Свободные

Глава 16

Я захожу в клуб. За барной стойкой сидят несколько мужчин. Они тут же поворачивают головы в мою сторону, застывают с хитрыми ухмылками, будто увидели очередную золотую куколку, а я лишь стискиваю зубы. Упрямо смотрю вперед. Специально игнорирую табуреты, сцену. Бреду к каморке, которую Босс самоуверенно называл кабинетом, и стараюсь ни о чем не думать.

В воздухе витает горький запах алкоголя, терпких сигарет, и я неожиданно вспоминаю, что волосы у мамы часто пахли именно так. Душным, забитым помещением, где раскуривали кальяны и упивались коктейлями. Вижу знакомую потертую дверь администраторской. Не хочу церемониться. Не хочу тянуть. Переступаю через порог и сжимаю кулаки с такой силой, что становится больно: если он хоть словом обмолвится о маме, я сверну ему шею.

– Вот это да! – хрипит Босс отвратительным, высоким голоском и тяжело, практически со скрипом поднимается со стула. Он подходит ко мне, сплетает на пузе толстые пальцы и улыбается, будто специально пытается вывести меня из себя. Но я держусь. Каморка забита ненужным мусором, газетами, флаерами и потерянным бельем танцовщиц. Всего одно окно освещает стол, и от этого в кабинете тускло, будто здесь вечная ночь. – Зои!

– Что вам нужно? Говорите прямо. Я не собираюсь тут долго находиться.

– Не рада меня видеть?

– Нет.

Чувствую позади чье-то дыхание. Я и забыла, что Андрей рядом. Он не выходит вперед, однако держится поблизости.

– О каком долге идет речь?

– А ты забыла? Сопля, а? – Он хихикает, и его брюхо отвратительно трясется. – Ну? Шевели мозгами. Я же просил тебя напомнить мамаше.

– Вы имеете в виду тот долг в пять тысяч?

– Именно.

– Серьезно? – Растерянно хлопаю глазами. Просто не верится. – Это шутка? Мы проехали почти тысячу километров ради пяти тысяч? Написали бы по почте, я бы переслала.

– Еще мне, конечно, хотелось с тобой увидеться.

Он ржет, а меня так и тянет врезать ему прямо по уродливой роже. Я нервно раскрываю сумку, достаю кошелек. Поднимаю перед собой купюры и рычу:

– Вот! – бросаю их на стол. – Надеюсь, теперь вы оставите новых квартиросъемщиков в покое.

– Надейся. – Он засовывает деньги в карман брюк и, осматривая меня, сообщает: – А ты изменилась. Стала красоткой. Щечки появились, одеждой затарилась. В чем секрет? Может, мне тоже стоит грохнуть свою мамашу?

Его смех звучит на фоне. Я отворачиваюсь и смыкаю дрожащие пальцы. Держи себя в руках, Зои. Дыши.

– Идем. – Андрей кивает в сторону выхода. – Пора уходить.

– Твой телохранитель? Тоже хорошо одет. Вы, часом, не из Беверли-Хиллз, сопля? А что за прелестный «Ролекс» у него, м? Сколько же в кошельке денежек завалялось? – Он нажимает на какую-то кнопку в столе. Обнажает гнилые, желтые зубы и хрипит: – Поделитесь.

Как же банально. Я закатываю глаза к потолку, слышу, как в каморку врываются еще двое высоких мужчин, и тяну:

– Не стоит.

– Наслышан я, куда ты уехала, Зои. Птички нашептали, что живешь ты неплохо. Я решил лично удостовериться, вдруг все фигня. Но нет! Твоя дешевая мамаша едва успевала по счетам платить, а ты приезжаешь вся расфуфыренная, будто кукла. Ха, кукла! Не хочешь поработать на меня, сопля? Уверен, таким, как ты – элитным особам, – доплачивают сверху.

– Мы уходим.

Голос Андрея прожигает воздух. Он хватает меня за плечи, практически несет к двери, но застывает перед двумя громилами, перегородившими путь. Они видят перед собой молодого, хорошо одетого парня. Они не понимают, с кем связываются.

