Глава 7. Лера

– Заходи, – прошептала я вмиг севшим голосом и неловко прокашлялась, еще шире распахивая перед парнем дверь.

Саша стоит, облокотившись спиной о стену, и выжидательно поглядывает на меня исподлобья. Чуть удлиненная челка красиво ниспадает на идеально гладкий лоб без единого изъяна, а яркие голубые глаза, кажущиеся холодными и пугающими льдинками, смотрят так, что тут же перехватывает дыхание.

– Ты чего так дышишь? Убиралась, что ли? – усмехается парень, скорее всего, ожидая от меня какой-нибудь язвительный ответ, но лишь чуть краснею щеками, стараясь незаметно приложить к ним прохладные ладони.

– Н-нет! – отмахиваюсь и отвожу глаза, чтобы еще больше не зардеться. – Где будем заниматься?

Быстрым шагом пройдя к себе в комнату, я тут же прихватила со стола ноутбук и присела на кровать, устраивая его на своих коленях. Нервно несколько раз постучав по тачпаду, вошла в программу для создания проекта и тяжело выдохнула, для вида водя пальцем из стороны в сторону и наблюдая за передвигающейся стрелочкой на экране.

Так, нужно успокоиться. Нельзя показывать ему свою нервозность. Не хочу, чтобы он видел, что творит со мной, совершенно ничего для этого не делая!

– Может, на полу? Тут места больше…

Ну… Хочешь морозить свою задницу, хрен с тобой!

Оставив ноутбук возле ног, я быстро поднялась и направилась к двери на балкон, прикрывая ее. Хоть мне его ни капельки и не жалко, пусть все возможное себе отморозит, но себя я утянуть в пучину болезни и долгого цистита не позволю!

Обернувшись на подозрительно притихшего парня, я невольно уставилась на усаживающуюся на ковер тушку. Он сосредоточенно раскладывает возле себя необходимые нам учебники и тетради, достает пару ручек из своеобразного пенала и неожиданно хитро глядит на меня в ответ, совершенно несуразно выглядя посреди девчачьей нежной комнаты.

Вокруг нас светлые стены, которые по утрам в солнечном свете кажутся невероятно теплыми и родными. На полках и кровати лежат мелкие мягкие игрушки, с которыми я так и не смогла с возрастом расстаться, как бы ни старалась. На книжной полке покоится парочка романтических книг, которые мне любезно отдала в личное пользование Лебедева, с горящими от радости глазами, рассказывая о каждой.

Здесь не на что смотреть и одновременно с этим хочется увидеть каждую мелкую деталь. Но делать это может кто угодно, кроме него. Хоть Никита, хоть какой-нибудь незнакомец с улицы, но точно не он!

– Ты чего это? – возмутилась я, возвращаясь к парню и размахивая перед его носом лежащими рядом тетрадями. – А ну сосредоточься.

Нечего ему пялиться на все вокруг в моей обители непорочности и чистоты!

– Миленько тут у тебя.

Решив проигнорировать все его «комплименты», я без какого-либо ответа уставилась на экран в пустой белый лист.

– Первым делом мы должны выявить проблему, а затем…

Он меня даже не слушает. Я вижу его пристальный взгляд на своих губах, и с каждой секундой желание пройтись по ним языком растет все сильнее. Чувствую, как румянец вновь заливает щеки и переходит на шею и ключицы. Стопка книг по социологии была, кажется, перебрана мной тысячу раз, но я никак не могу отвлечься от этого испытующего взгляда, разбирающего меня на миллионы кусочков и обнажающего перед совершенно незнакомым парнем, от присутствия которого все нутро кипит гневом.

И чего он пялится? Недавно так любезно засматривался на чужие обнаженные бедра под короткой юбкой, а теперь решил переключить свое внимание на меня? Нет уж, спасибо, обойдусь без его отвратительных подачек.

– Зайцев, если ты не включишься в работу, то мы провалим эту работу. Тем более ты должен помочь мне с языком.

