Свободные

Глава 22

Нас держат в школе целые сутки. Заставляют смотреть записи с видеокамер снова и снова, и каждый раз я отворачиваюсь, едва Дима отталкивается руками от перил. Перед глазами стоит его образ, его последние слова…

Я постоянно рвусь на улицу, но меня не пускают и держат в кабинете литературы, будто в тюрьме. Изредка заходят полицейские. Они садятся напротив и записывают историю, надеясь, что в один момент я запутаюсь и выдам нечто доказывающее мою вину.

Наблюдаю за небом. Оно темнеет, превращается в черное полотно, зазывает к себе, и я послушно подхожу к окну, приложив ладонь к холодному стеклу.

Никак не могу понять, что происходит. Дима не очнется? Не заговорит? Неужели я больше никогда его не увижу? Закрываю глаза. До сих пор ощущаю, как покалывают отеки на шее, и едва сдерживаю слезы, разрываясь между тем, чтобы ненавидеть этого человека и искренне жалеть.

– Зои! – восклицает кто-то, ворвавшись в кабинет. Я замечаю отца. Он подбегает ко мне и шумно выдыхает. – Меня не пускали. Конфликт интересов. Я пытался объяснить, что не хочу вмешиваться в судебный процесс, что просто должен тебя увидеть! – Он прижимает меня к себе. – Но они не слушали! Все сошли с ума, полиция города оцепила район школы, внизу одни репортеры, Елена пошла к Саше, но я не уверен, что ее пустили.

– Когда можно будет поехать домой? – Мой голос тихий. Отстраняюсь от отца и устало морщусь. – Не хочу здесь больше находиться.

– Понимаю, – кивает он. – Я поговорил со знакомыми из участка. Мы можем идти. Но завтра придется явиться на повторное слушание, Болконский открыл дело. Не знаю зачем. Есть ведь видео, и из него ясно, что парень покончил с собой. Но он…

– Он – его отец.

Константин нерешительно кивает.

– Ты как? Сильно болит? – Он касается пальцами моей шеи, а я отмахиваюсь. Мне так плохо, что хочется закричать, но я прикусываю губу и оставляю эмоции при себе, ведь никто их не поймет. Я сама их не понимаю.

– Все в порядке. Пошли домой.

Мы выходим из кабинета, и на меня тут же, будто цунами, обрушивается волна людей, микрофонов, вспышек. Все что-то кричат, орут, кто-то хватает меня за руку, но я вырываюсь и пугливо иду вперед, вцепившись в локоть отца, как в спасительный круг.

– Вы его убили? – орет женщина.

– Почему он прыгнул? – вопит мужчина.

Стараюсь никого не слушать. Бреду по знакомым коридорам и не узнаю их в ночном мраке и во вспышках фотоаппаратов.

Неожиданно понимаю: все эти люди жутко меня ненавидят. Они испепеляют мое лицо не удивлением, не жалостью, а презрением, будто именно я толкнула Диму вниз, будто именно я сжимала его ладонь, а затем и отпустила, не проронив ни единого слова. Но это ложь! Парень погиб, потому что сам прыгнул! Сам! Из глаз все-таки катятся слезы. Я неуклюже вытираю их свободной ладонью, иду вперед и внезапно слышу голос девушки.

– Он просто был сломан! – кричит она. – Ты бы могла его починить, если бы захотела!

Пытаюсь найти ее в толпе, но сталкиваюсь с рядом незнакомых осуждающих взглядов, которые прожигают мою кожу.

– Не останавливайся, – шепчет Константин и обнимает меня за плечи.

Уже через пару минут мы оказываемся на улице. Вижу Сашу и бегу к нему, ощутив острую необходимость в его поддержке. Брат сильно избит. Я нервно усмехаюсь и шепчу:

– Синяки на тебе никогда не заживают.

– Особенности иммунитета, – подыгрывает он.

