Я не видел ее уже целую вечность, а если быть точным, то тридцать семь часов, двадцать три минуты и шестнадцать секунд. За это время невозможно не соскучиться по любимой девушке, тем более, если тебя окружает около десятка старушек, пришедших на день рождение твоей любимой бабушки.
Я то и дело порывался позвонить ей, написать, спросить, как проходят ее дни, но каждый раз останавливал себя, понимая, как сильно перегибаю. Да, я попросил Козлова приглядеть за ней, но не думал, что это превратиться в почасовой отчет! Или это он меня неправильно понял, или я неправильно изъяснился, потому что Уфимцева ведет себя точно так же, подхватывая волну этого сумасшествия.
Ребята наперебой закидывали меня сообщениями о том, что требуют плату за свой труд. Но самое смешное то, что один из них просил белый шоколад с орехами, а вторая – бесконечное количество стаканчиков кофе, словно поменявшись вкусами и пристрастиями на парочку дней. Нет чтобы требовать что-то существенное. Эти почти двадцатилетние люди просят меня о таких мелочах! Но я и за это был бы им премного благодарен, если бы они еще не показывали всем свою манию все знать и не совали любопытные носы в чужие дела.
– Мам, ну зачем нам столько вещей? Мы же к бабушке приехали, а не на сходку местных бомжей, где будем безвозмездно раздавать все нуждающимся.
– Александр! Вот ты когда в последний раз тут был? – обиженно буркнула женщина, вытаскивая из машины последнюю сумку. Нет, БАУЛ. – Год! Ты хоть представляешь, как вырос за это время? Да у тебя там все футболки уже по пупок, а ты все нудишь!
И ведь не поспоришь с ней. Я и правда был здесь давненько. Часто ездить не получалось, а вот хотя бы раз в три месяца навестить родню мог себе позволить, но вечные дела… Да и постоянные сборы с таким количеством вещей выматывают не меньше самой поездки.
Отец спокойно заносит сумки в дом, всячески вздыхая на мамины причитания, а я продолжаю спорить со своей матушкой, совершенно не заботясь о своем ментальном здоровье, которое она всячески старается пошатнуть.
Бабушка встречает нас полными слез глазами, дрожащими руками прикасается к щекам, трепля их в разные стороны, что-то говоря о худобе. Возраст никого не щадит, и за этот год она очевидно сдала. Хорошо хоть дед находится рядом с ней. Опирается о калитку, делает вид, будто сам не скучал, и сейчас у него просто чешутся глаза из-за попавших на слизистую песчинок.
– Сашенька, внучек, как же ты вырос…
Вырос? Всего год прошел, мне уже девятнадцать, и боюсь ее разочаровать, но с десятого класса я больше не подрос ни на сантиметр. Но как я могу спорить с этой упрямой женщиной, когда прекрасно знаю ее нрав и характер. Приходится лишь улыбаться, поддакивая, что бы она ни сказала.
Любовь Винцентиевна пошла вся в свою мать. Что внутри, что снаружи. Это сразу же понятно по ее пререкательствам со своим мужем, дующимся от обиды щекам, а в особенности по количеству еды, которое наготовила Евдокия Максимовна. Запеченная утка с овощами, холодец из всей имеющейся у них животины, вареный картофель… С каждой проведенной здесь минутой создается впечатление, словно меня хотят куда-то сослать. То вещей побольше возьми, то поешь как следует. А потом у меня такой возможности уже не будет? Все, лавочка закроется, и меня будут морить голодом?
– Присаживайтесь, – воскликнула бабушка, подливая мне в тарелку пару половников красного борща со сметаной. – Маловато на этот раз получилось, но обещаю исправиться, – и подмигивает для пущей убедительности. С ней бороться бесполезно, это я уже понял…
Быстро разделавшись с первым, вторым и компотом, который дед сварил из замороженной земляники от всей души, я, с набитым до отказа желудком и, кажется, даже горлом, ведь обижать родственников нехорошо, направился к себе в комнату, где на кровати уже покоились мои сумки, которые я, скорее всего, даже не раскрою.
