Сердцеед в Венецианской паутине

Глава 26: Тени, книга и холодный пот

Темная гондола причалила не к парадному причалу, а к заросшему пирсу в тени кипарисов. Личная резиденция Брагадина — скорее укрепленная вилла — возвышалась мрачным силуэтом на фоне звездного, но безлунного неба. Огни горели только в главном корпусе — там, где шел прием. Музыка и смех доносились приглушенно, как из другого мира.

Марко, словно тень, отделился от нас и растворился в темноте парка, его задача — разведка периметра, поиск точек входа/выхода и сигнал тревоги. Мы с Луи, поправив дорогие, но теперь кажущиеся тесными и неуместными камзолы, направились к свету. Входили, улыбаясь, как гости, запоздавшие из-за капризов Большого канала.

Вечер был в разгаре. Брагадин, увидев нас, двинулся навстречу с широкой, но холодной улыбкой хозяина.

«Граф де Виллар! Месье де Бурбон! Я уже начал беспокоиться!»

«Проклятые гондольеры, синьор, — отмахнулся Луи с привычной небрежностью, уже входя в роль. — Устроили гонки чуть ли не до Кьоджи!»

Брагадин рассмеялся, но его глаза, острые, как иглы, скользнули по нам. Оценивающе. Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. «Он что-то подозревает? Или это паранойя?»

Мы включились в водоворот. Легкая болтовня с купцами, членами Совета Десяти (их присутствие заставило мое сердце екнуть), парочкой французских «торговцев», чьи лица мне показались подозрительно знакомыми. Мы кружили. Намеренно. Чтобы каждый запомнил: да, Леонардо де Виллар и его друг Луи де Клермон здесь. Они веселятся, пьют, никуда не исчезают. Луи шутил, смеялся громче всех, притягивая взгляды. Я подыгрывал, но мой взгляд то и дело скользил к часам на камине. Время текло, как расплавленный свинец.

Первым исчез Луи. Легким кивком и фразой «Ох, это шампанское! Где тут укромный уголок?» он юркнул в сторону коридора, ведущего в правое крыло. Моя очередь настала минут через пять. Я поймал взгляд Луи, уже вернувшегося и снова окруженного слушателями. Он едва заметно кивнул в сторону левого крыла и поднес палец к виску — знак: Чисто. Охраны нет. Я извинился перед дамой, с которой только что танцевал, сославшись на духоту, и направился к дверям левого крыла.

Тишина здесь была гнетущей после шума зала. Длинный, слабо освещенный коридор. Двери спален… и в конце — массивная дубовая дверь. Кабинет. Я прислушался. Тишина. Дверь поддалась беззвучно — видимо, масляные петли были ухожены. Внутри пахло дорогим табаком, воском и… властью.

Кабинет был просторным, мрачноватым. Массивный стол. Кресла. Книжные шкафы. Картины в темных рамах. Я быстро окинул взглядом. Где? Где?! Марко был прав — ничего на виду. Я начал методично, но с бешено колотящимся сердцем:

Стол: выдвижные ящики — пустые или с безобидными бумагами, счетами. Потайных отделений нет — простучал.

Пол: половицы крепкие, не прогибаются, щелей нет.

Шкафы: книги — классика, история, экономика. Ничего подозрительного. Задние стенки глухие.

Вазы, статуэтки: пустые или с пеплом.

Картины: снял две. Гладкая стена. Ни сейфов, ни щелей.

Шаги в коридоре!

Я едва успел юркнуть под массивный стол, затянутый до пола тяжелой скатертью. Сердце колотилось так, что, казалось, слышно на весь дом. Дверь открылась. В кабинет вошли. Два человека? Один? Шаги были тяжелыми. Прошли к столу. Постояли. Мое дыхание замерло. Пальцы инстинктивно сжали рукоять пистолета. «Если найдут…» Мысли метались. «Стрелять? Прорываться?»

Потом шаги раздались снова — уходили. Дверь закрылась. Я вылез, мокрый от холодного пота. Времени катастрофически мало!

Отчаяние начало подкрадываться. Куда мог спрятать такой хитрый лис, как Брагадин? Я огляделся снова. И мой взгляд упал на… окно. Большое, с видом на парк, с тяжелой бархатной портьерой. Окно было моим потенциальным путем к бегству, если Марко подаст сигнал. Я подошел к нему, проверяя запор. И тут увидел. Не на окне, а возле него. Под толстым слоем пыли на карнизе глубокого оконного проема лежал… фолиант. Тяжелый, в потертом кожаном переплете без опознавательных знаков. Он был аккуратно придвинут к стене, почти невидимый из комнаты. Гениально просто. Кто полезет в пыль на карниз?

Я схватил книгу. Она была неожиданно тяжелой. Чувство опасности исходило от нее волнами — место, тайна, сам Брагадин! Не глядя, сунул ее за пазуху под камзол. Холод кожи и металлических застежек прижался к телу. Теперь выбраться!