Его подбородок упирается мне в макушку. Впиваюсь в плечи брата, будто в спасение, в свет, и чувствую, как его руки поглаживают мою спину. Открываю глаза и замечаю вдалеке Болконского. Он смотрит на меня. Привычно уложенные волосы – растрепаны, костюм – смят. Мужчина выглядит так, будто сожалеет о потере, будто ему действительно больно. Не хочу его видеть, но и глаз оторвать не могу. Я вдруг понимаю, что виновата. Виновата хотя бы потому, что не протянула руку. А должна была. Все мы должны. В любых ситуациях, при любых обстоятельствах. Но я не захотела. Решила, будет гораздо лучше, если Дима справится со всем в одиночку, однако забыла – очень часто справиться одному невозможно. Людям нужны другие люди, чтобы жить дальше. Имнужен тот, кто протянет руку.

– Зои, – шепчет Саша. – Там Теслер.

– Что?

Растерянно оборачиваюсь. Андрей стоит в тени, недалеко от школы. В парке. На нем темный капюшон, джинсы. Он смотрит на меня, и едва наши взгляды встречаются – делает несколько шагов вперед. Что ему нужно? Почему он пришел?

Порывисто вытираю под глазами мокрые полосы и оборачиваюсь к брату.

– Я должна поговорить с ним.

– Зои, не стоит, – советует он. – Тут столько репортеров! Вас заметят. К тому же папа вернется с минуты на минуту. Что я ему скажу?

– Пожалуйста. Мне это нужно.

Саша недовольно покачивает головой, но все же кивает.

– Только я больше не буду врать, – говорит он, едва я собираюсь рвануть с места. – Скажу папе правду, Зои. Я не хочу обманывать.

Первый порыв – разозлиться. Что он такое говорит? Сказать отцу, где я? Такая правда похлеще лжи, похлеще вечного вранья и лицемерия. Однако…

– Хорошо, – соглашаюсь я. Мне вдруг становится ясно, что никто не должен ради меня врать. Заставлять брата лгать родному отцу только оттого, что я боюсь осуждения? Хватит. Пусть каждый поступает так, как ему позволяет совесть. – Я буду на связи.

– Лучше просто будь в безопасности.

Аккуратно пробираюсь сквозь толпу людей, свесив на лицо копну темных густых волос, и добегаю до парка. Андрей стоит в тени высокого дерева. В черной простой одежде он похож на пантеру, готовую в любой момент прогрызть врагу горло. Опасный, холодный. Его взгляд падает на меня, когда я подхожу ближе.

– Ты цела?

В его глазах горит нечто мне еще незнакомое. Хочу дотронуться до раны на его губе, но вовремя замираю.

– Здесь нельзя находиться, – сообщает он.

– И что ты предлагаешь?

Теслер смотрит мне за спину. Задумчиво стискивает зубы и внезапно берет за руку. От его прикосновений сводит все тело.

– Пойдем.

– Куда?

– Туда, где безопасно.

Меньше всего на свете мне хочется опять разочаровываться в его словах и поступках, но одновременно с этим больше всего на свете мне хочется вновь быть с ним рядом. И поэтому я не сопротивляюсь. Пару раз оглядываюсь и, убедившись, что за нами никто не следит, иду за Андреем сквозь парк, темные дворы, незнакомые мне улицы. Я смотрю на наши пальцы и не понимаю, что испытывать. Разве он может быть таким: заботливым, обычным? Может сжимать мою ладонь и не задумываться над тем, правильно ли это или же огромная ошибка?

Мы подходим к высокому старому дому. Затем поднимаемся на седьмой этаж. Парень открывает дверь двадцать первой квартиры.

С интересом переступаю через порог и замираю, увидев небольшую красивую квартиру, заставленную новой мебелью. В воздухе до сих пор витает запах ремонта. На полу в коридоре валяются банки с краской. Около стены разложены газеты, на которые скинута грязная одежда.

– Хочешь есть?

Голодная ли я? Теслер пригласил меня к себе, теперь еще и чай предлагает? Может, тогда и планы на будущее обсудим? Чувствую себя ужасно неловко.

