Вбиваю колышек, к которому привязана Грейси, подальше от скошенного участка, а сама направляюсь к дому, погружённая в размышления.
Раз лопухи такие умные, предприимчивые и спасаются бегством при малейшей угрозе, может, в этом и кроется разгадка? Если их не трогать, не косить, не выдёргивать, — возможно, грядки перестанут мигрировать?
Остановившись у крыльца, задумчиво разглядываю участок. Самое удобное — разбить помидорные грядки у дома: не пришлось бы далеко бегать с лейкой и тяпкой. Но именно здесь разрослись лопухи. Стебли толстые, листья огромные, а корни и вовсе, как щупальца гигантского осьминога... Выкопанный вчера корень уходил почти на полтора метра вглубь и на два метра вширь.
В моём мире лопух скоромно занимал метр-два площади, а в этом — своими корнями расстилается на пять метров в диаметре. Но если учесть не только размер корня, но и то, что он истощает почву вокруг себя, — выходит, один лопух оккупирует как минимум семь квадратных метров.
И их тут больше дюжины около дома.
Что же получается? Подарить этим зелёным гигантам почти сотку подходящей для помидоров земли?
С другой стороны… Я же не желаю, чтобы мои грядки продолжали убегать в самый неподходящий момент. Тут хочешь, не хочешь — сто раз подумаешь, какое из зол хуже. Наглые лопухи или убегающие грядки.
Медленно киваю самой себе. Ладно.
Не стану рушить верхушку здешнего фитоценоза*. (* фитоценоз — растительное сообщество, совокупность видов растений, устойчиво сосуществующих на одном участке и взаимодействующих между собой и с окружающей средой.)
Пусть живут. Пока. А я посмотрю на их поведение. Если хоть одна грядка сдвинется с места — выкорчую все лопухи под корень, без пощады.
Из размышлений меня выдёргивает стук копыт. Поднимаю голову и с удивлением замечаю, как по дороге к дому неспешно движется всадник. Он одет в простую, не первой свежести рубашку с накинутым поверх поношенным жилетом, а волосы собраны в узел.
Судя по крепкой фигуре, он привык работать на свежем воздухе. О том же говорит и густой загар.
Сначала я напрягаюсь — появления незнакомого мужчины становится неожиданностью.
Но тут же вспоминаю: баронесса обещала прислать кучера, чтобы обсудить даты поездок, и успокаиваюсь. Судя по всему, мне придётся ездить в город именно с этим мужчиной.
Моя догадка оказывается верной.
Когда мы с Гехардом — так зовут кучера — договариваемся о датах поездок, он разворачивает лошадь и уезжает. Меня радует, что он не слишком молод и что говорил со мной уважительно. Называл исключительно «госпожой», хотя дешёвое платье наверняка сразу выдало моё подлинное происхождение.
Мы условились на выезд завтра утром. Продовольствие у меня почти на нуле, поэтому собираюсь закупить всё необходимое, как минимум, на две недели вперёд.
Остаток дня посвящаю хозяйству. Снова скашиваю траву, но на этот раз стараюсь обходить лопухи стороной. Место для скашивания выбираю пошире — ведь помидоров планирую насажать много! Потом варю остатки риса, а перекусив, делаю обход всего участка, проверяя — нет ли ещё скрытых сюрпризов в духе неожиданно обнаруженной вчера конюшни.
Поблизости забор с моей стороны выглядит ещё печальнее, чем издалека. Он еле держится на ногах — местами доски оторвались, кое-где завалились на бок. А вот две соседские ограды — настоящие двухметровые крепости.
Особенно это заметно в сравнении: мой забор и соседский, идущие параллельно, выглядят как «принц и нищий». Со стороны Марианны в её ограждении есть прореха — метровая, аккурат, чтобы ее слуга мог бы заботиться о Грейси, доить её и поить. А со стороны другого соседа — никаких щелей. Глухая, ровная, монолитная стена.
Но даже и не заглядывая за ограду, легко понять: у него там — целая ферма. Пока обхожу периметр на стыке наших участков, до меня доносится блеянье коз, лай собак, человеческие голоса. Создаётся впечатление, будто по ту сторону ограды настоящий животноводческий комплекс.
Что ж, с этим соседом мы вряд ли пересечёмся. Забор не просто прочный — он выглядит линией отчуждения. Через него не то что корова не проберётся, а даже человек — при всём желании... Кто бы знал, что совсем скоро мои выводы будут опровергнуты суровой реальностью!
На следующее утро меня будит стук. Точнее, грохот — короткий, громкий, решительный. Кто-то бьёт в мою дверь так, будто хочет снести.
Я вскакиваю, сонная и растерянная. Быстро натягиваю платье, гадая, неужели Гехард перепутал время? Солнце только-только касается горизонта. Почему он пришёл в такую рань? И почему с такой злостью стучит? Может, случилось что-то?
Открываю дверь — и замираю.
Перед мной… не Гехард.
У порога стоит высокий, крепко сбитый мужчина. Точнее — не просто крепкий, а… огромный! Незнакомец выше меня на голову, а то и больше — приходится задирать подбородок, чтобы взглянуть ему в лицо. Но, поймав его жесткий взгляд, отступаю, вся сжавшись.
Злится он — это очевидно. Хотя и держит под контролем свой гнев. Он не простой — этот мой гость. Слишком у него глаза умные. И одежда не простая. Камзол из плотной тёмной кожи, с тяжёлыми серебряными пуговицами. Каждая, наверно, стоит как половина коровы. Тёмные пряди небрежно упали на лоб, будто он выскочил из дома, не расчесавшись, в первую же секунду, как узнал... что?
Что я здесь?
Что я что-то сделала?
Почему он смотрит на меня с такой колючей неприязнью?
Мы ведь даже не знакомы...
— Здра-ству-те, — лепечу я, сбитая с толку и не на шутку испуганная.
— Ну, здравствуй, соседка, — произносит он, и в его голосе звучит обжигающий холод. — Значит, это ты переставила мою ограду. И украла моих коз.