Сезон помидоров, или Пари на урожай

Глава 49

Эфимия

Со злостью сжимаю кулаки и шиплю, глядя на грязную посуду. Даже не верится, что со мной это происходит.

Милорд приказал мне убраться.

Мне. В её. Кухне.

А сам при этом нёс змею приютскую на руках в свою спальню. Как королеву! И держал так бережно, с такой осторожностью, что меня чуть не затошнило.

В тот момент я поняла, почему перед своим уходом он велел поменять бельё на своей кровати. Надеялся на яркое завершение встречи. Ну и пусть. Пусть он её отымеет сегодня и охладеет наконец! А уж я добьюсь к себе особого отношения.

С трудом удерживаюсь от соблазна смахнуть со стола посуду. Две грязные тарелки, ложки и пара фарфоровых чашек с чаинками на дне будто издевательски мне подмигивают. Нашёптывают историю любовного ужина…

Убирать немного, но как же это унизительно! Будто моё лицо вместо половой тряпки используют.

Наверняка эта приютская зараза специально подговорила герцога отдать приказ, чтобы мне насолить.

Не удержавшись, раздражённо пинаю деревянную стену, один в один похожую на трактир, в котором я выросла. Сразу картинки из прошлого лезут в голову. Причём самые неприятные. В деталях.

Мне исполнилось шесть лет, когда отчим протянул мне шкатулку из вишнёвого дерева. На его испитой физиономии застыла хитрая улыбка. Я сразу почуяла, что меня ждал подвох.

Но выглядела коробочка солидно: резные узоры, лаковое покрытие. Не новая, но хорошо сохранилась. Мне казалось, внутри прячется нечто восхитительное. Вроде старинной карты или книги о чужих мирах.

Помню, с каким трепетом я оттягивала момент открытия. Гладила дерево. Изучала со всех сторон. А стоило откинуть крышку — и оттуда с громким, мерзким хихиканьем выпрыгнул блестящий бесёнок на пружине. Эту хитрую, громкую вещицу отдал отчиму проигравшийся постоялец. В качестве оплаты за постой.

Я тогда чуть не разревелась от разочарования, но вида не показала. Мелкая была, а уже сообразительная. Под хохот отчима и громко бьющееся сердце заставила себя пролепетать:

— Забавная. Только страшная немножко.

— Вот и славно! — вздохнул довольно. — Я этого божка спрячу. Будет нам злых духов отпугивать. Иногда буду тебя им пугать. А что?.. Ты сама, Эфка, как злой дух. Вроде и рожей вышла, и не дура совсем уж, а глазища дерзкие больно. Так что будет тебе уроком. Чтоб не зыркала, а почаще в пол смотрела. Да чтоб слушалась лучше.

Даже так? Я, конечно, глазки в пол опустила, но бесёнок тот гадский стал моим личным врагом. Проследила, как отчим спрятал шкатулку под ступенькой лестницы. Дождалась, пока из его спальни не начал раздаваться раскатистый храп, и тихо прокралась к тайнику. Вытащила шкатулку на задний двор и с размаху долбанула об камень. Мне, малявке, удалось так рассчитать силу удара, что она не рассыпалась на части. Поломанную вещицу засунула обратно в ступеньку.

А через несколько дней отчим обнаружил поломку и пригорюнился.

— Победили злые духи нашего божка, Эфка, — пробормотал он и махнул кулачищем. — Ну и бес с ним. Значит, дохлым был тот божок, раз не справился с духами. Спалю в очаге, раз его не продать даже.

Я в тот день слушала и кивала.

Потому что с детства умела включать мозги и не подставляться.

Клара Мэнфилд — очередной бесёнок в моей жизни.

Сломаю и выкину.

Если повезёт, чужими руками. Если нет — не побоюсь замарать свои.

От этой мысли впервые за сегодняшний вечер становится спокойно.

Приютская — мне не угроза. Хоть и смотрит на неё герцог по-особенному, с самого начала, но... Эти отношения — что розовые однодневки. Утром расцвели — вечером завяли.

Кто она? И кто я?

Я столько лет вкладывалась в герцога. Изучала привычки, предпочтения. Старалсь угодить. Таскала втихаря из его библиотеки скучные книги. Зевая до ломоты в скулах, читала об этикете, домашнем хозяйстве, о любви высокородных дам. Плела хитроумные интриги. Избавлялась от соперниц. Наконец, из простой горничной доросла до экономки. Шаг за шагом стала незаменимой милорду.

Нет, я понимала, что герцогиней мне не стать. Не того поля ягода. Но уж любовницей — это мне по силам.

Мужики ведь — существа примитивные. Им от женщины что надо?

