Нико
Остаток четырехчасового перелета до Карловых Вар проходит без происшествий. Это значит, что, к счастью, больше никаких наводящих вопросов. Не прошло и получаса, а она уже радостно резала меня без ножа своими словами. Это только вызвало у меня желание отомстить, но физически. Я хочу, чтобы она была обнажена и извивалась, пока я свожу ее с ума своим ртом. И судя по розовому румянцу ее кожи, она тоже хочет меня.
Румянец, который я замечаю, когда она проходит мимо меня, чтобы выйти из самолета, все еще присутствует на ее коже.
Блять, она что, проникла в мою голову или что-то в этом роде?
Софи отказалась сообщить какие-либо подробности о своем доме, за исключением того, что он находится в получасе езды от аэропорта Карловых Вар, поэтому, конечно, она ведет машину, а я напрягся на пассажирском сиденье арендованной Impala. Судя по всему, Mercedes, который меня ждал, был не вариант. И снова она отказалась объясниться.
В тот момент, когда мы приземлились, что-то в ее поведении изменилось. Было такое ощущение, будто она вышла с шумной улицы на свой задний двор. Она казалась менее напряженной, ее конечности выглядели более расслабленными, а бедра немного больше покачивались. Сексуальнее. Как будто это вообще возможно.
Пока она медленно маневрирует в редком потоке машин, между нами повисла тишина, но ни один из нас не пытается ее нарушить. Кажется, мы не очень хорошо справляемся со светскими беседами, поскольку предыдущие попытки часто заставляли Софи проявлять остроумие, вызывая во мне внутреннюю потребность прекратить это.
Поэтому вместо того, чтобы завязать разговор, я достаю телефон, чтобы узнать новости от Данте.
Всего через десять минут после выхода из аэропорта Софи въезжает на парковку старого торгового центра, выбирая место среди множества пустующих.
— Появилось желание сходить на шоппинг?
Мой вопрос повис в воздухе, пока она выключала двигатель и выходила из машины.
Я следую за ней, она на мгновение останавливается и осматривает меня с головы до ног, в ее глазах вспыхивает оценивающий взгляд.
— Боюсь, тебе нужно сменить образ, мистер Вителли, — заявляет она, и ее тон говорит о том, что это не подлежит обсуждению.
Какого черта она продолжает обращаться ко мне так?
Я указываю на свой полностью черный костюм.
— Я бы сказал, что это вполне подходит для похорон.
— Да, если хочешь выделяться, будто сломанный палец среди здоровых, — парирует она с оттенком нетерпения.
— Можешь подождать здесь, но мне самой нужна сменная одежда.
Озадаченный, я постукиваю по багажнику, где находится ее сумка.
— Ты не взяла с собой ничего подходящего?
— Нет, потому что в Чикаго у меня нет той одежды, которая мне понадобиться здесь.
Мое любопытство берет верх.
— Какая одежда тебе нужна?
— Увидишь, — она поворачивается на каблуках. С очаровательной походкой, каждый ее шаг источает соблазнение и командование, она направляется в магазин.
Я следую за ней в торговый центр и с удивлением вижу, что она заходит в магазин, где кожи и цепей больше, чем в БДСМ-магазине.
Но что самое шокирующее, так это то, что пятнадцать минут спустя я, Нико Вителли, одет в пару узких черных потертых джинсов, черную футболку, кожаную куртку и пару армейских ботинок. Одежда, которую она выбрала. Прежде чем покинуть примерочную, я засовываю один пистолет в ботинок, а другой — за пояс джинсов, поскольку наплечная кобура будет довольно заметной.
Я выхожу из своей кабинки и жду в общей зоне примерочной. Софи все еще находится за тонкими перегородками, всего в нескольких кабинках дальше — и это то расстояние, на которое я бы позволил ей отойти в этой импровизированной экскурсии. Сотрудник мудро решил не мешать нам обоим пройти в мужскую примерочную.
Я мельком вижу себя в слегка треснутом зеркале.
Ебать. Я выгляжу как швейцар собственного ночного клуба, одетый в худшую воскресную одежду. Данте рассмеялся бы до чертиков, если бы увидел меня сейчас. Последний раз я выходил в такой одежде на публику еще в старшей школе.
Это не просто смешно. Это чертова карма. Интересно, какое покаяние меня ждет за то, что я убью эту женщину?