Лежать сейчас не вариант, хотя очень хочется. Боюсь, если лягу, то все вошедшее выйдет со скоростью света обратно.
– Нужно проветриться, – шепчу сам себе, устало потягиваясь и похрустывая позвонками.
Я бы не назвал это место деревней. Да, маленькие домики, нет асфальта и по траве за калиткой гуляет домашний скот, но это скорее город, разделенный на две части. С одной стороны поселок с живущими в нем простыми семьями, что веками строили здесь свои жизни, а с другой, всего в паре километров, настоящий мегаполис с бизнес-центрами и многоэтажками.
Здесь два мира, что соединились в один. Молодежь, старающаяся уподобляться городским жителям. Пожилые пары, не понимающие этого рвения познать все лучшее, ведь довольствуются малым. Этот город до безобразия маленький, и все его улочки можно обойти за день. Но как же здесь хорошо. Смотря на прохожих, даже не возникает мысли о том, кто из них прав. Малышня, мечтающая о великом будущем, или же старики, ждущие своего спокойного и счастливого конца. Здесь все приветливы, жизнерадостны и не расстроены своим социальным статусом.
Можно работать в самом центре, зарабатывая баснословные деньги, но живя на самой окраине, в небольшом домике с печкой и керосиновыми лампами, наслаждаясь тихим и уединенным местом. Или же все может быть совершенно наоборот: отводить душу на полях, быть каким-нибудь завхозом и жить в многоэтажке со всеми условиями современного инновационного мира.
Это место, где противоположности сталкиваются, но никому от этого хуже не становится.
Идти вдоль этой дороги мне нравится куда больше, чем в городе. Нет ни единой машины, и в голову приходят только желанные мысли. Например: какова будет реакция Солнца, когда я привезу ее сюда? Будет ли она ошеломлена от видов, которыми я готов восхищаться годами, променяв на шумный город? Ведь я все еще в ее глазах заядлый любитель клубов и развлечений, не ищущий ничего серьезного. Но я здесь родился, жил и наслаждался каждым годом, пока не уехал с выбившимися в «люди» родителями.
Надеюсь, ей понравится. Бабушка уже в курсе, – будто могло быть иначе, – что у меня появилась девушка, и теперь она с нетерпением ждет знакомства с укравшей мое сердце незнакомкой.
А ведь Агния бы им не понравилась даже заочно…
– Зайцев? – голос знаком до скрежета зубов. Он возвращает в прошлое, вновь и вновь подковыривая практически зажившую рану, но словно назло, делает ее еще глубже.
Когда-то друг, а сейчас самый безразличный мне враг, сидит на самой нижней ступени центрального фонтана в парке и напряженно держит за руку маленькую русоволосую девчушку, сладко уминающую за обе щеки клубничное мороженое. Светлые маленькие глаза внимательно следят за каждым моим приближающимся шагом, но не боятся, устремляя все внимание вперед.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул Вячеслав, все еще с некой опаской удерживая ребенка за руку, но тут же смело протянул меня к себе, громко похлопав в знаке приветствия по плечу.
– И права давно…
Во мне нет ни грамма радости или же каких-то всплывших чувств ностальгии. Между нами сейчас расстояние меньше метра, а неловкая тишина окутывает путами со всех сторон, сгущая воздух, что не продохнуть. На него не хочется смотреть, но взгляд то и дело цепляется за густую темную бороду, которой не было несколько лет назад. А еще… Слишком повзрослевшие карие глаза, кажущиеся из-за своей насыщенности черными, в которые я когда-то смотрел с улыбкой на лице и бескрайним уважением.
– Твоя? – спросил я, указывая кивком в сторону спрятавшейся за спину парня девчонки.
