Секрет дьявола

ГЛАВА 9

ЭНЦО

Приехав в клуб, я присоединился к Данте, который пришел, когда Карлито написал смс, чтобы мы присоединились к нему. Я планировал встретиться с Джоэлль независимо от того, будет ли здесь мой брат или нет, учитывая, что я не смог зайти вчера вечером из-за некоторых дел, о которых нужно было позаботиться.

Данте не знает о степени наших… не знаю, как это, блять, назвать. Отношения? Какой бы ярлык мы с Джоэлль не прикрепили к себе, это не имеет значения, я не хочу, чтобы мои братья знали, что она мне нравится, особенно Дом. Он подумает, что я отвлекаюсь от нашего плана. Но это не так.

Через шесть месяцев мы отомстим Бьянки, а пока мы все подготовили. Синхронизированное совершенство. Вот чего мы добиваемся. Ничто не может пойти не так. Ничего, чего бы мы не могли контролировать.

Они этого не заметят. Черт, они, наверное, думают, что мы мертвы. Мы готовились к этому годами, используя Роджера, одного из наших людей, который владеет школой боевых искусств. Он превратил наше тело в оружие, подготовив нас к тому, что нас ждет.

Я выхожу из своего Royce, жду Данте, когда он выйдет из своей машины и направится ко мне.

— Может быть, твоя девушка будет здесь сегодня вечером. — Он ударяет меня по плечу, негромко хихикая.

— Да, да, иди, побеспокойся о своей. Мы с Джоэлль друзья.

— Точно, скажи это своему члену.

— Что ты, блять, знаешь о моем члене, братан?

— Просто говорю. Ты не убиваешь ради кого-то другого.

Я держу рот на замке, пока мы идем внутрь, не желая слишком защищаться от его слов, иначе он все поймет. Как только мы входим в главную зону, мы обнаруживаем там Карлито с двумя другими мужчинами и стриптизершами на коленях у каждого из них, пьющих коктейли, пока их руки опускаются на женщин перед ними.

Карлито замечает, что мы подходим.

— Вот вы где, ублюдки! Долго же я вас ждал. — Он грубо отбрасывает женщину от себя, и она практически спотыкается, когда он подходит к нам, сжимая ладони каждого из нас. — Я должен представить вам своих кузенов, — продолжает Карлито, не обращая внимания на то, что он только что проявил неуважение к этой женщине. — Это Риккардо и Томмазо. Мальчики, это Патрик и Крис.

Они приветствуют нас, наклонив подбородок. Мы садимся, я рядом с этим ублюдком, и мои глаза сразу же ищут мою девочку. Ее здесь нет. Я не знаю, что, черт возьми, я буду делать, если один из них заставит ее танцевать для него. Нет, я знаю. Их члены будут не единственным, что они будут есть, если тронут ее.

— Итак, дамы и господа, — объявляет ведущий. — Давайте поприветствуем ту, которую вы все ждали, мисс Джоэлль! Дайте ей немного любви!

Зал взрывается свистом и аплодисментами. Карлито припарковывает свою задницу на место, хитро поглядывая на сцену, а я смотрю на него, желая выколоть ему глаза и сжать их.

Зал темнеет почти до черноты, музыка сменяется чем-то опасным. Сцена окутывается туманом, а затем появляется она, словно ангел, ищущий путь через ад.

Свет снова становится тусклым, когда ее руки скользят по шесту, глаза закрыты, а она на мгновение плавно покачивает бедрами, затем поворачивается.

Я стою лицом к ней, но мы находимся сзади, перед нами несколько столиков. Если она посмотрит в эту сторону, то увидит меня.

Джоэлль поднимается, ее ноги разъезжаются в воздухе, прежде чем она хватается бедрами за шест и скатывается вниз по его длине вверх тормашками. Когда она это делает, ее ладони касаются пола, и ее взгляд падает на меня. Среди всех присутствующих здесь мудаков, члены которых, вероятно, твердые для нее, она видит только меня.

Она продолжает танцевать, поглядывая на меня, когда может, ее сиськи теперь выставлены для каждого недостойного мудака. Я хочу вырезать им глаза за то, что они просто смотрят на нее. Я хочу, чтобы это тело было обнажено только для меня, но я не могу требовать этого от нее. Она даже не моя, не так ли?

