Союз и предательство

Глава 5

Кристиан

Мой телефон начинает звонить еще до восхода солнца.

Я со стоном поднимаюсь со своего места на полу сразу за дверью Зои.

После того, как я закончил мыть ее ногу прошлой ночью, я отнес ее в постель и убрал разбитое стекло.

Она не сказала мне ни слова, но я все время видел, как дрожит ее нижняя губа.

Только когда я вышел из комнаты и закрыл дверь, она начала рыдать. Вот почему у меня теперь затекла спина после сна в коридоре на случай, если ей понадобится помощь.

Я по уши увяз в дерьме.

Я тихо иду по коридору, чтобы Зои не проснулась. — Привет, Джереми.

Я знаю, что однажды мне придется все ей объяснить, но это будет не сегодня.

Ясно, что Джереми не потрудился назвать ей мое имя, что заставляет меня думать, что он пытался найти способ уклониться от свадьбы с тех пор, как устроил ее.

— Какого черта ты творишь, Эррера? — Его голос едва громче шипения. — Ты думаешь, это какая-то гребаная игра?

— Нет, — говорю я, спускаясь по лестнице.

Если я собираюсь иметь с ним дело в такую рань, мне понадобится много кофе. — Но ты, кажется, так думаешь. Скажи мне, Джереми, как ты думал, что произойдет, когда ты откажешься от нашей сделки? Я знаю, что ты не глупый человек, но это похоже на то, что сделал бы глупый человек.

— Ты не понимаешь, что натворил.

— Я сделал то, что должен был сделать, чтобы защитить свою семью. — Яд сочится из моего тона, и я заканчиваю разговор.

Мне вообще не нужно иметь с ним дела. У меня есть то, что он хочет, а это значит, что он собирается делать то, что я хочу, нравится ему это или нет.

Солнце начинает подниматься, когда я захожу на кухню и засыпаю измельченные зерна в кофеварку.

Я зеваю и потягиваюсь, у меня трещит в спине, когда я наклоняюсь, чтобы открыть холодильник и поискать сливки.

Я не знаю, какой она пьет кофе.

Проведя рукой по волосам, я закрываю холодильник.

Я должен дать ей поспать. У нее была долгая ночь, и когда она проснется, ей будет больно.

Прошлой ночью, пока она спала, я поставил пузырек с обезболивающим рядом с ее кроватью, но я не знаю, будет ли этого достаточно.

Несмотря на то, что порез не нуждался в наложении швов, было похоже, что ей будет больно, как только пройдет шок от всего, что произошло вчера.

Мой телефон снова начинает звонить, как только я выхожу на заднее крыльцо с дымящейся кружкой кофе в руке.

Я закрываю за собой дверь, прежде чем сесть на один из шезлонгов у бассейна и вытащить телефон.

— Как там дела дома? — Спрашивает Билли, как только я отвечаю на ее звонок.

— И тебе доброго утра. Ты ведь знаешь, что солнце только сейчас встает, не так ли? Я еще даже не пригубил свой кофе.

Билли смеется, совершенно не волнуясь. — Мне нужно было убедиться, что ты добрался домой в целости. Ты не казался счастливым, когда уезжал отсюда. Что произошло с тех пор, как ты вернулся домой?

— Я не буду говорить с тобой об этом. — Я делаю большой глоток кофе, прежде чем поставить кружку на стол рядом с собой. — Ни за что на свете. А теперь расскажи мне, как прошла вечеринка по случаю открытия курорта. И как проходит помолвка?

— Ты пытаешься сменить тему. Это значит, что назревают проблемы с девушкой. Ты должен рассказать мне, что происходит. Сейчас же. Или, клянусь, я сегодня же сяду в самолет.

Черт. Я знаю, что она серьезно. — Прекрасно.

Я провожу рукой по лицу. — Это девчачьи проблемы. Ну, по женской части. У меня есть несколько человек, которые преследуют меня очень долгое время. Имена моих людей стали известны. Появляются копы и арестовывают моих людей. Я убиваю крысу. Смыть, прополоскать, повторить.

— А какое отношение к этому имеет девушка?

— Ну, я заключил сделку. Взаимовыгодную. Предполагалось, что девушка будет подписывать сделку. Брак, о котором я тебе рассказывал.

Билли ахает. — Кристиан! Что ты сделал?

Я хмуро смотрю на бассейн. — Почему ты думаешь, что я что-то сделал?

— Потому что ты не говоришь со мной о своих девчачьих проблемах, если только ты не натворил чего-нибудь. Что ты сделал?

— Ну, свадьба должна была состояться сегодня, но они позвонили мне, когда я приземлился, чтобы отказаться от сделки. Итак, я похитил ее и заставил выполнить свою часть сделки. Не то чтобы она знала, что должна была выйти замуж именно за меня.

— Ты мудак, — говорит Билли с весельем в голосе. — Огромный мудак. Гребаные преступники и их чертов кодекс чести.

Я смеюсь и тянусь за своим кофе. — Ты говоришь так, словно ты не такая же преступница, как все мы.

— Не в этом дело. — Она вздыхает.

Я могу представить, какой неодобрительный взгляд она бы бросила на меня, будь она сейчас здесь.

— Послушай, я понимаю, что ты взял ее, чтобы заявить о себе и обеспечить безопасность своих людей, но для нее это будет тяжело. Тебе нужно быть с ней помягче.

— Может, мне стоит позвонить Хэдли и попросить совета у девушки?

