С первого взгляда (СИ)

Глава 21. Лера

– Что ты здесь забыл? – цежу сквозь зубы, удерживая Зайцева за запястье, чтобы его тяжелая тушка не рвалась с такой охотой в бой. – Нет, спрошу по-другому… Как ты здесь вообще оказался?!

Стало ли для меня неожиданностью присутствие этого мужчины в моем доме?

Однозначно.

Хочу ли я его, такого веселого и самодовольного, с забавной улыбочкой на губах, видеть на своем месте за обеденным столом родного дома?

Точно нет.

Желаю ли я свернуть эту широкую шею так, чтобы увидеть гнев и боль в чужих глазах?

Как никогда.

Но все это за меня может сделать один уж очень упрямый молодой человек, дышащий сейчас через раз и пускающий невидимые огненные шары в парня, словно огнедышащий дракон. Да от него этот палящий жар можно ощутить за пару метров, не меньше!

– Нет, это я хочу узнать, что этот… Этот… – восклицает совершенно неуравновешенный Никита, удерживаемый ничего непонимающей матерью, – здесь делает! – тычет пальцем прямо по направлению тому в лоб. Жаль, гад такой, слишком уж он мозговитый, поэтому вовремя отклоняется, нагло глядя на меня в упор.

Да он же его так сейчас на части разорвет! Уверена, если бы Саша знал все подробности моего с Песковым расставания, то тоже не стоял бы в сторонке, а уже рвал и метал. Лучше ему обо всем этом даже и не догадываться. И пока этого не произошло, стоит увести ищущего приключения Андрея подальше от трех очень даже внушающих страх мужчин.

Отойдя от Александра, я быстро протиснулась через пару стульев и подхватила под локоть несопротивляющегося ухмыляющегося парня, отставившего полупустую кружку с чаем на середину стола, направляясь прямиком в коридор. От злости швырнула в нахала тяжелые ботинки и куртку, выпихивая за дверь, и, накинув на себя легкую Сашину ветровку, вышла следом.

Парень хмурится, жует свою нижнюю губу, явно обдумывая произошедшее и мой внешний вид, но как же плевать. Этот человек, даже если так и не задумывал, но испортил мне целый год. Я чувствовала себя ничтожной и ненужной, пока он решал свои «проблемы», о которых даже не постарался поставить меня в известность, решив обрубить наши отношения на корню. Из-за него я… Да я чуть с ума не сошла, решая со своим юношеским максимализмом, что останусь одна на всю жизнь! Поэтому он не имеет никакого права врываться в мои будни сейчас и хоть как-то их менять.

– Для чего ты пришел? – спрашиваю сипло, но тут же прочищаю горло, желая звучать как можно жестче.

– Увидеться.

– Я, кажется, утром тебе уже все сказала. Разве нет?

– Послушай…

– Нет, это ты меня послушай! – перебиваю и ни капли об этом не жалею. Я подумаю о своем поведении чуть позже. Когда все оставят меня одну в комнате и не решатся задавать дурацкие вопросы. – Я тебе уже все сказала. Что ты еще от меня хочешь? Зачем приходишь поздно ночью и втягиваешь во все это моих родителей? – невольно повышаю голос, стараясь докричаться до непробиваемого разума.

– Лер, успокойся…

Молодой человек берет мою кисть в свою ладонь и разминает пальцами напряженные мышцы, не выпуская из ощутимой хватки. Делает так приятно и больно одновременно, навевая воспоминания о давно прошедших днях, что хочется в очередной раз его ударить. Так, чтобы запомнил навсегда и больше никогда не смел показываться мне на глаза.

Но в одном он прав. Мне и правда стоит успокоиться, возвращая свое шаткое эмоциональное состояние на прямую линию этого мнимого равновесия.

– Отпусти, – сквозь зубы. – Не прикасайся ко мне…

Но если между нами уже давно все кончено, то почему тогда я не могу вырвать свою руку? Почему не могу взять и оставить его за дверью, не сказав ничего обидного в ответ? Почему не могу игнорировать?

– Давай спокойно поговорим?

– Ты можешь понять, что я этого не хочу? – Кажется, еще чуть-чуть и на глаза навернуться слезы. Этого нельзя допустить. Только не сейчас и не перед ним. Как я потом вернусь к родителям и оставшемуся с ними один на один Саше… – Можешь исчезнуть из моей жизни, как сделал год назад? Для тебя же это так просто…

– Не просто. Ты не представляешь, как тяжело было тебя оставлять.