Вот что за глупый я человек? Если представлять то, что творится в его голове, то про язык я явно ляпнула зря. Даже знать не хочу, о чем этот сумасшедший теперь думает. Фу!

– Окей, – парень обреченно поднимает обе ладони вверх в знаке капитуляции и придвигается ближе, всматриваясь во все еще пустующий экран. – На каком уровне, говоришь, твой английский?

Ох, лучше ему об этом не знать. Как мы еще любили шутить с Вероникой в школе, мои познания заканчивались ответом на все вопросы учительницы в виде простого экселент, которое она каждый раз принимала, но показательно закатывая глаза. Как настроение? Отлично! Что я ела на завтрак? Превосходно! Даже о планах на будущее я могла рассказать, используя лишь одно это слово… Это был самый страшный стыд и позор в моей жизни, после которого я практически перестала стесняться говорить ей то, что думаю.

Нервно постукивая колпачком шариковой ручки по ламинату, я все же смущенно взглянула на него из-под опущенных ресниц и тихо пролепетала:

– Все плохо. Прям очень…

Он не поверил мне на слово, и это была его самая главная ошибка за вечер. Как бы он не старался вытянуть из меня хоть что-то помимо базовых «привет», «пока», «спасибо», у него ничего не вышло.

Кажется, все намного хуже, чем «очень плохо».

Как же так? Почему ему вообще нужно задавать мне все эти никому не нужные вопросы? Почему он просто не мог меня пожалеть и сделать все за нас двоих? Я бы ему в лучших традициях потом шоколадку купила или кофеек…

Как теперь мне ему в глаза смотреть? Одно дело Ирина Ивановна со своим скучающим взглядом и вселенским пониманием, а другое – симпатичный парень, из-за которого я весь день словно киплю в бурлящем котле и умираю от внутреннего жара!

– Поня-я-ятно, – выдавил он из себя, задумчиво потирая подбородок большим и указательным пальцем правой руки, укладывая ее на локоть и упирая в согнутое колено. – Придется сначала стряпать презентацию и между этим подтягивать твой совершенно неописуемо… – Неужели он меня похвалит? Даже его голубые глаза блестят и кажутся как никогда яркими в свете тусклых лампочек на люстре. Неужели он способен на нормальную поддержку? – …невыносимое познание другого языка. Надеюсь, за неделю у тебя будут хоть какие-то продвижения вверх, а не вниз…

Значит, «невыносимое»? Продвижение «вверх», а не «вниз»? Да я ему сейчас такой низ покажу, что обыкновенное дно раем покажется!

Схватив с кровати маленькую плюшевую игрушку, я засадила негодяю и обидчику маленькими черными стеклянными глазками-бусинками прямо по лбу. Меня даже не остановили дикий ор и просьбы прекратить. Он сам разбудил этого зверя, весь день меня доводил и продолжал мельтешить перед глазами, когда я всеми силами старалась о нем не думать. Пусть теперь получает сполна.

– Эй! Ты чего дерешься? – Саша вопит, строя из себя самого обиженного в мире человека, и растягивает губы в белозубой улыбке. – Хочешь лишить жизни своего единственного помощника?

Да! Именно этого я и хочу! Если мое спокойствие будет стоить всего одной жизни, то я сделаю все, чтобы облегчить себе существование.

Он не дает мне даже замахнуться. Хватает за руки, смеется и отшвыривает плюшевого медведя в сторону, укладывая меня спиной на мягкий ворс ковра. Проходится самыми кончиками пальцев по ребрам, щекоча до икоты и не останавливаясь в виде отмщения, пока из глаз не брызжут слезы, а щеки не начинают болеть от долгой улыбки.

Как он это делает? Я ведь ненавижу его всей душой, но каждый раз хочу внимательно разглядеть каждую морщинку на лице напротив. Хочу рассмотреть все темные крапинки голубой радужки возле черного зрачка, каждую ямочку на коже и небольшие трещинки на губах. Он всем своим видом манит, заставляет хотеть смотреть на него больше, но стоит только перед глазами промелькнуть паре картинок случившегося недавно, как по всей его красоте хочется проехаться катком, чтобы стереть улыбку с лица навечно.

