезапно останавливается, видимо устав всякий раз оборачиваться на мои попискивания, смотрит обиженно и дышит тяжело от быстрой ходьбы, а мне хочется разрыдаться от досады и вернуть время вспять. – Лер, я понимаю, что тебя задело то, как он играл с той девицей, но…

– Ты что?! Какое задело? Не было такого!

– Ты это мне рассказывать будешь? – подруга снисходительно покачивает головой, смотрит по сторонам и тут же, хватая меня за ладонь, уводит на автобусную остановку под козырек от едва накрапывающего дождя.

Так и остались мы сидеть, словно две бабульки, прошедшие через жизнь рука об руку, в ожидании своего транспорта, хоть он и волновал нас обеих в самую последнюю очередь. Наверное, я извинилась перед ней миллион раз, прежде чем подруга заговорила. Даже слезу невольно пустила, боясь не услышать в ответ слов о долгожданном прощении. Если хочет, я к Шилову даже на пять метров теперь близко не подойду, пусть только между нами все будет, как раньше!

– Ну, думаю, до таких крайностей доводить не стоит, – посмеивается с моего заявления, сменив гнев на милость, и крепко переплетает наши пальцы, укладывая их рядом с нашими ногами на скамейку. – Да, это было неожиданно. Тем более вы меня даже не предупредили о своих планах, но оно точно не стоило того, чтобы сейчас мы с тобой ругались. Ты свою вину уже искупила, а вот Кирюше придется этим еще долго заниматься…

– Только не наказывай его сильно, – смеюсь в ответ, представляя, каким побитым щенком завтра придет на занятия одногруппник.

– Уж постараюсь. А ты, – тычет пальцем мне в грудь, хитро сощурив глаза, – сделай уже что-нибудь со своей любовью с первого взгляда, а то мы так до конца семестра не доживем вместе со зданием родного универа от ваших перепалок. Сейчас друзья в расход пошли, а что будет потом? Ректора на уши поставите?

– Что-о-о? Какая еще любовь?!

К кому? К Зайцеву? Да не дай бог! Что вообще такое эта девчонка говорит? И какой расход? Не будет ничего такого! Очень на это надеюсь…

– А вот такая. Не всегда, конечно, поначалу приятная, но определенно стоящая того. Это вы, ослепленные своими мыслями и планами, не видите очевидного, а со стороны все кажется куда прозаичней. Ты сегодня использовала Шилова точно так же, как и он Лену, а надумали себе уже, небось, грандиозные планы по обоюдному уничтожению.

Так это Лена? Та самая неприступная особа, к которой парни так и липнут, но каждый раз остаются ни с чем? Что ж, пусть это будет странно и совершенно неприемлемо с моей стороны, но стоит принять, наконец, тот факт, что мне от этого опровержения собственных догадок на душе стало куда легче...

* * *

Наверное, еще никогда я не хотела так быстро вернуться домой, как сегодня. Этот высокомерный гад ушел из моей головы так же внезапно, как там и появился, стоило заняться работой. Вечер оказался одним из самых спокойных за последнее время, но усталость навалилась такая, будто я всю ночь, утро и день вагоны разгружала. Именно поэтому домой я не зашла, а в прямом смысле заползла, сразу же сваливая рюкзак на пол и звучно приземляясь на пуфик в прихожей.

– Я дома! – прокричала, безжизненно раскидывая ноги в стороны, притворяясь дождевым червяком, желающим остаться на месте и встретить свою скорую кончину.

– А вот и дочь вернулась, – раздался голос мамы с кухни, но встретить меня так никто и не вышел.

И где она? Всегда же стоит мне показаться на пороге, встречает и чуть ли не душит в своих материнских объятиях, проявляя заботу и показывая, как она соскучилась.

Родительница что-то весело щебечет Никите, заливающемуся соловьем, и кому-то еще с до боли знакомым голосом…

– Лерусь, проходи скорее! Не заставляй гостя ждать.

Неприятный догадливый червячок закрадывается где-то глубоко внутри и от этого все тело покрывается гусиной кожей. Кончики пальцев покалывает от нервов, все нутро кричит: не делай так, как просят. Нужно уйти к себе в комнату, закрыться там и до самого утра не выходить. Нужно сделать все, чтобы этот низкий баритон не навевал не такие уж и далекие воспоминания. Но ноги сами ведут к скоплению людей, и я совершенно не удивляюсь той картине, что предстает перед глазами.