Чтобы была пригожа. Чтобы молчала да поддакивала, когда он говорит, да глазками восхищённо лупала. Чтобы кормила вкусно. И главное — чтобы в постели ублажала как следует. Уж это я сумею — хоть и целая там, где надо. Я такого перевидала на своём веку, что любого мужика порадую по высшему разряду.

Я свой шанс на безбедную жизнь у судьбы выгрызла зубами. Ни за что его не профукаю. Не для того я столько лет жила, как образцовая монашка, чтобы сейчас этой самозванке наглой уступить.

Наведя на кухне чистоту, принимаюсь за обыск. Первым делом захожу в её спальню.

Так. Широкая кровать аккуратно застелена. Размер королевский. Сюда и двое, и трое влезут с комфортом... Хихикаю на этой мысли. Не удивлюсь, если сюда сразу по двое и приходили — покувыркаться с приютской. Перед герцогом она вся такая нежная ромашка, а за спиной у него, небось, всех соседских слуг оприходовала.

Не обнаружив ничего под подушкой и под матрасом, обшариваю комод в её спальне. Бельё, опять бельё, переложенное сушёной лавандой… Сколько ни роюсь — ничего не нахожу. Должно же быть что-то. Должно! Какая-то улика… Намёк на её грешки тайные.

Я слышала про сиротские приюты. Первым делом воспитанников избавляют от своеволия. Делают кирпичиком огромного дома, в который ты либо встраиваешься, либо погибаешь.

Не могла простая выпускница сиротского приюта оказаться такой упорной и необычной! Зуб даю. Не могла — и всё тут! Но главное — даже не дерзкий характер, а эти её фразочки, которые я подслушала в садовой лавке. «Цирк с конями», «Бодрая, как огурчик».

Она мне своими странными словечками сразу Ириду напомнила. Целительницу. Та тоже фразочками непонятными кидалась, пока я в её вещах не нашла рисунки и незнакомые каракули. Их хватило, чтобы лорд поверил моим подозрениям и проверил её своим магическим детектором на попаданство.

Смогла тогда устранить соперницу — смогу и сейчас!

Воспоминания придают мне уверенности, и я ещё усерднее принимаюсь за обыск. Ищу записи, которые она делала в лавке. Да где она их хранит, зараза хитросделанная?!

Время утекает сквозь пальцы, секунда за секундой, а я всё никак не найду даже самую паршивую улику. Герцог просил по-быстрому убраться и вернуться. Повторил два раза — наверное, неспроста. Ничего. Выкручусь. Скажу, что у этой замарашки в доме была такая грязища, что пришлось повозиться.

Увлёкшись поиском, теряю связь с реальностью. Только когда нахожу искомое, и за дверью раздаётся топот копыт, я понимаю, что пора давать дёру. Да только поздно я очухалась. Засунув сложенный лист в карман, бросаюсь наружу и с размаху впечатываюсь в крупного мужика, от которого за версту разит спиртным.

У меня сразу — ступор. Перед глазами встаёт отчим. Дружки его пьяные. Сальные взгляды.

Опомнившись, кидаюсь прочь. Точнее, пытаюсь, но мужик с лёгкостью перехватает меня крупными ручищами и сгребает в объятия. Я вырываюсь, а он — не даёт и дёрнуться, не то что удрать. Держит крепко, тварь! Ни щипнуть, ни укусить, ни лягнуть в уязвимое место. В голове бардак. Что делать — не знаю. Даже спицу острую не вытащить из гульки. Страшно так, что сейчас дуба дам. Одержимый какой-то. Демоны привели. Жуть, жуть, жуть...

Ничего не понимаю из его несвязной ругани. Ревёт про пари. Про помидоры. Про то, что я какого-то поверенного подкупила, который ничего не сумеет добиться. Что я стану его вещью. Вот он прямо сейчас, на кухонном столе, мне покажет, что будет делать каждый день со мной — с Кларой Мэнфилд…

Только услышав её имя, до меня доходит, о чём ревёт высокородный идиот. Он принял меня за приютскую. Тело как током пронзает. Да это же подарок ине именинный — тот самый, долгожданный, который был нужен!

Я вмиг перестаю брыкаться, поднимаю лицо и твёрдо заявляю:

— Вы ошиблись, милорд. Я не Клара Мэнфилд.

Он грубо хватает меня за плечи. Ощупывает взглядом своим — тяжёлым, мутным, и рявкает сердито:

— Ты кто, бесы тебя сожри?! И куда ты подевала Клару?

— Я помогу вам сделать её своей вещью, — говорю прямо. — Просто выслушайте меня, хорошо?