Покачиваю головой, а он рассеянно останавливается посреди комнаты. Зал освещен слабо. Как мне нравится. В холле стоит вытянутое зеркало, и, увидев себя, я жутко пугаюсь.

– О боже… – На шее – подтеки. По всему лицу – царапины.

Зажмуриваюсь и пытаюсь притвориться, будто ничего не происходило, будто это ночной кошмар. Кто бы мог подумать, что, сбежав от проблем в родном городе, я сильнее погрязну в целой веренице новых неприятностей?

– Надо обработать шею, – отрезает Андрей. Подзывает меня к себе, и я прохожу в зал.

Осматриваю комнату, пока он ищет аптечку. Скрещиваю на груди руки, устало вздыхаю и медленно присаживаюсь на край дивана, надеясь не показаться неприличной.

В квартире пустовато. Может, он только въехал? На черном столике стоят всего две рамки с фотографиями. На одной изображены мужчина и женщина – наверняка родители Андрея. На другой – та самая блондинка, с которой я видела его в парке. Неужели сестра? Тогда понятно, почему он искренне улыбался, будто работа не отняла у него последние капли человечности.

– Что произошло? – строгим голосом спрашивает Теслер, устроившись рядом. Его руки аккуратно убирают волосы с моей шеи, пальцы придавливают к ней теплый компресс.

– Дима, – шепчу я. – Он погиб.

– Я слышал. Но что случилось?

– Он узнал, что я его обманываю. Узнал имя человека… который мне нравится.

Лицо парня становится непроницаемым. Я думаю, сейчас он скажет что-то, разозлится или, наоборот, обнимет. Однако он лишь кивает. Встает и прячет пакет с медикаментами. Слежу за его движениями, сгорая от усталости. Голова кружится, и я слегка покачиваюсь назад.

– Тебе надо отдохнуть, – заключает Андрей. Садится передо мной на корточки и нежно касается пальцами синюшного от ударов подбородка. – Ты уверена, что все в порядке?

– Нет, – честно признаюсь я. – Но сейчас мне лучше.

– Почему?

Мы смотрим друг на друга слишком долго.

Все-таки набираюсь смелости и дотрагиваюсь пальцами до его подбитой губы. Парень тут же отворачивается, а меня пробирает гнев. Удивительно, что в таком состоянии я еще способна на подобные эмоции.

– Зои…

– Нет. – Я поднимаюсь с дивана. – Зачем ты хотел встретиться? Узнал что-то про Софью?

– Нет. Я должен был убедиться, что ты в порядке.

– Убедился? Отлично. Я ухожу.

Иду в коридор. Оборачиваюсь и вижу, как Андрей кивает. Опять.

Он опять меня отпускает.

– Да, – шепчет парень, пройдясь ладонями по черным волосам, – ты права.

Дикая обида прожигает все тело. В глазах стоят слезы. Почему он отрицает то, что и так очевидно? Почему не хочет быть рядом? Резко застегиваю на груди пуговицы, то ли пытаясь потянуть время, то ли пытаясь согреться, а затем слышу, как он спрашивает:

– Тебя подвезти?

– Нет.

– Сейчас на улице может быть опасно. Я бы не хотел…

– Просто сделай мне одолжение, – прошу я, прикрыв от усталости глаза, – помолчи.

– Зои, ну почему ты вечно все усложняешь?

– Ты сейчас издеваешься или говоришь серьезно?

Глаза Теслера чернеют от недовольства. Он достает из кармана телефон и как ни в чем не бывало отрезает:

– Я вызову такси.

Зажмуриваюсь, чтобы не кинуться на него с кулаками. Никогда раньше не испытывала такого дикого желания ударить человека, причем не защищаясь, не убегая, а просто так. От безумной злости. Вижу, как он кидает сотовый на диван и скрещивает на груди руки.

– Скоро подъедет, – сообщает он. Прожигает меня сосредоточенным взглядом и совсем не чувствует, как сложно мне сейчас держать равновесие. – Может…

– Нет.

– Зои, ты даже не услышала вопрос.