– Привет, Солнце, – одними губами шепчет Зайцев, сидящий за обеденным столом, и со счастливым лицом потягивает чай, своим ароматом душащий аж в коридоре.

Пусть сидит на кухне – мне не жалко. Пусть пьет чай, ест варенье и булочки из пекарни – мне все равно. Но пить этот самый чай из МОЕЙ кружки – это уже верх проявляемой им наглости!

– Что ты здесь делаешь? – спросила, как мне показалось, тихо, но, видимо, грубость и обида сегодняшнего дня вылезли наружу в самый неподходящий момент, что даже обычно тихая мама не сдержалась, удивляясь моему поведению.

– Лер, ты чего так с гостем разговариваешь? – пожурила родительница, тут же прикладывая ладонь ко рту «козырьком» и зашептала: – Сашенька, ты не обращай на нее внимания. Просто она, когда голодная, всегда злая.

– Мам!

– Что мам? А ну быстро мой руки и садись с нами за стол, – приказным тоном было велено матушкой, а брат в это время сидел рядом с Зайцевым и откровенно смеялся надо мной в глубине своей темной душонки.

Ну не-е-ет. Даже мама не помешает мне отвесить этому шутнику хороший профилактический подзатыльник.

– Эй, Солнцева? А если бы я чаем подавился? – деланно возмущается родственничек, жалостливо поглядывая на терпящую все это женщину.

– Но не подавился же? Вроде дышишь и даже разговариваешь, – съязвила я, выполнив наставление родительницы о соблюдении личной гигиены, и уселась напротив наведавшегося в гости нахала.

– Жди своей участи ближе к ночи, девочка, – протянул таинственно Никита, зловеще шепча пугающее: – Я обязательно приду за тобой…

Теперь, видимо, смешинка попала в рот нашему дорогомугостю! Я даже скрывать не буду свою ненависть к этому человеку, пока он откровенно забавляется со сложившейся ситуации. И когда вообще эти двое успели так спеться, если еще на днях мой любимый братец обещал ему голову открутить?

Решив больше не обращать внимание на двух нашедших друг друга придурков, я налила себе в безымянную чашку чай с листьями бергамота, что мама засушила еще на даче летом, и добавила пару чайных ложек успокаивающей ромашки. Я так скоро на нее подсяду…

– Ладно, ребятки, сидите, болтайте, а я, пожалуй, пойду, – пролепетала родительница, любопытно поглядывая на нашу троицу, и вышла из кухни, оставляя меня с этими двумя оболтусами наедине.

Ну почему, только выбираясь из одного места, я тут же попадаю в него обратно? Да еще и засасывает, как назло, поглубже! Что мне теперь со всем этим делать? Когда он оставит меня в покое?!

Спокойствие, только спокойствие… Глубокий вдох, выдох… Вдох…

– Ты какого лешего тут делаешь? – не выдержала я и, отставив кружку подальше от себя, после нескольких быстрых глотков обжигающего напитка, прошипела ему прямо в лицо, совершенно не волнуясь из-за такой близости.

– А что, нельзя?

Да он ведь издевается! Улыбается своими пухлыми губами, смотрит блестящими яркими голубыми омутами, завораживая и заставляя злиться только сильнее. Вот ведь гад ползучий!

– А кто сказал, что можно? Мне кажется мы вчера уже все обсудили!

– Тебе кажется.

Вот же упрямый и изворотливый баран! Раздражает… Как же он меня раздражает!

– Зачем ты здесь? – сбавила я тон, наблюдая за внимательным взором братских глаз. Еще и он тут. Слышит ведь все и потом еще долгое время будет припоминать.

– Соскучился, – вновь фирменная улыбочка, пускающая табуны мурашек по коже, от которых хочется неумолимо поежится.

– Что ж так? Неужели твоя «девушка» не оправдала ожиданий?

Клянусь, это вырвалось совершенно случайно. Но слово не воробей, как говорится… Вот я в очередной раз и нарвалась на злобный прищур льдинок, пугающих не на шутку. И кто меня за язык тянул? Хотела как лучше, а получилось как всегда…

– Думаю, нам нужно поговорить. Пойдем к тебе? – спрашивает совершенно спокойно, под удивленный взгляд брата, убирает пустую кружку в раковину и движется в знакомом направлении, отвечая благодарностями на восклицания вышедшей из-за угла мамы.

