Смертельные Игры Дона

Глава 23

Нико

Я паркуюсь в конце подъездной дорожки у дома Софи и выхожу из машины спустя полчаса после того, как уехал отсюда.

Тридцать минут — и уже кажется, что прошла целая вечность из-за резкой перемены, произошедшей с тех пор, как я был здесь в последний раз. Воздух заряжен напряжением. Что-то не так. Обычное спокойствие пригорода нарушено, словно гроза нависла на горизонте.

Я оглядываю улицу, прищурив глаза на пару незнакомых внедорожников, припаркованных на подъездной дорожке напротив. По спине пробегает холодок предчувствия, поднимая волоски на затылке. Я точно знаю, что Романо здесь.

Мне следовало остаться с ней. Я должен был, черт возьми, остаться.

В моих глазах проносятся образы, словно зловещая кинолента, все ужасы, которые Романо сотворил со своими жертвами. Но они не незнакомцы в этом фильме; каждая из них — Софи, ее лицо искажено в агонии, ее тело изуродовано.

У меня скручивает живот, когда я отказываюсь от всякого подобия осторожности и преодолеваю расстояние до двери большими шагами. Подойдя я останавливаюсь, прислушиваясь. Тишина похожа на тревожный шепот. Каждый инстинкт кричит, что что-то не так.

Я дергаю дверь и обнаруживаю, что она заперта. Желание выбить дверь и ворваться внутрь огромное, но это не фильм. Двери и замки не открываются от одного удара ноги.

Я достаю из кармана пиджака складной набор отмычек, а затем приседаю перед дверью. Легким движением моего запястья тумблеры поддаются, и замок открывается беззвучно. Я на мгновение закрываю глаза, собираясь с духом и доставая из кобуры свой Глок.

Тревога сжимает грудь, когда я толкаю дверь свободной рукой. Она бесшумно открывается, на этот раз даже без характерного скрипа.

— Пошел … ты… Романо, — слышу я хрип прямо перед тем, как увидеть ее.

Софи лежит на полу в гостиной, вытянув одну руку в сторону и пытаясь дотянуться до чего-то. Блеск ее ножа находится в нескольких сантиметрах от ее пальцев, но она не может дотянуться.

Романо нависает над ней, его руки пусты — никакого оружия. Но его нога на груди Софи, прижимая ее к чертовому полу.

Я вижу красный свет; это туман, который окутывает все и просачивается внутрь меня, превращая в зверя, заставляя меня жаждать насилия и кровопролития, как никогда раньше.

Я хочу вонзить зубы в шею Романо; хочу разорвать его на части голыми руками, пока от него не останется только кожа и кости.

Я увидел сцену в мгновение ока, но Романо достаточно времени, чтобы повернуться ко мне лицом. В его глазах мелькает шок, но он быстро проходит, сменяясь удовлетворением.

Он не ожидал, что я появлюсь без предупреждения. Что значит…

— Сзади… — хрипит Софи в тот же момент, когда я слышу их. Я разворачиваюсь, пистолет наготове.

На крыльце Софи двое мужчин, бесшумно крадущиеся, с оружием в руках. Я стреляю без колебаний, пуская по пуле каждому в лоб, прежде чем кто-либо из них успеет выстрелить.

Они падают на землю, но это стоило мне времени, потому что, обернувшись обратно к Романо, я вижу, что он уже направил пистолет прямо в сердце Софии.

Ох, блять.

Нет времени на прыжок, нет времени разорвать его на куски, как я отчаянно хочу. Мне нужен один выстрел; один шанс. Пуля прямо между глаз. Иначе он рефлекторно выстрелит, когда моя пуля попадет в него, и убьет Софи.

Впервые в своей взрослой жизни я молюсь.

— Серьезно, Романо?

Я лениво тяну, придавая своему тону обманчивую небрежность.

— Ты будешь стрелять в шлюху, а не в меня? Это потому, что ты все равно знаешь, что ты мертвец?

Шок и негодование окрашивают лицо Софи.

— Ты мудак, Нико Вителли. Ты сказал мне, что любишь меня! Ты сказал, что я особенная, не такая, как другие шлюхи.

Мое сердце подпрыгивает, потому что Софи мгновенно понимает, что я делаю. Продолжай, детка.

Она фыркает, затем вопит.

— Ты обещал, что мы поженимся, как только Романо приползет к тебе.

— Заткнись, — плюю я, нервно глядя на Романо.

— Я не буду молчать! — возражает Софи. — Ты обещал мне весь мир, как только уговоришь Картель выйти из сделки с Романо и поддержать тебя вместо него…

Романо выглядит так, будто действительно верит в историю, которую сочиняет Софи, потому что он направляет пистолет на меня и целится, значительно повышая шансы. Я почти вздыхаю с облегчением.