– Солнцева, когда у тебя в последний раз кто-то был? – шепчет, тут же прекращая свои пытки, но не прерывая невыносимо долгий зрительный контакт.

Он самый непроходимый глупец и извращенец из всех, кого я когда-либо встречала. Как он вообще смеет спрашивать такое у меня? Неужели не боится последствий, которые с ним могут произойти, расскажи я брату о происходящем?

– Я… я… – голос дрожит и ломается. Я не могу произнести и слова, находясь в том самом пограничном состоянии, на грани шока и отвращения.

Была б моя воля, я бы больше никогда его не увидела. Лучше с сопливым Петькой заниматься, чем с ним! Тот хотя бы постоянно в пол пялиться и глаза лишний раз поднять боится, не то что сказать что-то…

– Солнце, – раздается звонкое возле внезапно распахнутой двери в комнату, – а у тебя нет… – брат застывает в уличной одежде в дверном проеме, держа в руках толстенную кипу бумаг, и свободной ладонью тут же прикрывает глаза, растопыривая пальчики для «лучшего» обзора. – Извините!

Парень исчез так же быстро, как и появился, вновь оставляя меня наедине с самым настоящим невыносимым искусителем. Глаза напротив расширяются до размера мячика из настольного тенниса, губы смешно приоткрываются, а настойчивые прикосновения тут же исчезают, будто их и не было минуту назад.

Собрав все свои силы в кулак, я со всего маху откинула от себя тяжелую тушку и уселась обратно на пятую точку, нервно приглаживая взлохмаченные пряди на затылке, выбившиеся из высокого хвостика, совершенно не обращая внимания на бухтящего себе под нос и стонущего паренька, обиженно потирающего ушибленный локоть.

– Что ж у тебя за привычка меня избивать? – тянет обиженно и, чуть прищурившись, вглядывается куда-то в область моего лица.

Интересно, что он там пытается разглядеть? Лихорадочно работающее серое вещество, которого, судя по происходящему, в моей несчастной черепушке осталось мало? Или его самого заклинило, что даже моргнуть пару раз невмоготу? Бедняжка…

– Это не у меня, а у тебя дурацкое желание как можно чаще ставить меня в неловкое положение! – шепчу злобно, бросая косые взгляды на закрытую дверь, за которой раздаются шаркающие в разные стороны шаги и тихий бубнеж. – Как мне прикажешь теперь брату все объяснять? Он же после этого, – обвела руками пространство возле нас над злополучным ковром, чтоб его, – мне не поверит!

Нет, даже думать не хочу, что меня ждет за пределами собственной комнаты. Смертная казнь, расстрел, гильотина… Зная старшего братца – все и сразу. Уже представляю, как яростно он будет гундеть:

– Это ж надо додуматься, незнакомого мужика в дом притащить, когда там, кроме засохшей корочки хлеба, покрытой всеми видами плесени, никого не наблюдается…

Да он же мне мозги промоет с мылом, еще и высушить феном не забудет! Нет, пропала моя невинная душенька, и никто мне в спасении не поможет. Даже подруга, и та, несмотря на всю свою неприязнь к своему «бывшему», будет согласна с каждым вылетевшим из его рта словом и оскорблением. А я даже обидеться на нее не смогу, потому что прекрасно осознаю, как это было с моей стороны опрометчиво.

– Зайцев… – рычу, подрываясь на ноги и меряя шагами пятиметровую стену возле шкафа. – Я тебя когда-нибудь придушу!

Всего лишь одно неловкое касание плечом хлипкой дверцы шкафа и, кажется, вся жизнь пронеслась перед глазами, стоило огромной куче белья свалиться мне на голову и пол. Рваные джинсы, пара блузок, свитер, домашние шорты и майки… Но с этим еще можно было бы смириться, за обычными вещами не скрывается совершенно ничего постыдного, а вот цветное кружевное белье, которое я по собственной глупости не спрятала в одну из глубоких тумбочек, заставило сердце замереть.

