Утро встретило меня не пением птиц, а громогласными стонами, доносившимися из покоев Луи. Я заглянул в дверь. Он сидел на краю кровати, обхватив голову руками, лицо было землистого оттенка, а взгляд выражал вселенскую муку.
«Свет… он слишком ярок… — простонал он, щурясь на луч солнца, пробившийся сквозь щель в ставнях. — А звуки… они режут, как нож! Что я вчера пил? Расплавленный свинец?»
«Позавчера. Ты провалялся сутки. Пять кувшинов дешевого вина, смешанного с твоей безрассудностью, — сухо ответил я, подавая ему кувшин с водой. — Пей. Медленно. И не думай о еде пока.»
Он послушно сделал несколько глотков, поморщившись, как от уксуса. «Где я? Как я…? Ох, не напоминай. Помню только, что Беатриче была ангелом… а потом тьма.» Он снова схватился за голову.
В столовой царила тишина, нарушаемая лишь звоном ложек. Я сидел, погруженный в мысли о предстоящем обеде с Брагадином. Марко, верный своему слову, уже принес папку с досье на менялу и четкие инструкции — что говорить, о чем молчать, как парировать возможные провокации. Информация была исчерпывающей и слегка пугающей. Брагадин оказался связан с куда более могущественными силами, чем я предполагал.
Дверь открылась. Вошла Катарина. Она была в простом утреннем платье цвета морской волны, волосы аккуратно убраны. Она несла поднос с теплыми круассанами, но главное — она светилась. Изнутри. Легкая походка, улыбка, играющая на губах, глаза, сиявшие чистым, ничем не омраченным счастьем. Она поставила поднос, встретилась со мной взглядом — и в ее глазах вспыхнула та самая безоговорочная преданность, что была вчера вечером. Быстрый, едва заметный кивок, полный благодарности и тепла.
Луи, сидевший напротив меня и ковырявший ложкой в тарелке с пресным бульоном (единственное, что его желудок мог принять), поднял голову. Его налитые кровью глаза медленно перевели взгляд с Катарины на меня, потом обратно на Катарину. Его брови поползли вверх, выражая немое, но красноречивое: «Что?! Кто?! Почему она здесь и почему выглядит так… чисто и счастливо?!» Он ничего не сказал. Просто уставился на свой бульон, будто надеясь, что тот даст ему ответы на мучительные вопросы. Завтрак прошел в напряженном молчании. Я ел, Катарина тихо занималась делами в комнате, Луи стонал над бульоном.
Тишину нарушил Марко. Он вошел с серебряным подносом, на котором лежал изящный конверт с гербом Фоскарини. «Приглашение от синьоры маркизы Изабеллы Фоскарини, синьор граф. На обед. Сегодня.»
Я вскрыл конверт. Тонкая, душистая бумага, изысканный почерк: «Дорогой граф де Виллар, Ваше присутствие и присутствие Вашего очаровательного друга, месье де Клермона, скрасит мой сегодняшний обед. Будем рады видеть вас в час пополудни. С нетерпением жду интеллектуальной беседы и возможности насладиться Вашим обществом. Ваша, Изабелла Фоскарини.»
Интеллектуальной беседы. Код для «обсудим дела». И явный интерес лично ко мне. Это был шанс, но и ловушка. Изабелла была умна и опасна.
«Луи, — сказал я, откладывая приглашение. — Готовься. Едем к маркизе на обед.»
Луи простонал. «Лео… я умираю. Могу я умереть здесь? В тишине?»
«Нет. Твоя страдающая физиономия добавит мне очков сочувствия. А твоя задача — быть очаровательным, насколько это возможно в твоем состоянии. Хотя бы не падай лицом в суп.»
Ровно в час мы подъехали к элегантному палаццо Фоскарини на Гранд-канале. Луи, бледный, но тщательно причесанный и переодетый, держался героически. Маркиза встретила нас в просторной, залитой светом гостиной. Она была в платье глубокого изумрудного цвета, подчеркивавшего ее статность и острый ум в глазах.
«Граф! Месье де Клермон! Как я рада! — Ее улыбка была ослепительной, но взгляд, скользнувший по Луи, мгновенно оценил его состояние. — Месье де Клермон, вы выглядите… утонченно бледным. Надеюсь, вчерашний вечер стоил таких жертв?»
Луи попытался улыбнуться, получилось скорее гримасой. «Каждая жертва во имя прекрасного, синьора маркиза, — пролепетал он. — Но сегодня… сегодня я весь — внимание к вашему обществу.»
Обед был изысканным: легкие закуски, рыба под цитрусовым соусом, фруктовый шербет. Беседа текла гладко, как вода в канале за окном. Изабелла искусно направляла разговор — от легких сплетен о вчерашних гостях Контарини (где она мимоходом упомянула, что мой «ноктюрн» произвел неизгладимое впечатление) к вопросам о французской моде, а оттуда — к намекам на торговые предпочтения Венеции. Она ловко зондировала почву, пытаясь понять мои истинные цели и возможности. Я отвечал уклончиво, но с достоинством, компенсируя немногословность глубиной замечаний. Луи, к его чести, старался. Он вставлял остроумные (насколько позволяло похмелье) реплики, льстил хозяйке и даже сумел рассказать анекдот, не вызвав недоумения. Казалось, все шло хорошо. Слишком хорошо.
После обеда Изабелла предложила прогуляться по ее небольшому, но ухоженному саду на террасе с видом на канал. Воздух был напоен ароматом цветущих лимонных деревьев.