Теслер прикрывает меня своей спиной и холодно повторяет:

– Мы уходим.

– Вы уйдете, когдая скажу, – высокомерно тявкает Босс. Смотрю на его нелепую, ярко-оранжевую футболку и морщусь.

– Ты напрашиваешься на большие неприятности. – Уж я-то знаю, о чем говорю.

– Деньги, украшения, часики – все на стол. Живо.

– Не надо.

– Твоя мамаша вечно сопротивлялась! Не буду на пилоне, не буду два раза за ночь, не буду, не буду, не буду! – Он вдруг резко подлетает ко мне и хватает за руку. От неожиданности я даже вскрикиваю. – Но правда в том, что когда я давил на нужные точки – она соглашалась, слышишь? Соглашалась! Поэтому не повторяй ее тупых ошибок, сопля! Выкладывай на стол деньги. Живо! Прямо сейчас! Выкладывай!

И тогда я слышу удары. Вижу, как один из мужчин валится навзничь прямо около моих ног. Второй с диким грохотом разбивает единственное грязное окно. А Босс застывает в ужасе, так как около его носа появляется дуло блестящего «браунинга».

Пот скатывается по его лицу. Босс поднимает руки, а Теслер свирепо скалит зубы:

– Скажи: «Прости, Зои».

– Не надо, Андрей! – Я хватаюсь за локоть парня. – Давай просто уйдем. Он того не стоит.

– Стоит.

– Нет. Хватит.

Теслер переводит на меня недоуменный взгляд. Он смотрит мне прямо в глаза и словно спрашивает: ты правда не хочешь ответить за мать? И я хочу. Не могу видеть Андрея таким.

Мы не животные.

Не животные!

– Андрей, давай уйдем.

Парень все еще не двигается, поэтому я настойчиво добавляю:

– Пожалуйста.

Теслер опускает руку, но затем приближается к Боссу практически вплотную, хватает его за воротник отвратительно-яркой футболки и рычит:

– Не смыкай глаз, оглядывайся по сторонам, потому что, едва мне станет скучно, я приду за тобой. И никто меня не остановит.

Он грубо отталкивает мужчину, и тот, дико вопя, налетает на стол. Звучит треск.

Стол мгновенно ломается, а Андрей, схватив меня под локоть, направляется к выходу.

– Садись в машину, – уже на улице командует он.

– Но…

– Садись.

Запрыгиваю в салон и со всей горячностью, на которую способна, захлопываю дверь.

Парень усаживается за руль, а мне и хочется заорать во все горло, что меня дико бесит его желание выглядеть крутым и хладнокровным убийцей, когда на самом деле он укрывает меня кожаной курткой, когда я замерзаю. Это же нелепо!

Может, у него раздвоение личности?

Мы останавливаемся напротив маленькой недорогой гостиницы с банальным названием: «НЕЯ». Резервируем номер на одну ночь. Старая женщина подозрительно хмурит седые брови и кряхтит:

– Вам с женой принесут набор туалетных принадлежностей в течение получаса.

– Что? – Я ошеломленно открываю рот. – Но я не…

– Хорошо. – Андрей расписывается в каких-то бумагах и раздраженно выхватывает у старухи ключи. – Будем ждать с нетерпением.

Гостиница маленькая. Наш номер на втором этаже. Теслер открывает дверь и пропускает меня вперед.

– Устраивайся.

– Что еще скажешь сделать, мой дорогой муж?

– Она бы потребовала твой паспорт, а ты – несовершеннолетняя.

– И что? Тебя вдруг волнует моя репутация?

– Нет, Зои. Меня ничего не волнует. – Андрей измотанно протирает ладонями лицо. Мне становится его жаль, хочется, чтобы он отдохнул и набрался сил. Мы ведь так долго ехали, а он даже глаз не сомкнул. – Я вернусь часа через два или три.

Собираюсь спросить, куда он идет, но передумываю. Меня это никак не касается.

– Как скажешь.