Позади слышится громкое веселое хрюканье, за которое я готова этого парня в очередной раз прибить. По его вине я опозорилась. Именно из-за него я попала в это неловкое положение, смахивая с головы белый бюстгалтер. И только он виноват в том, что сейчас я сижу на полу и чуть ли не рыдаю из-за того, что в порыве злости зацепилась маленьким мизинчиком на ноге за дверь!

А если сломала? Что, если я сниму носок и увижу там огромную синюю шишку? Как вообще можно носить гипс на этом недоростке?! Мне же тогда всю ногу бинтовать придется…

– Хватит ржать! Ты ничего не видел, – грозно пробубнила я, издали тыча пальцем ему в грудь, но против его смеха все мои действия оказались совершенно бесполезными.

Ему искренне весело. Это видно по растянутым чуть ли не до ушей губам, по удивленно раскрытым глазам со скапливающейся влагой на нижних веках, по безудержному смеху, от которого он заваливается на бок, обхватывая свой живот руками, и продолжает травмировать мою нервную систему.

Решив никак не реагировать на его откровенные насмешки, я развернулась спиной к развалившейся на ковре тушке и принялась с особым остервенением закидывать свои вещички на самую верхнюю полку. Что ж поделать, если Бог роста не дал! Это просторное пространство единственное не завалено кучей пожитков, которые я в силу своих возможностей оставляю на первой и второй полочках.

Швырять не получается, как бы я ни старалась и как бы ни прыгала. Даже одна едва закинутая светлая водолазка тут же сползла обратно, неаккуратно стелясь комом перед моими ногами.

– И долго ты еще надрываться будешь? – тихий шепот прозвучал со спины подозрительно близко и, резко обернувшись, я буквально нос к носу столкнулась с одним главным кошмаром своей жизни на данный момент. – Может, тебе помочь?

Этот склизкий и нахальный тип смотрит настолько пронзительно и завлекающе, будто открыто флиртует, что у меня тут же подкашиваются ноги. И теперь я совершенно не могу понять, от чего живот скручивает этой невыносимой судорогой. То ли так на меня воздействует мужское внимание из-за его долгого отсутствия, и теперь все будто в новинку, или… Да, все именно так. Эти чувства бурлят во мне только из-за того, что до сих пор непереваренные бутерброды просятся обратно, от самого что ни наесть настоящего отвращения к таким экземплярам!

– Обойдусь, – фыркнула я, упираясь своими ладонями в его, боже ж ты мой, крепкую и упругую грудь, которую хочешь не хочешь, а жмякнуть пару раз охота.

Применив всю свою силу, чтобы оттолкнуть наглеца, я сама чуть не свалилась в свои же вещи, а ему хоть бы хны! Даже не шелохнулся ни разу, человек-скала…

– Коротыш, давая сюда свои вещи, – парень героически протягивает мне свои руки, соединяя ладони ребрами друг к другу в виде своеобразной подставки и мне ничего не остается, кроме как последовать его «приказу». Уж лучше так, чем еще минут пятнадцать испытывать на себе этот чарующий взгляд голубых глаз, от которого невозможно оторваться.

Саша осторожно укладывает каждую вещь на самую верхнюю полку, до которой я потом смогу достать только встав на табуретку, но и на том спасибо, и подозрительно молчит, даже не разглядывая мое имущество. Да я была уверена, что этим он займется в первую очередь! Чтобы он и не подстебнул за какой-нибудь глубокий вырез на кофточке или слишком широкие дырки на джинсах… Не верю! Этого парня точно не могли подменить всего за пару…

– М-м-м… Кружевное…

Вот гад! Только подумаешь о нем хорошо, как он обязательно не оправдает твоих ожиданий в глубине души и подпортит свою репутацию загоняя строчку рейтинга до самого дна, хотя глубже уже некуда.

