Глава 11. На грани провала

Несколько дней от Бергмана ни слуху, ни духу.

Я даже уже начинаю волноваться, что он передумал.

Разумеется, я переживаю не потому, что больше не увижу эту наглую, хамскую, самодовольную, породистую морду с красивыми серыми глазами… Вот, нет!

Просто Герман — удачный выход из моей ситуации. И только.

А сама напоминать ему о нашей договоренности не хочу, эдак у меня корона с головы упадет. Жирно ему будет. Хотя телефончик я все-таки сохранила, и пару раз на нервах даже вызывала его из записной книжки, но на дозвон так и не нажала.

Ничего. И на моей улице перевернется грузовик с мороженным. Отольются кошке мышкины слезки. Нервничать он меня заставляет!

Однако, когда Бергман наконец всплывает на моем горизонте, достойно я ему ответить не могу, ибо лежу на массажном столе в состоянии полного благодушия и расслабленности. Потрясающий массажист, которого мне посоветовала Анька, сотворил чудо, и я чувствую себя тряпочкой. Хорошо отутюженной, наглаженной и довольной тряпочкой. Это уже второй сеанс, обязательно приду еще.

— Левина, — едва ворочая языком блею я в трубку, лежа под горячим полотенцем.

— Ты там дрыхнешь, что ли, спящая царевна?

— Весь гроб, мерзавцы, раскачали, но целовать — не целовали…

Я бы не возражала, если бы сейчас не надо было вставать и куда-то идти, а можно было бы вздремнуть часа четыре прямо на столе…

— Ты напилась? — после небольшой паузы, связанной с осмысливанием сути стиха, уточняет Бергман.

— Нет. Я отдалась сильным крепким мужским рукам, — сознаюсь я. — Это был глубокий подробный… массаж.

В моем голосе слышится восторженно-утомленное придыхание.

— Яна, если ты пошла во все тяжкие, я за это ответственность нести не собираюсь, — склочничает Гера.

Господи, какую он там ответственность собрался брать? Я ему, что, в подоле маленького массажиста принесу?

— Какая стремительная трансформация: от спящей царевны до падшей женщины, — бормочу я, видимо, в слух.

— У нее было семь богатырей, и прежде, чем качать ее в гробу, они ее туда и загнали. Помни об этом и блюди себя, как полагается! — нудит внезапно выискавшийся адепт высокой морали.

— Все-таки есть еще богатыри на земле русской, — мечтательно говорю я, представляя себе почему-то семь австралийских пожарников с прошлогоднего календаря, который я отказываюсь снимать вот уже девять месяцев.

Хрен с ними с датами, главное — эстетика, я считаю.

Я и так после расставания с Димкой веду себя как монашка, надо бы уже кого-нибудь прижать к комиссарскому телу.

— Левина, тебе нельзя богатырей, — рявкает Герман.

— Откуда такие ограничения? — вяло удивляюсь я. — Ты вообще зачем звонишь? Испортить мне все удовольствие?

Мое уютное уединение в полутьме среди горящих ароматических свечей нарушает заглянувший ко мне обладатель божественных рук:

— Кто говорит об удовольствии? — весело переспрашивает он. — Сегодня ты стонала громче.

— Левина, срочно покинь бордель! — ярится Бергман. — У нас с тобой сделка на носу!

— Я не могу срочно, я голая. Отстань.

Сердитое сопение в трубку.

— Небось этому хмырю ты песни не пела.

— Не могла, он сделал все, чтоб у меня слов не было. Давай уже ближе к делу, чего тебе понадобилось? — вздыхаю я.

Все же у Бергмана талант обламывать кайф, он своим брюзжанием прямо-таки вырывает меня из блаженства.

— Нам надо встретиться и утвердить условия сделки. Договор я составил.

— Это срочно? — ною я.

— Нет. Да! — меняет свою точку зрения Герман. — У мамы день рождения в субботу. Тебе там быть обязательно. До этого надо тебя облагородить и обкатать легенду.

Агент Яна ноль-ноль-семь абсолютно никуда не хочет, но остаться без кавалера на Димкину свадьбу я не готова.

— Ну хорошо… Я освобожусь часа через два, — прикидываю я, сколько мне времени понадобится, чтобы перевоплотиться в мечту поэта.

— Я за тобой заеду. В восемь часов будь готова.

— Да, херр Бергман…

— Почему мне сейчас кажется, что ты говоришь не на немецком? — палит меня он.

— Потому что все мужчины только и думают о своем половом органе, — наставительно вещаю я. — Мы обязательно сделаем из вас интеллигентного человека.

— Ой, все! — не выдерживает Герман. — Жди меня в восемь. На всякий случай напоминаю, что интеллигентная барышня — это барышня со сдвинутыми ногами. Надень свой лучший костюм цвета брюшка блохи, возьми пяльцы и сиди. Одна!

А Бергман начитанный. Только где я ему брюшко блохи-то найду?

Ничего, я еще ни разу не прогадала с нарядом.

Так-с. Ноги он видел, надо сегодня показать что-то еще. Ну, чтоб переход к преображению не вышел таким шокирующим. Все-таки на свадьбу я собираюсь в человеческом виде.

Бергман заезжает за мной ровно в восемь и всю дорогу пилит меня за то, что я улыбнулась мужику, который придержал мне тяжелую дверь подъезда.

— Ты на мужиков не бросайся так больше, — нудит он на светофоре, провожая взглядом переходящую дорогу знойную блондинку в мини юбке и куртке, едва закрывающей почки. — Тебе не по возрасту. И ты моя, прости господи, девушка. Хоть и временная.

От возмущения я вне себя. Не по возрасту мне, блин!

— Я вот юбку себе приглядела, как у той девушки… Думаю, мне пойдет. И Роза Моисеевна оценит.

Герман автоматом бросает взгляд на мои коленки, виднеющиеся в распахнутых полах теткиного пальто и застревает там надолго. Нам даже сигналят, потому что мы не трогаемся с места вовремя.

Сглотнув, он переводит взгляд на дорогу и продолжает движение.

— Нет, такая короткая — все-таки слишком, — ворчит он.

Офигеть!

Ничо, сейчас мы доедем, куда он там нас везет, и Гера сможет оценить и другие мои достоинства.

Только весь мой сегодняшний камуфляж под угрозой.

Бергман явно рожден на свет, чтобы осложнить мне жизнь.

Он паркуется ни больше, ни меньше, а возле «Чемберлена».

Там прям на входе вывешена галерея фотографий постоянных клиентов. Центральное место занимает моя фотка на шесте с подписью «Клиент года».

Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

Твою мать!

Загрузка...