Черт, я никогда раньше не чувствовал себя таким собственником по отношению к женщине. Это новое чувство, но оно мне нравится. Хотя сейчас я ненавижу его, зная, что не могу ничего с этим поделать, например, перекинуть ее через плечо и привязать к своей кровати или еще какую-нибудь пещерную хрень вроде этого.

— Она чертовски горячая, не так ли? — кричит мне Карлито. — Я бы трахнул ее прямо на глазах у Ракель. Может, это заставит эту жалкую сучку ревновать.

Не убивай его. Не убивай его, — повторяю я как заклинание, сжимая руку в кулак.

— Что он сказал? — Данте шепотом кричит мне на ухо. Должно быть, он заметил перемену в моем настроении. Мы понимаем друг друга. Мы с братьями знаем друг друга слишком хорошо. Но это не помешает. Когда мы росли, все, что у нас было, это мы сами, и мы быстро научились улавливать сигналы друг друга.

— Он сказал, что хочет трахнуть Джоэлль на глазах у Ракель, чтобы заставить ее ревновать.

— Я выпотрошу его, как свинью на Рождество.

— Едят ли люди свинью на Рождество?

— Какая, блять, разница?

— Потому что твое дерьмо не имеет смысла. — Я хихикаю. — Я не знаю, откуда ты придумываешь всякую чушь, которую говоришь.

— Неважно, чувак, это не урок английского. Как насчет того, чтобы заткнуться и посмотреть на свою девушку, вместо того чтобы беспокоиться о том, что я говорю.

Я продолжаю смеяться над его раздражением, когда на сцену выскакивает еще одна девушка, ее рыжие волосы такой же длины, как у Джоэлль. Они что-то говорят друг другу, глаза рыжей на мгновение переходят на меня, когда она кивает. Затем они обе танцуют на одном шесте.

Что это, черт возьми, было?

Я наблюдаю за Джоэлль, пока песня не заканчивается, и обе женщины слезают, а на их место приходят две другие.

— Мальчики, вы пьете? — спрашивает Карлито.

— Нет, нам надо ехать, — отвечает Данте, наклоняясь ко мне.

Карлито кивает один раз, его внимание приковано к стриптизерше, которую он держал на коленях, прежде чем сбросить ее, притянув к себе, долларовые купюры торчат из ее розовых трусиков.

Рыжая крутит бедрами, направляясь прямо ко мне. Когда она уже совсем близко, она наклоняется к моему уху.

— Джоэлль сказала мне, что ты хочешь танец.

— Она что? — Я делаю паузу, челюсть напрягается. — Нет, милая, мне он не нужен, хотя спасибо.

— Она попросила меня прийти. Она настояла.

Я разжимаю и сжимаю кулак у своего бока.

Какого черта она делает?

— Извини меня, — говорю я ей, поднимаясь на ноги, чтобы найти Джоэлль и спросить ее, в чем дело.

Я направляюсь к задней части, зная, что она либо в гримерке, либо танцует для кого-то, о чем я не хочу сейчас думать. Я осмотрю каждый чертов квадратный фут этого места, пока не найду ее. Пусть она скажет мне в лицо, почему она послала другую женщину танцевать для меня.

Дойдя до гримерки, я кладу руку на дверную ручку с намерением войти внутрь, не обращая внимания на то, что это ее разозлит. Она не будет злиться долго, когда я закончу.

Сегодня вечером я покажу ей, как много она для меня значит. Хватит сдерживаться. Остальное мы выясним вместе. Она не будет принадлежать никому, кроме меня. Если мне придется убить каждого мужчину, который попытается забрать ее у меня, то я так и сделаю. Я буду оберегать ее. Никто к ней не прикоснется.

Ручка поворачивается и щелкает до конца, прежде чем я толкаю дверь. Мне требуется секунда, чтобы осознать, что происходит внутри, что я вижу. Это почти лишает меня решимости, и я тянусь в карман, чтобы достать нож.

Джоэлль продолжает целовать блондина, его ладони лежат на ее голой заднице. Она совершенно не замечает, что я стою прямо здесь, и мое сердце разрывается на части. Я даже не знал, что оно способно на такое.

Внезапно она поворачивает голову в сторону двери и обнаруживает там меня. Ее лицо бледнеет, когда она поправляет лифчик, больше не показывая мне то, что она так охотно демонстрировала ему.