Он тут же прекращает складировать поданые ему тряпки и с особым удовольствием рассматривает мой красный бюстгалтер, который я сегодня утром по неизвестной самой для себя причине решила оставить валяющимся на подушке, в спешке смешивая с остальными вещами в шкафу.

Ну что, Солнцева, пожинай теперь плоды своего разгильдяйства. Стой и наблюдай, как этот извращенец тянет лямки в разные стороны и показушно охает, потирая подушечками пальцев приятную на ощупь ткань.

– Эй, ты совсем обнаглел?! – взъерепенилась, вырывая из его рук свою ценность, а он продолжает хохотать и смотреть так, будто я перед ним здесь в одном неглиже стою. Бр-р-р!

– А что? Мне очень даже понравилось, – Зайцев мечтательно закатывает глаза, закрывает дверцу заполненного шкафа и упирается в нее плечом. – Видел еще у тебя черное на полке… Продемонстрируешь? – ласково тянет, поигрывая бровями, за что тут же получает от меня ощутимый удар по руке.

Стоило только замахнуться для еще одной атаки куда-нибудь в голову, как я оказалась остановлена невероятно сильной хваткой. Сколько мы боролись? Кажется, вечность. Отвечая на все его подколы и «ласковые» обзывания по поводу роста, я совершенно забыла о времени, пиная вновь лежащего на полу парня и закидывая его плюшевыми игрушками.

Не могу придушить, хоть ваты с поролоном в рот запихну, чтобы лишний раз свой рот не открывал! А то вылетает оттуда всякое.

* * *

– Ну что, – устало протянул Саша, откладывая от себя подальше кипу учебников, и блаженно прикрыл глаза, – поздравляю, ты быстро схватываешь.

– Ага, а ты не шибко начинаешь понимать социологию, – язвительно пропыхтела в ответ, поднимаясь с пола на ноги, лишь бы поскорее забыть этот невыносимый телесный контакт «случайно» соприкасающихся рук, коленок, губ с щекой…

Молодой человек молчит, видимо, решает не нарываться еще на парочку грубых словечек, чем и занимался последний час без устали. Одному богу известно, сколько раз в своих мыслях я засунула его острый язык ему в задницу и ни на минуту об этом не пожалела. Случись это в реальности, скорее всего, именно я и кувыркалась бы по полу, хватаясь за надрывающийся живот.

Нервно перекладывая учебники с места на место на письменном столе, я совершенно забыла, с кем именно нахожусь в комнате. Вот что значит расслабилась и прекратила держать оборону. Над ухом внезапно пронеслось чужое дыхание, заставляющее вздрогнуть, а тихий шепот пустил табуны мурашек по шее, из-за чего срочно понадобилось провести ладонью по коже, прерывая это странное наваждение по имени Александр.

– Ну и у кого мы завтра занимаемся?

Этот нахальный тип мало того, что дышит слишком шумно и томно, так еще и лапы свои умудряется распускать, упирает подбородок мне в плечо и глядит на меня своими совершенно чистыми невинными глазами.

– Давай у тебя, – прочистив горло, ответила я, взвешивая все за и против. – Никита завтра весь день будет готовиться к предстоящей сдаче курсовой, и, боюсь, своими криками мы будем ему мешать…

– А ты собралась кричать? – парень укладывает свои ладони мне на талию и слишком тесно прижимается сзади, загоняя до смерти и так гулко бьющееся сердце. Приподнимает соблазняюще брови, проводит острым кончиком языка по губам… – Тогда я согласен!

Ну он и... Да ну его!

Отцепив от себя его ручонки, я тут же развернулась на пятках и направилась прямиком к двери. Пусть он уже валит отсюда как можно скорее, иначе я задохнусь от злости и покалечу его. Потом меня за это упекут за решетку, будут кормить одними сушеными корками хлеба, которые будет привозить мой любимый братец, а лет через десять выпустят, и я никогда не смогу устроиться на хорошую работу. М-да, буду подметать дворы и в снег, и в дождь…

Раскрыв перед собой дверь и одной ногой шагнув за порог, я тут же схватилась за сердце, натыкаясь взглядом на гневно глядящего в ответ брата. Вот и все, конец моему новоиспеченному напарнику. Сейчас он его как размажет по стеночке, пока я буду радостно потирать от удовольствия ладошки. Ух, аж дух захватывает от предвкушения.

