Софи
— Глупый, высокомерный придурок с головой в заднице, — ругаюсь я в пустую комнату, расхаживая взад-вперед по спальне.
Я цепляюсь за накопленный гнев, бурлящий внутри меня, крепко сжимая его, потому что знаю, что пытается пробиться наружу. И я ни за что не позволю себе проронить хоть слезинку.
Я слышу, как Джордж крякает в коридоре, и открываю дверь спальни, чтобы впустить его. Он мчится мимо меня к той стороне кровати, где обычно спит Нико.
Его половина, с горечью думаю я. Я позволила этому случиться. Предложила ему каждую частичку себя, как последняя дура.
Внутри меня образуется трещина, и обжигающая боль, которую я пыталась сдержать под гневом, извергается, словно огненная лава. У меня перехватывает дыхание, а слезы жгут глаза.
— Я знала, что это плохая идея, — говорю я Джорджу, и мои глаза наполняются слезами. — Я знала, что так и будет.
Я делаю глубокий вдох, пытаясь залатать трещину. Но это бесполезно. Моя грудь уже трясется от рыданий. После столь долгого бегства от такой боли, я позволила ей выйти наружу.
— Он просто… поверил в худшее. Этот нахальный придурок даже не дал мне объясниться.
Я бросаю еще один гневный взгляд на половину кровати Нико, и меня пронзает новая волна боли. Потому что под гневом и всей этой болью скрывается неутолимая потребность в Нико. Больше всего я хотела, чтобы он обнял меня. Даже когда он угрожал моему брату.
Джордж смотрит на меня, слегка склонив голову набок. Я думаю, он ставит под сомнение мое здравомыслие.
— Да, я тебя не виню, — говорю я ему, затем сажусь на пол, скрестив ноги, и делаю глубокие успокаивающие вдохи.
Джордж кружит вокруг меня, а затем забирается ко мне на колени, засовывая свой клюв мне подмышку. Он сидит совершенно неподвижно, пока я глажу его по спине. Мягкость его перьев и повторяющееся движение успокаивают — больше меня, чем его.
— Мне нужно выкинуть этого человека из своей жизни. Семь недель, одна ссора, и уже так больно. Возможно, я не создана для отношений.
— Может, пора вернуться в Гармонию с поджатым хвостом, — предлагаю я Джорджу. — Пусть они научат меня быть жестче.
Но если был хоть один урок, который преподал мне Нико, так это то, что бесполезно бежать от себя. Это как бежать по беговой дорожке — прилагаешь все усилия, но на самом деле не двигаешься ни на дюйм.
В дверь раздается стук. Нико вернулся! Мое глупое сердце ликует. Черт, оно, кажется, готово начать делать кувырки при мысли о примирении с ним.
И заняться примирительным сексом, подсказывает мне внезапно пульсирующая киска.
— Этого не будет, София Лорен, — ругаю я себя вслух, с силой подавляя улыбку, которая угрожает расплыться по моему лицу.
Я заставляю себя оставаться на месте и продолжаю гладить Джорджа.
— Нико может простоять там и стучать всю ночь, нам все равно. Я уверена, что он вернулся, не потому что осознал свою ошибку и хочет извиниться. Он вернулся, потому что проверил свою голосовую почту и нашел необходимое доказательство.
Не доверие; доказательство.
Я не собираюсь тратить свою жизнь на то, чтобы доказывать свою правоту каждый раз, когда он делает поспешные выводы.
Дай ему поблажку. Его лучший друг предал его, голос в моей голове отчитывает меня.
Еще один стук в дверь, и моя, казалось бы, железная решимость тает, как воск.
— Отлично! Но ему лучше постараться со своим раскаянием, иначе мы покончим с ним и будем паковать чемоданы, Джордж, я серьезно.
Я ставлю утку на пол и встаю, не обращая внимания на порхающих у меня в животе бабочек. На моем лице застыло выражение «я не готова простить тебя», когда я иду через гостиную к входной двери. Я распахиваю дверь, с десятком разных остроумных ругательств на кончике языка.
Но это не Нико.
На пороге стоят трое здоровяков с холодными глазами и зловещими улыбками.
Ледяные пальцы скользят по моей спине и приковывают меня к месту. У меня такая реакция не из-за страха, а из-за узнавания. Я знаю одного из них. На самом деле очень хорошо.
— Buonasera80, синьорина, — говорит средний с легким итальянским акцентом.
Он средних лет, высокий и долговязый, со складками в уголках серых глаз, похожими на грозовые тучи зимой.