А потом Софи выходит из своей кабинки, и все мысли улетучиваются, когда моя челюсть едва не падает на пол.
На ней черные джинсы, которые подчеркивают ее формы, создавая очарование, граничащее с незаконным, в сочетании с майкой, которая имеет глубокий вырез. Верх зашнурован по бокам серебряными цепочками, открывая дразнящие проблески татуированной кожи между каждым шнурком и демонстрируя декольте, способное разбудить мертвеца.
И как будто этого недостаточно, чтобы свести меня с ума, она сменила свои практичные туфли на пару ботфорт на шпильках, достаточно острых, чтобы их можно было использовать в качестве оружия. Ее обычно собранные волосы теперь распущены и ниспадают темными волнами далеко ниже талии, завершая трансформацию, которая настолько же захватывает дух, насколько и сводит с ума.
Софи выглядит так, будто она только что вышла из моих самых грязных фантазий.
Она качает головой, когда я рассматриваю ее.
— Смотри мне в глаза, мистер Вителли. Я твой терапевт, помнишь?
Мне хочется смеяться, потому что ее глаза тоже скользят по мне. Но все мое веселье испаряется, когда я понимаю, что ее взгляд не отрывается от выпуклости на моих штанах. Она смотрит так, словно не может с собой совладать.
Я медленно приближаюсь к ней, пока не прижимаю ее к стене, наклоняясь, мои губы оказываются рядом с ее ухом.
— Я мог бы сказать то же самое о твоих блуждающих глазах, fiammetta22, хотя я не из тех, кто жалуется на такие вещи.
Пульс на ее шее бьется со скоростью мили в минуту, а дыхание сбивается.
— Ты мой клиент, мистер Вителли. Так что, даже если бы я хотела не обращать внимания на тот факт, что ты опасный псих (а я, кстати, им не являюсь), это никоим образом, — говорит она, указывая между нами, — не может произойти.
Я подхожу к ней еще ближе. Между нами расстояние примерно в волосок, но я стараюсь не прикасаться к ней.
— Разве ты не знала? Правила созданы для того, чтобы их нарушать.
И если когда-либо правило требовало, чтобы его нарушили…
— Мистер Вите…
— Нико, — рычу я, отступая назад и глядя ей в глаза. — Скажи это.
Я вижу момент, когда ее зрачки расширяются. Господи, эта женщина просто чертовски горячо реагирует на меня.
— Повтори, — уговариваю я мягче.
— Нико, — выдыхает она, и черт возьми, если это не похоже на то, будто она облизывает мой член. Я теряю самообладание, когда чувствую, как ее маленькие ручки ползут по моему прессу, и мое имя снова слетает с ее губ, на этот раз со стоном.
— Нико…
Я должен попробовать ее прямо сейчас. Когда я наклоняюсь, чтобы прижаться к ее губам, гнусавый голос прорезает наш чувственный пузырь.
— Вам все подошло?
Чертов консультант выбрал не лучшее время.
Желто-коричневые глаза Софи в мгновение ока меняются от мечтательной дымки до широко раскрытых в тревоге. Она похожа на оленя, пойманного в ярком свете фар и ловящего момент, чтобы ускользнуть. Торопясь уйти, она оставляет в раздевалке не только меня, но и свою одежду и обувь.
Неизбежно мне приходится за ней следить — у судьбы, кажется, есть чувство иронии.
После того, как я расплачиваюсь и собираю нашу одежду, встречаю ее, ожидающую у Impala, с совершенно пустым выражением на лице.
— Кстати, какого черта мы так одеты? — спрашиваю я, потому что не похоже, что затащить ее обратно в примерочную и поцеловать — вариант.
Она молчит, предлагая в ответ только улыбку — искреннюю, лучезарную с оттенком лукавства, которого я раньше не видел.
Христос. Это явно плохой знак.
Вернувшись в машину, я полагаю, что нас ждет получасовая поездка в гробовой тишине, поэтому я устраиваюсь на спинке сиденья, чтобы начать еще одну серию звонков, но Софи внезапно спрашивает.
— Как вы с Лео познакомились?
Ее взгляд прикован к нескольким машинам впереди нас.
Она собирается начать это снова? Как будто она знает, где болит больше всего, и ей нравится расковыривать эту рану.
Я сохраняю непринужденное выражение лица.