Похожа на него, не стоило и спрашивать. Но она похожа и на Агнию. Те же остренькие миловидные черты лица, яркие глаза, маленький курносый носик. Все кричало об их связи тогда и сейчас эту связь можно заметить невооруженным глазом, взяв за маленькую ладошку и увидев перепачканные мороженым губы. Но где сама девушка?
– Моя, – улыбчиво кивнул в ответ и, заметив в моем взгляде немой вопрос, виновато опустил голову. Но стоило только девчушке что-то тихо пролепетать, как он тут же словно расцвел, подхватывая ребенка на руки, и серьезно, слишком по-взрослому, выдавил из себя: – Мы расстались.
– Правда? – не удивленно. – А куда же делась ваша любовь, которая так и кипела в тот самый день?
А я еще говорил что-то о язвительности Солнцевой… Да я хуже нее в тысячу раз. Хотел ли я мстить? Не уверен. Давно забыл прошлое благодаря своему Солнцу, но как же сильно хотелось надавить и уколоть именно в этот момент, вымещая всю свою застоявшуюся злобу в одном лишь вопросе. Стоит ли помимо этого сказать ему парочку слов в благодарность? За то, что забрал ту, которую я любил? Или что раскрыл глаза на ее прогнившую натуру? Обойдется.
– Знаешь, я не буду извиняться… Мне не о чем жалеть, а ты слишком легко от нее отказался.
Легко… Во мне тогда бушевала неимоверная злость, и ни о какой легкости не может идти и речи! Но он не поймет. Точно не сможет поставить себя на мое место, когда прожил довольно насыщенные годы в обществе девушки и общего с ней ребенка.
– А ты… Стоила она того? – получается как-то сипло, но сейчас на это плевать. Его слова окажутся без ответа, и он об этом знает, но все равно поджимает недовольно губы, поглаживая ребенка по голове. – Привет, малышка.
Она улыбается, доверчиво протягивает ладошку для рукопожатия и, ощутив мое прикосновение, тут же прячется в шее своего отца, подрыгивая маленькими ножками, смущаясь. Не думал, что смогу когда-то увидеть такую улыбку на лице Славика. Неописуемо нежную, которую сможет понять только его дочь и никто другой.
– Ради нее стоила…
Наш разговор и разговором-то назвать не получается. Все скомкано, неловко и довольно неприятно. Хотел бы я встретиться так еще хотя бы раз? Не думаю. Смогу ли я простить им все то, что когда-то было? Не знаю и не могу ответить на этот вопрос сейчас. Но камень, что так долго был на душе и давил своей канатной веревкой, определенно сбавил в весе, дав глотнуть свежего воздуха.
Если бы это когда-то не произошло, я бы не встретил Леру и не изменил свое мнение, лишь раз взглянув в ее хитрые хамелеоны. Не заметил бы в толпе двигающихся в танце тел одну изящную фигурку, достающую мне макушкой лишь до плеча. Я бы никогда не познал вкус ее губ, не услышал заливистый легкий смех, от которого теплеет на душе. Я бы никогда не обрел ту, которая сможет поддержать в любую минуту, а после вдобавок накостыляет. С этой любовью уже ничего не сделать…
– Сашенька! Иди, помоги мне, – прокричала старушка из кухни, куда я и направился в следующую секунду.
Эта женщина – сплошной неугомонный ребенок, требующий к себе внимания больше, чем ее дочь. Слушаться не хочет, всех посылает, а потом плачет, что ее все обижают. У нее давление, больные суставы, а она картошку в огороде весной сажает в плюс тридцать и потом же осенью заставляет копать! Жизнь ее уж точно ничему не учит.
Стоило только подойти к порогу кухни, как я тут же застыл, застав не по годам влюбленную пару за любезной беседой. Дед, сидящий возле открытой форточки, дымит, как паровоз, что-то весело рассказывая жене, а Евдокия Максимовна, запрыгивая на табуретку, стоит возле самого дальнего шкафа и достает какие-то пустые банки, отвечая ему в той же манере.
