С первого взгляда (СИ)

Глава 22. Саша

Стоя на улице прямо перед домом, я подозрительно разглядывал окно, выходящее из нашей кухни прямо во двор. Точно помню, когда мы с Солнцевой уходили, свет я везде погасил. Но закрыл ли входную дверь, раз сейчас в окне мелькает чья-то тень в ярком свете люстры…

Что-то мне все это не нравится. Ключи от квартиры есть только у меня и родителей, а они, к слову, вернуться из своей командировки только через неделю. Я же только сегодня утром созванивался с ними и еще раз все уточнил!

Поднявшись на нужный этаж, моему облегчению предела не оказалось. Дверь оказалась закрыта, коврик перед ней лежал ровно, значит, точно никто не рвался сломя голову внутрь, чтобы навести на лестничной клетке беспорядок. Вот только за этой самой дверью все веселье и начинается. Этот кто-то решил оставить снаружи идеальную чистоту, тогда как внутри творится полнейший хаос.

Это же до какой степени хотелось проникнуть в чужой дом, чтобы начать раздеваться по пути на кухню? Какая-то дутая черная куртка валяется возле шкафа, рядом с разбросанной обувью «грабителя». И даже старые, потрепанные и повидавшие виды серые кеды ну никак не хотят мне помочь вспомнить, у кого же я такую обувку видел.

Помимо необъяснимого бардака, наведенного неизвестным извращенцем, – а по-другому я это существо назвать не могу, раз оно решило сбросить с себя еще и портки, чтобы оставить их на пороге кухни, – никаких других правонарушений обнаружено не оказалось. Только эта несчастная куртка, обувь и штаны…

Можно, конечно, было бы подумать, что какой бомжеватый мужчина решил вломиться к нам в дом, предварительно аккуратно открыв чем-то дверь, где потом разделся и заснул мирным сном, если бы не одно крупное и пугающее НО. Отчетливый скрип дверцы холодильника и слишком уж знакомые чертыхания не внушают никакого доверия и заставляют хоть и слабо, прям совсем едва ощутимо, но поджилки затрястись.

Схватив первое, что попалось под руку, а это оказалась железная метровая лопатка для обуви, я направился прямиком на звук, даже не разувшись. Если уж и будут потом по всей квартире следы крови, я просто замету следы и выброшу кроссовки, спасаясь от полиции бегством. А лопатка – это вообще самый необходимый в обиходе предмет, способный не только помочь в обыденных вещах, но и проявить навыки самообороны. Особенно, когда она длинная и довольно тяжелая. Не убьет, так точно покалечит. Кто же знает, чем там вооружен мой противник.

Первое, что попадается на глаза, так это торчащая из-за дверцы холодильника наглая задница. Знакомые белые труселя в красных сердечках, которые я сам лично ради прикола покупал своему лучшему другу на четырнадцатое февраля. Но кто из граждан без определенного места жительства не щеголяет в таких по улице летом? Я сам видел парочку дедков, воркующих с девчонками возле мусорных баков. Так что такие могут быть у кого угодно и никак не могут подсказать мне, насколько чужая задница перед носом хороша в глубине своей тонкой мужицкой души.

А второе, что я решил сделать, дабы проучить нежданного гостя, так это неожиданно пришибить по спине лопаткой этого извращенца, дабы неповадно было пугать меня до усрачки своими любимыми боксерами.

Так не визжала даже Ленка в день сданного на отлично самого сложного экзамена в истории существования университета. Но орал не только Козлов с льющимися из глаз слезами, но и я решил подхватить чужую боль, поддерживая друга.

И как еще этот индивид не подавился всунутой в рот сосиской?

– Роман, твою на лево! Ты что тут делаешь?! – рявкнул я, расплываясь в довольной улыбке от произведенного эффекта, и опустил своей железный «меч» на ламинат, ощущая собственную победу.

– Я что делаю?! – огрызнулся друг, выплевывая свой ужин на пол, пуще прежнего болезненно воя от боли и потирая ушибленную спину свободной рукой. – Это ты чем занимаешься? Ниндзя себя возомнил? Поэтому железяками всякими машешь?