— Он меня ударил, — говорю я.
Это достаточно безобидная информация.
Ее брови приподнимаются, и ее взгляд скользит по мне, оставляя жаркий след, прежде чем вернуться к дороге.
— Мне трудно в это поверить.
— Эй, нам было шесть лет, первый день в школе, — продолжаю я, вспоминая смутные отрывки того дня. — Он подошел сзади на детской площадке и ударил меня кулаком в спину. На следующий день я подошел прямо к нему, откинул голову назад и ударил маленького засранца прямо в нос — никаких ударов исподтишка.
Она посмеивается, издавая мягкий, теплый звук, который заставляет меня желать, чтобы она сделала это снова.
— И я полагаю, дальше все сложилось хорошо?
Я киваю, улыбаясь воспоминаниям.
— Мы разобрались со своим дерьмом.
На красном свете взгляд Софи переходит на меня, оценивая, прежде чем улыбка тронула ее губы.
— Мужчины, — бормочет она с ноткой печали в голосе.
Когда она снова сосредоточивается на дороге, ее глаза блестят от непролитых слез.
Софи более глубоко затронута смертью этого парня, чем показывает. Интересно, скрывает ли она свое горе ради меня или, как и я, не желает позволять себе чувствовать, потому что это было бы слишком ошеломляюще.
— Кейд ударил Рэйфа в первый раз, когда отец привел его… — она сжимает губы. — Извини. Неважно, — говорит она, и по закрытому выражению ее лица становится ясно, что она больше ничего не скажет.
Но, черт возьми, если я не гораздо больше заинтересован в выяснении того, кто такие Кейд и Рэйф, чем следовало бы.
Прошло около тридцать минут, прежде чем она свернула на обочину и остановила машину.
— Нам придется поменяться местами, — говорит она, снова никак не объясняя свои действия.
Она выходит из все еще заведенной машины и обходит пассажирскую сторону.
Я тоже выхожу, но жду, пристально глядя на Софи, требуя объяснений. Не то чтобы у меня были какие-то сомнения по поводу колес — на самом деле, я бы лучше предпочел такой исход событий. Осторожное вождение Софи и чрезмерно вежливый подход к каждому участнику на дороге в сочетании с ее привычкой нажимать на тормоза без какой-либо видимой причины, мягко говоря, довели мое терпение до предела.
Тем не менее, я не делаю ни малейшего движения, чтобы послушно проскользнуть на водительское сиденье.
— Выбираешь медлительную машину, нарядила меня клоуном, а теперь предлагаешь стать водителем, потому что ты вдруг устала? Возвращайся в эту чертову машину и поезжай, Софи.
Она закатывает глаза.
— Я серьезно, Нико, если я буду за рулем, они проведут следующие двадцать четыре часа в поисках моего пениса и твоего влагалища.
Я смеюсь. Я ничего не могу с этим поделать. Кто, черт возьми, они?
— Просто сядь, Нико. Ты сам захотел меня сопровождать, поэтому у тебя нет выбора, — бормочет она, затем обходит меня и садится на пассажирское сиденье.
— Мы направляемся в небольшой прибрежный городок под названием Гармония. Я подскажу тебе дорогу.
Я сажусь за руль, и через несколько минут мы приезжаем в Гармонию. Софи ведет меня по все более пустынным и узким улочкам. В моей голове проносится вспышка беспокойства, что, возможно, ее дом может быть в каком-то богом забытом месте на краю цивилизации.
Однако ожидающая нас реальность резко отличается от моих опасений. Это далеко не та разруха, к которой я готовился, но в некотором плане это намного хуже.
— Поверни направо, — говорит она, указывая на открытые решетчатые ворота в конце длинной грунтовой дороги. Самодовольная улыбка танцует в уголках ее губ — намек на триумф в ее глазах, который она не может полностью подавить.
Весь участок окружен высоким решетчатым забором, а рядом с ним стоит большое здание из коричневого кирпича с крыльцом.
А перед большим зданием было припарковано около тридцати Харлеев.
— Клуб MC?
Эта идея меня заинтриговала, и я пытаюсь сопоставить утонченную женщину, которую я впервые встретил в ее безупречном офисе, с грубым, диким духом мотоклуба — хотя, могу признаться, она могла бы украсить любой плакат Херлей, затмив других моделей. Это объясняет, почему у нее стальной позвоночник, и чем ближе мы подходим к месту, тем быстрее меняется ее отношение.