И что ему опять от меня нужно? Неужели решил в очередной раз попросить прощения? Так я не хочу. Обойдусь! Пусть и дальше зажимает всяких девочек по углам, а ко мне свои клешни не тянет. Он же… Он же как малярийный плазмодий! Вроде и нет его, а потом от одних лишь ощущений чувствуешь свою приближающуюся погибель. Я понимаю, конечно, что помирать, так с песней и красиво, но в ближайшее время делать это точно не входило в мои планы, так что пусть ищет себе другую жертву.

Повезло, что в этот раз я успела хотя бы рано утром порядок в этой комнатушке навести, чтобы не покрываться сейчас всеми оттенками бордового, представая перед своим обидчиком неряхой. Плевать на него и его представления о других, но на душе все же становится спокойнее, как ни крути. Я же «девочка», как любит говорить мама…

– Ну и о чем же ты хотел поболтать? – спрашиваю, складывая руки на груди, и разворачиваюсь всем корпусом к подозрительно молчащему собеседнику.

Парень странно задумчиво разглядывает меня со всех сторон, копирует мою позу, опираясь спиной о закрытую дверь, и звучно постукивает указательным пальцем по подбородку, затем потирая его.

Он пытается прожечь во мне дыру? Иначе зачем еще ему так пристально смотреть на меня в уже привычной нам обоим обстановке. Ну поглядит и перестанет – думала я всего пару секунд назад, а сейчас… Это же какой сумасшедшей нужно быть, чтобы пригласить в самое безопасное, казалось бы, место этого напыщенного и жутко пугающего индюка? У него взгляд, как в самом страшном фильме, настолько плотоядный, что хочется сжаться в небольшой комок и спрятаться за чьей-нибудь широкой крепкой спиной, как тогда, в клубе.

Интересно, а если я буду кричать, мне на помощь хоть кто-нибудь…

Но он даже не дал мне закончить свою мысль. Сорвался с места, хватая за руки, и припечатал к двери спиной, точно на то место, где сам еще недавно стоял. Мне не больно, но и не особо приятно, а еще хуже от того, насколько близко находится его идеальное, черт бы его побрал, лицо.

Мне бы плюнуть да оттолкнуть его со всей силы или же обойти стороной, но силенок хватает только на то, чтобы болезненно шлепнуть его ладошками по груди и рукам, нагло перекрывающим мне все пути к отступлению. Он так близко, что губы обдает теплым дыханием, а собственное перехватывает, без возможности возвращения. В горле першит и пересыхает, словно в пустыне, как и на губах, но я все еще могу бороться с этим порочным желанием пройтись по ним языком.

В ярких голубых глазах напротив, невероятно теплых и лучистых, коими они не были всего пару минут назад, пляшут озорные смешинки и этим, кажется, заманивают в свою обитель все сильнее. Жаль, я не могу похвастаться перед ним тем же. Мне сейчас совершенно не до веселья.

– Слушай, это у тебя привычка такая, людей к стенам прижимать? – прошипела, решив, что лучшая защита – это нападение, но…

– Эта привычка проявляется только когда я рядом с тобой, – Зайцев подмигнул, и довольная улыбка растянулась до ушей, показывая мне все имеющиеся в его арсенале зубы.

Вот гад!

– Давай без этого, – отмахнулась я, успешно прорывая оборону, и подошла к письменному столу, нервно перебирая лежащие на ровной поверхности книги. – Говори, что ты хотел, и разойдемся по-хорошему.

Не хочу больше видеть эту счастливую физиономию. Она вызывает во мне совершенно неправильные чувства, и я не знаю, что мне с этим делать? Он весь… Состоит из того, что мне никогда не нравилось. Его несносный характер наглеца, всегда получающего желаемое. Его надменный взгляд, улыбка, стальная хватка. Мне даже не нравится его рост, что уж говорить об остальном.

Но как же привлекательны эти противоречия. Отвратительное поведение и крепкие, успокаивающие объятия с искренними извинениями, которые были так мне нужны в тот момент. Его приятные во всех смыслах губы, берущие за душу глаза, низкий и пускающий по телу мурашки голос… Он весь кажется отталкивающим и привлекающим одновременно и именно поэтому пугает не на шутку.

