Я знаю, что не смогу прогулять школу, а после уроков – в обед – посещения в больнице строго запрещены, поэтому я встаю за три часа до занятий и шустро бегу в ванную. Мне не терпится увидеть Сашу. Уже прошло почти трое суток, и сегодня я впервые могу посетить его после нескольких дней томительного ожидания.
Избиение в амбаре даже не обсуждалось властями. Никто не удосужился спросить, что же произошло. Все закрыли глаза и проглотили очередную наживку, которая поразительно точно указывала на стаю неконтролируемых малолетних преступников из северо-западного района. Говорят, они обитают в заброшенном парке аттракционов. Однако существует ли такой?
Хотелось бы узнать.
Тем не менее в лицее ни один ученик или преподаватель даже словом не обмолвился о том, что Саша находится в больнице. Я понимала, что вряд ли общественная совесть очнется от крепкого сна и восстанет против несправедливости. Но такое равнодушие повергло меня в шок. Каждый молчит не из-за того, что ему заплатили, а скорее из страха, и это поражает, неужели один человек способен контролировать такое огромное количество людей?
Я выбегаю на улицу. Погода стоит прекрасная. Воздух еще прохладный и чистый, и я киваю водителю, ждущему меня около серебристой «Тойоты». Надеюсь, Константин не будет злиться на то, что я временно оккупировала его персонал.
Мы приезжаем в больницу с рассветом. Я уверенным шагом несусь к главному зданию, прошу на регистрации провести меня в палату Александра Регнера и удивляюсь, увидев доброжелательную улыбку. Медсестра ведет меня к лифту, молчит и даже не сканирует недовольным взглядом, как это сделал бы каждый в школе или возле лицея. Мы идем по белому коридору. Вокруг ни пылинки. В воздухе витает запах лекарств, под ногами шуршат бахилы, и я невольно провожу параллель со своими предыдущими посещениями подобных заведений. Что ж, и тут деньги сыграли главную роль.
Медсестра открывает передо мной дверь в палату и пропевает:
– У вас не больше часа. Больному необходим крепкий сон.
– Да, как скажете. – Я киваю и не удерживаюсь от рукопожатия. Иногда хочется быть кем-то другим. Например, обычной вежливой девушкой, не стесняющейся проявлять свои эмоции.
Саша лежит на постели с кучей белоснежных подушек. У него почти все лицо заклеено телесными пластырями, и я усмехаюсь, поняв, как же глупо это со стороны выглядит.
– Смешно? – вдруг кряхтит он и открывает опухшие, багровые от гематом глаза. – Нет на тебя управы никакой. – Я облегченно выдыхаю. С плеч будто сваливается огромный груз. Сажусь рядом с братом и крепко сжимаю его правую руку.
– Ты – идиот.
– Я тоже скучал.
– Почему ты сразу не сказал, что люди Димы придут за тобой?
– Какая теперь разница.
– Разница? – я оторопело округляю глаза. – Мы могли умереть, прямо там. И все оттого, что тебе вдруг ударило в голову держать язык за зубами.
– Я ведь не думал, что ты придешь, – оправдывается Саша и неуклюже приподнимается. Тут же один из приборов начинает неприятно пищать, и я свожу брови.
– Обратно ляг.
– Хочу посидеть.
– Ложись! – придавливаю парня руками к постели и недовольно выдыхаю: – От тебя уйма проблем, Саш. Может наконец объяснишь, в чем дело?
– А может, и не объясню.
Странно, что даже в таком положении он продолжает выделываться.
– Зои, ты зря за мной вернулась.
Что? На этот раз я не просто обижаюсь. Я злюсь и вскакиваю с табуретки.
– Зря я за тобой вернулась? Зря ты ввязался в неприятности. Как вообще можно было сойтись с этим неуравновешенным придурком? Он ведь связал тебя. Он сказал своим громилам избить тебя, а потом позвал наемника и… – непроизвольно запинаюсь, вспомнив темно-синие глаза незнакомца, и растерянно встряхиваю головой: – Ты ведь шутишь, правда?
– Я и не отрицаю, что ситуация была паршивая, – на мой взгляд, слишком уж спокойно протягивает Саша, – вот только никуда проблемы не делись. Я как был в дерьме – так и остался. Так что ты лишь продлила мое и так долгое ожидание. Вот и все.
– Вот и все, – повторяю я. – Ты издеваешься? Ты мог умереть.
– Боже, да я в курсе, Зои! – вдруг взрывается Саша, и приборы начинают не просто пищать, а сливаются в один мерзкий, скрипучий звук, пробивая в моей голове широченную дыру.
