Свободные

Глава 9

Я знаю: сбегать с уроков в моем положении – не самая отличная идея. Но, во-первых, я хочу как можно скорее узнать правду о Саше и Софье. А во-вторых, у меня нет никакого желания вновь встретиться лицом к лицу с ненормальным психопатом. Дима – слишком опасен. Я понятия не имею, чего от него ждать, а потому сейчас хожу по лезвию ножа, что само по себе подразумевает неприятности. Если и играть по его правилам, то хотя бы сначала узнав, откуда они вообще взялись. Не просто ведь так Софья стала совсем другим человеком, а Саша сейчас лежит в больнице с гематомами, двумя трещинами и вывихом левой лодыжки.

Я несусь через футбольное поле. Оббегаю спортивную площадку, теплицу, натыкаюсь на красивый, ухоженный дворик и выскакиваю на свободу. Внутри тяжелое, неприятное чувство, говорящее мне лишь о том, что я вновь наживаю себе проблемы на одно место, но мне плевать. Сто́ит наконец понять, что происходит, иначе Сашина тайна доведет до могилы не только его. Я смотрю на титановые пики, возвышающиеся над каменным корпусом лицея, и решительно бегу дальше. Сейчас я как никогда уверена в том, что поступаю правильно. До обеда где-то около часа, то есть я успею без проблем навестить брата. Поправляю сумку и оставляю очертания школы позади. Если Константин разозлится, скажу, что не смогла не повидать Сашу, ведь это в какой-то мере и является правдой. Да и не уверена я, что он вновь решится на поучительные нотации. Мне кажется, он многое бы отдал за размеренное и дружеское сосуществование без проблем ибез происшествий.

Останавливаюсь на пешеходном переходе и непроизвольно прикусываю губу. Интересно, что же именно заставило такую умную девушку, как Соня, стать… Хм.Такой. Чутье говорит, она изменила не только цвет волос. Однако почему? Что случилось? Неужели ей вдруг резко захотелось сбежать от самой себя, оставить свое настоящее позади. В это не так уж и сложно поверить, ведь все мы пытаемся стать другими. Измениться. Правда, в основном наши дикие метаморфозы так и остаются лишь лихими фантазиями, и на выходе мы не имеем ничего, кроме глубокого разочарования и ироничной веры в лучшее.

Загорается зеленый свет, я собираюсь ступить на дорогу, как вдруг на противоположной стороне вижуего и замираю. Все мое тело вспыхивает, будто спичка, а я даже не могу понять от чего именно: то ли от страха, то ли от странного любопытства. Его синие глаза замечают меня, и, несмотря на расстояние, я вижу, как они темнеют, становятся черными, ледяными и такими пугающими. С места мне теперь точно не сойти. Я слежу за тем, как он приближается, как на ходу скидывает капюшон мокрой от пота толстовки, и жду.

Не знаю, чего именно. Просто не двигаюсь.

Незнакомец останавливается в нескольких метрах от меня, но это ничуть не мешает ему испепелять меня холодным, опасным взглядом. В то же время его лицо выражает неясное мне недоумение, и я растерянно прикусываю губу, абсолютно не понимая, как мне себя с ним вести.

– Ты что здесь делаешь? – сухо спрашивает он. Я чувствую запах пота, исходящий от его серой, широкой толстовки, и отчаянно пытаюсь взять себя в руки.

– Здесь? – Растерянно поджимаю губы. – На дороге?

– В этом городе.

– А ты? – с вызовом парирую я. – Кажется, не только у меня большие неприятности.

– Неприятности? – Парень удивленно вскидывает брови. Стремительно сокращает между нами дистанцию, и я невольно сталкиваюсь глазами с его взглядом, пронзительным и пугающим, который смотрит мне прямо в душу. – У тебя нет неприятностей. Теперь у тебя вообще ничего нет.

– Что ты имеешь в виду? – недовольно восклицаю я.

– Ты понятия не имеешь, во что ввязываешься.

Кожа вспыхивает. Не знаю, с какой стати я так реагирую на этого человека, но мои щеки краснеют, и мне приходится сжать кулаки, чтобы не закричать на всю улицу.

– Да какое тебе вообще дело? Ты ведь работаешь на них… – с омерзением морщусь и покачиваю головой, – и это я не понимаю, во что ввязываюсь?

Незнакомец озадаченно стискивает зубы. Затем делает широкий шаг ко мне навстречу и оказывается так близко, что я вновь ощущаю знакомый, приятный запах мяты, исходящий от его вспотевшего, накачанного тела. Он пронзает меня ледяным взглядом и говорит:

– Пока не поздно, – его голос становится тише, а я завороженно замираю, оказавшись в ловушке глубокого синего океана, – беги.

