Сердцеед в Венецианской паутине

Глава 31: Козырь в игре короны

Сутки мы скакали как одержимые, почти не слезая с седел. Два раза меняли взмыленных лошадей на постоялых дворах, где мы щедро платили золотом, чтобы нам не задавали лишних вопросов. Мы мчались, подгоняемые холодной яростью и страхом, который сжимал сердце ледяной рукой.

К утру второго дня, когда первые лучи солнца позолотили чудовищный по своим масштабам фасад Версаля, мы были у служебных ворот. От былой роскоши и величия здесь не осталось и следа — только грязь, запах навоза и тусклые мундиры охраны.

Нас тут же окликнули. К нам быстрым шагом направился пожилой солдат с умными, усталыми глазами и глубокими морщинами у рта.

— Маркиза де Эгринья знала, что вы приедете, — произнёс он тихо, без предисловий, осматривая наши запылённые, измождённые лица. — Я жду вас со вчерашнего вечера. Пойдёмте, месье. Быстро.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и повёл нас не к парадному входу, а вдоль высокой стены, к неприметной, почти скрытой плющом калитке. За ней начинался лабиринт узких, плохо освещённых коридоров — артерии, по которым текли слуги, припасы и тайны королевского двора. Мы шли долго, петляя и спускаясь всё ниже, мимо гигантских кухонь, где на вертелах жарились туши быков, и кладовых, откуда доносился кислый запах квашеной капусты. Пока наконец не поднялись по крутой винтовой лестнице и не остановились у неприметной двери.

Солдат постучал условный знак. Дверь мгновенно отворилась, и нас втянули внутрь.

Мы очутились в небольших, но роскошно обставленных апартаментах. В воздухе витал знакомый, дорогой аромат — тубероза и старое вино. Это был запах моей тетушки.

Она стояла посреди комнаты, вся в чёрном, бледная, но абсолютно собранная. Её глаза, обычно полные язвительного веселья, сейчас были серьёзны и печальны.

— Леонардо, мальчик мой, — выдохнула она, и в её голосе прозвучало несвойственное ей облегчение. Она сделала шаг вперёд и, к моему удивлению, крепко обняла меня. — Слава Богу, ты жив. Не беспокойся за солдата, он свой, — тихо сказала тетушка, заметив мой настороженный взгляд. — Его жизнь я спасла двадцать лет назад. Он служит мне с тех пор, — она немного перевела дух. — Новости о твоей кончине в Венеции были ужасны. Особенно для Елены.

— Тётя, — я отстранился, держа её за плечи. Время для нежностей не было. — Елена. Фоларская башня. Почему?

Лицо маркизы снова стало непроницаемой маской. Она кивнула, указывая на стул.

— Садись. Тебе нужно быть готовым. Ситуация хуже, чем мы думали. — Она сделала паузу, выбирая слова. — Король разгневан не на шутку. Лоррен убедил его, что ты не просто сбежал, а перешёл на сторону венецианцев с государственными секретами, подстроив свою смерть. Но это ещё не всё.

Она посмотрела мне прямо в глаза, и в её взгляде читалась бесконечная жалость.

— Лео, Елена беременна. Примерно два месяца.

Воздух вырвался из моих лёгких, словно от удара. Сперва на меня накатила волна слепого, всепоглощающего счастья. Ребёнок. Наш ребёнок. Плод тех двух коротких, украденных у судьбы ночей в Шато де Виллар. Сердце заколотилось, готовое вырваться из груди. Но следом, как удар кинжалом в спину, пришла другая, леденящая реальность. Счастье было приправлено таким горьким ядом страха, что я едва не задохнулся. Мир на мгновение поплыл перед глазами. Я услышал, как Луи за спиной резко выдохнул и пробормотал что-то под нос, рука его непроизвольно легла на рукоять шпаги — жест друга, чувствующего приближение битвы за самое дорогое.

Но следом, как удар кинжалом в спину, пришла другая, леденящая реальность.

— Она… беременна… — я прошептал охрипшим голосом. — И он заточил её в каменный мешок? В Башню? Я убью его!

Я рванулся к двери, но тётка с неожиданной силой вцепилась мне в руку.

— Остановись! — её шёпот был резким, как удар хлыста. — Ты сыграешь им на руку! Ты убьёшь её и ребёнка своей опрометчивостью! Сейчас всё решает холодный расчёт, а не горячность!

Она заставила меня сесть.

— Слушай! Побег — это последнее дело. Он сделает из вас беглецов навеки. Тебе нужно не вытаскивать её оттуда тайком. Тебе нужно заставить Короля-Солнце вернуть её тебе самому.

Я смотрел на неё, не понимая.

— Как?

— Вот как, — тётка выпрямилась, и в её позе появилась вся её былая дипломатическая мощь. — Сначала на аудиенцию иду я. Чтобы подготовить почву, намекнуть на наличие неких… компрометирующих материалов, касающихся его окружения. Затем, когда любопытство Короля будет на пределе, придёшь ты. И когда он потребует доказательств измены Лоррена, ты выдвинешь своё условие. Первое: немедленное освобождение Елены из Башни и её возвращение ко двору. Второе: твоё полное помилование и возвращение титулов. И только тогда, когда она будет в безопасности рядом с тобой, ты передашь ему досье.

— Он никогда не согласится на унижение! — прошептал я.

— Согласится, — уверенно парировала тётка. — Потому что мадемуазель де Монпансье будет рядом. В нужный момент мадемуазель де Монпансье, которой Елена смогла заслужить доверие, шепнёт ему, что история с беременной женой, заточённой в башне, может стать дурным пятном на его репутации Милостивого Монарха. Ее мнение король ценит за нелицеприятную прямоту и отсутствие интереса к придворным кликам. А то, что ты предлагаешь… это может быть очень интересно. Она умеет говорить с ним на языке выгоды. Ты должен играть ва-банк, Леонардо. Весь твой козырь — эта книга. И жизнь вашего ребёнка.

Я закрыл глаза, пытаясь загнать обратно бушующую внутри бурю. Гнев, страх, бессилие и безумная надежда боролись во мне. Это был жестокий, холодный план. Ставка — жизнь моей жены и моего нерождённого ребёнка. Проиграть — означало потерять всё. Но иного пути не было.

— Хорошо, — я выдохнул, открывая глаза. В них уже не было ярости, только ледяная решимость. — Я согласен. Жду вашего сигнала.

Всё, что мне оставалось — это сидеть в этой позолоченной клетке тётушкиных апартаментов и ждать. Готовиться к самой важной аудиенции в своей жизни. Где я буду говорить с Королём не как подданный, а как равная сторона. Или умру, пытаясь.