– Наплевать.

– Как самоуверенно.

– Я тебя не понимаю. Ты можешь… можешь больше не приближаться ко мне?

– Ты этого хочешь?

–Ты этого хочешь!

– Не говори ерунды, – злится Теслер. Он подходит к темному столу, как к единственному спасительному предмету, и неожиданно бьет по нему кулаком. – Что тебе от меня нужно? Чего ты ждешь? Считаешь, мы станем нормальными людьми? Будем ходить за руку, общаться, любить друг друга.

– Что в этом такого?

– Это – не для меня.

– Что ты скрываешь? – настаиваю я и подхожу к парню. – Я ведь вижу, ты не говоришь мне правду, ты постоянно меня обманываешь! Почему ты работаешь на Болконских?

– Так нужно.

– Они угрожают тебе? Угрожают твоей семье?

– Они угрожают всем, кто находится рядом со мной.

– Так вот в чем дело, – задыхаясь, шепчу я, – ты не хочешь, чтобы из-за тебя со мной что-то случилось? Ты боишься, что они узнают о нас и…

– Что? – Парень внезапно холодно усмехается и смотрит на меня такими темными глазами, что внутри все разрывается на части. – Узнают о… нас? Что ты себе навыдумывала? Думаешь, я хочу быть с тобой? Думаешь, я… люблю тебя?

– Но… это не так?

– Зои, – Теслер проходится ладонями по лицу и холодно отвечает: – Нет.

Его слова пробивают во мне дыру размером с океан. Я отшатываюсь и внезапно ощущаю себя неживой, пустой.

Ничего не говорю. Просто ухожу. Стены здания рушатся, дом рушится, мир рушится, мои суждения и грезы. А я ведь думала, что так не бывает.

Мне трудно дышать. Я вырываюсь на улицу и вскидываю голову, пытаясь ухватиться за красоту неба, его глубину, загадочность. Но вижу лишь темно-синюю пелену, так страшно и пугающе напоминающую мне глаза любимого человека. Грудь колит, и я не могу поверить, что бывает иначе. Что дышать можно легко, что стоять можно прямо, что голова может не гудеть от бешеного потока мыслей. Обнимаю себя. Повторяю: успокойся, успокойся, но плачу сильнее.

Неожиданно слышу, как хлопает дверца.

В глазах двоится, вижу я плохо, однако сознание успевает отреагировать быстрее, чем органы чувств. Меня будто пинают в живот. Весь кислород выходит из моих легких, едва я понимаю, что из черного матового автомобиля прямо на меня несутся двое высоких мужчин.

– О боже мой, – хриплю я, пошатнувшись назад. Дверь подъезда закрыта. Нет! Тянусь к домофону и леденею, забыв номер квартиры. – О нет, нет!

Слышу топот. Кожа покрывается мурашками, когда я понимаю, что эти люди совсем близко. Неужели Болконский послал их убить меня? Неужели это все – конец?

– Нет! – восклицаю я и дрожащими пальцами нажимаю на нужные цифры. Идет звонок. Резко оборачиваюсь, замечаю лица незнакомцев и тут же оказываюсь прижатой к холодному металлу чьим-то каменным телом. Один из мужчин смеется над моим ухом.

– Пожалуйста! – умоляю я. – Отпустите! – Он сжимает мои запястья. – Нет, нет!

– Зои?

Голос доносится из домофона. О боже. Мои глаза становятся огромными. Я судорожно выдыхаю и, сопротивляясь, кричу:

– Андрей! Андрей! Помоги! Ан…

– Достаточно, – шипит мужчина, ударяя меня рукой в солнечное сплетение.

Я вижу, как взрываются краски. Как падает небо. Как время замедляет свой ход. Застываю с криком на губах и падаю под гигантской силой притяжения.

Охранник тащит меня за собой, будто куклу. Как я ни пытаюсь вырваться – ничего не получается. Собрав волю в кулак, резко дергаюсь в сторону. На этот раз мне удается вырвать одну руку, и я хватаюсь ею за асфальт, не теряя надежды на спасение. Ломаю ногти и вдруг вижу вдалеке лицо Теслера.