– Мое хорошее настроение падает в небытие, поэтому у тебя осталась всего одна попытка оправдаться, – шиплю сквозь зубы, вновь поднимая орудие пыток, и замахиваюсь.

Эх, видел бы кто его напуганное лицо так же близко, как и я… Незабываемое зрелище. И кадык дергается в попытке сглотнуть густую слюну, и капли испарины на висках выступают от ощутимого в воздухе наэлектризованного напряжения. Зато будет знать, как в следующий раз без спроса пробираться в квартиру к другим людям. Домушник нашелся.

– Я р-расскажу… Только штуку это брось…

Что поделать, пришлось убрать орудие пыток подальше от глаз друга, надеясь, что это приведет его в чувство. А то еще бы чуть-чуть, и этот индивид сполз бы по стеночке от произведенного мной впечатления.

Но сейчас что-то мне думается, что этот исход оказался бы мне куда больше по душе, чем то, что он вытворяет на моих глазах. Словно это не он только что пребывал в предобморочном состоянии, умоляя меня сжалиться, как торчал в двери холодильника в одних этих белоснежных трусах с красными сердцами, так и продолжил вертеть своей пятой точкой, чуть ли целиком не залезая в недра морозящего, судя по гулу на последнем воздыхании, старенького агрегата.

Ладно, с этим еще можно смириться. Но как прикажите реагировать, когда взгляд невольно мечется по всей кухне в поисках беспорядка, что этот парень вечно наводит, припераясь без спроса, и вместо ожидаемого бардака натыкается на обеденный стол. Нет, не просто стол, а практически целый банкетный фуршет!

– Это еще что такое? – решился уточнить я, медленно продолжая придвигаться к месту происшествия.

Две тарелки из дорогущего сервиза матери, подсвечник с зажженными ароматическими свечами, бутылка красного вина, уже, к слову, вскрытая, пара бокалов, фрукты в пиале, пачка необходимого для предотвращения нежелательных ребятишек латекса…

Он что тут делать собрался?!

– Слышь, Козлов, а ты мой дом случайно с мотелем не попутал?

– Там такую красоту не наведешь… Романтично же! – деловито ответил парень, развернувшись ко мне и деланно обводя пространство вокруг рукой.

И правда… Шарики-то надувные и лепестки роз на полу я и не заметил…

– Еще скажи, что для меня все это устроил. Прости, Ромка, но ты не в моем вкусе.

– Иди ты! – со смешком ответил друг, продолжая поедать сосиски уже совершенно не стесняясь.

Ладно. Ладно… Но, спрашивается, что здесь происходит? К чему этот романтический ужин на, как говорится, «свободной хате», куда обычно без надобности не ступает нога этого человека? Еще и холодильник мой опустошает, оставляя несчастных мышей вешаться без пропитания.

– Сосиски не тронь, – протянул угрожающе, вырывая из цепких пальцев полупустую пачку. – Я их для себя покупал.

– Жмот, – бубнит в ответ, но пальцы покорно расцепляет, надуваясь от обиды. А смотрит-то как жалостливо… Словно я его любимую домашнюю зверушку на его же глазах прикончил и показательно растоптал, а не отобрал свои последние продукты. – Для друга пожалел?

Как же с ним иногда бывает невыносимо тяжело… Если он сам так на единственный продукт в холодильнике накидывается, то чем собрался свою очередную девку кормить? Поджаренными тараканами, что иногда мимоходом появляются из-за неряшливых соседей и имеющегося на лестничной клетке мусоропровода?

Да даже я на такое «свидание» в жизни бы не согласился!

– Слушай, «друг», мне вот эти полуфабрикаты из крысиного мяса еще неделю употреблять, пока Любовь Винцентиевна не вернется. Поэтому брось! Фу! Фу-фу-фу!

– Я тебе что – собака? – взвизгивает расстроенно, как самая настоящая мочалка на четырех лапках, успевая выхватить из нижнего ящика холодильника парочку капустных листов, пока я его пальцы дверцей не прищемил в попытке спасти лично нажитое.