«Вы — человек загадка, граф, — сказала она вдруг, остановившись у парапета. Ее взгляд был пристальным. — Французский вельможа, который цитирует дерзких поэтов, ведет переговоры с купцами и… находит время для необычных благодеяний.» Она не уточняла, что имела в виду, но намек был прозрачен. Слухи о Катарине уже поползли? Или это был укол?
«Жизнь коротка, синьора маркиза, — ответил я спокойно, глядя на проплывающую гондолу. — Чтобы тратить ее только на очевидное. Иногда самые необычные поступки приносят неожиданную ясность.»
Она улыбнулась, словно мои слова подтвердили ее догадки. «Ясность… Да, это ценное качество. Особенно в нашем запутанном мире.» Она помолчала. «И в знак моей признательности за вашу ясность мыслей и дерзость духа, приглашаю вас обоих, — кивок в сторону Луи, — на ужин завтра, в субботу. Будем музицировать. У меня в гостях будет маэстро Вивальди… и кое-кто из Большого Совета, кому ваши взгляды на торговлю могут быть… любопытны.»
Вивальди? Большой Совет? Это был уровень, о котором я мог только мечтать. Но… завтра. В субботу. В полдень у меня обед с Брагадиным. А вечер — здесь. Два важнейших события в один день. Игра на два фронта.
Я поклонился, скрывая мгновенный расчет. «Честь для нас, синьора маркиза. Мы с месье де Клермоном будем безмерно рады принять ваше приглашение.»
Луи, оживившийся при слове «ужин» и «музицировать» (возможно, он представлял себе менее формальную атмосферу), поспешно присоединился к поклону.
Гондола увозила нас обратно. Первое, что сделал Луи, скинув мученическую маску, — потребовал у гондольера остановиться у ближайшей харчевни за «чем-нибудь жирным и спасшим жизнь». Пока он с упоением поглощал жареную колбасу и хлеб, я сидел, обдумывая предстоящий день.
«Насыщенный день завтра, Луи, — сказал я, когда он немного пришел в себя. — Полдень — деловой обед с Брагадином. Вечер — музыкальный ужин у Фоскарини. С Вивальди и членами Большого Совета.»
Луи проглотил кусок, глаза загорелись. «Вивальди? Вот это да! Лео, это же…»
«Это серьезно, — перебил я. — Очень серьезно. Изабелла что-то задумала. Она не просто так собирает в одном месте меня, тебя и влиятельных людей. Нам нужно быть начеку. На вечере ты должен быть рядом. Следить, слушать, запоминать. Играть роль легкомысленного, но наблюдательного компаньона. Ты справишься?»
Луи выпрямился на сиденье, приняв важный вид, лишь слегка испорченный пятном жира на камзоле. «Будь спокоен, граф! Я — сама бдительность и обаяние! Я буду тенью! Ухом у стены! Ни одна интрига не укроется от…»
«Отлично, отлично, — остановил я его поток самовосхваления. — Главное — не напиться до положения риз и не заснуть под Вивальди.»
Он обиженно хмыкнул, но потом его лицо стало серьезным. Он отложил еду, вытер руки салфеткой и посмотрел на меня пристально.
«Лео… а девчонка? Катарина?» Он кивнул в сторону палаццо. «Она… что, теперь тут? Насовсем? Я видел, как она на тебя смотрит за завтраком. Как… ну, как спасенная собака на хозяина.»
Я вздохнул. Он все равно задал этот вопрос. «Нет, Луи, не насовсем. И не в том смысле, о котором ты думаешь.» Я коротко объяснил ситуацию: историю Катарины, угрозу от Брагадина, временный контракт компаньонки как защиту. «Я не мог оставить ее там, зная, что из-за моего внимания к ней Брагадин мог… проявить интерес. Не тот, которого она заслуживает.»
Луи слушал, не перебивая. Когда я закончил, он долго смотрел на меня, его привычно насмешливое или пьяное выражение лица сменилось на что-то сложное — удивление, непонимание, может быть, даже тень уважения.
«Черт возьми, Лео… — пробормотал он наконец, качая головой. — Раньше… раньше тебе было бы плевать. Найдется другая, думал бы ты. Красивых много. А если бы и выкупил, то явно не для разговоров и шахмат.» Он откинулся на спинку, глядя на проплывающие фасады. «Ты… ты очень изменился. После того… случая. С каждым днем все больше. Иногда я смотрю на тебя и вижу черты старого Леонарда… а потом ты говоришь или делаешь что-то — и это словно другой человек. Чужой. Или… более настоящий?» Он пожал плечами, словно не находя слов. «Просто… удивительно. Вот и все.»
Я молчал. Что я мог сказать? Что он прав? Что под кожей графа де Виллара живет душа человека из будущего, для которого некоторые вещи просто немыслимы? Я лишь посмотрел на воду, отражающую вечернее небо.
«Люди меняются, Луи, — сказал я наконец. — Иногда к лучшему. Иногда обстоятельства заставляют. А сейчас… давай думать о завтрашнем дне. Нам понадобятся все силы и вся хитрость.»
Он кивнул, но его взгляд еще долго блуждал по моему лицу, будто пытался разгадать загадку, которую я сам не мог ему объяснить. А гондола несла нас обратно в палаццо, где ждали новые интриги, опасный обед и спасенная девушка, чья преданность была еще одной загадкой в этом венецианском лабиринте. Завтрашний день обещал быть долгим.