Сердцеед в Венецианской паутине

Глава 13: Свинец бумаг и шанс на шелк

Утро ворвалось в кабинет не серым светом каналов, а резким лучом солнца, пробившимся сквозь высокое окно. Оно застало меня за столом, погруженным в отчеты до мозга костей. Воздух гудел от тишины, нарушаемой только скрипом пера по пергаменту и шуршанием страниц. Официальная миссия — этот навязчивый комар — требовала внимания. Снизить пошлины на вина и шелка. Переманить гильдии. Задача казалась грандиозной игрой в четырехмерные шахматы.

Я разложил перед собой список основных венецианских купеческих гильдий, словно карту вражеских крепостей:

Гильдия Шелкопрядов: цитадель Альвизе Мочениго. Консервативная, мощная, ненавидит конкуренцию. Ключ — страх перед потерей монополии и долг Барбаро.

Гильдия Суконщиков: сильны, но зависят от поставок сырья. Возможно давление через Кверини (лен) или угрозу перекрытия шерстяных путей из Франции.

Гильдия Золотых Дел Мастеров: богаты, влиятельны. Их слабость — тщеславие. Дзено пытается их переманить в свой «Новый Альянс»? Нужен крючок — доступ к редким камням или французским королевским заказам?

Гильдия Маслобоев и Бакалейщиков: контролируют базовые товары. Не самые влиятельные, но их поддержка — важный сигнал для мелких торговцев. Их можно купить гарантиями поставок дешевой соли или оливкового масла из Прованса.

Гильдия Лекарей и Аптекарей: зависимы от импорта специй и редких трав. Французские связи в Леванте могли бы быть приманкой… если переиграть Контарини.

«Новая Гильдия» / Альянс Колониальных Товаров: флагман Пьетро Дзено. Амбициозны, голодны до новых рынков. Ключ — предложить эксклюзивные права на сбыт французских колониальных товаров (сахар, табак?) в обмен на лоббирование снижения пошлин. Рискованно, но потенциально выгодно.

Рядом с названием каждой гильдии я ставил имена. Кто внутри может быть союзником? Кто — непреодолимым препятствием? Кто из моих новых «знакомых» — Фоскарини, Орсини, Манфреди — имеет рычаги влияния на кого-то из гильдейских старшин? Марко, стоявший как тень у двери, по моему кивку подходил, тихо докладывая сплетни, связи, компромат. Мы работали как хорошо смазанный механизм: я ставил цель, он подсказывал слабое место.

«Мочениго боится не столько цены, сколько скорости французских поставок, синьор, — шептал Марко, указывая на первое имя. — Его мануфактуры стары, медленны. Предложите не только снижение пошлин, но и… задержку французского шелка на рынке на сезон. Дайте ему время перестроиться. Он проглотит пошлины ради этого времени.»

«А Дзено?» — спросил я, делая пометку.

«Дзено хочет признания. Статуса. Его «Новая Гильдия» жаждет равных прав со стариками. Если вы сможете даровать его гильдии… скажем, аудиенцию у короля? Или статус официального торгового партнера короны? Это перевесит любые пошлины.»

Перо скрипело, заполняя поля листов планами, условными сценариями, вопросами для Марко. Голова гудела от напряжения. Этот сухой, пыльный труд был не менее важен, чем ночные вылазки в таверны или салонные игры. Здесь ковалось оружие для открытого поля боя экономики.

Дверь кабинета скрипнула. Луи. Он стоял на пороге, постукивая ногой об пол, лицо выражало преувеличенную скуку, граничащую с тоской. Он слонялся по палаццо уже часа два, как неприкаянный дух, изводя слуг своими вздохами и вопросами: «Чем бы заняться?».

«Лео… — начал он жалобно. — Умоляю. Я сойду с ума. Эти стены… они давят. Эти твои бумаги… они шуршат, как змеи. Выпусти меня! Куда угодно. В церковь? В бордель? На рынок смотреть, как торгуют рыбой?»

Я отложил перо, потер виски. Усталость копилась, а его нытье действовало на нервы, как напильник. Взгляд упал на окно. Вечерело. Мысль о душном кабинете стала невыносимой. И… идея.

«Хорошо, Луи, — сказал я, вставая. — Ты прав. Воздуха не хватает. Собирайся. Поедем в «Рыжего Осла».