– Если продолжишь в том же духе, то станешь любимым питомцем Павлова, – заявляю серьезно, прикрывая дребезжащий агрегат спиной, мешая оголодавшему парню подойти ближе. – Буду тебе мисочку с конфетами под лампочку ставить и ждать, когда истечешь слюнями.

Кто бы видел сейчас, кроме меня, эти напуганные глаза... Вроде сколько лет дружим, а с этой угрозы парень ужасается всякий раз, словно я ему ноги оторвать стремлюсь, чтобы обратно всунуть другой стороной.

– Это ты мне сейчас так угрожаешь? – взъерепенился, но мимолетная и слишком плохо скрываемая улыбка проскользнула на чужих губах, что не оставило мне никакого выбора.

Пришлось прикрыть ладонью глаза и тяжело, я бы даже сказал,мучительнотяжело выдохнуть, чтобы показать этому липучему парню всю усталость прошедшего дня. Пусть думает, что я все сутки страдал, а не наслаждался обществом любимой девушки и хоть раз пробудит свою совесть. Если она у него, конечно, осталась.

– Роман, видит Бог, я пытался…

Мне же ничего не будет, если я всего разочек припугну своего лучшего друга и заодно отомщу за то прекрасное и беззаботное утро, когда я мог наслаждаться обществом Валерии сколько душе угодно, пока этот балбес не завалился ко мне домой? Уверен, Уфимцева мне даже спасибо скажет за то небольшое количество синяков, что я могу оставить на чужом теле благодаря своему новому оружию массового, а если вернее, именно «Козловского» поражения.

Но я даже глаз поднять не успел, как железная палка вылетела из моих рук, а к плечу прилип скулящий из-за досады парень.

– Да я с Михалычем опять не в ладах, – ноет Ромка, специально пуская слюни на мое плечо, желая в отмщении намочить плотную ткань до отказа.

Фу!

Вот только как бы противно от естественных жидкостей, вытекающих из лучшего друга, мне не было, Федор Михайлович от этого жутким и слишком уж правильным для этого мира человеком быть не перестает. Добрейшей души человек и к тому же отец всеми любимой Ромашки. Вот только с сыном ему не живется мирно уже пару-тройку лет. Друг даже пару раз из-за этого из дома уходил, доводя собственную мать до состояния не стояния, и тут же возвращался, признавая перед ней свою вину.

А сейчас… Не думаю, что стоит затрагивать и так болезненную тему его взаимоотношения с родителями и пустующую студию недалеко от университета, куда он изредка приходит переночевать. Точно не тогда, когда этот день прошел так шикарно, если не считать внезапно заявившегося к Солнцевой в дом этого напыщенного индюка, думающего, что ему что-то да перепадет.

Да кто он вообще такой? Нет, то, что он ее бывший, понятно и ежу слепому, но чтобы вот так заявиться к ее родителям и сидеть за столом, как ни в чем не бывало, когда довел девчонку чуть ли не до слез на глазах у практически тысячи студентов… Увижу еще хоть раз, не поскуплюсь на выражениях, и махать кулаками буду столько, сколько потребуется, пока не заткнется…

– Это ты на меня до такой степени злишься? – шепчет Козлов, принимая острый взгляд и горящие огнем легкие на свой счет. – Ну прости-и-и! Мне пришлось сказать, что домой я не вернусь в ближайший год и по указке отца ходить не буду. А в квартире так грустно одному стало, поэтому теперь я временно твой сожитель, – протянул виновато, но все же расплылся в довольной улыбке, стоило махнуть на все рукой и усесться на стул за столом, оттягивая от кожи мокрый ворот толстовки.

– Это все понятно, но знаешь, ты мог хотя бы позвонить и предупредить, – укоризненно качаю головой, желая увидеть на лице друга хоть грамм раскаяния, но, видимо, я слишком многого прошу. – И вообще… Откуда у тебя, черт возьми, ключи?!

И почему я раньше этим вопросом не задался? Неужели до такой степени был окрылен своими чувствами к Солнцевой, что совершенно не обращал внимание на вечные захаживания друга?

