Бергман разворачивается ко мне всем корпусом, и мне становится неуютно.
И почему-то не от страха, а от какого-то азартного предвкушения и неподходящих к случаю желаний.
— Ты появилась в моей жизни, чтобы доконать меня?
Я нащупываю рычаг у кресла, и откидываю его потихоньку, чтобы быть от разъяренного мужика подальше. Я и сама сильно не в духе. И желания опять же… Не стоит их сбрасывать со счетов.
— Не весь мир крутится вокруг тебя, — огрызаюсь я.
— А мне все больше кажется, что ты меня на что-то провоцируешь, — все давит харизмой и телом Герман. — Душишки эти твои… Недобелье… Если ты думаешь, что я куплюсь на родинку на левой груди, то ты ошибаешься! Левина, у нас договор. Ты помогаешь мне, а я помогаю тебе. На этом все.
Меня будто кипятком окатывает.
Ах ты глазастая кобелина! Все-то он разглядел! И родинку крошечную, про которую я сама забываю, тоже! Это ему трех секунд хватило в примерочной, чтобы все уведеть? Опытный, блин! Глаз-алмаз! Не даром ювелир!
— Сейчас не я, а ты лег на меня! — защищаюсь я.
— Размечталась! — рявкает Бергман, но расстояние между нами увеличить не спешит.
Дальше мне уже откидываться некуда. Все. Предел.
Давлю Герману на грудь, чтобы отодвинулся, и чувствую пальцами под тонкой шерстью джемпера перекатывающийся мышцы.
Для кабинетного работника у него неприлично развитая мускулатура.
А Гера все сверлит меня глазами, видимо, пытаясь пробудить давно утраченную совесть.
Взгляд его снова останавливается на моих губах, и воздух между нами словно накаляется и густеет.
Совершенно разволновавшись, я применяю вторую руку… очень неудачно, потому что мне неудобно её поднимать, и я попадаю ладонью куда-то вниз, а там…
Блин!
У него стоит!
— Что, Яночка? — шипит он. — Перед пенсией все средства хороши в борьбе с невинностью?
Я с запозданием и нервно отдергиваю руку.
— У тебя… у тебя… — меня заедает, реально шокировалась, как институтка.
Бергман резко возвращается на свое место и заводит машину.
— Я разозлился, — будто это все объясняет.
— Я… — я все еще как заевшая пластинка патифона.
— Ты будешь молчать всю дорогу, женщина, — рявкает Гера так, что я затыкаюсь.
Молчу реально до самого дома, остро переживая ощущение члена Бергмана в своей руке. Хренасе он разозлился! Вот это темперамент…
Забежав домой, на ходу сдрыгиваю сапоги, поплескав холодненькой в лицо, пускаю горячую воду в ванну, а сама давай звонить Алке.
— У Германа на меня встал!
— Я вас поздравляю, — сонно отвечает Медведева и интересуется: — Это в честь юбилея?
— Не уверена, — хмыкаю я. — Мы к тому моменту уже покинули гостеприимный дом.
— Даже спрашивать не буду, как ты узнала, что стояк состоялся… Или буду. Так как?
— Как-как? На ощупь, блин! Эти поездки с Бергманом в машине прямо трясут мою реальность.
— Ну, судя по всему ты впечатлилась, — подкалывает меня язва.
— Ды-а, даже слишком. Аж ладошки вспотели, — признаюсь я. — Ничего. Сейчас посмотрю на Димана, и отпустит.
— Стоп! Какого Димана? — тревожной сереной воет Алка.
— Лосева… Работает гонцом-передастом. Он привезет приглашения на свадьбу и…
— Так, — обрывает меня Медведева. — По порядку.
— Наташка звонила. Позлорадствовать, ну и убедиться, что я не лягу ей назло под Димана, который привезет эти проклятущие приглашения на свадьбу. Сама она не может, видите ли в ее положении… — завожусь я.
— Ты же не ляжешь? — волнуется Алка.
— Нет, — решительно открещиваюсь я. — Больше на меня его чары не действуют. Я бы и вообще его на три буквы послала, но он жаждет о чем-то поговорить и не колется, о чем. И теперь я изнемогаю от любопытства. Просто не представляю, что теперь могло бы касаться меня после нашего фееричного расставания.
— Ну… — задумывается подруга. — Может, постарается зализать раны… Вы ж теперь как-никак одна семья. Так сказать, снять напряжение…
— Ой, зализывать он и раньше не умел, — фыркаю я, припоминая провал Димана на этом поприще. — И напряжение он тоже пусть снимает с кобылой. Какая нахрен семья? Даже если перевезёт Наташку в наш город, за каким хером мне с ними общаться? Пусть плодятся вдали. Совет да любовь! Ай бля! — шиплю я, потому что водичка, в которую я опустила татуировку оказалась горячевата. Прям как Бергман.
— А сейчас ты что делаешь? — подозрительно уточняет Алка, походу, услышавшая плеск.
— Да вот, перышки чищу…
— Не перестарайся! — авторитетно советует Медведева, съевшая собаку на растаптывании сердец бывших. — Нельзя, чтобы было понятно, что ты ради него старалась. И губы накрась, как я учила! Чтоб выглядели, как нацелованные и слегка обветренные!
— Хорошо, мам, — кривляюсь я.
— И ноги не брей!
— Да не буду я с Димкой спать…
— Всё равно, не брей! Мне так спокойнее!
Получив все ценные указания, я собираюсь на встречу с бывшим козлом.
Причём готова я вовремя.
Жду, что меня будет потряхивать от злости на Димана, но почему-то все мысли сворачивают не туда.
Давно, видать, пора поймать себе грелку на осень.
Так расчувствовалась, что чуть не вышла из дома вовремя.
Пф-ф! Нет уж. Пускай Диман подождет. Специально жду еще десять минут и только после этого, нарочито не торопясь, выхожу.
И с каждой минутой мне все больше кажется, что, отправляясь на эту встречу, я совершаю большую ошибку.