Она просто кивает, ее взгляд перемещается на боковую стену здания, украшенную обширной фреской граффити. «Друиды-Жнецов» — гласит жирная надпись над изображением обветренного черепа с зеленым пламенем, плавящим глазницы, и кельтским узлом, гордо выгравированным на лбу.
— Дом, милый дом, — говорит она, ее голос тихий и звучит где-то между ужасом и трепетом. Но под этим в ее тоне скрывается теплота, которую она не может полностью скрыть.
Каждый волосок на моем теле встает дыбом, когда я паркуюсь на пустом месте между Харлеями. Обычно в таких местах я привык утверждать свое доминирование, диктовать правила, пока люди подчиняются или вообще проваливаются, служа моим интересам, начиная с рэкетов, заканчивая перехватом грузов. Президенты клубов часто объединяют свой бизнес с моим в качестве прикрытия для отмывания денег и торговли оружием.
Но это дом Софи, я всего лишь гость, посторонний. Я напоминаю себе, что дело не во власти — это личное, и на этот раз я нахожусь на чертовски незнакомой территории.
Когда мы выходим из машины, дверь клуба распахивается, открывая сцену прямо с архетипа байкера. Крупный мужчина с чисто выбритой головой, если не считать длинной заплетенной бороды, выходит наружу, одетый в кожаный жилет с президентской нашивкой на видном месте. Рядом с ним татуированный парень из офиса Софи, тот самый, который был у нее дома.
Ахуеть, как здорово.
Появляются новые фигуры, образуя пеструю свиту. Среди них двое кажутся такими же опытными, как президент: один, высокий мужчина с седым хвостом и затравленными глазами, стоит рядом с президентом. Его компаньон — более коренастая версия, отмеченная тонким неровным шрамом над правым глазом и татуировкой кельтского узла, вьющегося на шее, его рыжие волосы растрепаны.
За ними следуют двое молодых мужчин, судя по всему, тоже с нашивками, которые, кажется, способны только глазеть на Софи.
Все, за исключением татуированного парня, носят кожаные покрои, украшенные клубными знаками отличия, их внешний вид характеризуется длинными взъерошенными волосами или бородами. И все, кроме татуированного парня, испытывают разную степень удивления по поводу прибытия Софи.
— Воробушек?
Президент, на лице которого выступают морщины, светится при виде Софи, но теплота быстро угасает, когда его внимание переключается на меня.
Я сохраняю стоическое выражение лица, но мои глаза устремлены на него. Поза президента слегка меняется: руки тянутся к его талии с привычной легкостью человека, не привыкшего к конфликтам.
— Кто это? — коротко спрашивает он, его слова обращены к Софи, но явно предназначаются мне.
Его взгляд холоден и циничен, как у сторожевой собаки, оценивающей потенциальную угрозу.
Меня охватывает знакомый жар — инстинктивная реакция не только на вызов в его позе, но и на явное пренебрежение в его тоне.
Либо они здесь очень недружелюбны, либо каким-то образом чувствуют, кто я.
— Это Нико, он мой друг, — Софи переплетает пальцы с моей левой рукой, как будто чувствуя мой нарастающий гнев. Другой рукой она обхватывает мои бицепсы, прижимая грудь к моему боку, явно демонстрируя близость между нами.
Мое раздражение исчезает, и, даже не задумываясь, я обвиваю ее талию, а затем склоняю голову в сторону байкеров в жесте уважения, которое стоит мне больше, чем они когда-либо узнают.
— Серьезно, Воробушек? Друг?
Тот, у кого седой хвостик, бросает вызов, на его лице отражается глубокое недовольство.
Татуированный парень хранит молчание, но, судя по взгляду, направленному на меня, он разделяет чувства седого хвостика. В его взгляде есть что-то еще — проблеск узнавания. И неверие. Я всматриваюсь в татуировки на его руках и не вижу ничего знакомого.
Серый хвостик раздраженно продолжает.
— Учитывая, что чувствовал Рэйф, Софи, ты действительно думаешь, что сегодня уместно привести сюда своего «друга»?
Потребность в установлении контроля почти непреодолима. Но прежде чем я успеваю ответить, Софи выходит вперед, сжав руки в кулаки с горящими глазами.