Я распахнул окно — тихо, благодарение Богу, оно не скрипело. Перегнулся через подоконник, ища взглядом Марко в темноте сада. И в этот момент — снова шаги! Ближе! Быстрее!

Я вылез на карниз, прикрыл створки изнутри так, чтобы запор щелкнул, но не до конца, оставив крошечную щель — надеясь, что сочтут закрытым. Прижался к стене. Сердце колотилось. Дверь кабинета распахнулась. Через щель в шторах я увидел силуэт охранника с фонарем. Он осветил комнату, луч скользнул по столу, по шкафам… задержался на окне. На секунду показалось, что луч упал прямо на меня. Я замер, не дыша. Охранник подошел ближе, вглядываясь. «Он видит?» Потом пожал плечами, проверил запор окна, потрогал ручку. Убедившись, что все закрыто, он потушил фонарь и вышел.

Я чуть не рухнул от облегчения. Но времени не было. Спускаться по стене? Слишком долго и шумно. И тут — резкий, короткий свист. Сигнал Марко! Снизу, из кустов, его рука показала на окно первого этажа прямо подо мной. Оно было приоткрыто! Туалетная комната. Отличный путь отступления.

Я сполз по кованой решетке водосточной трубы (благословенны венецианские ливни!), стараясь не шуметь, и юркнул в открытое окно. Внутри пахло мылом и… дорогим парфюмом. Элитный сортир. Я быстро поправил одежду, смахнул пыль с рукавов, сунул выбившуюся прядь волос за ухо. Дверь в коридор была приоткрыта. Я вышел, стараясь выглядеть максимально естественно.

И прямо нос к носу столкнулся с Брагадиным.

Он стоял, скрестив руки на груди, его лицо было непроницаемой маской. В глазах — холодное любопытство. «Он знает. Он все знает.»

«Граф де Виллар? — произнес он ровным голосом. — Вы потерялись? Или… несварение?» Его тон был легким, но в нем чувствовалась сталь.

Кровь отхлынула от моего лица. Мозг лихорадочно искал ответ. «Книга! Она за пазухой! Он может почувствовать!»

«Черт возьми, синьор Брагадин, — выдавил я, пытаясь улыбнуться и почувствовав, как эта улыбка кривится на лице. — Видимо, что-то не то съел. Ваш повар слишком искусен, искушений было много!» Я потер живот, изображая легкое недомогание.

Брагадин смотрел на меня. Секунда. Две. Потом его лицо расплылось в широкой, но недоброй улыбке. Он рассмеялся, хлопнул меня по плечу.

«Бедняга! Пойдемте, выпьем хорошего вина! Оно все исправит!» Его рука на моем плече была тяжелой, как камень. Он повел меня обратно в зал.

Луи, увидев нас вместе, побледнел так, что стал похож на привидение. Он материализовался рядом мгновенно, как будто использовал телепорт.

«Лео! Где ты пропадал? Мы уже думали, ты сбежал к прекрасной вдове!» — его голос звучал неестественно бодро, но глаза метали молнии тревоги.

Брагадин засмеялся снова. «Ваш друг немного приболел от моих кулинарных изысков, месье де Бурбон!»

Как только Брагадин отвернулся, чтобы приказать слуге вина, я шепнул Луи, едва шевеля губами: «Книга. У меня. Очень опасная.»

Луи едва заметно кивнул. Потом, глядя мне в глаза, добавил шепотом: «Тебя долго не было. Марко… он закрылся в том самом сортире. Я стоял у двери, стучал, кричал, что мне смертельно надо, шутил, что ты там с любовницей сидишь… Отличный отвлекающий маневр получился, а?» Глаза его блеснули лихим, старым Луи.

Я едва сдержал смех, смешанный с истерическим облегчением. «Луи, это гениально. Просто гениально.»

До самого утра мы играли свою роль. Пили, смеялись, танцевали, были на виду. Брагадин наблюдал. Иногда его взгляд, тяжелый и неотрывный, останавливался на мне. Книга жгла грудь.

Утром, прощаясь с хозяином, я пожимал его руку, улыбаясь. Он улыбался в ответ. Но в его глазах не было ни тепла, ни доверия. Только холодная оценка и… предупреждение.

Гондола отчалила. Когда вилла скрылась из виду, мы с Луи переглянулись. Ни слова не было сказано. Но в этом взгляде был весь ужас ночи, облегчение от успеха и леденящий душу страх. Мы держали в руках смертельный компромат на одного из самых могущественных людей Венеции. На Змею. А значит, теперь за нашими головами объявлена охота. Не подозрение — охота. Жить в Венеции стало опаснее, чем в аду. Каждая тень, каждый шепот, каждый незнакомый взгляд — угроза.

Мы выиграли битву. Но война только началась. И цена поражения была теперь известна абсолютно точно — смерть. Очень медленная и мучительная. От рук Морозини или самого Брагадина. Разницы не было.