Лопата недостаточно остра, чтобы рубить ею ствол да и неудобно это. Поэтому возвращаюсь к дому. После недолгих поисков нахожу в сарае топор для рубки дров и иду обратно к лопуху.
Несколько минут стою, не решаясь поднять на него руку. Огромные, плотные листья с крупными прожилками замерли — будто в ожидании моего следующего шага.
Почему-то этот лопух вызывает невольное уважение. Мне ещё не встречались настолько сильные растения, подчинившие себе целое поле — и на биологическом, и на магическом уровне.
Но в итоге придётся выбирать. Или я уважаю здешние сорняки — и через полгода ухожу в монастырь. Или вырубаю их — и получаю шанс на новую жизнь.
Коротко выдыхаю.
Прости, лопух. Свобода дороже.
Решительно замахнувшись, с размаху опускаю топор на стебель — ближе к основанию. С треском он перерубается, листья скользят по моим рукам, и… я с криком их отдёргиваю.
Смотрю, ошарашенная, на алые капли, набухающие на коже запястья, — пока сорняк падает. Глазам своим не верю. Одолела его, но и он меня "цапнул" напоследок. Нет, каков боец, а?
Топором переворачиваю лист упавшего лопуха и вижу на внутренней стороне листовой пластины вместо пуха — густо растущие колючки. Мелкие, не больше пяти миллиметров.
Надеюсь, не ядовитые? — проносится в голове.
Будь я настоящей садовой магиней, знала бы такие нюансы. Но что может знать о колючих гигантских лопухах попаданка с Московским дипломом агронома?
Срываю подорожник, осматриваю со всех сторон и, подозрительно его понюхав, прикладываю к царапинам на запястье. Первичный осмотр никаких отклонений не показал. Надеюсь, это обычный подорожник, а не какая-нибудь «неправильная» местная версия.
Скоро кровь перестаёт течь. Берусь за косу, найденную в сарае и принимаюсь за работу. Когда солнце начинает клониться к закату, у меня все ладошки истёрты, зато перед домом появляется приличный участок свежескошенной травы. От густого травяного аромата кружится голова, и хочется мурчать от наслаждения.
Скошенную траву оставляю лежать — пусть сначала подсохнет, а потом использую как мульчу*. (*Мульча — слой материала, который накладывается на поверхность почвы вокруг растений. Он уменьшает испарение влаги и затрудняет рост сорняков.)
Уберу её в сарай, потом очищу землю от дёрна. Тогда же и от лопуховых корней избавлюсь, и от прочих сорняков. А потом начну высаживать семена помидоров.
Я так радуюсь своей маленькой победе, что хочется петь. Даже силы появляются, чтобы по-быстрому доделать оставшиеся дела. Ужинаю остатками риса с ложкой мёда. Застилаю кровать чистым бельём, приятно пахнущее свежим ветром с травяными нотками, запираю дверь на щеколду и на всякий случай подпираю её стулом под ручкой. Затем, зашторив окна, обтираюсь влажной тряпкой и, отёршись, без сил падаю на кровать.
Просыпаюсь от глухого мычания, от которого медленно начинают вращаться мыслительные шестерёнки.
Коровa? Откуда она здесь? Здесь ведь ни коровника, ни даже конюшни. Значит, забрела ко мне сама? Или кто-то решил выпасти её на моей территории?
Раздираемая любопытством, подскакиваю на кровати, быстро одеваюсь, плескаю в лицо пригоршню воды и бросаюсь к выходу. Отперев дверь, действительно вижу перед собой корову.
Коричневая, с лоснящимися округлыми боками, привязанная к вбитому в землю колышку, четвероногая гостья важно жуёт траву. Обмахивается хвостом и смотрит на меня умными, печальными глазами.
Спустя несколько секунд до меня доходит: животное привязано ровно на том месте, где вчера я срубила лопух.
Вот только вместо лопуха трава там выросла огромная — выше колена — и выглядит странно. У неё кончики не зелёные, а светло-коричневые, и форма интересная — словно скручена в трубочки. Такой травы вчера не было, я бы запомнила!
Ни обрубка толстого стебля, ни скошенной травы — ничего от моей вчерашней деятельности не осталось. Это даже не странно.
Это... за пределами здравого смысла.
— Бурёнка… Бурёночка… — ласково причмокивая, начинаю приближаться. — Ты меня только не лягай. Я к тебе с миром иду. Сейчас посмотрю, не лежит ли под тобой один опасный лопух. А то, если лежит, можешь об него порезаться, а мы же этого не хотим, да?
Преодолевая давнюю боязнь — однажды меня, ещё маленькую, боднул бычок — подхожу к корове и ногой медленно шевелю траву у её копыт. Нет. Всё-таки нет там никакого лопуха.
Окончательно растерявшись, отхожу подальше и пытаюсь переварить увиденное. Я бы подумала, что какой-то странный сосед, притащивший сюда свою скотину, выкорчевал корни сорняка и забрал всю скошенную траву, пока я спала, но... Не мог же он за ночь вытащить старую траву и вырастить новую — незнакомую! А даже если и мог, то зачем ему это делать?
Внезапно до ушей доносится приближающийся топот копыт, и вскоре вижу, как по дорожке со стороны просёлочной дороги ко мне во весь опор несётся наездница — элегантная, красивая блондинка лет сорока.
Подъехав, она ловко спешивается и, схватив лошадь под уздцы, бросается ко мне со взволнованным, немного виноватым видом.
— Я вам всё объясню, — произносит она сдавленным голосом. — Не сердитесь, прошу вас! У меня просто не было другого выхода.