— Не думаю, что это вообще уместно, что мы хороним твоего сына, Гриз, поэтому я не собираюсь вдаваться в подробности списка гостей, — огрызается она, ее ярость настолько ощутима, что прорывается сквозь напряжение.
— Оставь ее в покое, Гриз, — вмешивается президент, его голос властный, но усталый, и он идет через стоянку к нам. Он притягивает Софи в медвежьи объятия, поднимая ее над землей.
— Рад видеть тебя и с возвращением домой, Воробушек, — шепчет он, нежно целуя ее в лоб.
— Я тебя тоже, папочка. Я так скучала по тебе, — она обнимает его в ответ.
Когда она прижимается щекой к груди мужчины, я вижу вспышку другой ее стороны, нежной и милой, даже невинной.
Господи, у женщины больше сторон, чем у призмы. Это заставляет меня задуматься, какая из них настоящая, и я снова удивляюсь тому, как много я хочу о ней узнать.
— Мы не знали, придешь ли ты сегодня, — продолжает отец Софи, все еще обнимая ее, как будто не намерен ее отпускать. Никогда.
— Я, конечно, папочка, мне нужно было прийти попрощаться с Рэйфом.
Ее отец собирается поспорить, но передумывает и наконец отпускает ее. Софи выпрямляется, затем возвращается ко мне, и, взяв под руку, начинает представлять меня.
— Папа, это Нико Вителли, — она указывает на меня.
— Нико, познакомься с Фениксом, моим отцом и президентом клуба Друиды-Жнецов.
Наше рукопожатие крепкое, но я не могу устоять перед его взглядом чуть дольше, чем обычно, так как мои глаза всегда говорят за меня. Глаза Феникса на долю секунды сужаются в молчаливом узнавании. Он мгновенно понимает, что я не простой гость.
Внимание Феникса снова переключается на Софи, прежде чем он подает сигнал одному из младших держателей патчей.
— Фанг убрал свою комнату, когда Мэгс упомянула, что ты, возможно, зайдешь сегодня. Братья, конечно, были настроены скептически, но, похоже, Мэгс была права.
— Это должен был быть сюрприз, папочка. Мэгс не следовало много болтать, — вмешивается Софи, в ее тоне чувствуется смесь нежности и легкого раздражения.
— Тогда бы я еще больше удивился твоему приезду, и лежал бы на полу с сердечным приступом. В любом случае, почему бы тебе и Нико не разобраться со своими вещами до того, как привезут тело Рэйфа?
Софи соглашается с мрачным кивком, а затем разделяет теплые объятия с Гризом, человеком с седым хвостом, и Фангом, коренастым байкером с лохматыми рыжими волосами. Вынимая ее сумку из багажника Impala, я замечаю, что другие парни достаточно мудры, чтобы держаться на расстоянии, довольствуясь добродушными поддразниваниями и ударами по спине. Все это время татуированный парень настороженно наблюдает за мной, его поза напряжена.
Этот сукин сын недоволен.
То, что должно было быть короткой прогулкой по открытой гостиной и узкому коридору, превращается в пятнадцатиминутное воссоединение. Пожилые мужчины и женщины в клубе чувствуют необходимость обнять Софи, и от моего внимания не ускользает то, что значительная часть молодых мужчин, даже когда на них висят полураздетые женщины, едва могут удержать язык за зубами и отказаться от высказываний при виде Софи.
Когда мы наконец пробираемся сквозь толпу и исчезаем в скудно обставленной спальне на полпути по коридору, она останавливается прямо у двери, оглядываясь по сторонам с легкой гримасой.
— Оставайся здесь, — приказывает она. — Нам понадобятся подушки — Фанг ими не пользуется.
Она поворачивается, чтобы уйти, но останавливается в дверном проеме.
— Только… пока не садись ни на что, — она еще больше морщит нос.
В комнате может быть пусто, но пахнет не так уж и плохо.
Она исчезает прежде, чем я успеваю спросить, почему она скривилась, но не успела она сделать и нескольких шагов в коридор, как я слышу шипящий на нее мужской голос.
— Какого черта этот кусок дерьма здесь делает, Соф?
Ее ответ тихий и твердый.
— Говори тише, Кейд. Он мой гость.
— Ты знаешь, кто он, да?
Они оба шепчутся, но для меня их голоса ясны как день.