Никогда его не забуду. Не забуду этот испуг и растерянность.

Кинувшись ко мне, парень кричит:

– Зои! – А я – дура – внезапно вновь начинаю верить в то, что он ко мне что-то чувствует. Тяну к нему свободную рук и шепчу:

– Андрей…

Я оказываюсь в плену нескольких стальных рук. Меня заталкивают в машину, связывают, но я все равно настойчиво смотрю на Андрея, на то, как он бежит ко мне, разрезая воздух звуком моего имени.

Автомобиль срывается с места. Один из мужчин пытается опустить меня вниз, но я лезу к лобовому стеклу, чтобы смотреть вего глаза, чтобы не потерять его из вида.

– Андрей, – продолжаю шептать я срывающимся голосом. Слезы застилают лицо, грудь ошпаривает дикий страх, едва я думаю о том, что будет дальше, и теперь я не шепчу. Теперь я смотрю на Теслера и кричу: – Андрей! Андрей!

А он все несется за мной. Не знаю, зачем он это делает. Наверное, надеется меня спасти.

– Охренеть, – скептически бросает один из мужчин, – сумасшедшие.

И грубо откидывает меня назад. Я в последний раз замечаю лицо Теслера, налетаю виском на что-то острое и отключаюсь.

Говорят, ничего не происходит просто так. Очнувшись в темноте и ощутив гнилой запах земли, я с трудом в это верю. Разлепляю глаза. Что происходит? Где я? Голова жутко кружится. Прикасаюсь ко лбу пальцами и рассеянно морщусь, почувствовав легкую боль. Комната черная. Маленькая. Из вытянутого прямоугольного окна прорывается один жалкий луч солнца, однако и он тонет во мраке.

– По теории вероятности, хотя бы ты должна была избежать этой участи.

Не уверена, что голос реальный. Скорее всего, я просто сошла с ума. Ударилась виском обо что-то тяжелое и навсегда потеряла способность адекватно мыслить.

– Скажи, что это хитроумный план.

Нет, я все-таки не рехнулась. Распахиваю глаза и зажимаю ладонями рот в жалких попытках удержать крик. Не может быть!

– Соня? – Мои плечи невольно содрогаются. Я смотрю на это загнанное в угол худощавое, растрепанное существо и вжимаюсь в ледяную стену. – Это… ты?

Девушка выглядит ужасно. Я кидаюсь к ней, несмотря на страх, крадущийся к сердцу, хватаю за костлявую руку и ужасаюсь, заметив кровоточащие следы от шприца. На моих глазах слезы. Порывисто вытираю их и обнимаю девушку, прижимая к себе изо всех сил.

– Ты жива! Что они с тобой сделали? Соня! – Мой голос тает с каждым сказанным словом. Блондинка сильно похудела. Лицо испачкано. Одежда порвана. Около вен на локте большие подтеки, ранки, и они сочатся, будто совсем недавно к ней приходили брать кровь. Ощупываю ее и всхлипываю. – Какой кошмар, боже, как ты? Ты меня слышишь?

– Конечно слышу, – мямлит девушка. Она улыбается, и ее вспотевшее лицо молодеет, словно эти несколько недель не отняли годы ее жизни. – Ты пришла за мной? У тебя есть план? Нас спасут? Зои, нас спасут?

Слова исчезают. Я смотрю на Соню, на то, как прижаты к груди ее худые ноги, как блестят глаза, и качаю головой.

– Что? – хрипит она.

Легкие сжимают невидимые силки. Я знаю, мне не пошевелиться, но блондинке, кажется, больше нечем дышать. Она закрывает глаза и хватается руками за волосы.

– Послушай! – молю я, ощущая дикую вину, усталость, гнев, ужас. Чувства смешиваются, и я начинаю сходить с ума, разрываемая ими на части. – Мы что-нибудь придумаем.