Он все еще смотрит на меня, а я дико хочу сорваться с места. Мне прекрасно известно, что стоит бояться этого человека, стоит действительно унестись от него как можно дальше. Но я не могу даже пошевелиться. Мне даже нравится стоять здесь. Нравится смотреть в эти глаза, голубые ближе к центру радужки, но темные, почти черные в ее уголках.

– Спасибо, что помог мне тогда в баре, – я наконец прерываю тишину. Вижу, как парень растерян, и спрашиваю: – Ты правда делаешь…

– Правда.

– И тебе это нравится?

Не колеблясь, незнакомец отвечает:

– Да.

Меня охватывает лютый ужас. Я смотрю на парня и вижу в его темных голубых глазах такой холод, что сама едва не покрываюсь ледяной коркой. Я отступаю назад. А чем я только думала? Он опасен. Я делаю еще два шага назад и, к собственному удивлению, отмечаю, как во взгляде незнакомца что-то меняется. В нем больше нет равнодушия.

Теперь в нем читается дикое раздражение.

– Боишься, – бросает он, и я честно киваю. Отхожу от него все дальше, борясь с личными противоречивыми чувствами, и стискиваю зубы. – Не доверяешь.

– Я тебя едва знаю.

– И не сто́ит узнавать.

– Почему?

– Со мной не сто́ит иметь дела. Если, конечно, оно не касается работы.

Парень выпрямляется. Смотрит на меня, выжидает, а мне вдруг становится дико тошно, до коликов. Я выплываю из тумана, которым меня обволакивают эти синие темные глаза, и неожиданно понимаю, что он прав: я должна бежать. И как можно скорее.

Ничего не говорю. Просто решаю сорваться с места и к чертовой матери унестись отсюда как можно дальше. Мое тело дрожит, его трясет от страха и любопытства. Я чувствую, что хочу остаться, и это пугает меня еще больше, чем все, что уже успело со мной произойти. Больше, чем переезд к отцу, больше, чем угрозы Димы, даже больше, чем дуло пистолета, направленное ровно на мою голову. Ведь в конце концов раньше я сталкивалась лишь со страхом от того, что понятия не имела, как быть, я была в ловушке, у меня не было выбора. Но сейчас я знаю, что могу убежать. Могу оставить мысли об этих синих пугающих глазах у себя за спиной и больше никогда не оборачиваться. Но я не хочу. А потому должна сейчас лететь со всех ног куда угодно, лишь бы подальше отсюда, пока не поздно и пока я в состоянии контролировать свои поступки.

– Осторожно! – рычит знакомый голос.

Все происходит слишком быстро. Я решительно ступаю на дорогу, слышу визг шин, пронзительный гудок автомобиля и уже через секунду оказываюсь в стальных объятиях синеглазого парня. В метре от нас проносится машина, ветер от нее взъерошивает мои спутанные волосы, и я поднимаю испуганный взгляд на незнакомца.

Смотрю на него, а он рассерженно отрезает:

– Горит красный.

– Я не заметила.

– Открой наконец свои глаза.

И почему-то мне кажется, что он имеет в виду не только недавнее происшествие на дороге. Я гляжу на него и не вижу в нем волнения, желания или нежности. Я вижу лишь интерес, который на таком серьезном и сосредоточенном лице кажется огромной нелепостью.

– У меня нет на тебя времени, – холодно отрезает парень. Он вроде прощается, но рук не разжимает, и оттого я чувствую себя ужасно неловко, ведь понятия не имею, что мне делать: сорваться с места от неясной мне обиды или не двигаться и ждать того, что будет дальше.

– Я уже могу стоять на ногах самостоятельно.

– Я бы не был так в этом уверен.

Однако незнакомец все-таки опускает руки. Постепенно всплеск адреналина проходит, и теперь я чувствую себя слабой и уставшей, будто только что пробежала несколько километров или выступила перед огромной публикой, выкачавшей из меня все соки. Неуклюже поправляю юбку, затем переминаюсь с ноги на ногу и говорю:

– Спасибо.

– Спасибо? – Парень хмурит брови. Склоняет голову набок и изучает меня, будто я редкий экспонат в музее.

– Да, спасибо.