Его лицо преобразилось мгновенно. Скуку как рукой сняло, сменившись детской радостью. «Да? Правда? Ты лучший, Лео! Я буду готов через мгновение!» Он выскочил из кабинета, чуть не сбив с ног слугу, подносившего мне кувшин воды.

В гондоле Луи сиял, предвкушая веселье, болтал без умолку о венецианских красавицах и крепости местного вина. Я молчал, наблюдая, как огни города загораются в наступающих сумерках, отражаясь в черной воде. Отдых? Нет. Работа в другом поле.

«Рыжий Осел» встретил нас знакомой волной шума, духоты и дешевых духов. Но сегодня этот гам казался почти… уютным после тисков кабинета. Мы едва успели занять столик и заказать вино, как из дыма трубок и полумрака возникла знакомая фигура — Брагадин. Он шел к нам с легкой улыбкой, деланно-радушной.

«Синьоры! Какая приятная неожиданность! — воскликнул он, пожимая руки. Его взгляд скользнул по нашему виду: я — в простом, но добротном камзоле, Луи — в своем лучшем «гулячном» наряде. — Ищете новых впечатлений после светских вечеров?»

«Светские вечера — это прекрасно, синьор Брагадин, — ответил я, делая вид, что отхлебываю вино. — Но иногда душа просит… более острых ощущений. Азарта, например.»

В глазах менялы мелькнул искренний интерес. «Азарта? — Он кивнул. — Тогда вам повезло, что вы встретили меня. У меня как раз есть свободный столик в углу… и колода карт, которая жаждет испытать вашу удачу.» Он жестом пригласил следовать.

Играли в бассетту. Луи, пылая азартом и подогретый вином, ставил крупно, шутил, ругался тихо и по-французски, когда карты шли плохо. И они шли плохо. Постоянно. Его стопка цехинов таяла на глазах. Я же играл осторожно, расчетливо, больше наблюдая за Брагадином, чем за картами. Ставил умеренно, выигрывал ровно столько, чтобы не проиграть, но и не вызвать подозрений в излишней удачливости. Разговор за столом тек легко: о Венеции, о курьезных случаях в торговле (я подкидывал пару безобидных историй), о женщинах (Луи тут был главным оратором). Брагадин оттаивал. Его ответы становились менее уклончивыми, в них проскальзывали нотки деловой хватки и даже циничного юмора. Мои осторожные намеки на возможные «вложения» или «трудности с переводом крупных сумм» он ловил на лету, не давая конкретики, но и не закрывая тему. Знакомство крепло. Медленно, но, верно.

К полуночи Луи был почти разорен морально и финансово. Его настроение, столь радужное в начале, поникло вместе с последним цехином. Брагадин, подсчитывая выигрыш (в основном за счет Луи), выглядел довольным.

«Что ж, синьор де Клермон, фортуна — дама капризная, — заметил он не без снисходительности. — Но вечер еще молод! Может, искусство прекрасных дам поднимет ваш дух?» Он кивнул в сторону лестницы наверх.

Луи ожил, как увядший цветок под дождем. «Да! Точно! Искусство! Граф?» — он посмотрел на меня с мольбой.

Я сделал вид, что раздумываю, затем кивнул Брагадину: «Почему бы и нет? После таких карт… нужно что-то возвышенное.»

В салоне наверху все было как в прошлый раз: приглушенный свет, томная музыка, профессиональные танцы. Луи, забыв о проигрыше, мгновенно растворился в объятиях знакомой брюнетки. Брагадин с деловым видом выбрал другую девушку. Я же поймал взгляд Катарины. Она стояла чуть в стороне, и на ее лице промелькнула теплая, узнающая улыбка. Я кивнул ей.

Комната была прежней — скромный островок тишины. Шахматная доска уже лежала на столике.

«Синьор граф, — Катарина поклонилась, но в ее глазах светилось что-то большее, чем профессиональная вежливость. — Я слышала… весь город говорит! О вашем выступлении в палаццо Контарини. Этот… «ноктюрн на флейте водосточных труб». — Она произнесла слова с восхищенной осторожностью. — Говорят, это было… нечто невероятное. Дерзкое. Сильное.»

Я улыбнулся, садясь. «Слухи преувеличивают, Катарина. Просто… несколько строк, которые пришли на ум.»