— Кто это, блять, такой? — Я рычу, обнажая зубы, с ножом в моей руке, я продвигаюсь вперед, почти на полпути к ним, желая увидеть, как этот человек истекает кровью по всему чертову полу.

Ее нижняя губа дрожит, черты лица искажаются, но она не двигается, просто стоит на месте. И у этого мудака хватает наглости смотреть на меня.

— Тебе лучше говорить быстро, Джоэлль, пока я его не убил.

— Йоу, с кем ты, блять, думаешь ты разговариваешь? — Парень пытается встать и подойти ко мне, но Джоэлль пихает его плечом в спину.

— Детка, дай нам минутку, ладно? — говорит она ему.

— Ты только что назвала его деткой? — Я слышу, как кровь бурлит в моей голове, как пульс на шее стучит в моих ушах.

Она игнорирует меня, целуя его в щеку, в то время как потребность убить что-то, что угодно, занимает место в моем сердце. Все мое тело напрягается, готовое взорваться, как бомба. Я убью его, кем бы он ни был.

Он поднимается, как только она слезает с него, и насмешливо смотрит на меня, проходя мимо, с таким видом, будто он выиграл игру, о которой я даже не подозревал. Если бы не Джоэлль, стоящая передо мной, лезвие в моей руке оказалось бы у него в шее.

Как только он вышел за дверь, я закрыл нож и положил его обратно в карман. Прежде чем она успевает сказать хоть слово, я уже на ней, мое тело вжимается в ее, прижимая к стене.

— Говори, — взорвался я, яд запутался в этом слове. — И клянусь, лучше бы это было хорошее оправдание.

— Отстань от меня! — Она пытается оттолкнуть меня, упираясь ладонями в мою грудь.

— Неправильный ответ. — Я хватаю оба ее запястья и сжимаю их над ее головой. — Что ты с ним делала? — Мое лицо скользит к ее лицу, мои губы так близко к ее рту, что я могу захватить его, поцеловать ее безжалостно. Дико. Так, как она того заслуживает. — Скажи мне, что я неправильно понял то, что, черт возьми, я только что видел. — Я отступаю назад только настолько, чтобы видеть ее, видеть правду в ее ответах. — Скажи, что это была какая-то чертова шутка. — Я понижаю голос, когда она смотрит на меня, ее брови напряжены, подбородок дрожит. — Потому что иначе, клянусь, ты убьешь меня, Джоэлль.

— Энцо, не делай этого. — Она умоляет о чем-то, чего я не понимаю. Ее глаза загораются от ярости, в них блестят слезы, голубые океаны сменяются бурными морями.

Моя ладонь грубо сжимает ее шею одной рукой, а другой держит ее запястья.

— Кто был этот человек, детка? Скажи мне, — дышу я, вопрос пронизан эмоциями. — Блять, скажи мне сейчас же.

— Я…, — заикается она, слезы катятся по ее щекам. — Он… он мой… мой парень.

— Хрень, — шепчу я ей в губы. — Это гребаное дерьмо. Ты лжешь.

Она вздыхает с глубоким вдохом.

— Я не вру. Мне жаль. Ты отличный парень, но я, я не хороший человек. И никогда им не была.

Я горько смеюсь, мои пальцы впиваются в ее плоть, ее пульс пульсирует в подушечках моих пальцев, моя грудь расширяется с каждым грубым выдохом.

— Я не верю ни одному чертову слову, которое вылетает из этого красивого ротика.

— Энцо, — призывает она. — Послушай меня!

Я снова смотрю в эти глаза.

— Тот парень, он действительно был моим парнем. Он был моим парнем много лет. — Она избегает моего взгляда, блуждая по полу. — Мне нужны были только твои деньги. Чем больше я зарабатываю, тем счастливее мои боссы. Ты был не более чем клиент.

Мое зрение расплывается, все мое тело звенит, пламя ярости охватывает меня, пока не поглощает.

Этого не может быть. Она гребаная лгунья.

Не может быть, чтобы она притворялась все это чертово время.

Но что, если это так? Что если ты наконец-то впустил кого-то, а она лишь притворялась?

Моя хватка на ней ослабевает, мое сердце слабеет вместе с ней.

У нее хватает порядочности выглядеть побежденной.

Я полностью отпускаю ее.

— Мне жаль, Энцо. Я надеюсь, что однажды ты сможешь меня простить. — Слезы заливают ее глаза.