Парень уходит. Даже не смотрит на меня. Вылетает из комнаты, скрывается за порогом и оставляет после себя лишь свежий, мятный запах и кучу ненужных вопросов.

Со вздохом я валюсь в чересчур мягкое, потертое кресло и осматриваюсь. Комнатка маленькая. С двумя тонкими кроватями. Обои светло-желтого цвета, ободранные в уголках и около плинтуса. Окно пропускает не только тусклый свет, но и шум, а дверь в ванную комнату висит на одной петле. Так и рухнет, не дай бог.

– Отлично. – Протираю руками лицо и достаю сотовый.

На дисплее высвечиваются десятки новых сообщений.

Кажется, дел у Саши не прибавилось.

– Куда ты пропала? – взрывается голос на другом конце трубки. – Я уже хотел отправлять поисковую экспедицию!

– Так отправил бы.

– А есть повод?

– На удивление все в порядке. Я разобралась со всеми делами и готова ехать обратно.

– Как себя чувствуешь? Ты… отдай… Отдай, я сказал, это же… черт, Ярый! Положи на место мамины духи!

Я хихикаю:

– Шалите?

– Зря я его пригласил, – жалуется Саша. – Мы хотели сделать доклад по биологии, но…

– Как Константин? – Мой голос сразу же становится серьезным. Я выпрямляюсь, готовлю себя к худшему. – Сильно злится? Наверняка мои вещи уже давным-давно стоят за порогом.

– Он кричал, – соглашается брат. – Но я сказал, что на тебя нельзя давить, что тебе очень сложно в новой школе и что ты поссорилась с одноклассниками.

– И?

– И он повелся. Ему ведь звонили из школы. Кстати, – даже находясь на расстоянии в тысячу километров, я уверена, что сейчас его брови недовольно сморщены, а глаза прищурены, как у китайца, – ты ничего не желаешь мне рассказать?

– О чем именно?

– О том, что тебя хотели исключить.

– Хотели? – В растерянности вытягиваю шею. – Что значит хотели? Меня исключили.

– Бог мой, Зои! И когда ты собиралась поведать мне эту историю? Я узнал о том, что ты выдирала Ане искусственные волосы, от своего толстого и вонючего одноклассника! Считаешь, это справедливо?

– Любочка была в ярости.

– Любовь Владимировна, – язвит Саша, – и не могла иначе отреагировать. Мало того что она директор в сотом поколении, так еще и Аня встречается с ее сыном. Ох, Зои. Прежде чем пытаться выбить из кого-то дурь, советуйся со мной, договорились? И я тебе разъясню, когда это возможно, а когда – чистой воды самоубийство.

– Но ты сказал, что меняхотели исключить. Почему же она передумала?

Брат невнятно шепчет:

– Ответ тебе не понравится.

Я не сразу понимаю, к чему он клонит, но, когда понимаю, застываю то ли от злости, то ли от удивления. Очередное вмешательство Димы на сей раз попахивает одержимостью. С какой стати он так печется о моем благополучии? Или уже запланировал новый акт возмездия?

– Не хочу возвращаться.

– Так понравилось гулять с наемником? – верещит в трубку Ярый, а я поджимаю губы.

– Очень смешно. Просто…

– Просто понравилось! – продолжает кричать он.

– Так, ладно-ладно.

Слышу, как ребята дерутся за телефон, и тяжело выдыхаю. Теперь я вновь в долгу перед этим чокнутым психом. После всего, что он сделал… после того, как издевался надо мной и…

Неужели это раскаяние? Вдруг даже Дима решил исправиться?

– Ну нет, – шепчу себе под нос. – Это уж вряд ли.

– Что?

– Ничего. Я… – пожимаю плечами и резко подрываюсь на ноги. – Я пойду. Созвонимся позже, хорошо? Мне надо подумать.

– Зои, – с легкой отдышкой шепчет Саша. – Плевать на всех. Просто приезжай. М?

– Не скучайте.

Я сбрасываю вызов и отстранено обхватываю себя руками за талию.