– Никита, – брат хмуро протягивает ладонь Зайцеву и стоит тому схватиться за нее в ответ, как тут же сжимает ее до явно слышимого хруста.

– Александр. Приятно познакомиться, – Зайцев радостно растягивает губы в широкой улыбке, даже не подавая вида о ноющей боли в кисти, и потряхивает скрепленными ладонями вверх-вниз.

Представляю, как ему сейчас больно. Даже потрепать по макушке из жалости захотелось, видя, как подергивается его нижнее веко правого глаза.

– А мне-то как приятно, – сквозь зубы шепчет старший брат, и, еще немного потрепав парня, отпускает несчастную ладонь, брезгливо отшвыривая ее от себя.

Вот это я понимаю… Вот это радушное приветствие! Теперь хотя бы буду знать, что если сильно хочется отшить от себя надоедливого паренька, нужно сразу вести его к Солнцеву на растерзание.

Проводив нас обоих до прихожей, Никита облокотился спиной о стену, завешенную нашими детскими фотографиями, которые родители до сих пор любят делать в самые неожиданные моменты, веселя ими Веронику и всех приходящих к ним в гости. Брат следит за каждым шагом незнакомца. Внимательно смотрит, как тот обувает сначала один кроссовок, затем второй, аккуратно укладывая лопатку для обуви на место. Как зашнуровывает шнурки и заправляет их за язычки то на одной ноге, то на второй.

– Никита, – прошипела я на ухо брату, хватая его за шею и наклоняя ухом ближе к себе, – успокойся и перестань расчленять его на мелкие кусочки в своих фантазиях. Он просто парень с другого факультета, которого я бы никогда просто так домой к нам не пустила. И то, что ты видел недавно… – совершенно потеряла я голос, нервно вытирая влажную ладошку о джинсы, – совершенно ничего не значит.

Кажется, парень напротив все слышал, как бы я не старалась это от него скрыть. Смотрит на нас, чуть прищурившись, губы поджимает обиженно и вообще делает вид самого бедного на свете человека, которого обругали ни за что.

Пф-ф-ф! А что, я не права, что ли? Как бы не так!

– Эй, – Зайцев отлепляет меня от брата, сам обхватывает его шею ладонью и показательно громко бормочет: – не верь ей. Она первая на меня набросилась, еще и чуть раздеться не заставила. Если бы не ты, меня бы уже давно изнасиловали. Так что спасибо, ты спас мне жизнь и защитил мою честь!

Он и правда мазохист? Ему так нравится надо мной издеваться? Нравится бесить?

Никита с самым настоящим шоком в глазах смотрит сначала на меня, затем переводит взгляд на парня и тут же от него отстраняется, отряхивая свое плечо, словно от грязи, которой не существует. Но это не главное. Меня больше волнует то, с каким озорством он принимается нас рассматривать, тут же примеряя на свои губы ехидную ухмылку, которую я вижу всегда, стоит ему найти на меня «особый» компромат.

Нет, только не это!

– Так, Зайцев, иди уже домой и не нарывайся лишний раз. А ты, – указала пальцем на улыбающегося родственника, – не слушай его бредни. Он никогда не говорит правду.

Пихнув парня в бок локтем, я попыталась поскорее пропихнуть его к выходу, но он нагло уперся пятками в ламинат, отказываясь так просто уходить.

Ну да, как же я могла забыть, что последнее слово всегда должно оставаться за ним…

– До завтра, – бросил он на прощание, подмигнув сперва хмыкающему за моей спиной брату и уже затем послав мне воздушный поцелуй, который я тут же показательно поймала и разорвала в воздухе.

Загрузка...