Складываю на груди руки и задумчиво прикусываю губы. Мне так хочется помочь брату, но как это сделать, если он не подпускает меня к себе? Я расстроенно пожимаю плечами:
– Ты можешь мне доверять.
– Да, могу! – эмоционально соглашается Саша, а затем измученно улыбается и шепчет: – Но зачем? Зачем тебе такие проблемы? Неужели ты не понимаешь, что, рассказав тебе правду, я лишь втяну тебя в это дерьмо, Зои.
– Но я уже в этом дерьме, если ты не заметил.
– Так убегай, пока не поздно.
Хочу сказать, что «поздно» наступило в тот самый момент, когда Дима заметил полотенце в номере отеля, но вовремя останавливаю себя и отрезаю:
– Мы с тобой в одной лодке, и я никуда не денусь, и ты можешь тянуть с ответами сколько душе угодно, но все равно ты сломаешься. В одиночку трудно сражаться с целым миром.
– Я и не сражаюсь со всем миром. Моя проблема – лишь один человек.
– Который контролирует абсолютно все.
Мы смотрим друг на друга, и у Саши глаза наливаются нескрываемым гневом. Он резко отворачивается, а я подхожу к нему и упрямо морщу лоб.
– Что ты натворил?
– Ничего особенного.
– Тогда почему Дима так безумно желает твоей смерти?
– Ничего он не желает, – отнекивается парень. Вновь переводит на меня взгляд и горько усмехается: – Ты говоришь так, будто являешься героиней остросюжетного детектива.
– Не выдумывай.
– Так и есть. Но мой ответ неинтересный. Я просто проиграл деньги, и все. Теперь должен их вернуть, но не могу, ведь у меня их попросту нет. Просить у отца? Лучше застрелиться.
– Но почему?
– Потому что я его уважаю. Он не должен за меня отдуваться.
– И ты решил умереть. Прямо там. В амбаре. – Я киваю и закатываю глаза. – Ты ненормальный. Это дико. Надо найти деньги, и дело с концом.
– Этоты ненормальная, – Саша пронзает меня обеспокоенным взглядом, и я замечаю, как напрягаются его перевязанные руки и шея. – Что ты ему пообещала?
Переминаюсь с ноги на ногу и тупо переспрашиваю:
– Кому?
– Ты знаешь кому.
Я подхожу к окну и глубоко втягиваю воздух. Иногда мне кажется, что люди совершают безрассудные поступки, обдумав их усерднее остальных. Я так рьяно пыталась спасти Саше жизнь, что в итоге поставила на кон собственную. И, да, это определенно того стоило, но было ли это разумным? Смогут ли люди отплатить нам той же монетой? Все мы способны на безумные поступки, но ведь не все их совершают. Я смотрю через плечо на брата и говорю:
– Он хочет, чтобы мы пошли на вечер вместе.
– И ты согласилась?
– Да. – Пожимаю плечами и вновь перевожу взгляд на панораму города, который лениво просыпается вместе с жителями, вместе с рассветом и лучами солнца. – Красивый вид.
– Зои. Что ты творишь? – Слышу, как прогибается кровать, и тут же оборачиваюсь. Саша спускает ноги вниз, пытается встать, но я подбегаю к нему и упрямо усаживаю обратно. – Он не оставит тебя в покое.
– Все будет в порядке, – обещаю я. – Ложись, пожалуйста.
– Ты не должна этого делать, – глаза у брата безумные. Сейчас в них совсем не осталось прежних зеленых прожилок, лишь красные, лопнувшие сосуды. – Дима не тот человек, который просто опустит руки.
– Я знаю.
– Тогда зачем ты соглашаешься на его условия?
– По-моему, противоречить гораздо опаснее. – Я усмехаюсь, но Саша даже не ведет бровью. Стискивает зубы и покачивает головой.
– Нет.
– Мне пора в школу. – Почему-то хочется как можно скорей убраться отсюда. Разговор с братом всколыхнул мои прежние опасения, и сейчас я вновь ощущаю себя уязвимой и слабой жертвой, которой не желаю быть.
– Дима всегда так делает, – продолжает Саша. Ловко перехватывает в воздухе мою руку и так крепко ее сжимает, что я не могу сорваться с места. – Он находит людей и ломает их.
– Что нового он мне скажет? Опять заставит надеть корсет? Или, может, в очередной раз наставит на лоб дуло пистолета? Если бы Дима хотел меня убить, он бы уже давным-давно это сделал, как же ты не понимаешь. Мне нечего бояться. А если я схожу на этот чертов вечер, он перестанет донимать тебя. Забудет про нас, и мы…
– Что ты несешь? – удивляется Саша и широко распахивает глаза. – Очнись! Никто не оставит нас в покое. А жива ты только потому, что ему еще не надоело с тобой играться.