– Ба, ты чего? Я сам сейчас залезу…
– Бесполезно, я ей уже говорил, – обреченно отзывается Винцентий Иванович, делая очередную затяжку.
Ну что за женщина! Совсем себя не бережет, так еще и мои последние нервные клетки уничтожает. Точь-в-точь как своя дочь.
– Нельзя, нельзя… Тьфу на вас! Заладили… Я что, безрукая? Сама справлюсь, а ты вон лучше банки на улицу отнеси, чтобы не мешались.
В этой семье все женщины такие. Сильные и независимые… Еще и Солнцева прекрасно вписывается в эту картину. Их же теперь будет трое. С ума сойти! Теперь ТРИ женщины в нашей семье не будут давать мне покоя. Обещаю, я тогда как дед дымить начну и вместо парочки сигарет в день будет уходить несколько пачек.
На дворе глубокая ночь, все празднования окончены, блюда съедены, а сытые гости уложены спать. Осталось только разгрести образовавшийся кавардак, и можно будет к ним присоединиться. Жаль, трезвонящий в кармане телефон так не считает. Стоило только отнести к порогу пустую трехлитровую банку, как от понимания, кто именно звонит в столь поздний час, аж в груди затрепетало, а кончики пальцев закололо от желания скорее оказаться рядом с этой девчонкой.
Я ей, значит, миллион раз звонил, старался узнать, что случилось и почему она внезапно прекратила выходить на связь, а теперь сама звонит? И что с ней делать…
Я не видел ее всего несколько десятков часов, а она кажется такой далекой и недосягаемой… Как же я соскучился по этим родным мягким чертам. По этой нежной молочной коже, что кажется фарфоровой и невероятно мягкой на ощупь. По этим ярким бирюзовым глазам, которые сонно взирают на меня по ту сторону экрана ранним утром и вечером.
– Привет, Солнце! Как дела? – прошептал, усаживаясь на выставленную на веранду кровать. Так сказать, для лучшего сна на свежем воздухе.
– Приве-е-ет… Ик! Все просто прекрасно-о-о…
Стоит ли начинать беспокоиться, когда на фоне голосит Егорова, проклиная всех особей мужского пола, желая всем их стручкам отсохнуть? Да тут не за Лерку переживать нужно, а за соседей, что сейчас, скорее всего, сходят с ума от их чудной компании.
– И что за повод? – со всей серьезностью заявил я, отставляя телефон на тумбу, ставя на громкую связь, и облокотился спиной о стену, устало прикрывая глаза.
Она молчит. Уверен, улыбается, упираясь локтями в стол, и продолжает помалкивать, просверливая в телефоне взглядом дыру. Возможно, девушка нежно водит пальцем по экрану, разглядывая мою фотографию на иконке контакта, которую сделала исподтишка, думая, что не замечу, и, кажется, даже здесь я чувствую ее прикосновения к своей коже.
– Саш, я люблю тебя…
Признание на пьяную голову – это не то, чего я ожидал, но каждый раз приятно, что и ответить нечего. Сейчас я даже ругать ее не смогу, поэтому просто желаю спокойной ночи и отключаюсь, заваливаясь на подушку, решив, что мой ночлег сегодня будет практически на улице.
Она так и не объяснила причину, по которой напилась до звездочек перед глазами, но я впервые вижу ее такой. Открытая, честная и не скрывающая своих желаний. Я каждый раз узнаю что-то новое в ней, и мне безумно нравится каждая из ее сторон. Даже реакция на кружевной трофей, выхваченный из ее шкафа, что до сих пор хранится в кармане моей дорожной сумки.
Интересно, она убьет меня при встрече или просто покалечит за забранную вещь? Может, пригрозит? Но тогда я обязательно ее остановлю. Не дам даже усидеть на месте, распаляя и захватывая в плен.