— Паскаль Романо, к вашим услугам.
Он просовывает ногу в дверь, исключая любую возможность закрыть ее перед ним.
Не то чтобы мне пришло в голову это сделать. Мне все еще трудно что-либо осознать, потому что я не могу оторвать глаз от коренастого кудрявого мужчины, стоящего рядом с ним.
— Думаю, вы с Мигелем уже хорошо знакомы.
Мигель Рамирес, мой охваченный тревогой клиент, сейчас выглядит иначе. Он гордо стоит, расставив ноги на ширине плеч, положив правую руку на живот, а левую руку прижав к боку. Его рука, без сомнения, сжимает рукоятку пистолета, спрятанного под дорогим костюмом.
— Советую пригласить нас внутрь, — продолжает он хриплым голосом, который был бы приятным, если бы не лед в каждом слоге.
Романо внезапно толкает дверь с такой силой, которая противоречит его жилистому телу, заставляя меня отступить назад. Он, Мигель и другой громила входят в дом.
Я делаю несколько шагов назад, стараясь не выдавать мыслей о побеге. Мое сердце колотится, когда я начинаю прокручивать в голове сценарии, которые не заканчиваются моей смертью.
Здоровяки выглядят устрашающе, но вся эта мускулатура делает их медлительными. А медлительность — это хорошо. Я могу использовать это в свою пользу.
Романо остается позади своих лакеев и запирает за собой дверь. Он явно главарь их жуткой троицы.
Меня охватывает желание бежать — спрятаться в спальне, запереть дверь и выпрыгнуть из окна ванной — но годы обучения у Друидов-Жнецов удерживают мои ноги на месте.
Мой отец предупреждал меня бесчисленное количество раз.
Никогда не поворачивайся спиной к врагу и никогда не позволяй противнику понять, что ты собираешься делать дальше. Хитрость в том, чтобы держать их в неведении, Воробушек.
Кроме того, если бы я попыталась бежать, меня бы либо изрешетили пулями, либо повалили бы на пол за две секунды.
Я сдвигаюсь ровно настолько, чтобы почувствовать успокаивающее присутствие ножа под юбкой.
Большой мужчина с пистолетом всегда будет недооценивать маленькую женщину с ножом — если он идиот, — сказала мне Мэгс.
Я очень, очень надеюсь, что эти люди идиоты. Не знаю, как насчет Романо и другого головореза, но Мигель — не самый умный человек в этой троице. Но опять же, по языку его тела я понимаю, что он водил меня за нос последние два месяца терапии.
Я делаю медленный, ровный вдох, пока Романо изучает меня.
— Вижу, как тебе удалось привлечь его внимание. Даже отвлечь. — он качает головой.
Мигель усмехается:
— Вителли был здесь практически каждую ночь в течение последнего месяца. Каждую. Чертову. Ночь. Я никогда не думал, что ты такая возбуждающая маленькая сучка, доктор Келлан.
Я обращаю свое отвращение в милую улыбку:
— Не знал? Ну, я зато всегда знала, что ты сумасшедший кретин, Мигель. «Большая мамочка» пошатнула твою психику.
Придумал он это или нет, но терапия выявила некоторые скелеты в шкафу мужчины.
— Ты чертова сука!
Разъяренный Мигель рычит, делая шаг ко мне, но Романо останавливает его поднятой рукой.
— Терпение, Мигель, у тебя еще будет шанс. Вителли, должно быть, уже едет сюда, пока мы разговариваем. Прибереги свой гнев и вымести его на этом ублюдке.
Он обращается ко мне, качая головой.
— Ты хоть представляешь, что Картель делает с болтливыми сучками вроде тебя? Боюсь, мои люди могут так тебя покалечить, что Картелю ты больше не понадобишься, верно, Мигель?
— Уверен, что мы найдем какое-нибудь применение тому, что от нее останется. — улыбка Мигеля настолько злая, что у меня к горлу подступает приступ желчи. Но я хочу… мне нужно заставить его говорить, чтобы отсрочить неизбежное. Кейд ушел. Нико не вернется. Я одна, и мне лучше выжить среди этих монстров.
— Ты следил за мной, не так ли, Мигель? Ты прослушивал мой телефон. Прошло сколько, два, три месяца. Почему?
Вместо этого отвечает Романо, небрежно оглядываясь вокруг.