Что будет, если я в какой-то момент сдамся ему? Насколько быстро я ему надоем? Через сколько недель он захочет порвать со мной, влюбив в себя?

Он не вымолвил ни слова. Единственное, что я могла уловить сквозь гущу оглушительной тишины, так это тяжелое дыхание возле своего правого виска и скрип деревянной поверхности стола по бокам.

Не нужно было поворачиваться. Не нужно было даже соглашаться на его предложение поговорить. Тогда я бы не оказалась перед ним настолько раскрытой и беспомощной. Не знаю, что руководило мной в тот момент: его странные феромоны, невероятно приятный запах терпкого дорогого парфюма или же простой шампунь, но я тут же оперлась руками о стол и уселась на него, позволяя парню оказаться к себе еще ближе, если это вообще возможно.

На его теплый взгляд я ответила улыбкой, и сама потянулась к невероятно красивому лицу. Провела тыльной стороной ладони по скуле с чуть виднеющимися и колющими волосками едва отросшей щетины. Опустилась к мягким нежным губам, слегка приоткрытым от предвкушения. Двинулась к твердой груди… К которой сегодня прикасалась другая!

Та теплота, что была в моей душе всего несколько мгновений назад, улетучилась, оставляя после себя горький след сожаления и неприязни.

– Солнце, вот умеешь же ты прерываться на самом интересном, – прошептал Александр, обиженно глядя на меня сверху вниз, подаваясь назад.

– Хватит тянуть кота за хвост. Что ты от меня хочешь?

Парень тяжело вздохнул, импульсивно ероша волосы на затылке, и тут же придвинулся обратно, обхватывая мой подбородок своей ладонью, вновь оказываясь в паре миллиметров от моих губ.

– Я хочу, чтобы ты выбрала другую жертву для своих деяний, а не парня своей подруги. Неужели тебе его совсем не жалко? – серьезно заявил он, заправляя выбившуюся прядь из несуразного и наспех сделанного пучка волос мне за ухо.

Вот же пронырливый и находчивый…

– Не знаю, как тебе, но мне он нравится, – нарочно нежно произнесла я, продолжая играть в это бессмысленную игру лишь для нас двоих.

– То есть… – запинается, ошарашенно рассматривая мое лицо со всех сторон, едва сдерживая подрагивающие в улыбке уголки губ, – тебя не смущает, что у него есть девушка?

– Нет. Абсолютно.

– Жестокая ты женщина, Солнцева Валерия, – выдохнул парень, неожиданно прислоняясь своим лбом к моему, и выдохнул в самые губы: – Ты же понимаешь, что наша война долго не продлится? Я видел, как ты смотрела на меня…

И что он там увидел? Мой праведный гнев и непонимание? Может, ту самую злость на саму себя и свои чувства, что каждый раз спектром эмоций и катком раздражения проходятся по несчастной девчонке, не знающей, что ей делать?

Ничего этот самоуверенный придурок тогда не видел и уж тем более не понял…

– Кстати, она хорошенькая. Теперь я понимаю, какие тебе нравятся, – прошипела в ответ, совершенно точно отдавая себе отчет в том, что сейчас, скорее всего, похожа на ядовитую змею, нежели на не заинтересованную в нем девушку.

– Я же вижу, как ты ревнуешь, и чувствую то же самое. Но почему ты не можешь принять это?

– Потому что нечего принимать. Ты мне не нравишься. Да, целовались несколько раз, но это ничего не значит. Мне интересно, почему ты не можешь принять свое поражение? – заявила я самодовольно и тут же распахнула глаза как можно шире, догадываясь о причине его резкой смены поведения. – А-а-а-а… Дай угадаю… Тебе просто ещё никто не отказывал? Я права?

– Нет, не права. Я этого не принимаю, потому что ты мне нравишься, и я заставлю тебя принять это, хочешь ты того или нет.

Громкий шлепок его ладоней о твердую поверхность стола вновь оглушил, помещая мою измученную раздумьями голову в невыносимый вакуум, а в следующую же секунду властные губы захватили мои в жесткий и не терпящий возражений поцелуй, лишая дара речи и остатка незатуманенного разума.

Загрузка...