– Может, и не надоест.
– И как долго ты планируешь угождать каждому его желанию?
Моя гордость взвывает где-то между ребер, но я упрямо поджимаю губы. Так и хочу заорать, что не испытываю никакого удовольствия от того, на что себя обрекаю. Однако это уже спасло нам жизни,нам! И если я и делаю что-то – то не просто так. У меня не было иного выхода. А отступать сейчас уже слишком поздно.
– Мне нельзя опаздывать. – Вырываю руку из оков брата и расстроенно потираю пальцами запястья. – Навещу тебя завтра. Хорошо?
И выбегаю из палаты. Надеюсь, Саша не говорит мне ничего вслед потому, что я не в состоянии больше отбиваться от его весомых доказательств. Возможно, я и втягиваю себя в огромные неприятности, но я делаю это не просто так. Я дала слово. Я сама сказала, что выполню все, о чем он меня попросит. И теперь бессмысленно отступать. Хотя бы потому, что никто не удержит Диму от очередной попытки наставить пистолет ровно мне в голову.
На занятиях не могу сосредоточиться. Чувствую, что падаю в темнейшую дыру из ужасов современного Петербурга, но не сопротивляюсь, ведь у меня нет выбора, правильно? Я иду в столовую, понуро опустив плечи. Прошла почти неделя, а люди так и не прекратили шептаться за моей спиной. Я все гадаю: когда же наступит тот момент, когда им придется по душе новая тема для разговоров? Сажусь за самый дальний столик и смело вскидываю подбородок, мол, мне абсолютно наплевать на общественное мнение, пусть внутри я и сгораю от неприятного, паршивого чувства одиночества. Отпиваю чересчур сладкий чай и внезапно вижу перед собой заросшее лицо светловолосого парня. Опять. Ярый садится напротив, сплетает на столе пальцы и кашляет пару раз, будто пытается привлечь мое внимание или готовится к ответственной речи. Совершенно бесстрастно отрезаю:
– Мы уже сто раз это обсуждали.
– Что прости?
– Прощаю.
– Но не понимаю, я…
– Мне наплевать, что ты сбежал, – я раздраженно пожимаю плечами, – ясно?
– Это было трусливо, – ежась подмечает Ярослав и одаряет меня стыдливым взглядом, – извини. Я испугался. Увидел тех качков и…
– Я же сказала, мне плевать. – Хотя мне отнюдь не плевать. Черт подери, куда исчезли все настоящие мужчины? Девушкам теперь приходится с любыми неприятностями справляться в одиночку, как будто не на кого положиться. – Это твое дело.
– Я пытался пробраться к Саше в палату, но меня не пустили.
– К нему никого не пускали три дня. Только сегодня позволили пообщаться.
– Ты поедешь?
– После четырех посещения запрещены. Но я разговаривала с ним утром.
– И как он? – нерешительно интересуется парень. – Держится? Наверняка его хорошенько потрепали.
– Так и есть, – я непроизвольно выдавливаю из себя один из самых убийственных взглядов, – ему было бы лучше, если бы я смоглараньше отвезти его в больницу.
Ярый поджимает губы и вдруг усмехается. Не знаю, что такого смешного он услышал, что решил похохотать, но меня от нарастающего гнева начинает колотить только сильней. Я недовольно подаюсь вперед и рявкаю:
– Что?
– Не все такие.
– Какие?
– Вот такие. – Парень как-то обреченно хватается руками за лицо и бурчит: – Мне стало страшно, и я дал деру. Ты не представляешь, как же паршиво осознавать, что какая-то девчонка оказалась гораздо выносливее меня. Я, знаешь ли, всегда считал, что в критической ситуации мое лицо не окажется на дне вонючего дерьма. Я ошибался, как видишь.
Застигнутая врасплох неожиданным признанием, я лишь недоуменно пожимаю плечами: мол, все мы ошибаемся, пусть в душе и не могу простить этому парню его мимолетный порыв трусости. Накалываю на вилку маленький кусок курицы, как вдруг замираю одновременно с каждым учеником, пребывающим в столовой. Рядом со мной приземляется Дима. Он ставит на стол стеклянную бутылку из-под газировки, по-хозяйски придвигает к себе мой стул и одним ловким движением смахивает с моего лица темный занавес из волос.