* * *
Добраться сюда оказалось не так сложно, как грозил Козлов. По его словам, это место находится за горами и туманами, куда еще не ступала нога человека и все в таком духе. А на деле всего несколько сотен метров от автобусной остановки и пара шагов от забора до расположившихся на берегу палаток и горящего костра неподалеку от деревянных хижин.
Ребят много. Их голоса перекрывают играющую по радио через колонки музыку. Отовсюду слышен задорный смех, испуганные вопли и ясный крик Ленки на Козлова, сделавшего лишнее телодвижение в ее сторону. Их видно среди толпы. Улыбаются, носятся друг от друга, наслаждаясь выходными, устроенными университетом. А еще видно причину их очередной ссоры, что ярко красуется песчаным пятном на темных штанах, обтягивающих ягодицы подруги.
Когда-нибудь Ромка получит от нее гораздо больше, чем простой пинок.
Ребята с потока приветливо кивают, протягивают руки для рукопожатий и довольным свистом зазывают к костру, предлагая перекусить до начала ночной активности. Вероника, кричащая мне вчера по телефону не мало нелестных слов, размахивает ладонями и стучит ими по лежащему на земле бревну, служащему своеобразной лавкой. Рядом на покрывале сидит знакомая рыжая макушка. Девушка обвивает руками плечо своего парня, радостно смеется, хлопая его по спине, а он в ответ лишь проводит по ней взглядом, словно оглаживая невидимыми прикосновениями.
Как же это знакомо. Совсем недавно я делал точно так же всю ночь рассматривая спящую девушку у себя в кровати. Оглаживал кончиками пальцев оголенную кожу на плечах. Задевал ключицы, замечая, как внезапно ее дыхание становится прерывистым. Так много всего хотелось сделать за раз. Прикоснуться губами к губам, ловя одно дыхание на двоих. Прижать к себе до едва слышного хруста позвонков. Ощутить принадлежность к другому человеку и принять ее.
Нужно сделать это сейчас. Когда живот сводит от непреодолимого желания выполнить хоть один пункт из этого списка. Когда безумно хочется еще быстрее найти в толпе знакомую фигурку, чтобы хотя бы пару минут понаблюдать издалека. Увидеть, как она общается с друзьями, как улыбается и смеется, прикрывая глаза.
Но ее нет. Ни в толпе, ни в уединенном месте возле палаток, ни в глубине меж густых зарослей деревьев, где можно отдохнуть от шума. Ее просто нет…
– Свою ненаглядную ищешь?
Козлов возникает из ниоткуда прямо перед лицом, тычет поджаренной сосиской в рот и проказливо лыбится, когда его трюк удается. Вкусно, ничего сказать не могу, но это не то, чего мне сейчас хочется на самом деле.
– А я ее видел, – шепчет, приложив ладонь ко рту козырьком, словно говорит о великой тайне и не хочет просто так ее раскрывать. Но стоит только грозно глянуть на него в ответ, как он тут же поджимает хвост, сдаваясь. – Ладно, так уж и быть. Она с тем перцем на парковке болтает. Представляешь, мы там ужин себе варганим, а он: давай поговорим, пошли со мной…
Друг все говорил и говорил, пародируя чужой голос и смеясь со своих же шуток, но меня сейчас не это волнует. «Перец»? Это он про того напыщенного индюка, что постоянно за ней бегает и пытается все вернуть? Да я его!..
Бросив друга наедине с природой, ноги сами повели к воротам. Множество машин обслуживающего персонала и многих студентов, решивших приехать сюда своим ходом. Только они и больше никого. Сомневаюсь, что эти жестяные банки можно принять за людей. Но эти приглушенные голоса… Это чуть темное пространство в силу вечера и бледного заката, и два силуэта среди деревьев…
Не хочу подслушивать. Мы же договаривались строить честные отношения, основанные на доверии. Но делать вид, словно не слышу их тихие перешептывания… Это выше моих сил. Я все равно не скажу ей ни слова, пока она сама не расскажет, Если, конечно, захочет этого.