«Не скромничайте, синьор, — она села напротив, расставляя фигуры. Ее движения были плавными, уверенными. — Я знаю здешних господ. Их не удивить просто так. А вас… вас обсуждают.» Она посмотрела на меня прямо. «Вы умеете удивлять. И в поэзии, и… — она кивнула на доску — в выборе времяпрепровождения здесь.»

Мы начали играть. Атмосфера была легкой, почти дружеской. Она рассказывала о новостях таверны, о капризах клиентов, о хозяйке. Я слушал, задавал вопросы. Ее речь была чистой, мысли — острыми, а шахматная игра — по-прежнему изобретательной. Это был ум, запертый в золотой клетке обстоятельств.

«Катарина, — спросил я наконец, отодвинув ферзя. — Прости, если вопрос нескромен… но как девушка с вашим… умом и воспитанием оказалась здесь?» Я жестом обозначил комнату, таверну, всю эту жизнь.

Она замерла, рука над ладьей. Улыбка исчезла. Глаза опустились на доску, но видели явно что-то другое. Большое, темное.

«История… как у многих, синьор, — начала она тихо, голос потерял теплоту, стал ровным и безжизненным. — Отец — мелкий торговец тканями из Рагузы. Дела шли неплохо. Я училась… много читала. Мать учила музыке, языкам… мечтала о хорошей партии.» Она сделала ход, механически. «Потом… чума. Не настоящая, мор. Просто чума для нашей семьи. Отец поручился за друга… друг сбежал с деньгами кредиторов. Большие деньги. Нашего дома, мастерской… всего, что было, не хватило. Отца бросили в долговую тюрьму. Он… не выдержал. Умер там.» Она замолчала, сглатывая комок. «Мать… не перенесла. Осталась я… и долги. Огромные. Кредиторы… они не церемонятся с девушками-сиротами. Хозяйка «Рыжего Осла»… она заплатила долг. Забрала меня. Вот и вся история.» Она подняла глаза. В них не было слез, только глубокая, выстраданная усталость и горечь. «Воспитание и начитанность здесь… просто дорогая приправа, синьор. Чтобы товар стоил дороже.»

Тишина повисла густая, тяжелая. Я смотрел на нее, и сердце сжалось от несправедливости и жалости. Такой ум, такая сила духа… запертые в этом аду. Мысль ударила, как молния: «Ее нужно вытащить отсюда!» Выкупить у хозяйки? Устроить куда-то? Но как? И главное — не навредить ли ей еще больше, вызвав гнев кредиторов или хозяйки? Это требовало обдумывания, осторожности. Марко должен знать, как такие вещи делаются в Венеции.

«Катарина… — начал я, подбирая слова. — Я… не знаю, что сказать. Это ужасно. И несправедливо.»

Она слабо улыбнулась, поймав искренность в моем голосе. «Жизнь редко справедлива, синьор граф. Особенно к таким, как я. Но… спасибо, что спросили. И что… не делаете вид, что не понимаете.» Она посмотрела на доску. «Ваш ход, кажется. И… не смотрите на меня так. Мне жалко себя только по ночам. Сейчас — давайте играть.»

Мы доиграли партию почти молча. Я победил, но победа была горькой. Когда встал, чтобы уходить, она подошла ближе.

«Синьор, — прошептала она, поправляя несуществующую складку на моем рукаве. Ее пальцы слегка дрожали. — Будьте осторожны. Брагадин… он не так прост, как кажется. Он много спрашивал о вас сегодня. И… о вашем друге. Луи.» Она встретила мой взгляд. В ее глазах была не только симпатия, но и тревога. За меня? «Просто… будьте осторожны.»

Я кивнул, положив на стол не один, а два цехина. «Спасибо, Катарина. За игру. И за предупреждение. До следующего раза.»

«До следующего раза, синьор граф, — она отвесила легкий поклон, но в ее глазах, когда она подняла голову, горел какой-то новый огонек. — И… спасибо вам. За то, что видите человека. А не товар.»

Я вышел, чувствуя тяжесть ее истории на душе и острую необходимость поговорить с Марко. И не только о гильдиях и пошлинах. Мысль о выкупе Катарины из этого ада крепла с каждым шагом. Но как это сделать, не подставив ее и себя? Это был новый, неожиданный фронт в моей венецианской войне. И сдаваться я не собирался.