Я ухмыляюсь, глядя на нее с отвращением. Я практически чувствую, как оно стекает с меня рябью.

— Нечего прощать. Ты уже забыта. Далекое гребаное воспоминание, которое я с удовольствием сотру навсегда.

— Энцо, — тихо плачет она. — Будь счастлив.

Я бросаю последний долгий взгляд на женщину, которая смогла прорваться сквозь клетку моего сердца, только чтобы в конце концов разбить его вдребезги.

Я ухожу.

Когда я вернусь, а я вернусь, она не узнает того человека, которым я стал.

ДЖОЭЛЛЬ

СПУСТЯ НЕДЕЛЮ

Как только он ушел, мое тело рассыпалось на миллион мелких кусочков. Но я должна была это сделать. Я должна была разбить оба наших сердца. Я должна была позволить ему думать, что я чудовище, жестокое чудовище.

Я хотела выкрикнуть правду, но не могла. У меня не было выбора. Я потеряла единственного мужчину, который когда-либо заботился обо мне. Единственного, кто заставил меня почувствовать себя живой впервые за долгое время, и в глубине души я знаю, что больше никогда и ни к кому не буду испытывать таких чувств.

Мой план был хорошо продуман. Я знала, что в тот момент, когда я отправлю Сиенну танцевать для него, он отвергнет ее и попытается найти меня в подсобке.

Я была готова к этому.

Один из людей Фаро, тот самый, из той ночи, когда я убила Паулину, который стоял в стороне и смотрел, как его друг насилует меня, должен был притвориться моим парнем. Когда я рассказала Фаро о плане, он послал того парня. По крайней мере, это был не другой.

План с Энцо сработал. Слишком хорошо.

В этих неземных глазах я увидела боль, соперничающую с безумным гневом. Он ненавидел меня. Я чувствовала это. Я предала его. Это все, что он видел. Все, что я позволила ему увидеть.

Даже если в каком-то альтернативном мире у нас могло бы что-то быть, это умерло в тот момент, когда я сломала его. Он никогда не простит меня. Он никогда не будет доверять мне снова. Неудивительно, что я не видела его с тех пор. Зачем ему вообще приезжать?

На работе я держу себя в руках, но дома я выплескиваю свою боль в подушку, ненавидя, что так поступила с ним. Слезы падают беззвучно, как всегда. Я никогда не позволяю никому слышать, как я плачу, даже себе.

Поправляя в зеркале свой белый сверкающий бюстгальтер, я готова выйти на сцену. Мои волосы падают волнами, заколотые с одной стороны, и все, что я хочу сделать, это сорвать их. Но вместо этого, сделав еще один быстрый вдох, я выхожу на сцену. Как только я это делаю, я вижу его.

Панический вздох срывается с моих губ, когда мой взгляд приклеивается к нему, сидящему в одном из ближайших к сцене мест, с Корой на коленях.

Сначала он не замечает меня, но когда замечает, то хватает ее за бедра, его черты ожесточаются, а на лице появляется оскал.

Мои внутренности скручиваются от отвращения, когда я вижу его с кем-то другим, с кем-то, кто не я. Я знаю, что это не он. Ему это безразлично. Он делает это, чтобы наказать меня, и это работает. Мое сердце, оно буквально болит.

Я поднимаюсь по ступенькам на сцену, вижу ее лицом у его, его глаза на ее груди, и все, чего я хочу, это закричать, разбить все в этом проклятом месте!

Я начинаю свой танец, каждое мое движение быстрое, отрывистое. Мои вращения становятся более резкими, мои ноги вырываются с такой жестокостью, что это подстегивает меня, мой пульс бьется быстрее.

Он мой.

Мое дыхание учащается, мелодия песни притягивает меня к себе. Я истекаю кровью от слов и ритма. Он поглощает меня, доводя мой гнев до новых высот.

Когда я кручусь на шесте вверх ногами, болтаясь и цепляясь ногами за металл, я вижу, что он встает, а Кора ухмыляется, ведя его прочь.

Когда он идет с ней, он держит меня в поле зрения, его выдох неровно проходит через тяжелый подъем его груди. Мышца на его челюсти дергается, прежде чем она отводит его в сторону, где, я уверена, он не будет много говорить, как мы когда-то делали.

Все действительно кончено.

Все, что у нас было, теперь исчезло, превратив нашу сказку в кошмар, из которого она появилась.