Странно понимать, что человек способен и на хорошие, и на плохие поступки. Как же нам тогда друг к другу относиться? С одной стороны, Андрей работает на Болконских, а с другой – он заботливый парень. С одной стороны, Дима – избалованный, испорченный мальчишка, а с другой – человек, который уже во второй раз дарует мне шанс начать все заново.

С одной стороны, женщина, зарабатывающая на хлеб магией собственного тела.

А с другой – прекрасная и заботливая мама. Моя мама.

Так как же быть? Как судить о людях, если все они способны сначала войти в доверие, а потом воткнуть нож в спину? Или же наоборот. Сначала уничтожить, унизить, а затем подать руку помощи.

Я хватаю тонкую кофту, накидываю ее на плечи и выхожу из номера. На улице холодно, но мне нужно сходить в одно место, оно находится поблизости. Идти минут десять, не больше, поэтому я не сомневаюсь. Бреду по знакомым улицам, овеянным морозным туманом. По пути покупаю алкоголь и пачку сигарет. Дурная привычка.

Сегодня в парке людей мало. Слишком холодно, чтобы веселиться и в сотый раз кататься на одних и тех же каруселях. Но мне все равно. На ватных ногах плетусь к колесу обозрения, покупаю сразу четыре билета и замираю. Аттракцион маленький. Он вряд ли должен внушать ужас семнадцатилетней девушке, но ноги у меня так и трясутся.

Залезаю в кабинку, забиваюсь в самый угол и закрываю глаза. Надо просто взять себя в руки, наслаждаться ветром, пусть он и морозит кожу, наслаждаться высотой, пусть она и пугает до чертиков. Наслаждаться тем, что когда-то это было моим самым любимым местом. Мама всегда сидела рядом. Обнимала меня и рассказывала какие-нибудь небылицы про прошлую жизнь, про книги, музыку. А я все слушала и слушала, и поглощала, будто ее россказни можно было есть ложками. Естественно, сейчас я ни одной истории и не вспомню, слишком уж все они были сумбурными и выдуманными моей мамой в приступе творческого порыва. Однако те эмоции и ощущения, что я испытывала, даже сейчас опьяняют. Я чувствовала себя счастливой, живой и такой нужной. А мама все обнимала меня, целовала в макушку, повторяла: скоро уедем отсюда, совсем скоро. Показывала в сторону горизонта. Куда-то далеко за его кривую линию и обещала – вряд ли мне, себе скорее, – что все изменится и мы поменяемся.

Отпиваю бальзам, едва слышно рычу и стискиваю зубы. Мечты остаются мечтами у тех, кто их не заслуживает. Мы слишком много думали, но мы ничего не делали. Мы должны были сбежать, попробовать начать жить заново, и тогда, возможно, мы бы не расплачивались за собственные ошибки.

– А ты не думала, что так лучше? – неожиданно спрашивает знакомый, родной голос, и я распахиваю веки. Вижу перед собой маму, ее карие глаза, пышные локоны и губы. Алые. Такие яркие, что даже в темноте заметен их багровый цвет. – Я должна была отпустить тебя. Чтобы ты жила дальше.

– Нет, – покачиваю головой. Руки так и сводит. Я сжимаю в пальцах ледяную бутылку и морщусь от сильной головной боли. – Нет, это неправда.

– Я тянула тебя вниз, а ты всегда за меня заступалась. Искала хорошее там, где его не было. Верила в меня. А про себя забыла.

– Нет, нет…

– А знаешь, что еще удивительней? – Мама касается теплыми пальцами моего подбородка и тянет его вверх. Теперь мы смотрим друг на друга, как в зеркало, не двигаемся, не дышим, и я едва нахожу в себе силы сдерживать слезы. – Меня больше нет. А я до сих пор тащу тебя вниз.

– Мам, не уходи. Останься!

– Хватит держаться за меня, Зои. Ты – не я.

– Неправда!

– Хватит, – упрямо повторяет она. Слезы все-таки непослушно катятся из моих глаз. Она нежно собирает их кончиками пальцев, а затем улыбается той самой улыбкой, которую я так сильно любила. Точнее, люблю. В настоящем времени. – Наслаждайся каждым прожитым днем, обещаешь? А еще, – ее брови смыкаются на переносице, – это надо выбросить, уяснила?