– Тогда почему оставил? – вырывается быстрее, чем я успеваю подумать. – Почему наговорил столько ужасного и буквально выставил за дверь?

– Лер…

– Уйди, пожалуйста. Не уверена, что хочу тебя видеть и дальше. Не появляйся здесь больше…

Это оказывается куда сложнее, чем я представляла. Казалось, все уже давно прошло и остыло, но как же больно тянет где-то в груди, стоит ему появиться на горизонте и сказать всего одно жалобное:

– Прости…

…Когда за ним обязательно будет стоять безжалостная подлость.

Лучшим выходом из сложившейся ситуации с этими спутанными чувствами будет вернуться ко всем и закрыть перед носом парня дверь, чтобы до его воспаленного мозга, наконец, дошло: как раньше уже ничего не будет, и построить что-то заново у нас вряд ли получится. Не после всего…

Именно так я и поступила в следующий момент. Закрыла дверь, скинула с себя приятно пахнущую парфюмом мужскую ветровку и несколько раз провела дрожащими ладонями по лицу, стараясь отогнать эту неприятную дрожь, охватившую все тело. Несколько раз глубоко вдохнула, чтобы тут же натянуть на лицо счастливую улыбку, словно ничего особенного и не произошло. Но стоило пройти чуть дальше коридора и дойти до совмещенной с гостиной кухни, как на меня тут же уставились изумленные четыре пары раз.

Родительница обеспокоенно возилась с чашками и чайником, разливая всем успокоительного чая с мятой. Никита вовсе краснел и белел, словно хамелеон. Один отец с Сашей выглядели более-менее спокойными. И то, если у одного в глазах читается самое настоящее отцовское беспокойство и непонимание, то Зайцев пугает своей проницательностью голубых глаз, обещающей обсудить случившее как можно скорее.

Этот вечер стал незабываемым для нас пятерых уж точно. Как бы это объяснить… Никто из нас не проронил ни слова. Все молча сербали из своих кружек чай и помалкивали, косо разглядывая друг друга. И самым опасным здесь были уж точно не Никита и Саша, знающие друг друга в лицо после нескольких встреч. И не матушка, любезно подливающая желающим кипятка и сыплющая несколько запрятанных от брата конфет в вазочку. Это все Петр Арсентьевич, коршуном нависающий огромной пугающей тенью над главным объектом его интересов на этот вечер.

Ну да. Один ушел, второй приперся…

Как я вообще могу спасти этого парня от отцовских воображаемых дуэлей? Да он же практически откровенно забавляется сложившейся ситуацией, доводя меня до ручки, чтобы потом за все еще и люлей вставить.

– Эй, перестаньте так его рассматривать. Он уже весь побелел от нервов, – шепчет слишком громко родительница, не выдержав сложившейся гнетущей атмосферы за столом, и со всего маху пинает своего мужа по ноге под столом.

Ну, если честно, то если бы не его характерное шипение, то об этом болезненном толчке никто бы и не узнал. И ладно уязвленный взгляд отца… Эта строгость в этой невероятно красивой и спокойно женщине поистине удивляет. Даже я иногда побаиваюсь своего отца, тогда как ей хоть бы хны! Она лишь влюбленно смотрит на него и изредка отворачивается, чтобы подлить вмиг позеленевшему от нервов парню свой любимый чай.

– Дочь, вот если честно, – заводит свою излюбленную шарманку маменька, – то я на твоем месте выбрала бы Александра. Понимаю, что у тебя, наверное, ухажеров половина университета, но ты глянь на него! – указывает ладонью на громко глотающего напиток парня. – И симпатичный, и умный, и работает уже. Прям мечта, а не молодой человек, – лилейно прошептала родительница, пока вместо уже краснеющего Сашки от злости белел отец.

Думаю, говорить о том, что и у меня, и у моего новоиспеченного парня чай пошел носом, говорить не стоит. Одному Никите хорошо. Он как разглядывал нас со свойственным ему любопытством и неодобрением, так и продолжал пялиться, ожидая, куда же этот разговор заведет.

Чего и стоило ожидать. Собственная мама мне только что прорекламировала парня, даже не подозревая, как я с этим самым парнем познакомилась и где. Спасибо хоть рот ему не раскрывает, чтобы зубы показать. У нас же так на рынке несчастных коней продают? Такого там с руками бы оторвали.

Весело то оно весело, но не в том случае, когда на тебя и него устремлены злые и, возможно, проклинающие взгляды отца. А как я, спрашивается, хотела? Все-таки единственную дочь скоро из семьи уведут создавать новую ячейку общества, если верить его рассказам той старушке…

– Мечта, значит? – грозно шипит мужчина на свою жену, звонко ставя кружку на стол.