— Семья Лео Риччи стала собственностью Картеля в тот момент, когда он отвернулся от меня, но, поскольку Мария уже говорила с тобой, я подумал, что ты послужишь хорошим бонусом для ребят из Картеля. В конце концов, кто не любит играть в доктора?
Мигель и другой громила смеются. Потом смех исчезает с лица Мигеля.
— Но каким-то образом у Вителли появилась отвратительная привычка появляться каждый раз, когда Картель приходил за тобой; это почти превратилось в чертов анекдот.
У меня нет слов. Моя голова все еще кружится, пытаясь осознать то, что, по мнению Картеля, я знаю.
— Но Мария ничего не рассказала мне о Картеле.
Впервые Романо улыбается. Это больше похоже на оскал, чем на улыбку. Он тихо говорит.
— Она, должно быть, сказала тебе что-то, mia cara81. Что-то, что ты передала Вителли. Единственная причина, по которой этот бессердечный ублюдок защищает жену предателя и награждает тебя сексом, это если ты передаешь ему информацию о делах Картеля.
Ух ты. Теперь я информатор Мексиканского Картеля!
Поскольку мы здесь работаем с теориями заговора, я вздыхаю и говорю серьезным тоном.
— Знаете ли вы, что для своей диссертации я действительно изобрела машину времени для общения с инопланетянами? Это изящная маленькая штуковина, которую я сделала из алюминиевой фольги и пластиковой ложки…
— Прекрати нести всякую чушь. Где они, черт возьми?
— Кто? — спрашиваю я.
Голос Романо напряжен от раздражения.
— Не нужно делать из меня дурака, доктор.
— Мария и Виктория? — я смотрю на Мигеля. — Разве ты не прослушивал меня сегодня?
Затем я обращаюсь к Романо.
— Мария позвонила мне по поводу твоего жуткого друга в парке на Косумеле. И, как хорошая информаторша, я побежала к Нико с новостью, и он их переместил… — я щелкаю пальцами для пущего эффекта, — …вот так.
Лицо Романо дергается и багровеет от ярости. Похоже, его хладнокровная и спокойная маска наконец-то сползла.
— Куда? Куда Вителли их повез?
Я пожимаю плечами.
— Откуда мне знать? Как ты и сказал, я скармливаю ему только информацию о Картелях, а он меня вознаграждает. Так это работает.
Его ноздри раздуваются, но скорее от разочарования, чем от гнева. Я вижу, что он мне верит. А почему нет? Если он думает, что Нико ничего мне не говорит, то было бы немыслимо, чтобы я могла организовать перемещение Марии самостоятельно.
Внезапно он вздыхает, словно в глубоком сожалении.
— Я должен порезать тебя на мелкие кусочки и выбросить в озеро. Но я в долгу перед Картелем. И я всегда оплачиваю свои долги.
Он подходит к окну, видимо, закончив разговор по душам, засовывает руки в карманы и кивает головой своим товарищам.
Мигель и другой головорез немедленно двигаются в мою сторону.
Мое сердце колотится. Перерыв закончился, Софи, пришло время шоу.
Я на мгновение колеблюсь, потому что мои знания о дюжине способов убийства человека всегда были теоретическими. Но это не теория. Это, блять, происходит. Я убью человека — троих, если повезет — или умру пытаясь, потому что эти сукины дети ни за что не продадут меня Мексиканскому Картелю.
Я задираю юбку и хватаю нож. Он идеально лежит в моей руке, как будто он создан для меня или, может быть, я для него.
Мигель и другой головорез обмениваются удивленными взглядами, и их улыбки становятся шире. Понятно, что они не воспринимают угрозу всерьез. Даже Романо скучающе поднимает бровь и снова смотрит в окно.
— Доктор Келлан, — Мигель выходит вперед. — Ты только навредишь себе. Мы же не хотим испортить это красивое личико, не так ли?
Он тянется к моему запястью, но движется слишком медленно и слишком уверенно. Я знаю, что он не успеет. С внезапным приливом энергии я наношу удары, как свернувшаяся змея, проводя лезвием по его горлу слева-направо. Сохраняя скорость рук и инерцию движения, достаточную, чтобы нанести удар по телу головореза слева, убиваю его так же, как и Мигеля.
Кровь льет фонтаном, обрызгивая меня. Мигель задыхается и хватается за горло, его глаза широко распахнуты от недоверия, но я не жду, чтобы оценить урон.
Мгновенно и с поворотом запястья я разворачиваю керамбит и втыкаю его в живот напарника Мигеля, который, к сожалению, потратил полсекунды, чтобы оправиться от неожиданной кончины Мигеля и удара ножом по собственному телу. Я наношу удар. Глубокий.