— Угадай что, Вителли. Твоя игра окончена. Ты мертвец… какого черта…?

Романо замолкает, невольно глядя, как Джордж проносится через гостиную. Как обычно, в подгузнике.

Это та доля секунды, которая мне нужна.

Я поднимаю пистолет, целюсь и нажимаю на спусковой крючок, прежде чем Романо успевает оправиться от увиденного.

Пуля попадает в цель, между глаз Романо. Он умирает мгновенно. Его рука отпускает пистолет, и он падает на пол прямо рядом с Софи.

Я не уверен, как долго задерживал дыхание, но глубоко вдыхаю и выдыхаю, пока моя грудь тяжело вздымается.

Она чуть не умерла. Черт возьми, она чуть не умерла из-за меня.

Я сокращаю расстояние и падаю на колени рядом с Софи, стаскивая ее с пола в свои объятия.

— О, любовь моя, — вдыхаю ее запах и обнимаю дрожащее тело.

Она утыкается лицом мне в грудь и обнимает меня за шею так же крепко, как я держу ее.

Когда ее дыхание замедляется, она откидывается назад и смотрит на меня. В ее янтарных глазах слезы, но щеки сухие. Только когда она моргает, одинокая слезинка вырывается на свободу и скатывается по щеке. Я ловлю ее большим пальцем, затем нежно касаюсь ее шеи, покрытой синяками.

— Мне очень жаль, детка. Где болит? — я провожу пальцами по ее затылку, потому что удушающие захваты обычно сопровождаются ударами по голове.

Она морщится в тот момент, когда я нахожу шишку у нее на затылке. Я быстро убираю руку, радуясь, что нет крови.

Затем, словно только заметив трупы на полу, моя челюсть отвисает от увиденного. Перерезано горло. И точные, смертельные ножевые ранения украшают другого человека.

— Черт возьми, Воробушек, что, блять, здесь произошло?

Она пожимает плечами, и небольшая ухмылка приподнимает уголок ее рта.

— Романо надоело смотреть, как умирают его головорезы, и он ударил меня по голове. Иначе, Нико, я бы справилась.

Я не могу сдержать легкий смешок. Но замечаю, что, несмотря на все усилия изобразить браваду на своем лице, ее глаза не встречаются с моими. Ее хриплый голос и синяки на шее дают понять, что этот сукин сын пытался ее задушить. Должно быть, она была напугана до чертиков.

Дикий зверь во мне снова пробуждается. Если когда-либо и можно было воскресить человека, то сейчас я бы хотел это сделать. Я бы вернул Паскаля Романо только для того, чтобы разорвать его на куски.

Но сейчас Софии не нужен дикий зверь. Я убираю пистолет в кобуру и заставляю себя посмотреть на окровавленные трупы на полу ее гостиной.

— Действительно, fiammetta⁸³, ты, черт возьми, справилась.

Господи, она в одиночку убила двоих людей Романо. Это свидетельствует о том, насколько я невменяем, потому что это, вне всякого сомнения, самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видел. Если раньше эта женщина держала меня за горло, то теперь она держит меня за яйца.

Взгляд Софи обращается к полу, ее губы приоткрываются, и она становится еще бледнее. Она смотрит на двух головорезов, залитых кровью, их безжизненные глаза смотрят в потолок. Я думаю, она только сейчас начинает осознавать, что сделала. То, что она была вынуждена сделать, потому что меня здесь не было.

Я поднимаю ее с пола и несу на улицу, как раз вовремя, чтобы несколько внедорожников с визгом остановились.

Данте выскакивает из первого, затем явно расслабляется с облегчением.

— Mio Dio, fratello⁸⁴, что, блять, здесь произошло?

— Романо мертв, вот что произошло. Пригласите сюда обычную команду по уборке и скажи Пьетро, чтобы он отдал утку мистеру Уиллоби по соседству. В противном случае я не хочу, чтобы соседи тревожились. Я отвезу Софи домой.

— Si⁸⁵. С ней все в порядке? С тобой все в порядке, Софи?

Данте смотрит на нее, его глаза все еще широко раскрыты от шока и тревоги. Должно быть, он рассчитывал на худшее, когда не смог связаться со мной.

— Привет, Данте, — хрипит она.

Его взгляд сразу же падает на ее шею.

— Дерьмо. — он достает свой телефон. — Я вызову доктора, чтобы он приехал в твой пентхаус.

— Grazie⁸⁶, Данте. — я иду к одной из машин, затем оборачиваюсь. — А что насчет нашего друга?

— В безопасности, как моллюск, и уже в воздухе, — говорит он, встречаясь со мной взглядом.