Божечки… Это что, ревность? К кому?! К этому двухметровому бугаю, который все время после моего возвращения с лестничной площадки мою ногу своей взмокшей ладошкой под столом сжимает? Не смешите меня!

– Петя! Ты прекрасно понял, о чем я говорила, так что не начинай, – отмахивается родительница, продолжая строить Сашке глазки.

Хотя… Согласна, моя мама еще очень даже ничего. Стройная, всегда ухоженная, с подкрашенными черным карандашом глазками и сияющей помадой на губах. В Светлом домашнем платьице и с ее строгой осанкой, которой обучали родители в детстве, чуть ли гладильную доску не привязывая к позвоночнику. Я бы тоже такую женщину к своему парню приревновала.

Но я – это я, а вот дергающийся от внезапно пробившего озноба Зайцев – это уже совершенно другой разговор.

– Петр Арсентьевич, – сквозь зубы представляется отец, даже не протягивая парню руку для рукопожатия.

Как-то уже поздновато для знакомства…

– Александр.

Как бы мне сейчас хотелось сказать, что обстановка вокруг разрядилась до более приемлемой, но… Не могу! Практически ничего не изменилось, кроме того, что теперь другую мою ногу держали у себя в плену, а отца мама спустя время утащила от стола к широкому дивану для «личного» разговора.

Только старший братец остался наблюдать за нами, словно за зверушками в зоопарке. Ему не хватает только попкорна и сладкого химозного напитка, чтобы сполна насладиться сложившейся ситуацией. Следит за мной , поглядывая исподлобья светлыми глазенками, и не моргает, видимо, стараясь разглядеть на моем лице каждую морщинку.

– С одной стороны, я бы безумно хотел узнать, что это произошло недавно, но с другой… Что-то мне подсказывает, что ответ будет более устрашающим, чем я предполагаю. Так что я, наверное, тоже пойду. Добьюсь от тебя ответа в другой раз.

И отсалютовав нам полной кружкой с чаем, удаляется к себе в комнату, слишком громко захлопывая дверь, заставляя нас обоих вздрогнуть от неожиданности и взглянуть друг на друга.

В голове пустота. Согревающая жидкость приятно обволакивает горло, бурным потоком доходя до урчащего желудка, но язык так и не двигается, чтобы сказать хоть слово.

Как все прояснить? Прямо сейчас начать издалека, чтобы рассказать своему нынешнему парню о бывшем? Что за бред…

Но и сейчас думать не приходится. Этот самый понимающий и невероятно внимательный молодой человек, просто настоящий мужчина, смотрит на меня так, словно понимает все без слов. Будто ему не нужны никакие оправдания и объяснения, ведь ему и так известно все о моей жизни.

Даже мурашки от него такого пробегают по коже, что невероятно хочется поежиться.

– Что-то случилось? – шепчу нервно, чтобы наверняка греющие уши родители нас не услышали.

Хочется хоть что-то разглядеть в его небесно-голубой радужке, подтверждающей мои самые страшные опасения, но там лишь тихое спокойствие, утешающее меня в который раз за все наше короткое, но бурное знакомство. Он мягко накрывает мою ладонь, лежащую на столе, своей, и прикрывает веки, растягивая губы в милой улыбке.

– Это лучше ты мне скажи. Чего дергаешься, словно нас поймали с поличным?

– Ну… Это…

– Лерка, в твоей голове я еще не научился разбираться, поэтому пока помоги мне сама. Я тебя внимательно выслушаю, – бормочет тихо, наклоняясь как можно ниже, чтобы оставить на горящей щеке мимолетный поцелуй.

Вот и как в такой ситуации я могу хоть слово вымолвить, когда все мои мысли крутятся исключительно вокруг мягких алых губ, аромата освежающего можжевельника и сильных, с выступающими венками рук, спускающихся по предплечью вплоть до локтя в приятном ласкающем жесте…

– Никогда не думала, что твое полноценное знакомство с моими родителями пройдет так. Мне ужасно стыдно, – выпаливаю на одном дыхании и наклоняюсь к чужому плечу, чтобы спрятать пылающее лицо.

Саша смеется и даже не скрывает этого. Хохочет в голос, ласково проводя ладонью по моему затылку в успокаивающем жесте. Но это ни капельки не утешает. Ощущение, что смущение только растет в геометрической прогрессии, вместо того чтобы идти на спад! Так и хочется треснуть по симпатичной мордашке в отместку за эти явные смешинки в голубых глазах, но мне хватает сил только сильнее вдавить свой лоб в изгиб его шеи и вдохнуть поглубже, наслаждаясь приятным ароматом.