– Что ты хочешь от меня услышать?
Девушка кажется спокойной. Ее голос не дрожит так, как было в прошлый раз, не срывается от переполняемых эмоций. Она просто… Разговаривает?..
– Если ты продолжишь молчать, то никакого разговора у нас не вый…
– Ты любишь его? – парень хрипит. Говорит так, будто эти слова даются ему непосильным трудом и в какой-то степени я могу его понять.
Это сложно… Невероятно тяжело признавать, что девушка, которую ты любил, пусть и недолго, переключает все свое внимание на незнакомца. Когда казалось, пусть вы и не рядом, но все еще вместе, и в один миг все рушится, словно карточный домик.
Но мне его не жаль. Сейчас из-за него моя девушка больно закусывает нижнюю губу. Кажется, я даже вижу небольшую капельку крови, по которой она проходится кончиком языка и ощущает неприятный металлический привкус.
– Любишь так, как любила меня?
Ха-а-а… И почему разговаривают они, а неприятный тугой ком застревает в горле у меня? Почему мне так важно услышать ее ответ, когда мы уже все решили? Не хочу знать! Мне это не нужно.
– Нет… – Что это значит? О чем мне сейчас думать? Как не напрягаться всем телом, переживая о чувствах девушки? Почему меня вообще должны мучить мысли о том, каково ей встречаться со мной каждый день и не чувствовать все, что когда-то у нее было?.. – Я люблю его так, как не любила никого.
Кот-то еще, помимо меня, слышал этот звонкий удар? Такой, словно сердце ухнуло вниз и прекратило свое биение на долю секунды, ускоряясь в тысячи раз от услышанного? То, что происходит в моей груди? Нет. Это могу слышать только я, и сейчас, когда голоса все еще не стихают, остается только глубже дышать, чтобы поумерить свой пыл и не ворваться в их маленькую компанию, чтобы тут же утащить девушку у себя на плече подальше ото всех.
– Лер, послушай… Я хочу вернуть тебя, хочу рассказать все… Ты же помнишь, как нам было хорошо вместе. Неужели ты не хочешь…
– Не хочу, Андрей. Это была не любовь. Ты использовал меня, а я позволила тебе это сделать.
– Но ты не знаешь…
– Да, не знаю. Но я не хочу знать. Я все равно не смогу быть с тобой, потому что не хочу.
Ее голос дает слабину. Только сейчас он начинает подрагивать, чуть повышаясь под конец каждой фразы, а я даже сделать ничего не могу, так и стоя в стороне. Прячась, словно нашкодивший ребенок от чужих взглядов.
– Если ты действительно меня уважаешь и, возможно, еще что-то чувствуешь, то ты оставишь меня в покое. Ты отпустишь меня и перестанешь добиваться, упрощая жизнь нам обоим…
Даже не зная, что я все это время был рядом, девушка все равно говорит то, что я хотел услышать больше всего. Она делает это смело, совершенно не страшась всего, что мог бы наговорить ей этот… Неважно, просто человек, который больше ничего не значит в ее жизни. А что творится на душе у него, меня уж точно теперь не касается.
Девушка поставила окончательную точку в их отношениях. Разорвала все связи, отказалась видеться еще когда-либо и не оставила ему выбора, кроме как оставить ее в покое. И сейчас она выходит из тени и направляется прямиком к машине, возле которой я до сих пор стою, прислонившись спиной к двери.
Нужно бежать. И делать это как можно скорее.
* * *
Избегать ее долго не получается. Хочется до самого конца не выдавать своего присутствия, но Ромкины слишком явные намеки и бескостный язык Ленки… Пусть только дождутся приезда в город. Тогда я точно выскажу им все, решаясь больше не просить об услугах и лишая их заслуженной оплаты труда!