– Дубликат сделал, – отвечает, веселясь, подъедая вымытые капустные листья, разложенные на полотенце возле раковины.

И что мне с ним делать? Не выгонять же на улицу, зная, как тишина студии давит и порой сводит с ума, что друга потом неделями можно не узнавать. А так… Он хотя бы изредка выглядит живым.

– Ну так если ты сделал дубликат, почти накрыл стол, – издеваясь, указываю на пустые тарелки, – и поставил свечи, которые матушка бережет больше, чем драгоценные украшения в своей шкатулке, то должно произойти что-то грандиозное. Кто она? – задаю интересующий вопрос, надеясь, наконец, узреть кого-то, кто сможет заставить этого парня хотеть чувствовать.

– Прекрасная блондинка с удивительным чувством юмора и огромными глазами. Такими красивыми, что аж дух захватывает… – показательно обозначает, какие именно «глаза» имеет ввиду, описывая большие полукружия возле своей груди. Извращенец! – Так что у меня к тебе будет всего одна просьба...

– Даже не думай! – я подскочил со стула, но сделать и шага не успел, как парень тут же накинулся мне на шею, громко тараторя:

– Друг, я тебя не просто прошу. Я умоляю! Можешь побыть где-нибудь часиков да двух, а? – Это звучит настолько нагло, что хочется тут же проехаться хоть и не кулаком, но ладонью точно по невыносимо умилительной в своих просьбах мордашке. – Может, она моя судьба и я на ней завтра же женюсь от огромнейшей любви?!

– Козлов, да какая судьба? Ты мне так каждый раз говоришь! Да ты...

Час. Прошел целый час, пока я с самым скучающим видом на лице и порой дежурным удивлением выслушивал не скупые мольбы о помощи. Ромка даже парочку попыток подкупить испробовал, но видя, что его совершенно не тонкий голосок и не такие уж и большие круглые глазки, из-за которых можно было бы ответить согласием, никак не сыграли на руку, сдался.

Но я же тоже не зверюга какая, чтобы игнорировать желания лучшего друга. Пришлось согласить. Но исключительно за парочку очень забавных желаний, которые он точно никогда не забудет. Только из-за этого. Чистая выгода и никакой братской любви. Совершенно!

Итак, что мы имеем? Сейчас на дворе первый час ночи, и в это время практически все закрыто, кроме круглосуточных магазинов, где тихонько и не побомжуешь. Никакие кафе в это время уже не работают. Идти в клуб к Лешке – очень сомнительная затея, где имеют право на существование ребята, берущие буквально на слабо и требующие от тебя вылакать, по крайней мере, не менее полулитра спиртного, а такая перспектива меня мало прельщает. А вот заглянуть к девчонке, по которой соскучился, как только вышел из подъезда ее дома…

Но здесь имеется та самая небольшая проблемка в виде ее отца и не совсем радушного старшего братца, давшего мнимое «добро». Я же если попадусь кому-то из них на глаза, то меня тут же прикончат, откручивая все имеющееся хозяйство, без которого жить становится не так уж и интересно. А морозить симпатичную пятую точку девчонки, укутывая ее в несколько слоев теплой одежды на лестничной площадке точно как вариант не должно мне приходить даже в голову.

М-да уж… Выбирать точно не приходится.

Вы: «Спишь?»

Ответ приходит незамедлительно.

Солнце: «Не могу уснуть»

Ну и кто я, раз стою под входной дверью ее квартиры и чуть ли не кусаю пальцы, стараясь скрыть улыбку и бегущие по телу мурашки от одного лишь ее сообщения? Точно. Сумасшедший. Самый ненормальный из всех имеющихся ненормальных на планете…

Вы: «Можешь выйти?»

Солнце: «Зачем?»

Вопросом на вопрос… Эта девчонка порой так не догадлива…

Вы: «Просто выйди…»

И снова на моих губах расплывается эта идиотская улыбка, когда я наблюдаю, как сонные глаза этого чуда расширяются от удивления, а красивые губы изгибаются в легкой полуулыбке, пока она тихо прикрывает за собой дверь, плотнее кутаясь в теплую желтую кофту домашнего плюшевого костюма.