Блондинка не отвечает. Сворачивается в клубок на грязном дырявом матрасе, а я цепенею с мокрыми от слез дорожками на щеках. Поднимаюсь, плетусь к крошечному окну почти под самым потолком и встаю на носочки, чтобы увидеть местность.

Сердце екает, когда я вижу здания и оживленную улицу.

Что это? Мы в центре города?

– О боже мой.

Я беззащитно обхватываю себя руками. Нас ищут в совсем другом месте. Нас не найдут. Андрей говорил о базах за городом, что вполне логично и оправданно. Кто же станет искать пропавших девушек в самом сердце Питера?

Сжимаю кулаки и вновь смотрю на Соню.

– Мы выберемся, – чеканю я. – Слышишь? Ты будешь свободна.

– Свободна? – рявкает Соня, распахнув карие злые глаза. – Посмотри на меня! На это место и на свои дрожащие колени! Я думала, ты пришла спасти нас! Думала, все позади! Но нет, нет!

Девушка начинает рыдать, а я зажмуриваюсь, упрямо сдерживая в себе все эмоции, все слова и крики. Что же теперь делать? Как ждать помощи, если знаешь, что она не придет?

Массивная скрипучая дверь распахивается, едва я думаю о том, как было бы прекрасно поджечь ее взглядом. Удивленно вскидываю брови, чувствую, как в груди загорается надежда, но затем вижу неприятное лицо мужчины. Кажется, именно он вчера вечером связал мои руки. У незнакомца куча шрамов, борода и кривые зубы.

– Ты! – подмигивает он мне. – Босс хочет потолковать.

Софья вжимается в стену. Ее нижняя губа трясется, и мне кажется, девушка боится всего, что может последовать за приходом гостей. От этих мыслей вспыхивает все тело. Как же так? Как они могли? Это же… это немыслимо.

– Идем! – приказывает мужчина и выталкивает меня в коридор.

Тут мало света, однако он мне и не нужен. Достаточно того, что я слышу. От этих глухих звуков съеживается все тело, содрогается каждый нерв. Я бреду мимо рабочих отсеков, где за ширмой стонут девушки, мужчины.

В какой-то момент мне на глаза попадается столик с использованными шприцами, и я решаю больше не поднимать взгляд.

В здании есть лифт. В отличие от ободранных стен, он выглядит достаточно новым и чистым. Слежу за тем, как мужчина нажимает на нужный этаж, и испуганно сглатываю. Что будет дальше? Чего мне ждать?

Дверцы распахиваются. Мужчина хватает мой локоть толстыми пальцами и идет вперед, хромая на правую ногу. Надеюсь, это я повредила ее, когда пыталась спастись.

У Болконского нет личного кабинета. У него есть личный этаж. Целый ряд стен снесен под студию, в центре этой пугающей пустоты притаился длинный стол. На нем лампа. Стопка книг. Позади – шикарный вид на Санкт-Петербург.

Первый мой порыв кинуться прямо к окну. Вдруг заметят.

– Как странно видеть то, чего не видят другие.

Оборачиваюсь.

Валентин Болконский – прекрасно одетый, причесанный и самодовольный – идет ко мне, скрепив руки за спиной. Он не удостаивает меня взглядом. Проходит мимо и останавливается только перед стеклянной преградой, отражающей его лицемерное лицо.

– Мы можем видеть всех, кто находится внизу, а они нас – нет.

– Я хочу вернуться домой, – неожиданно твердо произношу я. Понятия не имею, что на меня находит, но я ощущаю себя сильной.

Болконский удивленно оборачивается.

– Что?

– За мной придут!

– За всеми должны были прийти.

– На этот раз вы связались не с тем человеком.

– Ты имеешь в виду Теслера? Хороший был парень.

– Был? – Через меня проходит разряд электрического тока. Я непонимающе хмурю лоб и пошатываюсь назад. – Что вы имеете в виду?

– А ты как думаешь? – Валентин садится за стол. Откидывается на спинку и вальяжно пожимает плечами. – Мужчину может испортить лишь одно – женщина.