Парень больше не произносит ни слова. Он накидывает на голову капюшон, все смотрит на меня, но я уже срываюсь с места. Перебегаю через дорогу и стискиваю кулаки, чтобы, не дай бог, не обернуться. Надо успокоиться. Вспомнить о том, что этот человек опасен. Он ужасный. Он ведь убивает, черт подери! Он жуткий, мерзкий, нехороший и…

Я оборачиваюсь. Вижу, как он бежит в сторону небольшого парка, воздвигнутого будто оазис посреди пустыни, и нервно прикусываю губу. Так и хочется взвыть от странного горячего чувства в груди, между ребрами, но я сдерживаюсь. Глубоко втягиваю в легкие воздух и так же медленно и протяжно его выдыхаю. Ничего не было.

Знакомство с этим человеком – ошибка.

Мой странный к нему интерес – самообман.

А его синий суровый взгляд, полный смешанных, ледяных чувств, граничащих с алым безумным гневом, – катастрофа, которую природа позволила себе создать, но о которой она сейчас определенно жутко жалеет.

Я прихожу в больницу взвинченной. Женщина, сидящая за круглым столом, вновь встречает меня широкой улыбкой, однако теперь мне абсолютно плевать на ее классное настроение. Я уверенно следую к лифту, нажимаю на кнопку седьмого этажа и прикусываю кончик пальца: как бы хотелось просто забыть обо всем, что так жестоко разрывает голову на части. Дверцы распахиваются, я вырываюсь на свободу и быстрым шагом несусь к палате. Так и не терпится увидеть Сашу, чтобы вытрясти из него всю правду. Однако, ворвавшись в комнату, я замираю уже на пороге.

– Простите, – срывается с моего языка. – Я не думала, что тут кто-то есть.

– Ничего страшного, – Елена кивает и медленно поднимается с разложенной кушетки. Она выглядит иначе. Не накрашенная, в простой удобной одежде. С измученным лицом и не менее измученным голосом: – Ты что-то хотела?

– Да. Хотела поговорить с Сашей.

– Он отдыхает. Крепко спит уже больше трех часов. Сегодня утром врачи вкололи ему дополнительную дозу обезболивающего.

– Зачем? – Я обеспокоенно подхожу к краю кровати и осматриваю безмятежное лицо брата. Его грудная клетка медленно поднимается и опускается в такт пикающим приборам, а я вся съеживаюсь от неприятной армии мурашек, пробегающих по спине. – Ему стало хуже?

– Переволновался. Показатели зашкаливали. Доктора говорят о каком-то приступе паники. Какой приступ паники может быть у здорового восемнадцатилетнего парня, да еще и изолированного этими толстыми, больничными стенами от любого из неприятелей?

Я киваю, а затем едва слышно хмыкаю. Как же мало эта женщина знает о своем сыне.

– О чем ты с ним хотела поговорить? – спрашивает Елена, и ее черные глаза загораются от любопытства. – Разве сейчас у тебя нет занятий?

– Есть. – Честно говоря, я устала оправдываться, устала бояться, и поэтому вместо очередного оправдания я вздыхаю и признаюсь: – Я должна была увидеть его прямо сейчас.

– Что за срочность?

– Подростковые проблемы.

– Это как-то связано с теми ребятами из северо-западного района?

Я еле-еле сдерживаюсь от язвительного ответа. Так и хочется заорать во все горло о том, что ее нагло обманывают. Но я прикусываю язык и отрезаю:

– Нет. Тут другое.

– Ладно. Пойду, схожу за кофе. Тебе… – она запинается и неумело скрывает осечку за тихим, коротким кашлем. Затем растягивает губы в улыбке и пробует вновь: – Тебе принести?

Я вижу, как ей неловко говорить со мной в подобном тоне. И неудивительно. Уверена, обмениваться любезностями с внебрачной дочерью мужа – скверное дело. Поэтому я не вижу ничего обидного в ее открытом смятении и покачиваю головой:

– Нет, мне ничего не нужно.

Елена не предлагает дважды. Она кротко кивает, идет к выходу, однако неуверенно застывает уже на пороге. Ее голос доносится до меня издалека, будто из сна. Я слышу тихое «спасибо», а когда прихожу в себя, уже никого не вижу. Смотрю на закрытую дверь и ошеломленно дергаю уголками губ. Мне искренне приятно, что из огромной, палящей тирады, которую она вполне могла вылить на мою голову, она сказала лишь это. Не думаю, что наши отношения теперь как-то изменятся, но я определенно не забуду этот жест.

– Эй?

Растерянно оборачиваюсь и спрашиваю:

– Саша? Ты не спишь?

– Она ушла? – Парень осторожно открывает глаза и облегченно выдыхает: – Слава богу! Я думал, мне придется притворяться до вечера.

Недоуменно подхожу к брату. Вижу, как он пытается больными пальцами убрать со щеки короткий волос, и усмехаюсь.

– Какой ты жалкий.

– Не нарывайся! У меня есть знакомые в суде.