Под ней тонкая бежевая маечка и совсем короткие шортики, не прикрывающие и доли того, что должно быть скрыто от чужих глаз. Но сейчас рядом с ней я и совершенно ничего не имею против такого домашнего и слишком совращающего вида.

Так и хочется прижаться к выпирающим ключицам мягким теплым поцелуем. Провести по ним языком, мимолетно прихватывая косточку зубами, чтобы расслышать в тишине тихий судорожный вдох. А бедра… Господи, да на них можно молиться и лишь желать, даря миллиард порхающих поцелуев до краснеющей кожи и симпатичных отметин из-за с силой сжатых пальцев.

Безумно хочется прижать к себе это хрупкое тело, почувствовать тепло сквозь одежду, обнять и никогда не отпускать. Прильнуть губами к распахнутым в ожидании губам, толкнуться между ними языком, ощущая порочную сладость, что утягивает на глубину отчаяния и желания. Чтобы подарить тот самый нежный и грубый одновременно поцелуй…

– Зайцев, смотрю, у тебя это входит в привычку, – мягко улыбнулась она, намекая на мой поздний визит, что был совершен еще недавно. – Что произошло на этот раз?

– Соскучился, – легко и просто, словно это подразумевалось с самого начала.

А ведь так оно и есть. Именно поэтому я и раскрываю для нее свои объятия, ожидая, когда она прищуриться и прильнет в ответ, утыкаясь носом в ткань светлой водолазки на груди. Не мог же я прийти к ней в обмусоленной Козловым одежке.

– Мне, конечно, очень приятно это слышать, но давай начистоту, – бубнит, укладываясь пухлой щечкой на грудь, от чего в том месте начинает яростно биться сердце. – И лучше это сделать в моей комнате, – шепчет заговорщицки и тут же отлипает, чтобы взять меня за руку и, оглянувшись по сторонам, нырнуть в дверной проем квартиры, – потому что если мой папа нас застукает, то ты, – девушка ткнула пальцем прямо мне в грудь, – живым отсюда не уйдёшь. Да и холодно здесь.

В ответ на эти слова я тут же растираю ее укутанные плечи, надеясь согреть как можно скорее и не медля ни секунды, тихо прикрываю за нами дверь, защелкивая ее на два оборота. Пусть уж лучше я буду выслушивать от нее нотации в теплом помещении, чем на ледяной лестничной площадке.

Словно самые настоящие партизаны, мы, не сговариваясь разулись и, прихватив мою уличную обувь, не издавая ни единого звука, пробрались в ее комнату, тут же закрываясь на щеколду, напряженно выдыхая.

– Не смотри на меня так, – шепчет, смутившись, когда я, все так же улыбаясь, скидываю с себя ветровку, водружая ее на стул, под который ставлю и обувь.

– Как так?

Наглая и беспощадная провокация. Как можно удержаться от этих алеющих в свете ночника щек и носа, если от одного лишь взгляда на них щемит в груди от невысказанных чувств. Так и хочется повалить эту девчонку на кровать, чтобы оплести крепким коконом рук и не выпускать до завтрашнего утра. А желательно до конца недели.

– Как человек, знающий все самые потаенные фантазии твоего сознания со мной в главной роли? – многозначительно заломил бровь, зная, что за этим жестом последует еще большее чужое смущение, и в меня обязательно прилетит одна из подушек.

– Зайцев, не раскатывай губу, – отвечает язвительно девушка, решив оставить меня в покое, и с ногами забирается на кровать, скрывая все невообразимые виды одеялом. – В данный момент я хочу услышать твою душещипательную историю и лечь спать. Мат анализ завтра сам себя не сдаст, и если я сейчас же не усну, то все знания, что я с таким трудом в себя впихнула, улетучатся без возможности восстановления.

Ну что ж, придется отложить наши игрища на потом.

