Ставка на невинность (СИ)

Глава 24. Приговор и вердикт

Приглашение Бергмана из тех, перед которыми сложно устоять. И будь у нас другие обстоятельства, я бы, пожалуй, косячила и косячила, а потом самозабвенно расплачивалась.

Однако, что-то мне подсказывает, что я выдаю желаемое за действительное.

И таки я буду получать сейчас реальный втык за безалаберное отношение к юридическим документам. А в них, определенно, что-то зарыто, до чего я не докопалась.

Правда, и сейчас сосредоточиться мне будет крайне нелегко.

Одетый в штаны Бергман выглядит так же развратно, как и без них. Кто-нибудь может мне объяснить, с каких это пор спортивки — это секси?

Или это я настолько оголодала?

И почему я все время помню, что под штанами у него нет белья. Достаточно просто приспустить резинку и…

— Левина, я долго буду ждать?

— На кровати неудобно, я сяду в кресло, — иду я на компромисс.

Угу, если компромиссом можно назвать жалкие попытки сохранить лицо.

— На этом кресле можно сидеть только у меня на коленях, Яночка…

— Я все же рискну.

— А ну иди сюда, певица, — рявкает Герман. — Не зли меня, Левина. Будешь хорошей девочкой, меньше прилетит.

— Я еще не уверена, что мне за что-то должно прилететь, — слегка прифигев, бормочу я, но решаю подчиниться, потому что из-за на миг слетевшей с Германа маски вальяжного кошака выглянул очень жесткий самец, и нотки в голосе проскользнули настолько властные, что у меня внутри что-то подозрительно сладко заныло.

Так что к кровати я двинулась, скорее, от растерянности.

Как-то не ожидала я, что меня такое будет заводить. Обычно я предпочитаю, чтобы инициатива оставалась у меня, и плохо переношу, когда мной командуют.

Стараясь сохранить независимый вид, присаживаюсь на краешек постели, как можно дальше от Бергмана, чем заслуживаю насмешливый взгляд.

— Вот поэтому ты до сих пор и не замужем, что так трясешься над своей невинностью и боишься сесть поближе даже к тому, кто на нее не покушается.

— Можно подумать, ты женился на каждой, кого этой невинности лишил, — фыркаю я.

— Это что? Сейчас попытка узнать подробнее о моем сексуальном опыте? — приподнимает бровь Бергман. — Тебе достаточно знать, что он обширнее твоего.

Поскольку попадает он метко, я оставляю скользкую тему.

Чуть не покраснела, блин.

Судя по грамотному интерьеру этой комнаты, обширнее — это не то слово. Предусмотрено все или почти все.

— Ты мне зубы не заговаривай, — хорохорюсь я. — Запугиваешь со вчерашнего дня, давай уже, предъявляй претензии, и мы посмотрим, имеешь ли ты вообще на них право.

— Ну давай посмотрим, страница номер четыре. Да сиди уже. Возьми пока мой экземпляр, — с этими словами Бергман легко поднимается, обходит кровать и, протянув мне бумаги, садится рядом.

Мой фокус с сидением вдали не удался.

Приходится признать, что сегодня не мой день.

Демонстративно вздохнув, я пробегаю глазами по пунктам на четвертой странице и не нахожу ничего криминального. Там всего лишь в извращенно-канцелярской форме описывается часть наших обязанностей.

В основном речь идет о необходимости сопровождать друг друга на сходки, где необходимо присутствовать с партнером. Всякие там семейные праздники. Сюда же зачем-то Бергман вписал деловые встречи, хотя я ума не приложу зачем я ему там. Если только его деловые партнеры не женщины, побывавшие в его постели. Но в целом, у нас еще даже не было ситуаций, которых данные пункты касаются.

Я перевожу недоуменный взгляд на Германа.

— И что? Что не так? Или это просто повод со мной встретиться наедине? Так двери моего кабинета для тебя открыты! Чистка, удаление, пломбы. Любой каприз за твои деньги, и мы останемся на это время только вдвоем.

Прищурившись ехидно, Бергман тыкает пальцем в строчки в самом внизу.

Как водится, под сноской и мелким шрифтом.

Пару раз перечитав, я наконец осознаю их смысл и закипаю.

— А ты берега не попутал? Не слишком ли много ты хочешь?

— В самый раз, — по лицу вижу, что он доволен произведенным эффектом.

Сносочка содержит офигительное по своей наглости примечание к пункту, что мы всеми силами поддерживаем правдивость нашей легенды об обоюдном романтическом увлечении.

Примечание гласило, что на срок контракта конкретно мне нельзя встречаться с мужчинами по любым поводам, кроме деловых, без разрешения Бергмана! Более того, он должен лично одобрить кандидатуру! Быть в курсе даты, времени, места и… длительности встречи!

