Ставка на невинность (СИ)

Глава 49. Оптика — наше все

Едва продрав глаза утром, я чувствую себя средней паршивости.

Средней привлекательности и средней живучести.

Не та я уже, что прежде. Ой не та…

Ну голова не трещит, и то хлеб.

Кажется, я по сравнению с девчонками еще вполне себе ничего. Дочь профессора-то ладно, у нее пары с обеда. В крайняк даст своим студентам внезапную самостоятельную. Это несправедливо, но жизнь неравна.

А вот Анька…

Смутно припоминаю, как за ней приехал ее новый бугай.

Он терпеливо топтался в прихожей, пока она, качаясь аки тонкая рябина, пыталась облачиться в верхнюю одежду, а мы с Медведевой с интересом следили за этим увлекательным процессом.

— О! Классная стадия, — комментирует Алка, уже томящаяся в куртке. — Сейчас в Аньке самка проснется…

И точно.

— Я САМА! — отмахивается Анька от помощи своего мужика, стремящегося стабилизировать ее в вертикальном положении хотя бы частично.

Надо отдать ему должное. Даже бровью не поведя, он якобы слушается, я сам осторожно придерживает Анькину куртку за шкирку так, чтобы надежда и оплот областной налоговой на клюнула носом в пол при попытке застегнуть молнию.

Н-да… Ей к восьми на работу, то есть она уже вовсю трудится, не то что я… Если я прямо сейчас не соскребу себя с кровати, то опоздаю в клинику.

Усилием воли превозмогаю нежелание выходить в этот бездушный мир, запускаю кофеварку и отправляюсь в душ.

У меня, конечно, не такая шикарная ванная как в доме Бергмана, но водные процедуры все равно навевают эротические воспоминания, приправленные горечью.

Вот что ему надо? Что за потребность в кобелизме?

Или это я не так хороша, чтобы Гере хватило меня одной?

Дура. Как есть дура.

Знаю же, что люди не меняются, тем более в таком возрасте.

И все эти слежки, звонки — дурь несусветная. Как в двадцать, ей-богу. Можно подумать, мозгов за десять лет у меня не прибавилось. Вот, что я вчера хотела от Эльки? Нарвалась на Розу Моисеевну…

Стыдно-то как, господи!

Это был звездец.

— Алло… — отвечает мне возрастной женский голос, и я теряюсь.

— А Элю можно услышать?

— Яночка, это ты? — опознают меня.

— Да…

На заднем фоне слышно: «Мама? С кем ты разговариваешь?»

И до меня доходит, что это Роза Моисеевна.

— Элечки нет, ее забрал этот мерзкий наглый Тихуил… — сокрушается она.

«Мама, зачем ты взяла трубку?»

Кажется, это Давид. Стало быть, Роза Моисеевна нагрянула с инспекцией к старшему сыну.

— Тогда я позвоню в другой раз, — мямлю я, догадываясь, что жаловаться на Бергмана его маме — это ну такое…

— Нет-нет, подожди! — останавливает Роза Моисеевна мой порыв положить трубку от греха подальше. — Я хотела уточнить, когда удобно будет пригласить вас всей семьей в гости? Надо познакомиться поближе, твою бабушку я знаю, а вот родителей почти нет. Я уверена, что они интеллигентные люди, но все же…

Я почти выпаливаю: «Никогда!», но даже пьяная соображаю, что не стоит этого делать, и вовремя себя останавливаю.

— Ну я не знаю, я у мамы спрошу… — юлю я.

— Обязательно мне скажи, или нет. Я лучше сама позвоню!

— Да не стоит беспокоиться, все равно в ближайшее время не получится…

— Яна! — строгий голос Розы Моисеевны заставляет меня струхнуть. — Ты же не пытаешь уклониться от серьезных отношений?