Кратко поведав Лере ситуацию с вечно косячащим Ромкой, послушав ее мягкий и самый красивый, завораживающий смех, пускающий по коже табуны мурашек блаженства, я переоделся в запасные спортивные штаны и футболку, что предусмотрительно решил взять с собой, пока Козлов пинками не выдворил меня за дверь.

– Ты же понимаешь, что тебе придется проснуться раньше и уйти? – шепчет девушка, переплетая наши пальцы у себя на животе, пока я боролся с ужасающим желанием покрыть ее губы и щеки поцелуями, уже лежа рядом в кровати.

Солнцева лежит ко мне спиной, и я в кои-то веке ощущаю себя на своем месте рядом с человеком, от которого совершенно не хочется уходить, но, несмотря ни на что, смиренно отвечаю:

– Хорошо. Но пообещай мне, что когда-нибудь наступит утро, когда никто не будет скрываться от родителей и убегать ни свет ни заря. А тем более, – выдерживаю многозначительную паузу, явно намекая на запертую дверь, – не будет надобности пользоваться щеколдой.

Пробивающийся из окна яркий свет луны сейчас оказался единственным источником света, озаряя всю комнату красивым голубоватым оттенком. Лера заерзала, переворачиваясь ко мне лицом и принимая более удобное положение, и тут же уткнулась маленьким аккуратным носиком в мое плечо, глубоко вдыхая, чем заставила поежится от нахлынувших приятных ощущений. На ее губах играет лукавая улыбка, а нежная ладонь, что все это время оплетала мою, беззастенчиво пробирается под край футболки, легонько царапая ноготками кожу.

Эта девчонка меня точно сегодня доконает своими выходками…

– Обещаю, – сорвалось с её губ, прежде чем они накрыли мои в желанном поцелуе.

* * *

Тепло… Уютно… Я бы даже сказал, неимоверно горячо и комфортно. Как же приятно ощущать на своем теле пробивающиеся и обжигающие солнечные лучи, лижущие кожу, подобно маленькому котенку, ищущему ласки. Рядом слышится мерное сопение, а из приоткрытой форточки дует легкий теплый ветерок, оповещая о раннем утре и приближая нас к обычным серым будням.

Но как же я хочу, чтобы каждое утро было таким. Хочу просыпаться рядом с любимым человеком, ощущать ее тепло, прижимая к себе…

– Валерия, подъем! Опаздываем! – громыхнул знакомый голос как-то отдаленно, но я продолжил мечтать о своем.

Так… На чем я там остановился?.. Ах, да! Просыпаться рядом с ней, варить для нее домашнее капучино, подкармливать овсяным печеньем с шоколадной крошкой для улучшения настроения. Хочу наблюдать эти красивые бирюзовые сонные глаза каждый свой утренний подъем и хочу засыпать, смотря в них и утопая в плену светлых омутов…

– Валерия! Я больше тебя будить не буду!

Да что ж он орёт, как оглашенный? Зачем так рано вставать? И вообще, кто это развопился с утра пораньше?

Невольно приоткрыв правый глаз, я бросил взгляд на будильник, стоящий на прикроватной тумбочке, и тут же забыл, как дышать. Вскочить, путаясь в пуховом одеяле, и дернуть сладко спящую девушку за ногу, чтобы проснулась? Или продолжить лежать, глядя в потолок и принимая реальность такой, какая она есть?

Все-таки собственная жизнь дорога, а жизнь девчонки, что продолжает сладко спать, дорога вдвойне. Именно поэтому не остается ничего, кроме как тихо прикоснуться к оголенному плечу со спавшей бретелькой пижамной майки и мягко провести ладонью, шепча на ушко:

– Лера… Лер… Мы проспали…

Я старался. Правда. Пытался не кричать шепотом, чтобы не напугать девчонку, но не вышло. Она дернулась, даже умудрилась вмазать мне по лицу ладонью, за что разу же несколько десятков раз извинилась и прислушалась к громким шагам за дверью, хлопая абсолютно не понимающими глазами, думая, где она и что происходит.

А я скажу, что происходит. Мы угодили в самую настоящую ловушку Петра Арсентьевича, где либо он, либо я.