Хоть я и испытываю облегчение, но не могу не приподнять бровь. Данте никогда раньше не ослушивался моего приказа.

— Романо был на свободе. Кроме того, я знал, что ты не это имел в виду, fratello⁸⁷. В тебе говорила обида.

Что-то в лице Данте говорит мне, что он знает, как это — хотеть сорваться, когда болит. Я благодарно киваю ему и направляюсь к машине.

Как только я усаживаю Софи на заднее сиденье внедорожника, она шепчет:

— Мигель Рамирес.

— Что?

— Один из этих мужчин был моим клиентом. И я убила его.

— Подожди-ка. Ты знала одного из людей Романо?

— Он… — она делает паузу, — был моим клиентом тем утром в понедельник.

— Заносчивый пацан с Уолл-стрит? Серьезно?

— Ага. Только Мигель был не просто человеком Романо. Он был членом Картеля. Марию, Викторию и, судя по всему, меня должны были продать Картелю в тот момент, когда Лео сдался по приказу Романо.

— Что?

Я знал, что Романо достаточно развратен, чтобы превратить Марию в одну из своих шлюх, но продать их Картелю?

Она поднимает на меня стеклянные глаза.

— Ты спас меня, Нико. Ты появился в моем офисе в то самое утро, когда Мигель хотел меня похитить. И каждый последующий день они планировали мое похищение, но ты был рядом.

— Малышка. Я уверен, что результат был бы таким же, как сегодня вечером. Ты бы убила его.

— Я бы попыталась дать ему отпор. Но тебя бы не было рядом, и ты бы не спас меня, когда я бы действительно в этом нуждалась.

Я залезаю на заднее сиденье, где, как мне известно, Данте всегда держит бутылки с водой, откручиваю крышку одной, затем предлагаю ее Софи, как раз в тот момент, когда Данте садится за руль и молча начинает ехать.

Софи притихла в моих объятиях на пару минут, а потом начинает рыдать.

— Боже мой, я убила своего клиента.

— Он не оставил тебе выбора, детка.

Я не оставил тебе выбора.

Чувство вины убивает меня. Никогда в жизни я не испытывал такого желания встать на колени и умолять о прощении за то, что меня не было рядом, когда я должен был быть. Я глажу ее спину, шепча успокаивающие слова.

Когда рыдания утихают, я смотрю в ее затравленные глаза.

— Я думаю, этому терапевту понадобится терапия.

Она кивает.

— Я тоже так думаю.

— Мне очень жаль, любимая. — выпаливаю я.

Она смотрит на меня.

— За что?

— За то, что я сомневался в тебе.

Если бы я этого не сделал, ничего бы не произошло. У нее не было бы синяков на шее, крови на руках, пятен на одежде от убитых ею мужчин.

Она продолжает смотреть на меня, шестеренки явно крутятся у нее в голове, но неудивительно, что я понятия не имею, о чем она думает.

— Ты проверил свою голосовую почту? — спрашивает она.

— Нет, пока нет, — отвечаю я.

Ее брови хмурятся.

— Тогда что же поменяло твое решение?

— Ты, — честно отвечаю я ей.

Ее брови хмурятся еще сильнее.

— Я понял, что доверяю тебе. Меня сбили мои прошлые переживания. Я должен был стараться лучше.

Напряжение спадает с нее, и она кивает.

— Все в порядке, Нико, я понимаю. Ты вернулся — вот что важно.

— Так просто? — дразню я. — Я был уверен, что мне придется молить о прощении всю дорогу до Гармонии и обратно.

Она улыбается. Ее тело дрожит, и она все еще слишком бледна, но улыбка искренняя. Она тянется ко мне, сокращая пространство между нами.

— Ты можешь начать умолять завтра. Сегодня ночью ты мне нужен слишком сильно.

— У тебя есть я, детка, — шепчу я ей в губы. — Всегда.

Мы остаемся так на долгие мгновения, не целуясь, просто вдыхая друг друга, наши губы соприкасаются.

— Я тоже тебя люблю, Нико Вителли.

— Ах, fiammetta. Что ты сделала со своей черно-белой жизнью?

Она улыбается.

— Ах это? Я облила ее бензином и подожгла.

Я смеюсь, но она не может сделать ничего большего, чем просто улыбнуться с синяками на шее.

Наша жизнь никогда не будет идеальной, не будет похожа на счастливые концовки с белыми заборами в глупых фильмах. Она будет грязной, жестокой и, вероятно, нам придется чаще ходить вокруг трупов, чем среднестатистической паре.

Но такова реальность, и Софи, я хочу ее больше, чем кого-либо в жизни. Я хочу эту женщину со стальным позвоночником и золотым сердцем — не только сейчас, но и навсегда.