– Это?

Она кивает на пачку сигарет, а затем смотрит на полупустую бутылку.

– Я прожила в тумане всю свою сознательную жизнь. Не повторяй моих ошибок.

– Но…

Я моргаю. Случайно. А когда вновь открываю глаза, в кабинке никого нет.

– Мам… мама! Мам! – Я подрываюсь на ноги. Начинаю метаться из стороны в сторону, надеясь вновь увидеть родное лицо, но нет. Она исчезла. Опять! – Вернись. Вернись ко мне!

Я прошу отчаянно. Хватаюсь ладонями за лицо и плюхаюсь обратно на скамью, подогнув под себя ноги. Тело шатает, скручивает, и мне вновь дико больно, как было в тот день, когда мамы не стало. Не знаю, что делать. Все плачу и плачу, и пытаюсь найти объяснение тому, что только что увидела, пытаюсь понять себя, свои мысли, чувства, но не нахожу ни одного ответа. Может, его и нет вовсе? Может, я просто должна смириться?

Опускаю ладони. Смотрю сначала на бутылку, затем на пачку сигарет. Беру их в руки, дожидаюсь остановки и выкидываю всю эту дрянь в мусорный бак. Меня слегка пошатывает, но в целом я ощущаю странный прилив сил. В глубине души понимаю: мама не приходила, я просто сошла с ума. Но в крови так и растекается горячее, горькое удовольствие от встречи с человеком, которого я больше и не надеялась увидеть.

Слезы засохли. Сковали кожу. Я растираю ее пальцами и решительно выдыхаю. Пора найти новое, любимое место. Пора создавать новые воспоминания.

Меня слегка мутит, когда я возвращаюсь в гостиницу. Натянуто улыбаюсь осуждающей старухе за регистрационным столом. Людское мнение – генератор случайных суждений. Никто и никогда не знает, хорошо о тебе подумают или же плохо.

Поднимаюсь в номер, открываю дверь и застываю на пороге. Андрей сидит в кресле в кромешной темноте. Поднимает на меня взгляд и вдруг – о боже –улыбается.

– Вернулась.

– Почему ты не включил свет? Все в порядке?

– Где ты была?

– Какая разница. – Закрываю за собой дверь. Прохожу в комнату и устало скидываю с плеч кофту. – Ты опять без настроения? Скажи сразу, чтобы я заранее успела обидеться.

– Обижайся.

– Хорошо.

Включаю маленький светильник на прикроватной тумбочке и нахожу чистое полотенце. Интересно, как оно здесь оказалось, если ни меня, ни Андрея не было в номере? Неужели персонал позаботился о клиентах и воспользовался дополнительной связкой ключей? Иду в ванную. Брезгливо осматриваю душ, мойку и протяжно выдыхаю. Когда это я превратилась в неженку? Разворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, как вдруг натыкаюсь на темные, почти черные глаза Андрея. Он стоит, облокотившись руками о косяки, и дышит так, будто только что пробежал несколько километров.

– Что с тобой? – испуганно спрашиваю я. – Ты здоров? Ты весь горишь.

– Где ты была?

– Ходила в парк. Какая разница? Что случилось?

– Я не нашел тебя в номере, а тыдолжна была быть в номере.

– С какой стати?

– С той стати, что мы так договорились, – он шагает ко мне, а я замечаю его огромные черные зрачки. Неужели Андрей… под кайфом?

– Ты серьезно? – Я ошеломленно вскидываю брови. – Ты что-то принял?

– Немного.

– Немного? Но зачем? Откуда взял их?

– Одолжил у тебя. Уже забыла?

– Ты про «подарок» Ярого? Но он…

– Именно про него. Думаешь, только тебе можно расслабляться?

– Но в пакетике…

– Я не спрашивал твоего мнения, – рявкает Теслер, пронзив меня свирепым взглядом, и я в растерянности сжимаю кулаки. – Тебе нужно научиться помалкивать.