Вновь смеюсь и снимаю черный, витиеватый волос с его лица. Затем нерешительно усаживаюсь рядом и расправляю край юбки. Вот я здесь. С чего начать?

– Почему ты не сказал маме, что уже проснулся?

– Потому что она засыплет меня вопросами. А я, к твоему сведению, не в настроении оправдываться. Теперь моя очередь.

– Что за очередь?

– Задавать вопросы. Что ты опять здесь делаешь? Пойми меня правильно, я не имею ничего против твоей чрезмерной настырности, но эта тяга ко мне попахивает инцестом.

– О господи, – охаю я, ущипнув его за локоть, и вспыхиваю: – Что ты несешь? Лекарства уже унесли тебя в страну грез?

– Зои, серьезно. Что случилось?

– Ничего. Все в порядке.

– Тогда почему ты опять здесь? – Парень больше не смеется. Он смотрит на меня тревожно и ждет, что я выложу все карты на стол, однако мне не по себе. Стоит ли лезть в чужую жизнь? Я была так уверена в своем желании узнать правду, но сейчас… нужно ли мне это? – Утром ты классно меня напугала. Я уж было решил, что мы с тобой больше не увидимся.

– Почему? – я недоуменно хмурю лоб. – Что за глупые мысли.

– Жизнь научила меня кое-чему, Зои. Когда люди идут на сделку с дьяволом – они обычно не возвращаются.

– А говоря про этих людей, ты имеешь в виду… – сглатываю и опускаю взгляд на свои бледные руки, – Софью? – Приборы разом взрываются, Саша так сильно сжимает в пальцах простынь, что у него наверняка сводит руки. Я смотрю ему в глаза и виновато горблюсь. – Прости.

– Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал? – щебечет парень и с трудом приподнимается. На этот раз я не пытаюсь его остановить. Он облокачивается всем телом о спинку кровати и морщится. – Дьявол, все жутко жжется.

– Позвать доктора?

– Нет, черт подери, мне никто не нужен, Зои. Ясно? Никто. Ни доктор, ни лекарства, ни твой жалобный взгляд.

– Я не хотела лезть не в свое дело.

– Правда? – срывающимся голосом хрипит он. – По-моему, из тебя вышла бы отличная ищейка. Даже в самом запутанном комке событий ты умудрилась за неделю отыскать золотую нить. Поразительно!

– Почему ты злишься? – вспыхиваю я. – Я не собиралась переворачивать с ног на голову твое мирное существование. Но это ведьты забежал ко мне в номер. Ты, а не я.

– Я молчал потому, что правда – сущее дерьмо. И она тебе явно не понравится.

– Мне вообще мало что нравится в этом мире. Или ты думаешь, я ловлю изумительный кайф, развлекаясь с твоим закадычным дружком с повернутой крышей? Пропавшие девушки, мегабосс, удерживающий в своих ладонях всю элиту Санкт-Петербурга, законные избиения, благотворительные вечера в честь гребаного мать его искусства, когда впору бы поговорить о всеобщей безопасности! Да что здесь вообще творится? Куда ты влез и каким именно образом к этому причастна Софья? Я ведь и подумать не могла, что у нее мозги есть. А оказывается, она та еще скрытница! Хемингуэя наизусть цитирует! Чего мне еще ждать? Может, у Димы вместо души – комок свернутых в виде сердца денег?

– Чего ты завелась-то? Тише.

– Ничего не тише. Говори, что происходит!

– Поверь, ты не хочешь об этом знать! – потирая глаза исцарапанными руками, восклицает Саша и громко выдыхает: – Тебе никак это не поможет. Лишь сильнее напугает.

– Я справлюсь! Ты хотел узнать обо мне больше. Так вот я многое уже видела и сейчас со всем смирюсь, слышишь?

– Мама придет с минуты на минуту. – Пожалуй, это последний козырь, имеющийся у парня в рукаве. Собственно, и он не срабатывает.

– В таком случае поторапливайся. У тебя мало времени.

Саша очень громко выдыхает и переводит на меня свои красные глаза. Не думаю, что ему просто во всем сознаться, но жить вообще сложно. Так что иногда приходится делать то, что пугает и сводит с ума.

– Мать Димы умерла три года назад. Ее сбила машина около Казанского собора. Водитель пьян, пассажиры – в стельку. Все предельно ясно, как и каждый раз, когда происходит нечто подобное. К суду призвали троих. Но отец посадил одного.

– Водителя?

– Да. Болконский настаивал на пожизненном для всех, а папа отказался. С тех пор их отношения немного… натянуты.