– Проваливай, – отрезает он, не отрывая взгляда от моего профиля. Ярослав тут же встает с места, а я выпучиваю на него глаза и мысленно прошу: останься, останься же. Если он и хотел извиниться – сейчас самый подходящий момент! Однако парень действительно не отличается особой смелостью. Прошептав одними губами: прости, он нервно подхватывает с пола сумку и оставляет меня наедине с одним из тех парней, которые разбивают девушкам сначала сердца, а потом и головы: – Ты плохо выглядишь.
– Неужели.
– Как поживает братец?
– Отлично. – Я наконец нахожу в себе силы посмотреть в глаза блондина и с вызовом вскидываю брови. – Не говори, что тебя это беспокоит.
– Нет. Ты права. – Дима накручивает локон моих волос себе на палец и вдруг тянет его так сильно, что я прикусываю губы. – Все хорошо? – издеваясь, шипит он, а я тихо отвечаю:
– Все в полном порядке.
Неожиданно к нам за столик присаживаются еще несколько человек: четыре неизвестных мне парня и две девушки с одинаковыми черными волосами. Видно, что их цвет ненастоящий, впрочем, как и брови, нарисованные в тон карандашом. Однако брюнетки ничуть не смущаются и ведут себя так, словно выглядят до тошноты изумительно.
Я растерянно морщу лоб, когда одна из них меня спрашивает:
– А твою маму реально задавило?
– Боже, нет, что ты такое говоришь, – обвинительно бросает ей вслед вторая. – Ее не задавило. Она в машине перевернулась. Так ведь?
Я открываю рот, не в силах произнести и звука. Тупые идиотки пялятся на меня, наверное, ожидая ответа, но я боюсь, что если сейчас и дам себе волю, то только в физическом плане и размажу их отшлифованные лица по поверхности блестящего стола. Поэтому мне ничего другого не остается, кроме как пропустить их вопросы мимо ушей. С силой накалываю кусочек курицы на вилку и стискиваю зубы: просто переживи это, Зои. Просто дыши.
– И где мне присесть? – внезапно раздается голос над моей головой. Я поднимаю взгляд и вижу миловидную блондинку с уроков по литературе. Она смотрит на Диму, вымучивает из себя одну из самых искренних улыбок и спрашивает: – Надо подставить еще один стул.
Я не хочу быть на ее месте. Я не хочу чувствовать ничего подобного. И тем не менее я вдруг пропускаю через себя каждую ее эмоцию, каждый ее взорвавшийся нерв, когда блондин пожимает плечами и сухо отрезает:
– Нет.
Всего одно слово, которое не просто сбивает Софью с толку. Оно бьет ее по лицу, будто пощечина, и заставляет отступить назад на несколько шагов. У меня внутри все сжимается. Я знаю: эта девушка не так глупа, чтобы сейчас начать извиняться, кричать или плакать, но от того ситуация выглядит еще ужасней. Если у Сони действительно есть мозги, значит, она и чувствовать умеет. И вряд ли сейчас она испытывает что-то, кроме безумного стыда.
– Ты свободна. – Дима решает раскошелиться еще на два слова. – Катись. – На три.
Блондинка даже не пытается найти помощь в глазах друзей или как еще назвать этих людей, выпучивших на нее свои расширенные черные зрачки. Она пару раз дергает уголками губ, разворачивается и уходит, оставив после себя лишь приятный лавандовый запах.
Лаванда.
Я ошеломленно распахиваю глаза, не находя слов от изумления.
– Ого, – шепотом тяну я, замерев с вилкой на полпути к курице. Неужели именно София одолжила Саше школьную форму для того, чтобы я сумела переодеться и не предстала перед отцом в шикарном, кружевном корсете? Ошарашенно бросаю взгляд в сторону выхода и вижу, как за девушкой захлопываются двери. У меня внутри все вспыхивает.
Я собираюсь встать, как вдруг резко отпружиниваю назад.
– Ты куда собралась? – ласково интересуется Дима, одновременно с этим грубо сжимая мое запястье. Мне жутко больно, но я не жалуюсь. Отдергиваю руку и говорю:
– Не твое дело.
– Забыла о нашем уговоре?
В голосе парня столько угрозы, что меня буквально выворачивает наизнанку от ужаса. Он немного привстает, накрывает меня собственной тенью, а я облизываю засохшие губы и рычу:
– Мне надо отойти.
– Куда?
– В туалет, – лгу я, покраснев до кончиков ушей. Уже представляю, как он причиняет мне боль, параллельно улыбаясь и шепча «Моя маленькая лгунья» своим томным голосом. Однако ничего подобного не происходит. Дима неохотно позволяет мне вырваться из его оков и сжимает в зубах новенькую, тонкую зубочистку.