– Мама не успела прочитать мне об этом лекцию. Ну… и как тебе лекарство от Ярослава? Нравится?

– Честно? – Парень неожиданно поднимает руку, прикладывает ее к моим волосам и признается: – Очень.

Я забываю, как дышать. Хриплый голос Теслера пробуждает во мне эмоции, о которых я раньше и не подозревала. И я пугаюсь, отступаю назад, а он подходит ближе, словно охотник, прожигая меня удивительными глазами.

– Не доверяешь мне?

– Андрей, – нервно прочищаю горло. Отходить больше некуда. Я упираюсь руками в стену и с вызовом вскидываю подбородок. – Сейчас не время для…

– Чего? – Он наклоняет голову. – Я хочу поговорить.

– О чем?

– Я устал притворяться.

– Притворяться? Боже, ты не в себе. Давай просто…

– Мне нравится твой голос. – Он оказывается совсем близко. Закрывает глаза и касается лбом моей макушки. – Нравится твой запах, твое желание исправить неисправимое. – Его руки плывут по моим плечам. – Ты сводишь меня с ума.

Я не могу дышать. В груди что-то пульсирует, вся кожа покрывается мурашками, и, когда я чувствую его дыхание у себя над ухом, я с силой прикусываю губы, испустив едва слышный стон. Мне этого не выдержать. Хочу вырваться, но чувствую, как его пальцы стискивают мои запястья и припечатывают их к стене.

– Ты никуда не уйдешь.

– Отпусти, ты просто не в себе. Андрей! Завтра ты…

– Какая разница? – перебивает он. – Ты все перевернула. Я не должен чувствовать, но я чувствую! И только здесь, – он аккуратно притрагивается лбом к моему лбу, – с тобой.

– Прекрати, – заплетающимся языком тяну я, а сама сжимаю его плечи с такой силой, что сводит пальцы. – Это неправда.

– Когда я увидел сообщение с твоим именем, я едва не рехнулся. Я думал об этом всю ночь, а уже утром нашел владельца телефона. И не из любопытства. А оттого, что решил, что тот подыщет мне замену.

– Но ты же бросил меня. Ты оставил меня с Димой, и… – Я пытаюсь вырваться и кричу: – Отпусти. Отпусти меня!

– Почему ты убегаешь? – Его голос дрожит, но не от злости. – Почему вырываешься? Ты же хочешь остаться.

– Не хочу.

– Лжешь.

– Какая разница, отпусти! Ты ничего не понимаешь, не соображаешь, что делаешь!

– Зои…

– У тебя хватило смелости поговорить со мной только сейчас? Где же ты был, когда меня схватил Дима? Где ты был, когда он сдирал с меня платье? Где? Где! – Я не могу нормально дышать. Глаза наливаются злостью, слезами, дикой обидой и таким отчаянием, что от него мне хочется замертво свалиться на пол. Я порывисто толкаю парня в грудь и кричу: – Не прикасайся ко мне. Ты трус, ты чертов…

Он резко притягивает меня к себе и закрывает рот поцелуем. Его губы накрывают мои грубо, жестко, будто он пытается меня поглотить, обезвредить, и я шокированно отпихиваю его назад, ощущая сердце где-то в районе горла.

О боже. Тело колотит. Он меня поцеловал. Поцеловал! Смотрю на Теслера, испытываю дикую, пьянящую ярость. Я ненавижу его, ненавижу! Всеми клетками своей души! Каждым нервом, каждой мыслью! Ненавижу! А затем я подаюсь вперед и впиваюсь в его губы пылким поцелуем.

Андрей подхватывает меня, будто в танце, и мы пошатываемся, ударившись о дряхлую, еле висящую дверь. Она скрипит под нашими телами. Воздух заполняется стонами, тяжелым, прерывистым дыханием. Теслер тянет меня за волосы, я откидываю назад голову и чувствую его губы на своей шее. О боже. Запускаю пальцы в его волосы, закрываю глаза и кусаю губы так сильно, что боль сливается с еще более горьким удовольствием.