Обучение прислушиваться к падениям гильз, что часто является решающим фактором между жизнью и смертью, оттачивает ваш слух. Песчаный голос мужчины не похож ни на один голос снаружи или в общей комнате. Должно быть, это тот самый татуированный парень. Этот ублюдок действительно начинает меня раздражать.
Софи усмехается.
— Ты серьезно собираешься стоять здесь, посреди гребаного клуба Друидов-Жнецов — того самого, который был построен на оружии, грязных деньгах и всей прочей незаконной ерунде, о которой ты только можешь подумать, и критиковать меня по поводу гостя из преступной организации?
Итак, Софи точно знает, кто я. В этом нет ничего удивительного, учитывая склонность Марии слишком откровенничать, когда она тревожится.
Кейд возражает.
— Ты не выбирала эту жизнь, Соф. Ты родилась в ней.
— Как и Нико, — отвечает Софи.
— О, так ты думаешь, что вас двоих это связывает? Что это каким-то образом делает вас союзниками? Проснись и пой, Соф. Этот человек другой породы. Он хладнокровный убийца. Его преданность принадлежит исключительно его семье. А и вот еще что, у тебя другие приоритеты.
— Действительно! Просвети меня в то, чего я еще не знаю.
— Софи….
— Он человек, Кейд, и ему больно. В отличие от нас с тобой, он не может позволить себе такую роскошь, как уйти. Нам удалось распрощаться с этой жизнью. Рэйф этого не сделал, и посмотри, к чему это привело его и твоего отца тоже.
Слышать это от Софи одновременно неприятно и унизительно. Ирония в этом не ускользнула от меня, учитывая, что я собирался ее убить. Наверное, до сих пор.
Внезапный насмешливый смех Кейда наполняет тишину.
— Я думал, ты сказала, что знаешь, кто этот ублюдок.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думаешь, он похож на одного из тех бездомных котов, которых ты таскала в дом, потому что тебе их было жаль? Софи, это совсем другой зверь. Ты привела тигра, еще и подпустила его к семье.
— Давай не будем слишком драматизировать, Кейд. Значит, он из Чикагского Наряда…
— Он не из Наряда, Соф. Он — Наряд. Нико Вителли — это Дон Вителли. Он укоренился в этой жизни так, как ты не можешь себе представить. Именно он командует, готовый нажать на курок и пристрелит любого, кто его предаст. И если ты думаешь, что он здесь по доброте душевной, ты глубоко ошибаешься. Кто-то вроде него не сделал бы и шагу наружу без армии и скрытых планов. Насколько нам известно, сейчас в этом клубе может обучаться несколько сотен снайперов.
Несколько сотен снайперов? Какая чертова королева драмы. Их всего около полдюжины.
Софи долго молчит, видимо, усваивая эту информацию, пока Кейд не вздыхает.
— Он последний человек, от которого ты должна находиться в радиусе пятидесяти футов, Софи, учитывая выбор, который ты сделала за последние десять лет. Ты полна решимости оставить эту жизнь позади.
— Я знаю это, Кейд. Это просто случайная интрижка.
Она делает паузу, затем добавляет.
— Но даже если бы я хотела быть с ним, это все равно был бы мой выбор.
— Ебать. Ты всегда была чертовски упряма, что вредит даже тебе самой.
— И ты не перестанешь быть любопытным придурком, не так ли?
— Не смотри на меня так, Соф, но ты очень похожа на Рэйфа. Рафи.
— Пошел ты, Кейд, — рявкает она в ответ на его насмешки, а затем, очевидно, уносится прочь, оглушительно цокая каблуками по коридору.
Софи возвращается в комнату через несколько минут с охапкой подушек и напряжением, витающим в воздухе вокруг нее. Я прислоняюсь к дальней стене и смотрю, как она достает из чемодана свежие простыни и наматрасник.
— Подержи их, — говорит она, все еще немногословно после разговора, и бросает постельное белье мне в руки. Затем она снимает простыни с кровати и надевает на матрас чехол, выгибая свое тело так, что мне открывается потрясающий вид на ее задницу в форме сердца.
Ебать. Мой член уже пульсирует, а она еще даже не сделала половину.
Закончив с чехлом, она берет у меня простыню и застилает постель.