– Тебе не должно быть стыдно. Уж точно не за своих родителей и не за сложившуюся ситуацию, – в чужом голосе слышна сталь, и мы оба осознаем, что причина находится в одном конкретном человеке, что так легко из наших жизней уж точно не исчезнет. – Но мне понравились слова Людмилы Алексеевны. Я же и правда мечта! – воскликнул, тут же проглатывая очередной смешок.

– Зайцев! Смешинку проглотил?

Я тут нервничаю сижу, корю себя за все, а он забавляется…

– Именно ее, Солнце. Поэтому перестань переживать и смирись с тем, что у тебя самая прикольная семья, которую я когда-либо видел, – и добавляет шепотом: – Особенно мне нравится то, как за нами постоянно наблюдают и прерывают.

Стоит ему только это сказать, как на диване, всего в нескольких метрах от нас, папа подрывает со своего места и тычет в нашу сторону пальцами, тогда как мама старается его успокоить и усаживает на место.

– Вот именно об этом я и говорю. Мне придется смириться с тем, что все мужчины в твоей семье будут следить за мной в оба, не позволяя даже обнять.

Но все это совершенно не мешает ему прикоснуться своими мягкими теплыми губами к моим, чтобы ласково смять их и показать, как его нескончаемая нежность способна преодолеть все преграды.

Как же приятно находиться в его руках. Не хочется больше думать ни о каком-то там Пескове, ни тем более об отце, который, надеюсь, не смотрит на нас, застав за не самым приличным делом. Сейчас мне жизненно необходимо наслаждаться этим моментом, отведенным только для нас двоих. Зарываясь в пушистые короткие волоски на крупном затылке, поддаваясь на будоражащие ласки чужих мягких губ.

Пусть легкие и обжигает сильнейшим огнем, кажется, я никогда не смогу оторваться от этого мужчины, даже если кислород перекроет насовсем. Я буду упиваться этой страстью и запомню это мгновение надолго. Особенно, когда большие и чуть шершавые ладони мягко водят по рукам и шее, разминая напряженные мышцы.

– Я… – звучит сквозь прерывистое дыхание, – хочу познакомить тебя со своими родителями.

С родителями?.. Какими родителями?.. Меня?..

– А?..

– На следующей неделе, – уверенно заявляет в ответ, но, видимо, видя полнейшее непонимание на мом лице, тут же запоздало выпаливает: – Но только если ты не против.

Но разве мое «против» что-то изменит? Как я могу ему отказать, когда этот человек героически выдержал нападки моего отца? Да и тем более, когда сама хочу лично увидеть людей, что воспитали этого парня таким, какой он есть.

– Думаешь, я откажусь посмотреть, кто терпит тебя каждый день помимо меня?

– «Терпит»? Вот так, значит? – Саша клацнул зубами прямо напротив моего указывающего на его лоб пальца и в излюбленном жесте прикоснулся губами к кончику носа, заставляя рассмеяться от зарождающегося в глубине тела тепла и нескончаемой радости.

– Идем уже, а то папа нас сейчас четвертует, если мы еще хоть на секунду задержимся в объятиях друг друга, – тихо пробормотала я, видя гневный взгляд отца, и тут же со вздохом отлипла от одного наглого засранца, не желающего отпускать меня из своих рук.

М-да уж… Перт Арсентьевич может заставить стушеваться любого. Тут даже самой оставаться на глазах не хочется. Страшно представить, что на душе у Зайцева творится. Но на раздумья сейчас нет времени. Нужно поскорее выпроводить парня за порог, чтобы не нервировать папу и потом хорошенько промыть ему мозги по поводу того, что у его дочери в девятнадцать годиков может иметься своя личная жизнь.

– Спасибо, Людмила Алексеевна, Петр Арсентьевич… – парень осекся, видя угрожающий взгляд папы, и тут же ускорился, торопливо направляясь в прихожую, – за гостеприимство и невероятно вкусный чай. Думаю, мне пора…

Не знаю, зачем большая часть моей семьи продолжала следить за тем, как Александр обувается, но его это только в очередной раз раззадорило, чтобы продолжать издевательски медленно натягивать на свои ножки сорок пятого растоптанного совершенно не осенние кроссовки. Может родители и не заметили, но я отчетливо видела эту ухмылку, растягивающуюся на чужих губах.