Я почти не чувствую кулака на своем лице, когда вынимаю нож и вновь вонзаю его, так быстро, что движение кажется размытым даже для моих собственных глаз.
Он хрюкает, его глаза излучают чистую злобу, когда он хватает меня за запястье, сжимая так сильно, что я не могу вытащить нож из его живота, чтобы нанести ему удар в третий раз. Черт, он сильный.
Его хватка усиливается, и я боюсь, что он сломает мне запястье. Но он опоздал. Сила покидает его пальцы, и гаснет свет в его полных ярости глаз. Его хватка больше не сжимает мое запястье. За считанные секунды он оседает, как вареная лапша.
Удары, которые я наносила, не были случайным. Я не делала это вслепую. Я вонзала лезвие прямо в его печень, снова и снова. Он мертвец, даже если его мозг еще этого не осознал. Но даже в ослабленном состоянии я все еще не могу вырваться из его хватки.
Вот дерьмо.
Я паникую, отчаянно пытаясь вырваться. Романо движется прямо позади меня, и теперь ему нужна всего одна пуля, чтобы прикончить меня.
Боль взрывается в моей голове, и звезды вспыхивают перед глазами.
— Ты, чертова сука, — рев Романо звучит как отдаленное эхо, заглушенное внезапным звоном в ушах.
— Приятно, что ты наконец присоединился к драке, ублюдок, — удается съязвить мне, отступая назад.
Умирающий громила все еще слишком крепко держит мою руку с ножом. Он цепляется за нее, как за спасательный круг, а Романо хватает меня за шею и отдергивает от большого ублюдка, который наконец падает на пол.
Романо с силой швыряет меня в ближайшую стену, удар настолько резкий, что у меня стучат зубы. Я теряю нож, и он падает на пол, с грохотом ударяясь о ламинат.
Дерьмо.
Романо обманчиво силен для своего худощавого телосложения. Он держит меня за шею, заставляя подняться на носочки. Паника растекается по моим венам, когда я царапаю его сжимающие руки, до крови, но он не смягчается. Перед моими глазами начинают танцевать черные точки.
— Ты дерзкая, — его лицо меняется от ярости к зловещему спокойствию, теперь, когда он взял верх. — Неудивительно, что Вителли тебя любит. Может быть, я и не продам тебя Картелю, — говорит он со зловещей улыбкой. — Я могу найти тебе другое применение, которое заставит тебя желать, чтобы я тебя убил.
Он снова оглядывает меня, его взгляд скользит от головы до пят и снова вверх.
Меня тошнит, и моя кожа ощущается так, будто он только что смазал ее толстым, грязным маслом.
— Как… черт… ты это сделаешь, — пытаюсь выдавить я, но слова застревают в горле.
Я прокручиваю в голове сценарии, вспоминая каждый урок, каждый совет, который мне когда-либо давал каждый друид-жнец. Но все что приходит на ум, в этой ситуации, так это история, которую Рэйф рассказал мне мимоходом много лет назад.
— Этот урод схватил меня за горло, прижал к шкафчикам, — рассказывал он, когда мы шли домой из школы. — Я схватил его прямо здесь, — продемонстрировал он, ущипнув меня в месте соединения шеи и плеча. — И этот парень просто отпустил меня, Соф. Его рука онемела. Я чувствовал себя чертовым мистером Споком82.
Это было плечевое сплетение — позже я узнала об этом, и где его лучше порезать. Я никогда не практиковала выведение человека из строя, нацеливаясь на этот нервный центр голыми руками, но на данный момент мне терять особо нечего.
Я балансирую на кончиках пальцев и сосредотачиваю взгляд на критической точке между шеей и плечом Романо, изо всех сил стараясь увидеть сквозь черные пятна. Я снова поднимаю руки и обхватываю его руку, словно пытаюсь оторвать его от себя. Но на самом деле я просто пытаюсь поднести руки как можно ближе к его шее.
Затем я набрасываюсь, быстро как молния.
Вот только это не быстро. Мои руки вяло реагируют на команды мозга, слишком медленно пересекая расстояние между нами из-за того, что рука перекрыла мне подачу кислорода.
Его губы кривятся в зловещей усмешке, когда он крепче сжимает мою шею. И я закрываю глаза и молюсь.
За Нико.
За Кейда.
Чтобы воздух попал в мои горящие легкие.