Сердцеед в Венецианской паутине

Глава 7: Лапы льва святого Марка

Отдых? Какой там. Едва я прислонился к мокрому борту, чувствуя, как каждая кость ноет, а мышцы дрожат от перенапряжения после ночного ада, как крик разорвал утреннюю тишину, еще хриплую от отголосков шторма:

«ЗЕМЛЯ-А-А!!! ПО ПРАВОМУ ТРАВЕРЗУ!»

Все, кто мог стоять, рванули к правому борту. Я встал, превозмогая свинцовую тяжесть в ногах. И увидел.

Она возникла из утренней дымки, словно мираж. Сначала — просто темная полоска на горизонте. Потом — силуэты башен, куполов, неясные очертания зданий, отражающиеся в огромном зеркале лагуны. Венеция. Город на воде. Город интриг, яда и моей возможной гибели. Солнце, пробившееся сквозь рваные тучи после шторма, золотило купола Сан-Марко, делая их неестественно яркими, почти театральными на фоне еще сероватого неба. Красота? Безусловно. Но красота хищника, затаившегося перед прыжком. Воздух доносил новые запахи: не только соль и деготь, но и запах сырости, стоячей воды, цветов, гниющего дерева и чего-то чужого, пряного — запах Востока и вековых тайн. Сердце сжалось не от восторга, а от холодного предчувствия. Лапы Льва Святого Марка уже протягивались к нашему маленькому кораблику.

Подход занял вечность. «Ласточка», потрепанная, но гордая, скользила по спокойным теперь водам лагуны, мимо островов-призраков, мимо лениво проплывающих гондол, чьи гондольеры лениво поглядывали на нас, чужаков. Каждый метр ближе к городу — метр глубже в пасть неизвестности. Я ловил взгляды Жака, других матросов. В их глазах читалось не только облегчение после шторма, но и настороженность. Они знали, куда везут своего «графа-работягу». Значит, слухи ходят даже здесь, в трюмах.

Как только судно мягко ткнулось в причал Сан-Марко, и были заведены швартовы, началась лихорадка высадки. Матросы, усталые, но оживленные перспективой твердой земли и таверны, спешно грузили наш нехитрый скарб на тележки. Я собирал свои вещи, чувствуя, как усталость наваливается с новой силой, когда услышал жалобный стон у трапа.

Луи. Он стоял, вернее, держался за перила, бледнее лунного света, весь дрожа. Шторм, похоже, добил его окончательно. Он был слаб, как младенец, едва держался на ногах, его забинтованный нос казался теперь единственной яркой точкой на мертвенно-бледном лице. Он смотрел на меня мутными, полными животного страха глазами. «Не оставь…» — простонал он, и в его голосе не было ни злобы, ни наглости, только отчаянная мольба загнанного зверя.

Мерзко. До глубины души мерзко было прикасаться к нему. Вспоминались его гадкие слова о Елене, его трусость, его презренное нытье. Но… бросить его здесь, на причале, слабого, беспомощного, на растерзание венецианским ворам или шпионам? Я не мог. Не потому, что жалел. Потому что это был мой крест, моя обуза, посланная королем. И бросить его — значило бы расписаться в своем поражении раньше времени.

«Держись, де Клермон,» — процедил я сквозь зубы, подходя и грубо вкладывая его руку себе на плечо. — «Ты мне нужен живым. Пока что.» Его вес, вялый и противный, лег на меня. Он пах рвотой, потом и страхом. Я потащил его вниз по трапу, чувствуя, как его ноги заплетаются, как он чуть не падает, увлекая меня за собой. Матросы косились на нас, но молчали.

На причале, среди суеты носильщиков, криков торговцев и гомона толпы, я оглядывался, ища тот самый знак. И он появился. Почти бесшумно, как тень.

Человек средних лет, ничем не примечательный в простом, темном плаще и шляпе с широкими полями. Но на пряжке его плаща, чуть ниже горла, блеснуло серебро: изящно выгравированный жук-скарабей. Он подошел ко мне, его темные, быстрые глаза мгновенно оценили меня, Луи, сумку в моей свободной руке. Он поклонился неглубоко, но с подчеркнутым уважением.