– Мам, пап, думаю, Саша может надеть обувь и без вашего присмотра, – не выдержала я и повернулась к ним, прикрывая медлительного парня спиной.

Нет, этим двоим срочно нужно расходиться по своим делам. Я хочу еще этому парню на прощание поцелуй подарить без лишних свидетелей!

– Петр Арсентьевич, – внезапно обратился Зайцев к моему родителю, заправляя шнурки и разгибаясь, – Вы отпустите Леру завтра вечером со мной в кинотеатр?

Эй! А меня спросить?! Но ладно, фиг бы с ним. Тут есть кое-что куда важнее моего согласия. Первый раз за сегодняшний вечер я увидела на родительском лице хоть что-то помимо нахмуренных бровей и плотно поджатых губ. Их уголки дернулись в явном намеке на улыбку, но тут же опустились, стоило ему серьезным тоном заявить:

– Чтобы в десять вечера она была дома, – ответил отец и с нотками угрозы в голосе добавил: – Не заходить мне дальше дружеских объятий.

– Папа!

– Петя! – выкрикнули мы с мамой одновременно, но он лишь расплылся в лукавой улыбке, отмахиваясь от нас.

– Обещаю, – весело отрапортовал ему Сашка и вытащил меня за собой на лестничную площадку, кинув родителям несколько слов в знак прощания.

И когда они успели спеться? Только для меня эти пару часов были одними из самых напряженных в жизни? Агх! Ненавижу это чувство беспомощности перед этим парнем…

– Чего лыбишься? – шикнула обиженно и ударила весельчака ладонью в плечо, на что он лишь пуще прежнего рассмеялся, прикрывая входную дверь и утягивая меня в свои объятия. – Все веселишься?

– Ага. Мне все больше и больше нравится Петр Арсентьевич, – хохочет, вытягивая свои губешки, словно уточка, для необходимого сердцу поцелуя.

Вот только я тоже не пальцем деланная. Кто сказал, что после всего не могу показать и малую долю своего невыносимого характера?

– Обойдешься, – оттолкнула от себя совершенно несопротивляющегося паренька. – Ты же слышал, что сказал папа. Никаких поцелуев!

– Но чмок в щечку даже за поцелуй-то не считается! – завопил возмущенно, притягивая к своей груди обратно.

Вот и как его переубедить и отказать, когда он смотрит на меня своими щенячьими глазами? Уж слишком я падка на его милую мордашку, позволяя вертеть мной, как ему заблагорассудится…

Встав на носочки, я едва дотянулась до его щеки, когда тут же ощутила на губах чужие и мягкие, дарящие абсолютно не невинные прикосновения. А я даже воспротивиться не смогла, утопая в его нежности и этом приятном чувстве самой настоящей любви. Куда уж там думать и подозревать, что один из родителей может нагло подглядывать за нами в глазок. Сейчас меня это мало волнует, если честно. Намного важнее оказываются большие теплые ладони на моей талии и жаркие объятия.

– Это так ты придерживаешься наставлений моего отца? – намеренно язвлю, наблюдая, как быстро расширяется чужой зрачок.

– Валерия Петровна, – переходит Зайцев на деловой тон, чуть ли не прижимая меня спиной к двери, – я сейчас не сделал и половины того, чего желаю. Но пока ты не будешь готова, я точно не переступлю проведенную между нами черту. На счет этого можешь не переживать ни ты, ни твой отец.

И я ему верю. Потому что знаю, что именно так он и поступит. Он уже давно это доказал. Потому что к нему у меня доверия порой даже больше, чем к самой себе. Потому что он именно тот мужчина, которому я уже давно доверилась целиком и полностью, забывая о былой настороженности.

– Просто знай, что я люблю твою непосредственность и никому не позволю заставить тебя усомниться во мне, – ласковое прикосновение губ к щеке. – Никогда больше тебя от себя не отпущу, – мягкое прикосновение сменяется интенсивным напором на губах, выбивая почву из-под ног. – И обязательно завтра встречу тебя в вестибюле универа.

Этот невыносимый засранец бросил меня, смущенную и краснеющую щеками, совершенно одну на лестничной площадке, самодовольно скрываясь в лифте, заставляя счастливо дотрагиваться до горящих губ пальцами и с улыбкой прокручивать воспоминания одно за другим, пока на телефон не пришло неожиданное пугающее сообщение, тут же спускающее настроение на самое дно Марианской впадины.

Неизвестный номер: «Я уже нашел тебя. Думаешь, спустя время не смогу добиться тебя снова?»