– Не заставляй меня в тебе разочаровываться.
– В таком случае не заставляй меня ссать у всех на виду.
Блондин ошеломленно прыскает и кивает, указывая в сторону выхода. Надеюсь, я сыграла правдоподобно. В конце концов, может, Дима и псих, но в одном он прав – я отличная лгунья.
Бегу вон из столовой. Распахиваю дверцы и оглядываюсь: Софьи не видно. Почему-то в голове появляется картинка блестящего туалета, на полу которого миловидная блондинка сотрясается от рыданий и сопливит сотый по счету белоснежный платок. Задумчиво бреду вперед, осматривая пустые кабинеты, закоулки, вырываюсь на улицу и неожиданно натыкаюсь на плотный слой дыма. Он врезается в мое лицо, будто химическое оружие, и заставляет глаза покрыться тонкой пеленой.
– О боже мой, – злится София и изящно отводит ото рта сигарету, – нежный цветок. Боишься табачного дыма? Проваливай!
Голос у нее совсем другой. Не тот, который облил меня сахаром и медом в душевой кабинке. Но я не обижаюсь. Смотрю на то, как девушка облокачивается спиной об изгородь, и повторяю ее позу. Кидаю на асфальт сумку.
– Можно?
– Что можно? – переспрашивает она.
– Сигарету.
– А ты разве куришь?
– Нет, – на самом деле мне самой неясен данный порыв, но я неожиданно понимаю, что хочу приобщиться хотя бы к какой-то вредной привычке помимо существования в этом треклятом мире. – Так что?
– Да, пожалуйста. – Блондинка отстреливает мне сигаретку и делает очередную затяжку. – Я рада, что ты не курила раньше. Ведь теперь, если ты умрешь от рака легких, это будет только моей виной.
Классное предсказание. Впервые опробовав вкус сигареты, я морщусь и отвечаю:
– В таком случае умрем от этой дряни вместе. Ты не против? Ведь наверняка никотин уже прожог насквозь твои гламурные легкие.
Соня не отвечает. Горбит спину и выдыхает в воздух круглые, мутные шары из дыма. Я едва сдерживаюсь от кашля. Глаза щиплет, и мне приходится сморгнуть ядовитые слезы, чтобы не подохнуть прямо здесь от удушья. Черт. Выгляжу я со стороны наверняка глупо. Перевожу взгляд на блондинку, пытаясь понять, как же она так глубоко затягивается и не выплевывает всю эту гадость наружу, как вдруг замечаю нечто поразительное.
Глаза у меня становятся огромными. Я отхожу от изгороди и замираю: черт подери.
– В чем дело? – рявкает София. Она недовольно прищуривает свои карие глаза и пожимает худощавыми плечами. – Проваливай отсюда. Иначе я…
– Ты не блондинка, – перебиваю я девушку и отбрасываю сигарету в сторону. – Это не твой натуральный цвет.
Пожалуй, подобное заявление могло обидеть тех двух идиоток из столовой, но только не Софью. Она молниеносно улавливает ход моих мыслей и, резко приблизившись ко мне, рычит:
– Что ты здесь забыла?
– То же, что и ты – я здесь учусь.
– Лучше бы ты подохла вместе со своей мамашей.
– Лучше бы ты осталась рыжей.
Девушка уязвленно поджимает губы и вдруг срывается с места. Я вижу, как она откидывает окурок, и растерянно хватаюсь руками за лицо. Что здесь творится? Облокачиваюсь спиной о металлические прутья и скатываюсь по ним вниз, расширив глаза до такой степени, что ставится больно. Я сама того не ведая, вспоминаю свой первый разговор с Сашей о том, как опасно влюбляться в рыжеволосых отличниц, и примерзаю к месту. Значит ли это, что ему нравилась Софья? Значит ли это, что она нравится ему до сих пор, и более того, что он ей тоже небезразличен, ведь тогда с какой стати она решилась бы ему помогать? А главное, значит ли это, что моего брата действительно избили не ради денег. Бумажек у Димы и так слишком много. Я должна была раньше догадаться: проблема закопана куда глубже. Правда, мне все равно неясно – что же именно так разозлило блондина и почему Софья играла на его стороне?
Вновь перевожу взгляд в сторону удаляющейся блондинки и растерянно хмурю брови: кто бы мог подумать, что, переехав в новый город, я обрету не только новых «друзей», но и столкнусь лицом к лицу с новыми, чужими тайнами.