– Что вы с ним сделали?

– А что я с ним могу сделать? Благодаря тебе его жизнь под большим вопросом. Если честно, меня дико злит, когда источник проблем – мои собственные работники. А я ведь стараюсь доверять каждому из них, стараюсь платить каждому столько, сколько ему нужно, стараюсь оплачивать реабилитационные процедуры их сестер, покрываю долги их отцов.

– Что? О чем вы говорите?

Валентин совершенно бесстрастно усмехается:

– Ты считала, что Теслеру нечем рисковать?

– Я не понимаю. – Растерянно морщу лоб. Висок до сих пор жжет от надоедливой раны. – При чем тут его сестра и отец?

– Тебя больше ничего не волнует? Не волнует подруга в камере, смерть моего сына?

Воспоминания о Диме будоражат тело. Я явственно ощущаю укол вины, но пытаюсь не меняться в лице, не показывать слабость. Нарочито спокойно отвечаю:

– Нет. Ничего из этого меня не тревожит.

– И спать хуже ты не станешь?

– Хуже уже некуда.

– Ты интересная девушка, – неожиданно восклицает Болконский и вновь поднимается с кресла. Он неспешно обходит стол и останавливается прямо перед моим носом. – Не страшно?

– А как вы думаете? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Я думаю, что еще никто в этом кабинете не разговаривал со мной в подобном тоне. Ты убила моего сына.

– Я его не убивала! Он…

Валентин бьет меня по щеке. Я ошеломленно зажмуриваюсь и касаюсь пальцами горящей щеки.

– Не стоит меня перебивать, Зои. Я – не мой сын. И не Теслер. Я не паду от твоих чар и не куплюсь на твои слова. – Он ждет моего ответа, и я еле заметно киваю. – Я позвал тебя не для разговоров. Я хочу, чтобы ты знала: с этого дня ты будешь находиться здесь, работать на меня. Не хочу врать: вряд ли ты протянешь больше месяца. Но ты ведь Зои Регнер. Ты и так сделала то, чего от тебя никто не ожидал. Поэтому…

Он расставляет руки в сторону и пожимает плечами, мол, кто знает, что будет дальше.

Прикусываю губы. Перед глазами все кружится, и, когда меня вновь запихивают в лифт, я еле стою на ногах. Ужас сковывает тело. Приказываю себе не плакать, но то и дело вытираю со щек слезы. Что делать? Господи, надо срочно уносить отсюда ноги! Но как?

Равнодушный взгляд Болконского так и стоит перед глазами. Он говорил о смерти Димы как о маленькой проблеме, плохо отразившейся на его бизнесе. Вновь чувствую укол вины, но упрямо встряхиваю головой. Сейчасне это важно.

Беглым взглядом исследую коридор и неожиданно замечаю то, что поможет спасти нам с блондинкой жизнь. Крепко стискиваю зубы. Мужчина заталкивает меня в камеру, захлопывает дверь, а я растягиваю губы в сумасшедшей ухмылке. Мне уже терять нечего.

– Зои? – голос Сони, как и прежде, слаб. Она не встает, но тянет ко мне вялые руки. – Это ты?

– Да.

– Что случилось? Что Болконский тебе сказал?

– Пожелал удачи.

Девушка явно не понимает, откуда в моем голосе столько сарказма. Она откашливается и привстает на локтях, пытаясь получше вглядеться в мое лицо, а я вздыхаю. Мне больно видеть ее такой. Больно видеть, в кого она превратилась. Шумно выдыхаю и подхожу к девушке.

– Соня, – беру ее за руки, – я вытащу тебя отсюда.

– Что? – не понимает она. – Но как? Это же невозможно.

– Возможно. Ты должна довериться мне.

– Но что ты задумала?

Крепко зажмуриваюсь. Мне так страшно, как никогда еще не было, в груди так больно, что даже дышать трудно. Но я не сдамся. Я не хочу умирать.

Шанс у нас только один. И пусть я умру – но воспользуюсь им.