— Пошел ты. — Билли смеется, когда на заднем плане что-то грохочет. — Мне нужно идти. Некоторые из новых капо решили подраться из-за девушки, и здесь больше нет никого, кто мог бы надрать им за это задницы.

— Посмотри на себя. Я помню, когда ты хотела уйти из этой жизни.

— Все меняется. Люди меняются. Смягчись к этой девушке, Кристиан. Возможно, она того стоит, если тебе придется проводить с ней много времени.

Звонок заканчивается, и я смотрю на свою кружку кофе, гадая, права ли Билли.

Я знаю, что не могу быть слишком строг с Зои, как с другими.

Она еще не знает, во что ввязалась, но я собираюсь показать ей. И быстро.

Зои нужно знать об опасностях этого мира и о том, что произойдет, если она меня ослушается.

Что, я уверен, само по себе будет непросто, если то, что она устроила прошлой ночью, хоть как-то указывает на то, как будут развиваться наши отношения.

Уже почти время ужина, когда Зои наконец выходит из своей комнаты.

Она обхватывает себя руками, стоя рядом с кухонным островом и наблюдая, как я готовлю раков, которых приготовил на ужин. У нее урчит в животе, когда она садится на один из табуретов.

— Как ты себя чувствуешь? — Я пододвигаю к ней тарелку, втыкая в нее вилку.

Она берет вилку и накалывает один из ломтиков картофеля.

— Порез тебя совсем не беспокоит? Ты не забыла его промыть?

— Я промыла его, — говорит она монотонным голосом, поднимая на меня взгляд. Она на мгновение прикусывает нижнюю губу, размазывая еду по тарелке.

— Что тебя беспокоит, Зои? У тебя такой вид, будто ты хочешь что-то сказать. Когда мы здесь вдвоем, ты вольна говорить все, что хочешь.

Ее брови хмурятся, пока я вгрызаюсь в еду. — Я здесь в ловушке?

— Я бы сказал, да. Обычно так и происходит, когда тебя похищают.

— Так это значит, что ты не позволишь мне пойти на мой концерт сегодня вечером? Я должна выступить в том же баре, где была прошлой ночью.

Ее глаза слезятся, но она не дает упасть ни слезинке. Через пару секунд обиженное выражение в ее глазах исчезает.

Я вздыхаю и провожу рукой по волосам.

Мне не нравится идея водить ее туда, где до нее может добраться отец. Я не хочу потерять ее так скоро. Не тогда, когда на кону так много.

Если Зои будет у меня, ее отец не позволит властям преследовать мой картель. Он будет слишком беспокоиться о том, что я сделаю, если он не выполнит наш договор.

С другой стороны, я не хочу, чтобы она была здесь несчастна. Она всего лишь пешка в опасной игре, и она не заслуживает того, чтобы ее сдерживали от ее страстей.

Вчера вечером я просмотрел весь ее сет. Зои оживает, когда находится на сцене, и становится ясно, что пребывание в мире музыки превращает ее в человека, которым она является глубоко внутри.

Оболочка женщины, сидящей сейчас передо мной, покорной и смотрящей в свою тарелку так, словно она уже сдалась, — это всего лишь фасад, который она представляет своим родителям и средствам массовой информации.

Я хочу разжечь тот огонь, который горит в ней. Гнев, который, как я вижу, кипит прямо под поверхностью.

Если она больше ничего не добьется, я хочу, чтобы она смогла противостоять подонкам, таким как ее отец.

— Зои, я знаю, что шансы на то, что тебе здесь понравится, невелики, и меня это устраивает. Ты можешь ненавидеть меня и остальных людей здесь. Для меня это не будет иметь ни малейшего значения.

В ее глазах светится замешательство. — Нет?

— Нет.

Она в центре моих проблем с ее отцом, но это не значит, что я должен ей нравиться. Было бы легче, если бы это было не так, но я не задерживаю дыхание.

Если честно, я не хочу, чтобы мы нравились друг другу. Это все усложняет.

Все в моей жизни было бы проще, если бы мы вели себя так, будто мы просто два человека, которые живут в одном доме. Соседи по комнате. Хотя пытаться думать о ней всего лишь как о соседке по комнате трудно, когда я знаю, как ощущаются ее мягкие изгибы под моими руками.

Зои кивает. — Что ж, тогда это хорошо. Я считаю тебя бессердечным ублюдком.

Я смеюсь и пожимаю плечами. — Думай, что хочешь. Я буду заботиться о тебе, пока ты здесь, а это значит, что я позволю тебе продолжать свою карьеру.

У нее отвисает челюсть, и вилка со стуком падает на тарелку. — Правда?

— Однако у меня есть условие. Для моего душевного спокойствия. Это тот вопрос, по которому я не сдвинусь с места, так что не пытайся вести со мной переговоры.

Ее глаза сужаются, как будто она ждет, что я сообщу худшую новость в ее жизни. — В чем дело?

— Тебе нужно взять с собой охрану. Если я буду там, то тебе это не понадобится, но в те ночи, когда я не могу пойти с тобой, я ожидаю, что с тобой будут другие люди.

Зои поджимает губы и кивает. — Хорошо.

— Хорошо. Теперь, когда мы с этим разобрались, ешь свой ужин. Сегодня вечером нам нужно пойти на шоу.

Я доедаю свою еду и выхожу из комнаты, прежде чем успею совершить какую-нибудь глупость. Хотя я и не знаю, что это может быть за глупость.

Когда дело доходит до Зои и ее больших зеленых глаз, я не знаю, есть ли что-то, чего бы я не сделал.

Держать ее здесь — это риск, на который мне, вероятно, не следовало идти.