– Натянуты, – с ужасом повторяю я и замираю. Боже, кто бы мог подумать, что у Димы умерла мать. На несколько долгих секунд я даже забываю, о ком идет речь. Смахиваю с глаз пелену и выпрямляю спину, пытаясь не найти в этой истории ничего личного, не зацепить собственные струны, собственные воспоминания. Но не получается. Я вдруг понимаю, что мы с Димой похожи. Оказывается, нас связывает не только обоюдная ненависть, но и общая боль. Каждый решил справляться с нею по-своему. Я решила забыть, в то время как он решил вечно помнить.

– Все банально, Зои. Подобные вещи меняют людей. Ты ведь знаешь.

– Знаю, – киваю я. – И понимаю, – что еще страшней.

– Он рехнулся. Ты только не подумай, Дима всегда был психом, но после смерти мамы – его совсем переклинило. А я стал врагом номер один. С Софьей мы на тот момент уже почти год встречались. Но он разрушил нас, как сейчас пытается разрушить и тебя.

– Как можно было вас разрушить?

Саша горько усмехается. Отводит взгляд в сторону и пожимает плечами.

– Все ведь не так, как в книгах. Мы не были безумными романтиками, и любовь наша не была сильнее унижения. В один прекрасный момент мы просто сломались, и все.

– Сломались? – недоумеваю я. – Но почему? Если вы хотели быть вместе…

– Какая разница? – Саша вновь пялится на меня и кривит лицо, будто ему плохо не только от глубоких ссадин, но и от собственных слов. – Соня просто пришла и сказала, что больше не выдержит. Не каждый способен давать отпор, Зои. Не каждый способен это вынести.

– Но вы же были вместе!

– Не было никаких вместе. Были только я и она. И мы разошлись, потому что у нас не было выхода. Вот и все.

Прикусываю нижнюю губу и отворачиваюсь. Не знаю, что чувствовать. Сложно поверить в отношения абсолютно разных, непохожих людей. Они ведь как две противоположности. Как день и ночь. Но Саша вряд ли лжет. Зачем ему это? Возможно, раньше они подходили друг другу. Возможно, раньше они были близки. Да и кто знает, какой стану я через год, два или три. Пожалуй, меня тоже сложно будет узнать.

– У него паранойя, – продолжает тяжелым голосом Саша. – Он терпеть меня не может, а от того срывает злость на моих близких. Соню – устранил. Ярому, поверь мне, живется несладко. Но тебя… – он хватает меня за руку, и я недоуменно оборачиваюсь, – тебя он просто уничтожит.

– Почему? – всеми силами пытаюсь скрыть чудовищный испуг и, наоборот, широко расправляю плечи. – Почему именно меня? Я ведь его едва знаю.

– Ты – единственная, кто попытался дать ему отпор. Ты играешь с ним, а он это обожает!

– Я не играю с ним.

– Играешь. Бросаешь вызов. Все вокруг его боятся, а ты смеешь перечить.

– Смею перечить? – охаю я и недовольно стискиваю зубы. – Да вы что, с ума посходили?

– Тебе мало того, чтоуже успело случиться?

– А что именно случилось? Он оставил меня в живых в мотеле, подкинул пакет с женским бельем в раздевалку, сказал, что застрелит, но вытащил из обоймы все патроны. Если Дима и планировал покончить со мной, то у него, кажется, не хватило духу.

– Зои… – как-то безысходно выдыхает Саша и уже открывает рот для очередного крика, как вдруг дверь в палату со скрипом открывается. Оборачиваюсь и вижу Елену. Она опускает термокружку и округляет уставшие глаза.

– Ты проснулся! – Женщина подходит к сыну, оттесняя меня в сторону. – Слава богу.

Поправляю ремень сумки и двигаюсь к выходу. Я узнала все, что хотела. Вот только стало ли мне легче? Тяну руку к двери, но застываю на полпути к ручке, едва я слышу голос брата:

– Зои, постой.

Смотрю на него через плечо.

– Что?

– Дождись моего выздоровления. Мы придумаем, как нам быть, слышишь? Вместе.

– Ладно. – Я послушно киваю, а сама поражаюсь своему таланту так открыто и лицемерно лгать. Улыбаюсь и напоследок бросаю: – Поправляйся.

Брат чувствует, что я не собираюсь ждать его помощи, и от того его взгляд полон ужаса и грусти, полон вины. Вины за то, чего он не совершал, но за что ему приходится расплачиваться. Я выбегаю из здания городской больницы, глубоко втягиваю в легкие весенний, свежий воздух и облизываю губы.

Интересно, чем именно занимаются современные джентльмены на роскошных, благотворительных вечерах?