Но кого я обманываю. Самому же хочется поскорее наброситься на эту девчонку с объятиями, чтобы в ответ получить приветственный поцелуй.
Приготовление ужина подходит к концу. Кто-то разбивается небольшими кучками возле костра, урывая куски поджаренного мяса сразу с шампура. Кто-то накладывает себе целую тарелку и делится с окружающими, сидя на бревнах, радуясь большой компании. Все общаются, что-то бурно обсуждают, и только мое Солнце сидит в полном одиночестве, скучающе жуя тонкую сосиску.
Бедный ребенок…
Тихо подкравшись к девушке сзади, я приложил ладони к ее глазам и тихо прошептал на ушко, едва касаясь хрящика губами:
– Угадай, кто…
Но она даже не дрогнула. Словно все это время сидела и ждала, давно обо всем догадавшись. Она расцветает на глазах, ее губы блестят от сладкого соуса и ими же она тянется ближе. В открытую соблазняет, зная, что это я, и даже не стесняется.
– Хм-м-м… Мистер Незнакомец, а Вы случайно не тот, кого Ромашка прозвал моим холопом и рабом?
Бросив быстрый взгляд на рядом сидящего Ромку и заметив, как у того лишь сотрясаются плечи из-за очередного приступа смеха, я лишь махнул на все рукой и впился в губы девушки легким поцелуем, вновь пробуя ее на вкус.
Такая нежная и жаждущая… Как же я по ней скучал. Она ждала меня, и я это понял по одному лишь ее прикосновению. Она скользит ладонью по моей щеке, шее, груди и возвращается, чтобы провести по волосам, царапая острыми ноготками кожу.
– Эй, Зайцев, полегче! Не забывай, что вы на людях. К тому же одиноких! – пробубнил Козлов с набитым ртом и отвернулся к смеющейся Ленке, прижимающей к груди несколько пустых шампуров.
Да, мы на людях, и мне на это абсолютно плевать, только вот Лера покрылась румянцем до кончиков ушей. Пришлось прекратить провоцировать ее, сберегая весь энтузиазм на потом. Ведь в сообщении я совершенно не врал о своих желаниях…
– И почему ты приехал так поздно? – пробубнила девушка, кладя мне на одноразовую тарелку несколько картофелин и пару горячих закусок.
– Вырвался с боем и только после того, как все старушки на районе расцеловали меня и направили на путь истинный, – веселясь отозвался я, получая легкий удал локтем в плечо, но он ничего не стоит, когда ее губы растягиваются в такой обворожительной улыбке.
Присев позади девушки, облокачивая ее спиной себе на грудь, я обхватил одой рукой ее за талию, отказываясь выпускать из своих рук. Пусть сопротивляется, пусть стесняется, но от себя я отпустить ее больше не смогу. Эти часы показались вечностью, и на такое я больше не соглашусь. Даже показавшийся на горизонте Андрей ничего не значит, когда весь мой мир концентрируется всего в одном человеке. В одной маленькой крошечной девчонке с бирюзовыми глазами и цитрусовым ароматом, горчащим на языке.
– Саш? – шепчет, кладя голову мне на плечо, глубоко вдыхая.
– Что?
– Как думаешь, любовь с первого взгляда существует?
Когда-то она должна была задать мне этот вопрос, и ответ на него был у меня готов уже давно. Столько, сколько я ее знаю и сколько мы пережили. Столько, сколько она еще захочет меня знать и сколько я буду за нее бороться.
Если это не любовь, то что тогда?
– Определенно…
Ее губы кажутся отдельным видом искусства. Ее прикосновения, словно приятные касания шелка. Ничего не может заставить меня оторваться от нее. Даже завистливое улюлюканье и громкие хлопки в ладоши со стороны ребят не могут меня оторвать от нее. От той, в которую я оказался влюблен с первой секунды, и теперь не отпущу.
Конец