— Оху… Ох уж ты и… — бешусь я, не способная подобрать слова, отражающие мое отношение к этому беспределу максимально точно.

— Накосячила? Накосячила, — победно глядя на меня, констатирует Бергман.

Я, потрясенная его цинизмом, дочитываю: «Штрафные санкции на усмотрение второй стороны!».

Пиздец, дерзкий!

— Я что-то не поняла, а с какого это односторонний пункт? Я бы тоже хотела такие привилегии!

— У тебя так много свободного времени? — наигранно удивляется Герман. — Если ты всех моих девочек будешь согласовывать, у тебя не останется времени на работу!

— Ты же как-то собираешься находить время на отслеживание моих кавалеров! — киплю я.

Даже не могу понять, что возмущает больше, вообще необходимость отпрашиваться у Германа, который еще может и не разрешить, или то, что я ему подгадить возможности лишена.

— Сравнила, — фыркает Бергман. — У тебя, если случится мужик, то это разовая форс-мажорная акция. Подарок фортуны.

Это он мне открытым текстом сейчас заявляет, что он-то сношает толпу баб?

Мое забрало, скрипнув, упало.

— Я требую пересмотра этого пункта! Ради этого я готова в отпуск выйти! С какой радости тебе можно больше, чем мне? А если я встречу любовь всей своей жизни?

— Вот я и посмотрю, на что тянет твоя любовь. Ты же не опытная, он тебя поматросит и бросит, — скалится Бергман. — К тому же тебя могут увидеть, и наш спектакль накроется.

— Кто? Роза Моисеевна за мной будет следить? Или баба Рая? — охреневаю я от мужской логики. Я может не возражаю против того, чтоб меня уже поматросили, но вовремя вспоминаю, как я заливала, что жду единственного, и прикусываю язык.

— Не важно. Но я не собираюсь выглядеть рогоносцем раньше времени!

— А мне, значит, рога пойдут? — беленюсь я. — Если уж на то пошло, то тебя застукают быстрее меня, и кто тогда поверит в твою неземную любовь?

— Меня не застукают.

— А как же вчерашняя «сестренка»?

Ответом мне становится до отвращения невинный взгляд серых глаз:

— А ты кого-то видела?

— Ты! — я тычу пальцем в голую Бергмановскую грудь. — Ты! Мы тотчас же исправим этот пункт. Я требую его удалить!

Герман перехватывает мою руку, прекращая нападение.

— А зачем? — сузившиеся глаза и изменившийся тон меня настораживают. — Чтобы ты, задрав хвост, понеслась к этому «поэту»? Ты же вроде утверждала, что его ухаживания тебя тяготят?

— Так и есть! И как раз с Димой у меня была деловая встреча. Он привез пригласительные на свадьбу!

— Дима, — передразнивает меня Бергман. — И поэтому ты вчера расфуфырилась, как порнозвезда? И с каких это пор жених один приглашает на свадьбу бабу, по которой пускает слюни? Или ты думаешь, я не заметил вино и его голодный взгляд?

Фраза про голодный взгляд Лосева мне понравилась, но…

— Я выглядела прилично! — протестую я, потрясая договором так энергично, что соединяющая листы скрепка отлетает мне на колени.

Герман нависает надо мной:

— Прилично? Левина, прилично ты одета сегодня, — шипит он мне в лицо. — Но чтоб ты знала, если мужик тебя хочет завалить… — он все ближе, а я, почуяв опасность, отклоняюсь назад, пока не падаю на спину. — Ему плевать, что на тебе надето.

Мамочки! В таком ракурсе Бергман, почти лежащий на мне, выглядит очень… очень… и пахнет тем самым мужиком.

Он сейчас зол. Серьезно зол. Серые глаза темнеют, зрачок расширен, черты лица заостряются, а взгляд блуждает по моему лицу, все время возвращаясь к губам.

Я сглатываю. А Гера продолжает свой экскурс в мужскую психологию.

— Мужику главное, — он кладет мне руку на колено, медленно ведет ее выше и, просунув обжигающую сквозь джинсы ладонь мне между бедер, договаривает: — чтобы ты оказалась без тряпок и на лопатках.

У меня шумит в ушах. Пульс, как на аэробике. Сто сорок, не меньше.

От того места, куда давит рука Бергмана стремительно распространяется волна тепла.

— Я доступно объясняю?

С этими словами он достает провалившуюся скрепку.

Медленно киваю.

— Тогда продолжим, — внезапно охрипшим голосом добивает меня Герман. — Переходим к санкциям.

И на мои губы обрушивается шквал в сто баллов.