– Андрей, – шепчу я, спускаясь пальцами по его плечам, спине, затем вновь касаюсь губами его горячих, влажных губ.

Он постанывает, а у меня голова идет кругом. Я теряю равновесие, полностью повисаю в его руках и оказываюсь в воздухе, прижатой к крепкому торсу. Ногами стискиваю его бедра.

Теслер подбрасывает меня выше, я вскрикиваю, а он едва заметно улыбается, затем вновь яростно покрывает поцелуями мою шею, ключицы, скулы и шепчет:

– Зои.

Я теряю голову. Тянусь к нему все ближе и ближе и целую так, будто обожаю каждый уголок его лица, каждый сантиметр его кожи. У меня в груди пылает костер из эмоций, диких, противоречивых чувств, и я осознанно откидываю в сторону все сомнения. Я хочу быть здесь. Я хочуего. Это правильно. Это необходимо. Как воздух.

Андрей кидает меня на кровать. Я тяжело дышу, вижу, как он сбрасывает с себя кофту, футболку, и оказываюсь прижатой к его твердому торсу. Жадно он целует мои губы, исследует их, наслаждается ими, а я впиваюсь ногтями в его широкие плечи.

Неожиданно в дверь стучат. Я испуганно цепенею, а Теслер срывается с места.

Не понимаю, когда в его руке появляется «браунинг». Он решительно направляет его в сторону двери и сводит брови.

– Подожди!

– Не шевелись.

Андрей уверенно подходит к двери, смотрит в глазок и на выдохе опускает руки. Затем восклицает: «Не интересует». Беспомощно опирается ладонями о стену. Голову опускает вниз. Я ничего не понимаю. Медленно поднимаюсь с постели и спрашиваю:

– Ты…

– Замолчи. – Такой грубый ответ бьет по мне, как удар в живот. Я растерянно смотрю на Теслера, пытаюсь понять, что сейчас случилось, и ощущаю мерзкую обиду внутри. – Зои…

– Все? – В горле першит. – Приступ окончен? Можно одеваться? Как будешь расплачиваться? Наличными?

Меня колотит. Я срываюсь с места, несусь к сумке и хватаю ее дрожащими пальцами. Боже, я дура. Дура! Что я сделала? Он псих, ему никто не нужен. Никто! Внутри так больно. Я пытаюсь держать себя в руках, но в результате лишь сильнее завожусь. Собираюсь кинуться к выходу, когда натыкаюсь на Теслера, и замираю. Он преграждает мне путь.

– Что ты делаешь? – Впервые в его глазах я вижу недоумение и… страх. – Куда ты?

– Подальше от тебя.

– Не надо.

– Пропусти меня, Андрей!

– Нет! Я чокнутый кретин, я не знаю, чего хочу, и я не имею никакого права просить тебя о чем-либо, но Зои, останься. Останься со мной. – Его глаза огромные. Синие. Испуганные. И пронзают меня насквозь. – Пожалуйста.

Ничто не действует на меня так, как этот человек. Невозможно устоять перед ним, перед его голосом и перед своим же желанием стать ближе. Он подходит ко мне, забирает из рук сумку, кладет ее на кресло и осторожно прикасается пальцами к моей щеке.

– Прости.

– Ты пугаешь меня, – едва слышно признаюсь я. – Почему ты пытаешься меня оттолкнуть?

– Так надо.

– Почему? – настаиваю я.

– Потому что в моей жизни нет для тебя места. Это правда. Я – плохой человек.

– Тогда зачем мне оставаться? – В груди жутко колит. – Зачем мне быть рядом?

– Не знаю. Просто, – он запинается. Отводит взгляд в сторону и продолжает: – Просто не уходи. Это все, что я могу сказать.

Мне надо сбежать. Прямо сейчас. Срочно. Я должна ринуться вон из номера, позвонить Саше, уехать домой и забыть обо всем, что здесь произошло.

Но я не двигаюсь с места. Касаюсь ладонями лица Андрея и говорю:

– Я никуда не уйду.

Парень оставляет легкий поцелуй у меня на щеке и закрывает глаза.

– Зря.