«Месье де Виллар,» — его голос был тихим, спокойным, но слышным сквозь шум. — «Добро пожаловать в Венецию. Меня зовут Марко. Я к вашим услугам. Позвольте облегчить вашу ношу.» Он легко, с неожиданной силой, принял на себя часть веса Луи, взяв того под руку так, что это выглядело как поддержка, а не арест. Его движения были точными, экономичными. «Повозка ждет неподалеку. Следуйте за мной.»

Облегчение смешалось с настороженностью. Марко. Человек тети. Ключ к выживанию? Или еще одно звено в цепи ловушки? Но выбора не было.

Прежде чем двинуться за Марко, я обернулся к «Ласточке». На фоне величественного, но чужого города она казалась маленьким, родным островком безопасности. На трапе стоял капитан Ренар. Его пронзительные глаза встретились с моими. Он медленно сошел на причал, подошел, минуя суетящихся матросов.

«Граф,» — его голос был таким же, как в шторм — низким, несуетным. Он протянул руку. Я, освободившись от Луи на мгновение, крепко пожал ее. Его ладонь была шершавой, как палуба после шторма, и сильной. — «Дорога в Венецию — дорога в змеиное гнездо. Береги спину.»

Я кивнул. «Спасибо, капитан. За все.»

Он тронул козырек своей потрепанной шляпы в небрежном салюте. И вдруг, в его глазах, обычно непроницаемых, мелькнул огонек — нечто похожее на усмешку, но теплую. «Если когда-нибудь надоест вам играть в благородного рыцаря при дворах да в змеиных ямах…» — он махнул рукой в сторону «Ласточки», — «…команда будет рада. Руки у вас золотые, чутье — морское. Штурвал ждет.» Он выдержал паузу, глядя мне прямо в глаза. «Спросите в таверне «У Золотого Дельфина» на Риальто. Оставьте весточку хозяину — Ансельмо. Он знает, как меня найти. Всегда.»

Сердце неожиданно ёкнуло. Предложение было невероятным, как сон. Свобода. Море. Простая, честная работа вместо этой паутины интриг. Искушение было сладким и острым. Я рассмеялся, по-доброму, искренне — впервые за долгие дни. «Обещаю подумать, капитан. Серьезно подумать.»

Он кивнул, коротко и твердо. «Удачи, граф. По морю или по суше — держите курс.» Он еще раз пожал мне руку, повернулся и пошел обратно на борт своего корабля, в свою стихию, не оглядываясь. Старый морской волк. Друг.

Марко терпеливо ждал в двух шагах, поддерживая пошатывающегося Луи. «Граф?» — его тихий голос вернул меня к действительности.

«Да, Марко. Ведите.»

Мы двинулись сквозь пеструю, шумящую толпу причала. Луи тяжело дышал, опираясь на нас обоих. Запахи Венеции обрушились на меня: рыба, морская вода, цветы, дорогие духи какого-то проходящего патриция, гниющие фрукты в корзине торговца, пыль, ладан из открытой двери церкви… И под всем этим — сладковатый, гнилостный дух каналов. Город жил, кипел, смеялся и плел интриги.

Мы свернули в узкий переулок, где ждала простая, закрытая повозка, запряженная парой неказистых лошадок. Марко ловко втолкнул Луи внутрь, где тот сразу рухнул на сиденье, закрыв лицо руками. Я бросил свою сумку внутрь. Марко стоял рядом, ожидая.

Я окинул взглядом повозку — наш деревянный тюрьмовоз в сердце львиного логова. Потом посмотрел на Марко. Его лицо было невозмутимо, но в глазах читался холодный, профессиональный расчет. Человек со скарабеем. Моя ниточка к тете. И, возможно, к выживанию.

«Вперед, Марко,» — сказал я, хрипло от усталости и напряжения. — «Покажите мне Венецию. Или то, что она приготовила для меня.»

Я шагнул в повозку. Дверца захлопнулась с глухим стуком. Деревянные колеса застучали по каменной мостовой, увозя меня от последнего клочка родной стихии — моря и дружбы капитана — в самое сердце змеиного гнезда. Игра началась. По-крупному. И ставка в ней была — Елена. Моя жизнь. И, возможно, душа.