Я не совсем понимаю, почему она решила поменять ее, но сейчас такое ощущение, что это как-то связано с расплатой за последние два дня. Конечно, это своего рода пытка. Я не думаю, что она осознает, как выглядит. Или насколько я близок к тому, чтобы положить ее на кровать и трахнуть до потери сознания из-за того, как яростно она защищала меня.
Это чуждое мне чувство. Чтобы кто-то — особенно женщина, не связанная со мной, отстаивала меня.
— Успокойся, — говорю я своему разъяренному стояку. Она вообразила себя твоим терапевтом. Конечно, она будет тебе симпатизировать.
Закончив, она берет простыню, которую сняла двумя пальцами, открывает дверь спальни и бросает ее в коридор.
Она закрывает дверь и поворачивается ко мне, а затем хмурит брови.
— Ты бы сделал то же самое, если бы когда-нибудь прошелся в одной из комнат с флуоресцентной лампой.
Ах. И я внезапно понимаю причину ее действий.
Софи продолжает.
— Не то чтобы это имело для тебя значение. Можешь говорить.
Я смотрю на потертый паркетный пол, понимая, что такого не может быть, но я не спорю по этому поводу. Вместо этого я спрашиваю.
— Почему ты хочешь, чтобы твоя семья думала, что мы вместе?
Она отвечает беспечным пожиманием плеч.
— Друиды-Жнецов опасаются посторонних. Как еще я могу оправдать твою поездку через всю страну и присутствие на похоронах человека, которого ты никогда не встречал?
Я не могу удержаться, чтобы не съязвить.
— Конечно, это не первый раз, когда ты приносишь домой бездомного тигра.
— Дерьмо! Ты все слышал!
Она краснеет, и ее самообладание, кажется, немного испаряется.
Я не удостаиваю ее ответом, просто позволяю своему взгляду блуждать по ней. Она действительно красивая.
— Нико, Кейд… скажем так, хорошо известен полиции и властям. Он привык лазить по самым потайным частям Чикаго, поэтому знает, кто есть кто в преступном мире. Это единственная причина, по которой он знает, кто ты.
— Интересно.
Я ожидал, что она испугается, когда узнает, что я не просто член, а глава Наряда. Но нет, вместо этого она беспокоится об этом парне.
— Нико, уверяю тебя, Кейд не хочет навредить тебе, — умоляет она.
— Ты просишь меня о чем-то конкретном?
Я отталкиваюсь от стены и медленно иду к ней, удовлетворенный тем, как расширяются ее глаза, и тем, как она отступает, пока не упирается спиной в стену.
— Что ты имеешь в виду? — она пытается огрызнуться, но ее голос звучит хрипло.
— О, я не знаю, — ухмыляюсь я, приближаясь. — Все дело в твоем голосе, твоей быстрой речи, пульсе, бьющемся на твоей шее. Ты просишь меня не убивать его?
— Ты не должен был услышать этот разговор, — признается она, загнанная в угол.
Я положил ладони на стену по обе стороны от ее головы, не дав ей возможности сбежать.
— Я знаю.
Она продолжает торопливо.
— И… и Кейд не глуп. И он не крыса. Я думаю, если бы ему пришлось выбирать, он бы никогда не встал на сторону восставших фракций.
Ее слова вызывают смесь раздражения и неожиданного уважения к ее осведомленности о махинациях Наряда.
— Что именно Мария рассказала тебе обо мне, Софи?
— Очень мало. Она говорила только о Лео. Я не знала, кто ты такой, пока ты не покинул мой кабинет. И я, конечно, не осознавала, что ты… — она делает паузу, тяжело сглатывая, — Дон Вителли.
Я осторожно прослеживаю быстро бьющийся пульс на ее горле, прежде чем моя рука обхватывает ее челюсть, а большой палец слегка ласкает ее пухлую нижнюю губу.
— Ты боишься?
Между нами повисло молчание, наши взгляды встречаются в бессловесном диалоге. Она хочет меня вопреки ее здравому смыслу. А я, с другой стороны, вообще не должен здесь находиться. Да и она не должна была этого делать, если бы я придерживался первоначального плана. Но ничто из этого не устоит перед обрушивающимся на нас желанием.
В конце концов ее веки закрываются, и она шепчет.
— Следует ли мне бояться, Нико?
— Блять, да.
Едва я успеваю произнести слова, как запускаю пальцы в ее волосы и прижимаюсь губами к ее губам.