Девки, слышащие наш разговор благодаря громкой связи, набивают рот сыром, чтобы не заржать, потому что последние полгода я именно этим и занимаюсь. Я злостная уклонистка. После расставания с Лосевым я откровенно не готова ввязываться во что-то с намеком на серьезность.

Меня бы устроили абсолютно несерьезные отношения с Герой.

Наверное.

— Роза Моисеевна, мне кажется вы торопите события…

— Как это тороплю? — изумляется она. — Ты надругалась над моим сыном и должна взять на себя за это ответственность!

Медведева тихо сползает под стол.

— Что? — офигиваю я. — С чего вы взяли?

— С того, что Раечка видела, как вы приезжали к Герочке в субботу, а уехала ты на следующий день!

Какой кошмар!

— А, что, Раечка — соседка Германа? — зажимая переносицу, спрашиваю я.

— Нет, что ты! Она живет на другой улице!

— Так, может, она обозналась?

— Яна, мне точно нужно поговорить с твоими родителями! Ты ведешь себя легкомысленно! Что значит обозналась? В нашем возрасте мы уже давно полагаемся на бинокль!

Анька присоединяется к скулящей под столом Алке.

Наверняка, это сочувственные стоны доносятся до меня оттуда.

— Тогда уважаемой Раисе стоит достать свой бинокль опять! — не выдерживаю я упреков.

Подумать только! Надругалась над бедным Бергманом! Несколько раз! Или этого Раечка в бинокль уже не видела? Интересно, она под воротами караулила со своей оптикой? Или у нее там подзорная труба?

— Что ты имеешь в виду, Яна? — настораживается Роза Моисеевна. — Кстати, я думала, что вы сегодня встречаетесь?

«И откуда ты это узнала?» — снимает вопрос у меня с языка за кадром Давид.

— Дави, я же не глухая!

«У тебя очень чуткий, но очень избирательный слух, мама. Я тебя зову за стол уже десять минут!»

— Отстань, — отмахивается Роза Моисеевна. — Так о чем мы говорили, Яночка? Что за инсинуации?

— Ни о чем, а встреча наша просто перенеслась, — даю я задний ход. — Э… у него встреча с Марго…

— Постой-постой… Бинокль, Раечка, Марго, встреча… — бормочет Роза Моисеевна, сопоставляя факты. Все-таки она неплохо знает своего «поруганного» сына. — Мне плохо. Да не суй ты мне капли, Дави! Настойка моя где?

— Роза Моисеевна, да вы не волнуйтесь… — я понимаю, что разговор принимает самый неблагоприятный поворот.

— Нет, Яночка… Это ты не волнуйся! — выдыхает в трубку она. — Марго я беру на себя. Вот змея! А ты ни о чем Гере не говори, поступим умнее. У него слишком тонкая душевная организация, сам он не справится…

Да уж. Тонкая душевная организация Бергмана поражает.

Я малодушно радуюсь, что Роза Моисеевна явно испортит малину любовничкам, и что мое участие в этом останется за кадром.

Раз я без Германа, то и этой Марго пусть все обломится. Бесит она меня, хоть я ее ни разу и не видела, но того, что она молодая и красивая уже достаточно, чтобы ее возненавидеть. Еще и натуральная блондинка.

Сама я Бергману ничего не скажу, но как вызнать, что выкинет Роза Моисеевна? А она выкинет. Я в бабуське уверена.

Дрогнув, набираю Эльку, чтобы уговорить ее стать лазутчиком, но ее телефон по-прежнему недоступен.

Помру теперь от любопытства.

А еще надо как-то понять не рухнули ли мои планы на Бергмана в качестве спутника на свадьбу. С одной стороны, явиться без него — подставиться, с другой, я сейчас ему глаза готова выцарапать. Сексист хренов, мне и за ручку нельзя подержаться, а он вытворяет черт знает что!

От мыслей ему написать, чтобы уточнить, меня останавливает гордость.

И как показывает жизнь, ангел-хранитель.